Глава 18. Миг осознания. (2/2)

Едва заметные морщинки в уголках глаз от навсегда поселившейся на его лице усмешки, щетина на щеках, совсем крохотный, едва заметный шрам на подбородке, старый, уже слившийся с кожей, и необычно спокойное удовлетворенное выражение лица, какое бывает только у спящего человека. Рваный контур тонких губ, сухие, едва приоткрытые, ноздри трепетали от чуть участившегося дыхания, и Альба невольно задышала в такт ему.

Лёжа рядом с Ханмой, вглядываясь в каждую черту лица, она силилась понять, чем он так привлёк её, и, перебирая в голове все воспоминания, связанные с ним, не находила ни единого недостатка. Даже скверный характер с бесконечными усмешками и доказательствами собственного превосходства не был такой тяжкой ношей, и Альба знала, что её такое буйство ни за что не отпугнет. Девушка бесшумно усмехнулась, вспомнив, что сам Ханма едва выносит её характер, как он говорил «слишком дерзкая мышь».

Мужчина глубоко вздохнул во сне, вновь успокаивая дыхание, и Альба на секунду замерла, зажмурив глаза, испугавшись, что он сейчас проснется. Но Ханма спал крепко, не шевелясь, и, полежав ещё пару мгновений с закрытыми глазами, чтобы наверняка, Альба медленно приоткрыла их, и продолжила рассматривать любимого человека.

Она думала, что, если бы она умела рисовать, то точно бы сейчас сделала портрет, который навсегда бы носила под своим сердцем, доставая в самые трудные минуты и вспоминая эти мимолётные светлые мгновения тишины, покоя и чувства защищенности. Да, Ханма был опасен, но Альба нутром чувствовала, что ей он вреда не причинит, как бы наивно это не звучало. Так же, как она чувствовала доверие к Джеки, так же она чувствовала доверие к Шуджи, и знала, что рядом с ними как за каменной стеной, хотя мужчина всячески этого не показывал, без конца рыча на неё, подкалывая, измываясь.

Улыбнувшись, Альба поддалась порыву горячих чувств и протянула руку к мужчине. Едва касаясь, чтобы не разбудить, она отвела пряди чуть вьющихся двухцветных волос с лица, открывая широкий лоб с ещё розоватой заживающей ссадиной, и лёгким движением, едва касаясь, медленно провела кончиками пальцев по виску, спускаясь на щёку, оглаживая контур лица. Затаив дыхание от собственной смелости, Альба продолжала улыбаться, и едва не заорала от испуга, когда тяжелая мужская ладонь уверенно перехватила её кисть, чуть сжав, останавливая, и Ханма открыл глаза. Из глубины жёлтого янтаря на неё взглянул мужчина, что так ласково и тепло смотрел на неё вчера под дождём, будто никогда и не было администратора «Свастики», а лишь ещё молодой парень, увивавшийся за юной девушкой. Но одно движение век, и вот, на девушку смотрит уже знакомый «мелированный чёрт», холодно и остро, будто хищный зверь.

Они молча всматривались друг в друга, и Альба, напряженная, как струна, ожидала, что будет дальше. Её ладонь была всё ещё сжата в руке мужчины, и крепкая хватка не позволяла освободиться. Бледность сошла с девичьего лица, сменившись румянцем от неловкости, будто её застали за чем-то неподобающим. Ханма усмехнулся от вида розовых щёк, и тихо хрипло выдохнул:

- Который час? – Альба молча пожала плечами, не сдержав нервный смешок, на что Ханма недовольно цокнул. – Если сейчас раньше одиннадцати утра, я тебя придушу. – Он отпустил её руку и сел на кровать, потягивая расслабленные мышцы спины. Альба спрятала руку под одеялом, и с торжеством оглядела мужские лопатки, видя красные полосы от своих ногтей. – Не будь такой довольной. Я слишком много тебе сегодня ночью позволил.

- Как будто ты был против, - прошептала Альба, и с тихим смехом перевернулась на живот, отворачиваясь от хмурого взгляда мужчины. По звукам она поняла, что Ханма взял телефон с тумбочки, параллельно громко зевая.

- Живи, мышь, время как раз одиннадцать утра, - проговорил мужчина глухо, и Альба повернула к нему голову, спрятав лицо за волосам, украдкой наблюдая.

Ханма положил телефон обратно, зевнув ещё раз, и с хрустом почесал затылок. Только проснувшийся, он напоминал большого кота, сонливого и заторможенного, не понимающий, зачем он вообще встал. Он убрал опавшие пряди с лица, и обернулся к девушке, задумчиво оглядывая её. Альба едва дышала под этим взглядом, не понимающая, чего ожидать от него. Вся эта ситуация казалась ей сном, и вот, ещё пара мгновений – и она проснётся от будильника в своём гнезде в корпоративном доме, одна на старом диване под красным пледом. Но сон продолжался и продолжался, и Ханма всё так же смотрел на неё, почти не моргая.

- Если ты думаешь, что я не вижу, как ты смотришь в ответ, то спешу огорчить. – Наконец сказал он, одним движением поднимаясь с постели. – Хуевая маскировка своими собственными космами, мышонок.

Альба лишь негодующе фыркнула на это заявление, и отвернула лицо в подушку, слушая шаги мужчины. Она думала, что он пойдёт в душ или куда-нибудь ещё, но когда звук шагов приблизился к ней, девушка подняла голову, догадавшись, но поздно. Мужчина сел сверху на её ягодицы, укрытые одеялом, вдавливая в постель, и опёрся локтями по обе стороны подушки, нависая над её головой, горячо шепча:

- И зачем меня разбудила, если сейчас притворяешься спящей, м? Дразнить меня вздумала? – Жаркий шепот щекотал чувствительное ушко, проникал горячей стрелой в мозг, и внутри всё содрогалось и мурчало диким зверем. Альба рвано вздохнула, пытаясь отодвинуться, но Ханма властным движением запустил руку в её волосы, уперевшись в затылок, и придвинулся ещё ближе. Он чувствовал, как вздрогнула под ним девушка, и как участилось её дыхание, и собственные внутренние бесы танцевали в торжестве. – Что же ты теперь отворачиваешься, м? Ты же этого хотела.

- Я просто захотела к тебе прикоснуться, - рвано прошептала в ответ девушка, едва кошкой не мурча от мягких движений руки на затылке. Пальцы мужчины путались в прядях, едва тянули их, принося лёгкую, но дико приятную боль.

Становилось жарко, и Альба приподнялась на локтях, пытаясь стянуть с себя одеяло и отодвинуть мужчину, но тот лишь прижался грудью к обнажившимся лопаткам, заставляя вздрогнуть всем телом, как от удара током. Сердце забилось бешеным ритмом, застучало одновременно в ушах и где-то в шее, мешая дышать, и Альба подумала, что слишком легко её тело поддалось мужским движениям. Ей казалось, что нет больше мира вокруг, только он, она, и этот проклятый горячий шепот.

- И зачем? – продолжал шептать Ханма, прижимаясь грудью сильнее. Он чувствовал, как она млеет под его прикосновениями, и, оторвавшись от уха, провел губами по обнаженному плечу вверх, к шее, оставляя тонкий влажный след, который моментально испарялся от жара женского тела. От тихого стона мурашки пробежали по позвоночнику, и он чуть прикусил мочку её уха, сдерживая свой удовлетворенный рык. – Я тебе задал вопрос. – Проговорил он, чуть натягивая волосы на затылке, заставляя Альбу выгнуть шею.

Серый цвет глаз её темнел, как грозовая туча, и Ханма уже безошибочно знал, что такой цвет он видит только в один момент: когда она возбуждена до предела. Она с прищуром посмотрела на него, и едва слышно усмехнулась сквозь рванное учащенное дыхание, опять невольно дразня, и зная, что это чертовски заводит его. В его глазах она видела отражение самой себя, такой неожиданно возбужденной и страстной, с приоткрытым ртом, с покрасневшими щеками, будто сняла с себя маску «вечно-недовольной-суки» и обнажила истинную себя, но только перед ним. Сглотнув вязкую горячую слюну, она тихо прошептала:

- Не думала, что мне нужно разрешение, чтобы прикоснуться к тебе, - дерзко прошептала она в ответ, но едва успела договорить, когда из её горла раздался протяжный стон: Ханма укусил её шею, мягко, но сильно сминая зубами чувствительную, ещё не оправившуюся после ночи, мышцу, и девушка едва не заскулила, когда он начал сжимать челюсти сильнее.

- Я не это спросил, - проговорил мужчина, резко отпуская шею, вызвав возмущенное хныкание. – Пф, какая же ты мазохистка, мышонок.

- Нечестно пользоваться моими слабостями, не давая мне доступ к своим, - хрипло прошептала девушка, одним движением стряхивая руку мужчины со своей головы и резко обернувшись к его лицу.

Слишком близко друг к другу, настолько, что дыхание их, горячее, рванное, смешивалось, будто единое целое. Настолько близко, что она видела, как блестели его губы от влаги, оставшейся после укуса, как трепетали его ноздри, и как расширились его зрачки, чёрным мраком заполняя золотую радужку глаза. И в этот омут она готова была нырнуть с головой. Сейчас Альба была готова отбросить к черту все реалии этого мира, забыть обо всем, что случилось с ней ранее, что случается сейчас и что случится потом. Забыть о том кто он, этот Ханма Шуджи, забыть, почему должна остерегаться его и своих собственных чувств. Альба была готова целовать его лицо, руки, тело, душу, лишь бы он понял, что она пойдёт за ним в огонь и в воду, под град пуль и взрывы бомб, в холод и зной. И Ханма, будто бы услышал её зов, и дыхание его на миг сбилось. Завороженный, он смотрел в её глаза, утонув в этом таинственном тумане, и этот краткий миг близости, казалось, тянулся часами, днями, годами.

Тянулся вечность для них двоих.

Альба сама потянулась к нему, вовлекая в поцелуй, и Ханма ответил, но всё было уже не так, как было привычно для них. Не было ни похоти, ни животной страсти. Чувство, гораздо более глубокое и сокровенное, новое для них двоих, такое непривычно горько-сладкое, и этот поцелуй не хотелось прерывать ни на миг. Будто изучая, медленно и неторопливо, поглощая друг друга каплей за каплей, они целовались, как в первый и последний раз, оба зная, что это не так. Альба не помнила, как она оказалась на коленях мужчины, и млела под его руками, мягко оглаживающие её обнаженную спину. Влажный, горячий, глубокий поцелуй был настолько чувственный, что казалось, будто нервы оголены и по ним проводят тонким мягким пёрышком. Каждое движение губ, каждое касание к коже вызывало настоящую бурю эмоций и звенящую пустоту в голове. Ни Шуджи, ни Альба не хотели прерываться, вкушая это мгновение.

Но, как всегда бывает в неписанных правилах «законах подлости», именно в этот момент их прервал громкий телефонный звонок.

Молодые люди открыли глаза, и посмотрели на телефон, как на восьмое чудо света, совершенно забывшие о его существовании. Вновь вернулись звуки, как будто кто-то включил колонки на максимум, вернулось ощущение реальности. Альба отпрянула от мужчины, давая ему возможность встать, и тот, бурча себе под нос проклятия, вытянулся на кровати, пальцами доставая до телефона на тумбочке. Увидев на экране звонящего, Ханма глухо простонал в гневе, морща нос, и лёгким движением пальцев ответил на звонок.

- Да чтоб тебя арматурой в переулке выебли, Тетта! – рявкнул Ханма в трубку, игнорируя приветствия, и Альба тихо захихикала на это пожелание.

Девушка опустила ноги на пол, и тихо чертыхнулась, вздрогнув от неожиданного холодка. Пересилив себя, она встала с кровати, обмотав голое тело одеялом, и с ехидной улыбкой оглядела лохматого и злого мужчину. Ханма лежал в позе морской звезды поперёк кровати, слушая Кисаки, и Альба слышала его недовольную интонацию даже через приглушенный звук звонка. Шуджи хмурился всё больше с каждым словом главы, а когда девушка вопросительно кивнула ему головой, то лишь отмахнулся, намекая, что занят. Альба понимающе улыбнулась, и, стянув с себя одеяло, накинула его с головой на Ханму, и со смехом убежала в гостиную, слушая, как в след сыпаться приглушенные проклятия отшлёпать за такие проделки.

**

- Я ушла в душ, а когда вернулась, Ханма сказал, что его вызвал Кисаки на одно дело, - говорила девушка, болтая железной ложечкой в пустом стакане из-под кофе, раздражая Айку нескончаемым звоном. – Так что ретировались из его квартиры мы быстро. По пути только захватили поесть, он меня высадил недалеко от моей квартирки, и всё. Я немного привела себя в порядок и пришла сюда к тебе. – Альба подняла сияющие глаза на молчавшую подругу, которая упёрлась подбородком в раскрытую ладонь и хмуро смотрела в ответ. – Что тебя опять не устраивает? Я вижу, что тебя распирает желание изговнить чем-то этот момент.

- Скажи мне, кто ты и почему называешься моей подругой? – Пробурчала глухо Айка, хмуря тонкие белёсые бровки сильнее. – Ты размякла, как слишком тонкое тесто гёдз. Я очень рада видеть тебя такой счастливой, но, хорошая моя, я боюсь, что ты строишь себе слишком большие надежды.

Альба ничего не ответила, опустив глаза в стол, задумчиво крутя ложку в ловких пальцах. Слова подруги принесли свою ложку дёгтя в это сладкое море чувств, но действовали отрезвляюще, заставляя обдумать.

- Знаешь… - Проговорила Альба, всё не поднимая глаз от стола. – Я ни на минуту не забываю, кто он для меня, а кто я – для него. Я знаю, что это всё обреченно, и не загадываю на будущее совершенно никаких планов. Но, - она резко вскинула голову, и Айка удивленно подняла брови, заметив горящий негодованием взгляд подруги, впервые направленный на неё, - почему я не должна радоваться хотя бы таким мелочам, по-твоему?

- Я такое не говорила… - начала было Айка, выпрямляясь, но Альба резко перебила её, заставив замолчать:

- Ты сказала, что я размякла. Да, чёрт возьми, это так. Я влюблена, и не отрицаю этого, и я полюбила человека, который в любой момент может убить меня, если того пожелает он сам или глава. Но, видят боги, я никогда не испытывала таких чувств ранее, - голос, пылавший праведным гневом стихал, успокаиваясь, и Альба вновь опустила глаза, изучая древесный рисунок столешницы. – Я просто живу сегодняшним днём. Хочу запомнить всё хорошее и мимолётное, что сейчас происходит. Неужели я много прошу, Айка?

- Нет, конечно, нет, - девушка торопливо обхватила маленькими тонкими ладошками руки Альбы, отбирая ложку и откладывая её в сторону. Переплетя свои тонкие ухоженные пальчики с чуть шероховатыми пальцами подруги, она продолжила говорить:

- Прости, я не хотела тебя обидеть. Мне за тебя страшно, пойми. Я живу в Токио дольше тебя, и знаю, какие преступления совершались все эти годы, когда эта банда подмяла под себя все мелкие группировки города. С ними даже якудза считаются, представляешь? А они всегда держались особняком от банд. Многие девушки, как мотыльки, летят на этот горящий огонь быстрой наживы и славы в узких кругах – и так же быстро сгорают, иногда дотла. И ты это сама знаешь, без меня, ибо плавала в этом всем, в отличие так же от меня. Я рада, что ты счастлива. Я правда рада за тебя. Но надеюсь, что тебе хватит сил и благоразумия поставить точку, когда это будет необходимо. – Альба открыла было рот что-то сказать, но Айка сжала её руки, останавливая. – А когда это случится, я буду рядом, чтобы подставить тебе своё плечо для рыданий, засуну тебе в руки огромное ведро мороженого, и мы посмотрим самые глупые фильмы ужасов, которые только могли снять.

- Я знаю, - Альба тепло улыбнулась от слов подруги, сжав её пальцы в ответ, не зная, как выразить ещё благодарность за такую поддержку.

-… а заодно предложить перейти в наше теплое общество любви к женщинам, - Айка от души рассмеялась, услышав усталый вздох от Альбы.

- Айка! Ты неисправима!

- Да, я не оставлю попыток, - Айка тихо хихикала, отпуска руки подруги. – Знаешь, ваши отношения с Ханмой со стороны даже кажется вполне себе нормальными, если отбросить все нюансы о твоем прошлом и его нынешнем. Но, я тут подумала: а с каких пор он так ведёт себя с тобой? Ну, типа, сама помнишь, он был довольно грубый и неотёсанный, а тут относится к тебе, как к вазе хрустальной.

- Он так и остался мелированным чёртом, который знатно выносит мозг, - ответила Альба, жестом подзывая официанта. – Особенно, когда рядом есть другие люди – он такая заноза в заднице, ты бы знала. У вас есть фисташковое мороженое? – Спросила девушка у подошедшего молодого человека, и, получив подтверждающий ответ, продолжила: - Можно тогда его с шоколадной крошкой и чай улун. В чайнике, для двоих. И этой даме чизкейк с клубникой. Спасибо, - Дождавшись, когда официант отойдёт, она продолжила: - Так вот, он всё ещё язва. Но, похоже, он настолько ко мне привык, что стал более расслабленный в моей компании. Я даже начала осознавать нашу разницу в возрасте. Он такой… Не знаю, какое слово подобрать. Уставший? Да, скорее это. Мне нравится думать о том, что я для него как островок покоя. С кем можно просто посидеть и помолчать. Там, на набережной, мы это и делали.

- Пусть будет так. Поработаешь его личным психологом, - фыркнула Айка, ныряя рукой в широкую холщовую сумку, доставая телефон. – Кстати, у меня ведь тоже новости по личному фронту.

- О-о-о, а ты молчала! Всё обо мне да обо мне! Ну, давай, рассказывай о той новенькой девочке на работе, на которую ты положила глаз…

-… Я тут другую встретила милашку…

- Что-о-о?!

Остаток дня они провели в прогулке, общаясь на все темы, которые только могли придумать. Влюбленные, весёлые, беззаботные – казалось, вся жизнь впереди и море по колено окрылявших чувств любви и свободы. И нет ни гнетущего прошлого, ни туманного будущего – только настоящее, которое грело не хуже жаркого солнца. Прохожие часто оборачивались вслед шумным подружкам, то с доброй понимающей улыбкой на лице, кто с хмурым недовольным выражением, но их нисколько не волновали ни те, ни другие. И когда ясное голубое небо окрасилось в рыжие и красные тона, а неоновые вывески начали освещать тёмные улицы, они расстались с улыбками на устах и в крепких объятиях, обещая себе встретиться вновь за чашкой чая и долгой беседе в ближайшее время.

Знали ли они, что это их последняя спокойная прогулка? Конечно, нет. Никто не мог этого сказать им тогда, иначе бы запомнили эти мгновения лучше.