2. Lavender (ラベンダ) (1/2)

1622 год, Япония, Эдо.

Кадзуха выматерился. Конечно, именно сейчас, когда деньги были нужны ему как никогда, они закончились. Ронин выгреб пару монет из кармана.

— Извините. — Каэдэхара натянуто улыбнулся женщине. — Кажется, я забыл кошелёк дома.

— Ничего страшного. — дама улыбнулась. Кадзуха был частым клиентом в их заведении, поэтому ему доверяли. — Вы можете провести время с нашими девушками, а заплатить уже позже.

— Нет, спасибо. Я не привык пользоваться услугами без оплаты. Я вернусь позже.

Каэдэхара направился к двери.

— Всего хорошего. — Послышалось ему вслед.

Блондин не ответил.

Выйдя на улицу, Кадзуха вдохнул свежий, ночной воздух Эдо. Город кипел людьми, женщины и мужчины ходили по широким дорогам вверх и вниз, у каждого были свои заботы и переживая, каждый спешил по своим делам. Среди жителей, прожигающих жизнь в Ëсиваре, скрывались примерные семьянины и опасные преступники. Ронин каждой частичкой души ненавидел первых. Он вырос среди людей, которые твердили, что измена — это худшее преступление, а наказание им одно — смерть. Маленький самурай этому свято верил. А затем упал лицом в грязь. После изгнания суровая реальность предстала перед ним во всем красе и сказка закончилась. По привычке доверял людям, безоговорочно бросаясь к ним с любовью и открытым сердцем, а затем… получал плевок в лицо. Жизнь в Эдо научила его многому. И первое правило гласило — «Никому не доверять. Никогда». Пару месяцев такой жизни превратили верного самурая в изменчивого ронина. Не преданного своему долгу, а эгоистично готовому пойти на всё ради собственной выгоды. А пролитая кровь не только покрывала локти, но и топила Каэдэхару с головой, лишая и шанса на глоток свежего воздуха. Иногда Кадзухе было интересно, что бы сказал он, увидев его таким? Назвал бы солнцем или испуганно отшатнулся, выкрикнув «монстр»? А может даже убил?

Когда накатывали такие мысли, Кадзуха шёл в Ëсивару. Заказывал самое крепкое сакэ и выбирал самых дорогих девушек. Он не ограничивался одной, чаще выбирая двух, трёх или даже четырёх ойран<span class="footnote" id="fn_32149114_0"></span>. Девушки окружали ронина, курили и пили вместе с ним. Собственные мысли уходили на второй план. Девушки смеялись и пели, и Кадзуха забывал свою боль. Если было совсем трудно, то Каэдэхара отказывался от смеха, предпочитая постельные утехи. Он никогда не был нежен и никогда не целовал ни одну из своих партнёрш. В его голове всё ещё звучали его слова ”Целуй только тех, кого любишь, солнце. А я люблю тебя”. И поцелуи — нежные, лёгкие, дающие жизнь, они были для Кадзухи водой посреди пустыни. А потом он лишился воды. И гибнул от жажды.

Из мыслей Кадзуху вырвал толчок в плечо. Из дверей вышла компания.

— Эй, смотри куда идешь! — крикнул явно пьяный мужчина. Его друзья поддержали фразу громким смехом. Кадзуха бросил на него равнодушный взгляд. Его давно не трогали подобные поступки, хотя раньше он бы уже вызвал человека на бой. Сейчас ему было наплевать. Этот человек всё равно умрёт.

Не удостоив мужчину ответом, Каэдэхара пошёл прочь. Пьяных это не устроило.

— Эй ты! — выкрикнул кто-то. — Ты выглядишь слишком скромным! Не девушка ли ты случаем? Давайте проверим!

Вновь раздался пьяный смех. Мужчины окружили Кадзуху. «Спокойно. Они пьяны. Я не причиняю вреда невинным. Я…» — Кадзуха ошарашенно замер. Один из мужчин схватил его за рукав, грубо развернув лицом к себе. От мужчины несло дешёвым алкоголем.

— Отпусти. — процедил блондин сквозь сжатые зубы.

— Ишь какой дерзкий нашелся, как ты заговоришь, когда тебе врежут? — видимо, недовольство заводило мужчин ещё сильнее.

Каэдэхара про себя рассмеялся. Все эти угрозы были пустые и ни один из «сильных» задир даже не держал оружие в руках. Что уж говорить о том, что пережил сам ронин за свою недолгую жизнь. Такие люди его раздражали, они не ценили свое беззаботное существование, думая что сила — это великий дар, хоть по факту она являлась наказанием и клеймом на всю жизнь.

Кадзуха не хотел обнажать меч и привлекать лишнее внимание, тем более они всё ещё находились перед дверьми борделя. У него здесь была очень неплохая репутация, а ещё тут подавали очень неплохой сакэ и обслуживали очень неплохие девушки. Таких мест не так много в Эдо. Было бы грустно терять всё это.

— Отпусти. — Громче и чётче повторил Кадзуха, когда выражение лица осталось невозмутимым. Черт, они привлекали внимание.

— Что такое? Слишком самоуверен, сейчас мы это исправим.

Мужчина уродливо ухмыльнулся, а круг за его спиной сузился, так, что он чувствовал дыхание на шее. Кадзуха скрипнул зубами. Видимо, сегодня он всë-таки привлечёт внимание. Главное не здесь. Каэдэхара вовсе не хотел подставлять ойран. Главный из компании пьяных поднял руку, метнув в воздух, что было очень нелепо, от человека, который едва держал себя на ногах.

— Я сказал, отпусти, — Кадзуха хватает чужую руку, легко останавливая у своего лица и одаряя мужчину холодным, проницательным взглядом. Ощутимо сжимает запястье, не смея передавить, — не то кости переломаю.

Мужчина ошарашенно делает шаг назад, поднимая руку вверх и пытаясь вырваться из мертвой хватки ронина. Он отпускает. Они начали первые и вполне получили по заслугам, больше нет смысла тратить на них силы. Толпа расходится, давая свободно вздохнуть.

— Что тут происходит? — на шум вышел ронин, охраняющий заведение. При виде человека с мечом пьяницы совсем струсили, спеша разойтись.

— Всё в порядке, господин. Мы просто немного поговорили. — Кадзуха вежливо улыбнулся.

Ронин кивнул и вернулся на свой пост. Но мужчины не осмелились больше приставать к блондину, а вскоре и вовсе ушли вниз по дороге. Каэдэхара решил последовать их примеру, но пойти в другую сторону. Он наизусть знал этот район.

Повернув за угол, Кадзуха подошёл к небольшому дому. Здесь продавали самый вкусный сакэ в городе. Но место было выбрано крайне неудачно, здесь почти никто никогда не бывал. Всë-таки даже самые отважные самураи приходили в Ëсивару для расслабления и отдыха, а не чтобы оглядываться на каждом шагу и бояться удара со спины. В отличие от центра улицы, где играла музыка, светили красочные фонари, и громко кричали зазывалы, здесь была мертвая тишина и только один тусклый фонарь освещал песчаную дорогу. Зная это, Каэдэхара платил двойную сумму за напитки. Он не хотел разорения и закрытия. Возможно это глупо, так раскидываться деньгами, но, если с ними проблем не было, почему нет?

— Два сосуда с сакэ, пожалуйста. — блондин протянул все оставшиеся деньги, до последней монетки. Их хватало ровно на два сосуда. О деньгах можно подумать и потом. А если тело наконец не расслабиться за весь тяжёлый день, он сойдёт с ума.

— Сейчас, господин. — за прилавком стояла девчушка лет четырнадцати. Спутанные чёрные волосы были убраны заколкой назад. Она выглядела как типичные служанки в борделях.

Кадзуха знал её. Она была дочерью владельца и местной юдзë. Они знали друг друга уже пару лет. Ронин тогда был ранен и случайно наткнулся на девочку. Она помогла ему перевязать раны, дала выпить для облегчения и накормила вкусным обедом. Кадзуха всегда помнил доброту. Коллеи стала для него кем-то вроде младшей сестры, за которой он следил и опекал. Он часто навещал её, научил основам самообороны и помог с долгами. Взамен Коллеи наливала ему лучший сакэ. Да, обмен был неравноценным, но обоих он устраивал.

— Какой я тебе «господин»? Ты отроду меня так не называла.

— Тшшшш! — Коллеи прижала палец ко рту. — Потом объясню. — прошептала одними губами. И протянула два сосуда.

Кадзуха недоуменно поднял бровь. «Ну ладно. Её дело» — и отошёл в сторону. Вскрыл сосуд и глотнул. Во рту растекся знакомый вкус сакуры. Ещё и за это Каэдэхара любил данное место. Нигде, кроме него, не подавали такого сакэ. Даже в его любимом борделе были лишь сладкие и фруктовые вкусы. Накатили привычные тепло и спокойствие.

«Ты так жалок» — проносится в голове по отношению к самому себе, и Кадзуха ежится от горьковатого послевкусия, с грустной улыбкой делая ещё глоток. Терпкий вкус напитка был запечатлён глубоко в памяти, прохладная жидкость уже не приносит былого удовольствия, а является горьким лекарством. От жизни? Он не может прожить и дня без двух кувшинов саке. Ровно два кувшина. Этого слишком мало, не получится довести организм до неподвижного состояния и полностью отключить мозги, не контролируя собственные действия. Однако этого достаточно, чтобы разморить себя до приятной усталости и спокойно уснуть, не тревожась о чем-то, что снится в кошмарах. Или о ком-то.

— Ты ещё тут! — прервала его мысли Коллеи. — Слушай, прости что так вышло, я сейчас всё объясню. — Каэдэхара внимательно уставился на девушку. — Так вот. К отцу приехал важный господин. И! И! И он хочет меня купить!

— Тебя? Купить? Да ты ведь слишком взрослая, чтобы тебя учить. Куда ты такая сгодишься?

— Понятия не имею. Но вот что я бы делала здесь? В этой дыре, куда никто, кроме тебя, не ходит. Отец скоро умрёт, а я без него не смогу. — Кадзуха отвел глаза, не в силах выдержать взгляд ребенка, который в таком возрасте знал всю правду и пытался бороться с неизбежным. Отчасти именно ронин ее этому научил, всё лучше, чем смотреть на мир через розовые очки, но реальность была сурова. Он знал, что отец Коллеи умирает от неизлечимой болезни. Блондин даже покупал ему лекарства, но они не помогали. Да и владелец магазинчика, узнав о тратах, отказался пить. Насколько Каэдэхара знал, болезни, подхваченные от юдзë, были неизличимы. Но Коллеи не могла смотреть на умирающего отца, поэтому искала новые способы зарабатывания денег и хоть чем то помочь. Кадзуха всё хотел сказать, что лучше думать о своем будущем, обучиться и уехать в одиночку, но это разбило бы девушке сердце.

— А там у тебя будет дело?

— Я даже не знаю кто этот господин. И куда он хочет меня купить. Но я надеюсь, что там смогу разбогатеть. Тогда я вернусь и спасу отца!

— Удачи. — Кадзуха не стал говорить ей правду. Он давно хотел это сделать, ещё с разговора с лекарем, но разрушить надежды Коллеи не мог. Каэдэхара просто не мог, глядя в лицо девчонки, сказать ей что и она, и её отец обречены на смерть.

— Ты совсем не рад!

— Я рад. — искренне возразил ронин, хоть на лице и была грустная улыбка. — Но я волнуюсь за тебя. Кто знает, что с тобой могут сделать.

— Я не боюсь. Я знаю, я сильная — я выдержу. И вернусь. И мой отец будет жить. А потом мы вместе уедем к морю. Вот увидишь! — молодой голос был полон надежд, а в глазах, впервые за долгое время, блестел радостный огонёк.

— Звучит замечательно. Надеюсь, вы будете продавать и на море. Тогда я приеду.

— Ты приедешь ради выпивки? Не ради меня?

— Пффф, девчонка, ты не настолько важна для меня. — Кадзуха закатил глаза и глотнул ещё сакэ. Коллеи рассмеялась.

— Я тоже тебя люблю.

— Коллеи! Девчонка! Где ты там ходишь? Иди сюда, нам надо поговорить! — раздался мужской голос. Коллеи подскочила.

— Мне пора! Надо поговорить с отцом и господином.

— Удачи. — повторился Кадзуха. — Всё будет как ты хочешь. — И, развернувшись, пошёл прочь.

— Подожди! — крикнули ему в спину. Блондин остановился. — Возьми.

Ронин обернулся. За его спиной стояла Коллеи и протягивала ящик.

— Что это?

— Сакэ. Твой любимый сорт. Не надо возражать, я знаю, что ты всегда платишь двойную сумму. За два года скопилось целое море, что мы тебе должны. Это, конечно, не море, но…

— Спасибо. — Каэдэхара взял ящик и поставил туда два сосуда, купленных до этого.

— Тебе спасибо. Ты скрашивал мою жизнь два года.

— Почему это так похоже на прощание? — Кадзуха не мог отделаться от этой мысли. — Я ненавижу прощания.

— Я тоже. — Коллеи улыбнулась. — Но мы не прощаемся. Мы ещё встретимся.

— Обещаешь? — Кадзуха знал ответ. И знал что будет.

— Обещаю. Верь мне.

— Прощай. — Вместо ответа Каэдэхара мотнул головой. Он знал, что это конец. Давать пустые надежды ужасно, по этому стоило поставить точку им обоим.

— Коллеи! Где тебя носит, несносная девчонка?!

— Иду, отец! Удачи, Самурай!

Каэдэхара улыбнулся.

— Спасибо. — прошептал он. — Ты дарила мне свет. Прощай.

***

Блондин лежит на футоне, за окном уже рассвет. Рядом лежит три, вместо привычных двух сосудов из-под саке. Голова побаливает, Каэдэхара давно не превышал привычное количество алкоголя. Ронин решает не обращать внимания на подобные мелочи, не в первый же раз, лучше сходить купить завтрак. Кадзуха знает — от наполненного желудка проходят все его телесные боли. Он поднимается с футона, быстро набрасывая верхнюю одежду, и привычно лезет за деньгами в подпольный тайник. И замирает. Срывает половицу, не обращая внимания на оставшуюся дырку и падает на колени, ощупывая двумя руками дно тайника. Пусто. Впервые за все эти годы Каэдэхара Кадзуха нищий. Осознание невозможности купить даже суши ударяет по бывшему самураю. Кадзуха давно забыл какого это — вести счёт деньгам. Видимо, придётся вспоминать.

Сейчас можно только мечтать о красивых женщинах, так нежно напевающих что-то, когда ронин находится на пороге реальности и сна. Сейчас можно только мечтать о еде, утоляющей не только физический, но и эстетический голод.

Сейчас в доме у ронина только ящик алкоголя.

Кадзуха морщится от горечи, делая очередной глоток. Сакэ отлично утоляет жажду и голод. Но от них не получится сбежать с помощью алкоголя — Каэдэхара знает. Под кожей давно зудит желание вновь рискнуть жизнью, вновь ограбить, вновь убить.

— К чёрту, — Каэдэхара откладывает сосуд, встав с постели. Небольшой свиток оказывается в руках. Все запланированные банкеты на ближайшие полгода. Не опасно ли держать такую информацию «дома»? Каэдэхару это не волнует, в случае чего он просто спалит всё к чертям, что тут терять. Везение вновь играет ему на руку. Пышный банкет будет завтра, а значит у ронина наконец-то будет достаток золотых монет. И — если сойдутся звезды — он даже сможет утолить свой голод. Не голод, терзающий еду желудок с самого пробуждения, а голод, пожирающий его кровь и кости. Внутри Каэдэхары сидит монстр, голодный и жаждущий. Каэдэхара кормит его алкоголем и сексом, но знает — лишь кровь утолит его жажду, заставит вновь заснуть. Надолго ли?

Ронин встряхивает головой, отгоняя ненужные мысли. Сейчас надо поискать, быть может, какая-то еда есть в резиденции.

***

Кадзуха закинул мешок на плечо. Тот с тихим звоном ударился о спину, заставляя ронина вздрогнуть. Но он знает — хозяева отправили всю стражу в главный дом, покои хозяев сейчас охраняются лишь ночным ветром и Луной. В случае чего Кадзуха в любом своём состоянии сможет сказать свои действия: быстро бросить мешок на пол и смыться по-тихому. Разумеется, это был бы наихудший исход событий. Никому, а особенно вору, не хочется терять средства к существованию. Только вот если для обычного человека это была всего лишь дополнительная работа или экономия, то для вора это было смертельно опасным занятием.

Кадзуха вышел в коридор. В любую минуту всё может пойти не по плану и сюда прибегут все, кто только могут. Шанс мал, люди слишком глупы, но всё же он есть. Кадзуха знал что такое риск, а уж тем более, что если он оправданный. Он спокойно грабил дома во время праздников или же в отсутствии владельцев, но у него ещё была голова на плечах. Он бы не полез в самое пекло ради лишнего месяца жизни. Каэдэхара совсем не боялся замарать руки и даже наслаждался этим. Он не оправдывал себя безвыходной ситуацией, как многие другие воры. Напротив, ронин любил своё дело. Ему нравилось пробираться тайком в дома, нравилось обчищать тайники и выносить сокровища, нравилось слышать разговоры на улицах, обсуждающие очередное ограбление и спорящих о личности новой жертвы. Ему нравилось жить так — он воровал пару раз в год, а во всё остальное время ни в чëм себе не отказывал. Самый дорогой алкоголь, самые элитные проститутки и самая лучшая еда. Он бы даже жил в богатом доме, ему бы хватило средств, но парень совсем не хотел привлекать внимание властей. Это, пожалуй, было единственным минусом его «должности». Осторожность. Всегда и везде. Именно поэтому Кадзуха и не напивался до кругов перед глазами, именно поэтому не имел друзей и именно поэтому никогда и никому не говорил о себе. О своей жизни. О своём прошлом и планах на будущее. Он никогда не снимал оружия, под подушкой всегда лежал нож, а в доме было множество тайников с ядами. Каэдэхара не гнушался «подлой» смерти, не считал что убийства через еду унижают его, забирают его достоинство. У него и достоинства то не осталось. Лишь ложь, ложь и ложь; вечная ложь. Блондин лгал всем и обо всём. Никто во всём Эдо не мог ничего рассказать о ронине. Ведь мертвые не говорят.

Неожиданно Каэдэхара услышал чьи-то шаги. Он ловко нырнул за угол и затаил дыхание. Из дверей вышли мужчина и женщина. Судя по тому, как они висли друг на друге, сцепив руки в замок, они были мужем и женой. До тошноты мило. Кадзуха не слышал о чëм говорила пара, но мужчина вдруг легко поцеловал свою жену. Ронина будто ударили. Он узнал в муже мужчину, который задирал его у зеленого дома. «Хах, ещё один «верный» муж и героический самурай? Они вышли из главной спальни, значит они хозяева этого дома. Но этот человек… У него есть жена и даже дети, а он ходит по юдзë. Как только хватает смелости и собственного достоинства? Мерзко.» — Кадзуха знал о неправильности своих мыслей. Для самурая превыше всего была преданность своему даймë, затем клану, а после — жене. И уж никто, кроме, пожалуй, Каэдэхары не стал бы винить мужчину за измену жене. Это было обычным дело. Любой бы просто закрыл глаза на подобное.

Любой. Но не Кадзуха. Кадзуха помнил измену. Когда он бился в агонии от этой адской боли, то поклялся — он сделает всё, чтобы никто и никогда не испытывал таких мук. И сейчас Каэдэхара не мог на это смотреть, не мог вынести этого, мужчина целовал женщину, а та отвечала ему и не знала, она ничего не знала. И Кадзуха должен был открыть ей глаза.

Каэдэхара задумался. Что он может сделать? Он уже знал — мужчина обречен на смерть. Каэдэхара не простит его. Да, это не его дело, но когда это вора и убийцу волновали подобные мелочи? У каждого свои ценности; Кадзуха пойдет на что угодно ради своих. Одно ясно — женщина была невинна. Ронину было ее даже жаль. Надо дать ей свободу выбора. Если она выберет мужа — Кадзуха не смог бы всё равно её винить, — то разделит его участь. Если нет — блондин её отпустит.

Женщина засмеялась. Она кивнула мужчине и ушла в сторону главного зала. Мужчина же направился в сторону Кадзухи. Видимо, хотел проверить сохранность своих богатств. Поравнявшись с укрытием Кадзухи, изменщик повернул голову и увидел блондина.

Дальше Каэдэхара уже не думал. Тело само скинуло тяжёлый мешок и ударило мужчину. Тот согнулся пополам; изо рта у него пошла кровь. Ронин удивлённо взглянул на свои руки — он забыл убрать нож после взлома и случайно ударил самурая лезвием. По лезвию стекала алая жидкость. Глаза удивлённо распахнулись, а блондин перевёл дыхание. Быстро сообразив, он оттащил ещё живое, к счастью не смертельно раненое тело в ближайшую комнату вместе с мешком и плотно закрыл двери. Он не имеет права действовать на эмоциях, это может сгубить всё и его самого в том числе. Каэдэхара положил мешок рядом с мужчиной и принялся вытирать лезвие о нарядное кимоно, продолжая ругать себя за эту оплошность. Надо быть внимательнее и…

— Ты кто? — раздался голос, Каэдэхара поднял глаза. Руки всё ещё вытирали лезвие. Белоснежное кимоно покрылось кровавыми пятнами на подоле.

— Не слышишь меня, ты, сукин сын? Я тебя сейчас так!.. — Самурай попытался ударить ногой. Каэдэхара, не моргнув и глазом, спокойно вонзил нож в колено.

Комнату пронзил душераздирающий крик боли. Мужчина корчился, извиваясь и делая хуже только себе, повторяя угрозы в адрес ронина. Тот улыбнулся. Неожиданно для себя он заметил, что вид страданий мужчины приносит ему… наслаждение? Он кричал и бился так, как могла бы вести себя его жена, узнав о его изменах. Конечно, телесная боль не сравнится с душевной — Каэдэхара знал это по своему опыту — но может послужить отличной заменой.

— Можешь кричать сколько угодно. Ты сам убрал всех слуг из этой части дома. Тебя может спасти только чудо. — Каэдэхара выдернул лезвие. Хлынула кровь. Кадзуха легко поднялся на ноги, избегая кровавой реки. — Но чудес не бывает. — Ронин вновь вогнал нож в тело, теперь уже в руку. Он будет убивать его долго и мучительно, не задевая жизненно важных органов. Он воткнет в измученное тело нож ровно столько раз, сколько этот мужчина ложился в постель к другим девушкам и плевать, если число перемахнет за сотни. Этот человек отплатит за всё. — Если заорешь, я отрежу твой язык. – Лицо исказила улыбка. Такая, от короткой холодок проходил по спине. Которой улыбались разве что больные и зависимые. Взгляд алых, словно налитых кровью, сузившихся глаз остановился на теле. Запах крови ударил в нос, такой родной и приятный. Внутри тепло и хорошо. Они довольны. Руки сами крепче сжимают рукоять ножа. Мысли отключены, тело само знает, что делает.

— Что… — мужчина взвыл, по побледневшему лицу ручьем текли слезы, мешаясь со свежей кровью изо рта. — Что такого я сделал? За что ты меня мучаешь? Если я должен тебе денег, то я всё отдам. Я богат, очень богат. Бери что хочешь, только отпусти меня. Чего ты хочешь? Женщин? Мужчин? Детей? У меня много слуг, я могу их отдать тебе, даже доплачу. Только не убивай! Пожалуйста!

— Сейчас ты ведешь себя как трусливый богач, а не отважный самурай. Тебе самому не стыдно? — Каэдэхара вытащил нож. Кровь вновь залила пол. Пятно растекалось, въедаясь в древнее дерево и окрашивая в бордовый оттенок. В помещение стоял неприятный, гнилой запах железа, от которого слуги вряд ли избавлятся.

— Нет. Как мне может быть стыдно перед лицом смерти? Если бы тебе угрожали, как бы ты повел себя? Я уверен, ты бы вёл себя точно как я. — Самурай закашлялся собственной кровью, побледнев ещё сильнее. Видимо, потерял слишком много крови.