119. (Не совсем) Наедине с собой (1/2)
Визерис сидел перед зеркалом и думал, как он отвык видеть себя... собой. Свои волосы, свои глаза — глаз, у него остался только один глаз, зато он больше не казался ни зелёным, ни голубым. Своя корона — она лежала прямо перед ним на небольшой подушечке. Парадокс, каких мало: быть больше всего собой, изображая кого-то совершенно от себя далёкого.
Ему не нравились синяки под глазами, не нравилась усталость, залегшая в уголках губ — они несомненно порадовали бы Коннингтона, спору нет, но он здесь не за неудачливым валонкаром старшего брата. Он здесь за мечом, короной и мальчиком, который их носит — кем бы он ни был.
Не сын Рейегара, не Блэкфайр... но и не просто лисениец: Шиповник позволял ему себя гладить.
Значит, близкая родня. Близкая родня, которая долго жила в Эссосе в последние лет двадцать-тридцать.
Он мысленно перебрал жертвы Летнего Замка: от Вейллы — Эстермонты и Баратеоны, от Дейллы — нынешняя королева, от Рей — Оберин, от Дункана — Джейханна и её дети, все здесь, все дома, кто же ещё? «Мейгор». Его вечно забывали, этого тихого принца, а ведь на преступления своих детей Эйгон Пятый ответил тем, что передал права наследования именно ему. Дед, конечно, такого простить не мог — дочь Мейгора даже не звалась принцессой, так — леди Люцерра. Которая как раз бежала в Эссос, более того, бежала с ребёнком, прижитым от любовника.
Любовник-то у неё был, конечно — он ей и помог с побегом, а вот была ли девочка именно от него... отец даже маму обвинял в супружеской неверности, что уж говорить о женщине нетяжёлого нрава.
Было бы забавно, окажись ”племянник” в самом деле его племянником — забавно и грустно, потому что ничто не могло отменить необходимости этого племянника обмануть, использовать, ограбить и, возможно, — убить. Почти-Рейегар из зеркала смотрел печально и понимающе: как же, как же, так и должно быть, тяжкие ноши ни с кем нельзя делить, друзья могут любить, но не могут понять, одинок и высок наш удел, удел последних драконов...
Одним коротким ударом Визерис разбил зеркало, но теперь печальный и понимающий Рейегар смотрел из каждого осколка, а изрезанные костяшки жгло, как огнём.
— Я не хочу быть тобой, — прошептал он. — Я не хочу быть тобой.
Скоро кто-нибудь придёт спрашивать, что за шум и звон, может быть даже с оружием наперевес. А тут он — с разбитым за правду зеркалом и раненой рукой: такой идиот, что только обнять и плакать. И даже объяснить как следует, почему разбил и что ему вдруг стало не так, не сумел бы. Просто вдруг ощутил себя Рейегаром и стало мерзко на душе.
— Могу подсказать, — судя по тому, что голос был незнакомый, это опять был покойник.
— Подскажи, — устало согласился он.
— Тебе противно от того, что ты творишь низости во имя высокой цели, — ответил голос. — И от того, что ты не веришь ни в высоту цели, ни в необходимость низостей. А брат для тебя — образец такого поведения.