63. Молитва Отцу (1/2)
— Отец наш и мать, всё в ваших руках — прошу, сохраните молитву в сердцах, ветра в океане, корабль в тумане и свет в небесах, — снова и снова бормотал Деван.
Мейстер Крессен говорил, это даже не молитва, а так — заклинание, народная магия с применением богов в качестве особенно сильных духов. «Молиться надо иначе. Но Деван пока иначе не умеет, поэтому не мешайте ему, леди Ширен», — завершал он.
Поэтому она не стала мешать Девану, а просто, поморщившись, вырвала у себя несколько волосков, подобрала пару листьев и веточку и сделала маленькую птичку. Птичка свисала с сучка и трепетала на слабом ветерке, готовая отнести её просьбы Небесному Отцу. Ширен сложила ладони и тихонько запела единственный его гимн, который она помнила:
— Самый быстрый среди птиц,
Сокол света, лорд ветров,
Справедливость без границ,
Кормчий корабля миров... — от слов пахло ладаном, морской солью, свежей рыбой и яблоками из Эйгонова Сада; бедные поля и огороды Драконьего Камня давали свой урожай куда позже, поэтому на обряд «освящения плодов земли» несли то, что было. А потом танцевали, рука в руке, знать и простонародье, потому что перед Небесным Отцом все равны, и даже папу иногда удавалось втянуть в хоровод, пусть и только ради долга...
Вскрик Красной Женщины вырвал её из светлых воспоминаний, заставил прервать молитву. Резкий порыв ветра сорвал птицу и бросил в костёр и оттуда донёсся низкий мужской голос:
— Мелони? Мелони, ты?
Красная Женщина никогда не плакала. Мейстер Крессен как раз рассказывал Ширен о добродетели снисхождения(1) — и Красная Женщина, казалось, её воплощала. Мягкая улыбка в ответ на любую грубость, никогда ни крика, ни брани — впрочем, оно и логично. Она ведь мнила себя служительницей единственного настоящего бога, перед которым даже короли — пыль и прах.
Но сейчас эта невозмутимая личность сидела перед костром, спрятав лицо в ладони, и горько плакала, так что аж плечи у неё тряслись.
И её было жалко. Она не боялась прорицать погибель мироздания, не боялась спорить с папой — но какой-то голос из огня, и она превратилась в обычную женщину в дурацком красном наряде.
Ширен подошла, присела рядом с ней и положила ей руку на плечо.
Постепенно всхлипы затихли. Теперь следовало поговорить, чтобы не дать ей снова сорваться в рыдания:
— А кто это был?
— Отец, — тихо ответила Красная Женщина.
— Твой папа? — изумился Деван. Да уж, то, что у неё были родители... что она когда-то, наверное, была обычной девочкой... это не очень укладывалось в голове.
— Мой отец, — поправила та. — Он был... совсем не папа.
— Я зову папу папой, — возразила Ширен.
— Довод, моя леди. — Женщина издала странный горловой звук — смешок, это был смешок, превратившийся во всхлип. — Он был похож на Азора Ахая, да. Только шире. В плечах, в груди... вообще был широкий человек. Мачеха всё говорила ему: «Тебя бы сузить, милый мой, а то свет застишь и в двери не проходишь».
— Мачеха?
— Мачеха, — та кивнула. — Моя мама погибла в море, но мачеха была лучшей из людей и никогда не просила её забыть... — Красная Женщина (нет, Мелони — её зовут Мелони) резким движением вытерла слёзы и поднялась. — Впрочем, не время грустить, мне надо поймать вам новый обед, моя леди.
* * *</p>
Джой Хилл бежала по коридору — вниз, вниз, вниз — когда её поймал за руку кузен Тай.
— И куда это ты собралась? — спросил он, дыша винными парами.
Его брат Вил Фрей и другой Виллем, близнец Мартина, отмечали сегодня именины. С их-то праздничного стола она и собрала свою корзинку. В Кастерли постоянно кто-то что-то отмечал, столько здесь жило народу, но сейчас Джой была этому совсем не рада.
— В Валирию, — пискнула она.
Так учила говорить мама, и хотя с тех пор Джой выросла и расцвела, ответ не изменился. Она идёт в Валирию, к далёким берегам, к колдуньям и драконам, неведомым богам. Всё как в детстве. Мартин и Виллем, и кузен Тай, и кузен Вил — да все её кузены, и даже лорд Джейме, когда-то тоже играли с ней в Валирию — не настоящую, конечно. Они были её верными матросами, а она — их храбрым капитаном.
— А не слишком ли ты взрослая, чтобы бегать в Валирию, а, Джой?