Часть 44 (2/2)

— Как ты не понимаешь? Я тебя люблю. Люблю тебя! — повысил голос Том, вдруг резко отрываясь и заглядывая в испуганные глаза. — Почему ты боишься? Я не насильник. Я тебя люблю! Чувствуешь? — взяв за руку, альфа прижал её ладонью к своей груди. — Сердце готово выпрыгнуть из груди. И ты этому причина.

— Мне не нужна твоя любовь! Мне нужен другой человек!

Стоило упомянуть Барти, пусть и косвенно, взгляд альфы потемнел и он зарычал.

В Лео проснулось второе дыхание — он так сильно испугался сидящего перед ним неадекватного мальца, что оттолкнул его от себя, не беспокоясь о том, что тот может больно упасть на спину, а то и вовсе удариться головой. Собственное благополучие было важнее. Он чувствовал опасность!

Слизеринец вскочил на ноги и попытался наброситься, буквально наброситься, точно дикий зверь, но невидимая стена перекрыла путь. С глухим ударом Роджерс врезался в преграду.

— Всё, Лео, всё, — донесся сверху родной голос, — я здесь. Ничего не бойся.

Оцепенение было недолгим, секунд пять, пока не накрыли знакомые ощущения. Напряжение, сковывающее всё время тяжелого разговора с Роджерсом, опустило, а вместе с ним опустились барьеры, сдерживающие истерику. Такого страха за себя Лео не испытывал никогда. Он заплакал в надежных, любимых руках Барти, который вовремя пришёл на помощь.

— Надо же было тебя так довести, — поглаживая по спине, Крауч раз за разом целовал своего Барсучка в макушку и медленно, из стороны в сторону, с ним раскачивался, — ну ничего, малыш. Успокою тебя, а потом кастрирую мальца. Тебе станет легче. М?

Лаская в своих руках омегу, Барти благодарил всех кого мог, что его не задержали. Он смог явиться вовремя. Прежде чем неуравновешенный Ромео нанёс непоправимый вред. Вот он, наглядный пример несдержанности юных альф. Вот почему в период полового созревания им следовало быть осторожными и, по желанию, не заводить отношений. Они ведь совершенно себя не контролируют. От мальчишки до сих пор разило сильными феромонами. Если бы Барти не подавлял его своими, сильнее за счёт зрелости, Лео так и продолжил бы дрожать словно осиновый лист.

Мягкий платок приблизился к лицу Барсучка, и он позволил стереть солёные дорожки с глаз, щек, подбородка, а потом высморкался, стоило Барти поднести платок к носу.

— Вот так, умничка. А теперь утыкайся носиком в мою шею. Подыши ещё немного. Тебе станет легче.

Со стороны казалось, что Крауч оглох и ослеп ко всему, кроме своего омеги. Он не обращал внимание ни на гневное шипение, ни на попытки мелкого паршивца проломиться сквозь защитный купол. Заботила только необходимость успокоить Лео, который поднял красные после слёз глаза и смог из себя выдавить тихое, дрожащее:

— Я т-так рад, что ты з-здесь, Барти. Этот… придурок! Он… он…

— Я всё видел, — заверил альфа, прижимая Барсучка теснее к своей груди, и снова целуя в макушку, — он к тебе приставал. И ответит за это. Обещаю, малыш. Не плачь больше. Я не дам тебя в обиду.

Лео слабо кивнул, веря словам своего альфы, и рискнул посмотреть за его плечо. Туда, где стоял за невидимым барьером Роджерс. Всё ещё подверженный сильным эмоциям, пытающийся пробиться. Он выглядел настоящим психом. И когда их взгляды пересеклись, Лео вздрогнул и позорно скрыл лицо, уткнувшись в шею Барти. Прямо в источник своего спокойствия, где запах после дождя шел отчетливее, не позволяя ударится в панику или истерику.

— С ним, наверное, н-нужно поговорить… Вдвоём теперь.

— Конечно. Я бы ещё и по башке ему дал, да мне нельзя, — усмехнулся Барти. Уж он бы непременно похвастался арсеналом. — Вот, Барсучок, держи. Попей водички.

— Ты вообще сказал, что кастрируешь его, — наконец нормально смог сказать целое предложение, без пауз и заиканий, после того как выпил немного воды, — это тебе точно нельзя делать.

— Не напоминай, — почти обиженно проворчал Барти, однако, сумев насмешить этим Лео.

Дорогого стоило сейчас испытать положительные эмоции. Когда ещё пару минут назад Редтер лил слезы и боялся нападения альфы. Он встал на цыпочки и с благодарностью поцеловал своего альфу в правую щеку.

— Снимай барьер. Давай уже поговорим. И… не отпускай мою руку, хорошо? Я понимаю, что он больше не нападет, пока ты рядом, но мне так спокойнее будет.

— Разумеется. Я бы не отпустил тебя, даже если бы ты не сказал.

Мальчишка, уставший бесполезно долбиться, молча таращился на них злым взглядом, отказываясь принимать поражение. Целеустремлённо, но глупо. В данном случае, ему не добиться победы.

— Хочешь первым начать или мне?

— Вы всё портите. Каждый раз! — досадливо зарычал Том и раздраженно поправил на себе мантию. — Я имею право признаться в своих чувствах и попросить человека, которого люблю, подумать об ответе!

— Подумать? Домогаться — означает для тебя подумать?! Да ты понимаешь вообще, щенок, что так не делается?! — не вспылить далось очень дорого. Барти должен сохранять спокойствие насколько это возможно, чтобы не допустить лишнего срыва ни с чьей стороны. — Ты травмировал Лео. Потребуется время и силы, чтобы восстановить то, что ты сломал своими несдержанными ручонками!

— Я не…! — начавший оправдываться, Роджерс подавился своими же словами. Он посмотрел на омегу, в глазах которого, помимо опасения, увидел жалость, и всё встало на места. В голове будто тумблер переключили. Он увидел то, что сотворил. Как поддался своим инстинктам, отчаянно сильно желая получить ответ на своё признание… — Нет… — растерянно стал осматривать всё, что попадалось на глаза, запуская пальцы в волосы, — нет, я… Я же не… Нет. Я не хотел…

— Неважно, что ты не хотел. Важно, что ты не сдержался. Пошёл на поводу. Не подумал головой. Причинил вред. Именно про это я тебе говорил. Ты не сможешь защитить омегу, когда сам представляешь для него опасность. Надеюсь, теперь до тебя дойдёт. Лучше забудь Лео. А потом найди кого-то другого.

— Я не могу, — с отчаянием произнёс Том. Внутри что-то в страхе сжалось, так… отвратительно… Больно, — я люблю его. Лео…

Чуть сильнее сжав руку Барти, омега вдруг отпустил его и вышел вперёд. Он испытал такую сильную жалость к слизеринцу, что всё неприятно-пережитое с ним отступило на второй план.

— Том. Я не могу ответить тебе. Прости, но не могу. Пожалуйста, прими это. Мне жаль, что так выходит.

Едва успев сказать, Лео снова оказался в объятиях Барти, не пожелавшего отпускать надолго.

— Возможно, на какое-то время тебе покажется, что ты больше никого не сможешь полюбить так сильно, и больше ни на кого не захочется смотреть. Но, поверь, не сейчас, так позже у тебя появится человек, которого ты захочешь впустить в своё сердце и который примет тебя, — заверил Крауч. С ним именно так случилось. До появления Барсучка в его жизни не было ничего светлого, и только после знакомства альфа начал меняться в лучшую сторону.

Роджерс ничего больше не ответил. Он был разбит и морально уничтожен. Ноги унесли его прочь. Быстро. Не оглядываясь.

— Том…

Всё это так ужасно… Лео понимал, что по-другому нельзя. У них не будет будущего, никогда. Но он словно своими руками взял сердце парня и у него же на глазах раздавил. А… почему словно? Так и есть. За чужого человека стало больно, как за себя.

— Всё хорошо, Лео. Он больше тебя не тронет. Не после случившегося, — выдохнул Барти, положив подбородок на макушку и вдыхая запах зелёного яблочка.

— Оказывается, любовь может быть страшной. Кому-то везёт. А кому-то…

— Поверить не могу, — вдруг выдохнул альфа и развернул Барсучка лицом к себе. В его глазах через край плескалась неизмеримая нежность, — ты волнуешься, что сделал Роджерсу больно? Какой же ты трогательный, Мерлин… Неужели мне так повезло? Ты действительно достался именно мне.

Барти наклонился и прижался к губам своего мальчика в нежном, ласковом поцелуе, который должен смыть всё плохое, что сегодня произошло. Подарить сладкое чувство. Лео заслуживал быть любимым, бесспорно. Но любимым тем, кто сможет уберечь и позаботиться.