33. Калейдоскоп кадров (1/2)

— Я иду с тобой, — заявил Чокнутый.

У Бриндена это вызвало больше вопросов, чем ему бы хотелось, но большинство укладывалось в «Какого лешего?». Нейрис осуждающе смотрела на него, а Эймон вопросил:

— С тобой — это с кем? Если он ходит с кровосмесителем, то пусть себе идет в седьмое пекло. А Сестра проводит.

Тёмная Сестра, надёжный друг.

— Со мной? — спросил он вежливо.

— С тобой, Трёхглазый, с тобой. Мне дети леса сказали, где тебя искать, — Чокнутый присел на пень. — Хотел спросить совета и указаний. Манс ушёл в Застенье, сказал — на Юг.

— За рогом Джорамуна?

— За ним. Я должен его вернуть — Манса, не рог.

— Сам вернётся, — отмахнулся Бринден. Не так красиво, как умел когда-то. Но выразительно.

— Он опоздает. Зима спешит быстрее, чем мы думали, ворон. Даже ты вылетел из гнезда и идёшь. В воздухе пахнет песней... — мечтательно сказал он. — Новой песней о новых героях.

Призраки нахмурились.

— Звучит зловеще, — сказала Гвенис.

— За песни герои платят кровью, — согласился философ-Эйрис.

— Гони его к чертям, — порекомендовал Мейкар.

— Я за учеником, а не за рогом, Мансом или чёртом лысым, — сердито сказал Бринден. — Ты хочешь его ловить? Лови. Надо быть безумцем, чтоб лезть в Застенье без карты и без знаний... но ты и есть безумец. Один совет: иди на запад. Там никто не охраняет мост, пройдёшь, как миленький.

— Спасибо за совет! — тот улыбнулся, махнул рукой. — До встречи, Трёхглазый! До боя с огнём и холодом!

Бринден молча закатил глаза. Надо было идти вперёд. И сменить тело после Дозора-у-Моря, одичалым нечего делать на севере.

— Надо составить список, — сказала Мэр; она любила списки, графики и схемы. — Начертим табличку: грехи, кандидаты, мобильность кандидатов... хорошо бы на сей раз кого-то бессемейного. Мы, конечно, разобрались с этими бедными женщинами, но второй раз придумывать, как и куда девать семьдесят человек...

* * *</p>

— И всё-таки, ты веришь в чудеса, — Эллария запустила руку в волосы Оберина, перебирая жёсткие чёрные пряди — и белые, уже немало белых. Времени никого не жалко, оно бежит, бежит...

— Я ни во что не верю, — ответил тот, ловя её руку, целуя в запястье. — Кроме себя и Дорна. И тебя, любовь моя.

— Не веришь, но ты их взял, — она указала взглядом на сундук, стоявший в углу каюты.

Оберин сам не знал, зачем. Зачем пробрался в Копьё, зачем украл их. Зачем грузил тишком, как контрабанду — да контрабанда они и есть. Он не верил в чудеса.