66. Сон Визериса (1/2)

Она пришла к нему во сне — совсем не такая, какой он её помнил. Взрослая, стройная, как деревце, с длинными косами в дорнийском стиле. Такие носила её мать. В красном и чёрном придворном платье. Такое носила его мать. На красной ткани чёрные косы и золотые нити в них смотрелись, как узор. Занятный сон, странный сон, неожиданный.

«Всё лучше, чем огонь — огонь на голове, огонь на улицах. Всё лучше, чем старый Старк и молодой, кричащие навстречу друг другу.»

— Здравствуй, Рейенис. Давно не виделись.

Как это бывает во сне, он сразу её узнал, несмотря на возраст.

— Здравствуй, Визерис, — она кивнула, села рядом с ним. — Красивый сад ты себе придумал.

— Я не придумал. Это Лимоновый Сад, поместье в Дорне. Мы там жили, я и Дени, и леди Эллария, а княжич Оберин нас навещал.

— Ты был там счастлив?

— Не знаю. Наверное.

— Ты никогда не знаешь, — Рейенис рассмеялась. — Помнишь, я приходила к тебе ночью, когда шёл дождь? Боялась ройнарских водяных. Я спрашивала: «Братик, тебе страшно?», а ты мне отвечал: «Не знаю, наверное». Не знаешь, счастлив ли ты, не знаешь, страшно ли... о чём ты знаешь?

— Что ничего не знаю, как Софронискид из Матариса?

Они молчали, шагая по дорожке между лимонов.

— Почему ты мне снишься, Рейнис? Ты мне не снилась очень много лет.

«Не снилась такой — ни разу. Мёртвой — слишком часто. А маленькой — давным-давно, когда я ещё не был родителем Дейенерис, а просто мальчиком».

— Ты скоро женишься, не так ли? А я всё-таки твоя невеста. Помнишь?

Он помнил. Мама дала ему младенца и сказала: «Твоя невеста, Рейенис. Береги её». Но он не уберёг. Ни Рейенис, ни Элию, ни маму, никого. Только Дейенерис, и то случайно.

— Я знаю этот вид! Ты снова печалишься, Визерис-плакса!

— Рейенис-задавака, — откликнулся он, не думая. — Рейенис-зануда. Мне есть о чём печалиться. Мы живы, а жить непросто. Очень много дел.

— Ты всегда был лентяем, — согласилась та. — Но никогда не звал меня дорнийкой, чернушкой и уродиной. За это мы с мамой тебя и любили.

— Твой дядя как-то звал меня дорнийцем. Мы жили в Дорне, — объяснил Визерис. — Что до печали... думаю о свадьбе, вот и печалюсь.

Он сорвал лимон, подбросил на ладони. Подцепил ногтем у основанья, начал чистить.

— Не любишь? — Рейенис склонила голову набок, так что косы показались ещё длиннее.

— Не знаю, — он рассмеялся, спрятал лицо в ладони. — Да, опять не знаю! Не смейся! Она красивая и властная, неглупая, решительная... но ей четырнадцать, и я всё время пытаюсь от неё сбежать, она права. Она не хочет, чтоб я сбегал — и тут она права, опять же, но...

— Но ей четырнадцать, и ты влюблён скорее в саму любовь, чем в эту девушку? — спросила Рейенис. — На тебя похоже.

— Я хотел однажды выдать её замуж, печально посмотреть ей вслед, и чтобы любовь осталась памятью о светлом и нежном, — честно ответил он. — Рейгарщина какая-то, — скривился.

— Не без того. Но ты её хотя бы не похитил и не обрюхатил — пока что.

— И не собираюсь. Ближайшие пять лет так точно. Просто, кхем, не смогу.

Он щедро протянул ей половину и сунул дольку в рот. Лимоны в этом саду были отменные — не кислые, а кисло-сладкие, медовые. Такие бывают только в Дорне.

— Зато есть один плюс! Герб Старков. Он лучше герба Дарклинов. От этих ромбов рябит в глазах, мой брачный плащ похож на шутовской.

— Да и девиз у них... «В служенье счастье» не про тебя, мой маленький король. Ты слишком любишь решать за себя сам и направлять других.

— Не люблю, не надо. Я восемь лет служил и был счастливее, чем в детстве.