95. Ты (не) один (2/2)
«Сделал всё, как она сказала, что не так-то?»
— Медленнее, Вери, медленнее! — расхохотался Оберин. — А то получился немой ужас какой-то. И не таращь так глаза. И бедро попробуй в сторону чуть отвести. Вот так, да, уже на что-то похоже. Будем на каждой стоянке отрабатывать, пока не научишься как следует, уж больно ты безнадёжен.
— А теперь переходим к игривым диалогам! — захлопала в ладоши Эллария в предвкушении.
«Нашли себе шута бесплатного, злые люди».
После жизни в Винтерфелле он имел представление, как себя ведут дети и родители, и был совершенно уверен, что леди Кейтилин никогда бы не позволила, например, Сансе отрабатывать соблазнение, например, принца на лорде Старке. И точно не Роббу, которого зачем-то нужно было бы нарядить девушкой.
Он начал размышлять, зачем, потом представлять девушку-Робба (а хорошенькая была бы рыжуля, главное усы сбрить), потом — как эта рыжуля отрабатывает приёмы соблазнения, на полумейстере, конечно, ведь на ком ещё, на Теоне нельзя, завалит сначала, опознает только потом... и Робб будет нещадно смущаться и краснеть, потому что он ненавидит всё непристойное, а игры в соблазнения — очень непристойная штука...
Это подало ему идею и он попытался смутиться.
На седьмой картинке из ”Игры в дракона” щёки наконец запылали.
— Я не знаю, о чём ты думаешь, но румянец тебе идёт, — одобрил Оберин. — Но всё-таки хватит загадочного молчания, попробуй вступить в диалог.
— Какая хорошая сегодня погода? — предложил Визерис.
— Пошло, — отмёл тот.
— У вас глаза настоящего валирийца?
— Ещё более пошло.
— Ну, я не знаю.... хотите поиграть с моим драконом?
— Обычно такое предлагают мужчины, а не мужчинам!
Эллария покачала головой:
— И как только с такими навыками в области соблазнения ты ухитрился захомутать и дочку Старка, и дочку Элии...
— Я им не мешал, — честно ответил Визерис. — Санса мне сказала, что я должен быть её принцем, и я рассудил, что было бы невежливо отказаться, а Рейнис... — он вспомнил вкус её поцелуев, жар её губ на своих губах, жар её тела, ощутимый даже сквозь ткань, — в общем, с ней было очень похоже. Она попросила поцеловать её и я понял, что влюбился, как-то так.
— Вери, — торжественно провозгласил Оберин, — больше никому никогда это не рассказывай. Ты опозоришь имя моего почётного сына.
Забавно, что они не спросили про Винафрид. Понимали, должно быть, что тут про любовь речи вообще не идёт, только про удобство. Ей — свобода и статус, ему — дети и выполнить сделку с Узурпатором, не более того. Он, пожалуй, на что-то надеялся... но его утренний дар она приняла с той же охотой, что ядовитую змею, и надежда как-то увяла.
А теперь — если, конечно, Рейнис не окажется какой-нибудь чертовкой — и надеяться уже не хотелось.
— Ну хорошо, давайте попробуем так... я хорошо помню вашего отца, он прекрасно играл на арфе. Я не любила его песни — слишком печальны они были...
— Ты Дейнерис. Ты ещё не родилась, когда Рейгар уже сдох!
— Да твою ж мать...
— Многие и многократно, ко взаимному удовольствию, Альбин свидетель. К делу, юноша, к делу!
В воздухе витал аромат лимонных цветов и лимонной цедры, дорнийского вина и дорнийских пряностей, и Визерис понял, впервые в своей жизни, что есть вещи, которые невозможно потерять — они навсегда остаются рядом. В дорогих людях, в светлых воспоминаниях, в словах, в делах... его лимоновый сад никуда не делся. Он просто скрылся на время за пеленой тоски и забот, вот и всё. Рейнис, Оберин, Эллария — они напомнили ему эту простую истину, и он был им благодарен.
— А за вами тоже охотились убийцы Узурпатора?..