Часть 9 (1/2)

Рождество постучалось в Хогвартс. Сначала детей радовал выпавший снег: они играли в снежки, лепили замки, создавали горки — в общем, подключали всю свою фантазию. Потом начали появляться рождественские ели и гирлянды. А при добавлении магии замок превратился в настоящую рождественскую сказку.

Самым красивым местом был, и оставался до сих пор, Большой зал. Студенты смотрели на оформление, словно в первый раз. Взгляды то и дело задерживались на украшениях, а воображение рисовало картину с подарками, праздничную атмосферу, объятия и обязательно вкусные блюда.

За это Хогвартс многие и любили. Ощущение праздника останется с каждым волшебником, даже если он не может отправиться домой и побыть со своими родными.

Лео в этом году разрывался. Он всегда перебирался с родителями домой. Они встречали Рождество втроём или же отправлялись в гости к его крестной, Гермионе, с её семьёй. Лео хорошо общался и с Хьюго, и с Розой. Через год Хьюго отправится в Хогвартс, Роза через два, и он ждал дня, когда будет больше общаться с ними.

Но сейчас не о них. А о том, что беспокоило и разрывало барсучка — он не хотел оставлять Барти в Хогвартсе. Отцу нет до него дела, у Министра магии мало свободного времени. Как и матери — та и вовсе отсутствовала в Британии. Оставлять его одного в праздник — настоящее предательство. И хотя парень относился к одиночеству спокойно, Лео не мог смириться с его празднованием в одиночку.

Идея пригласить Барти домой на время каникул заманчива. Но родители дадут быстрое и категоричное — «НЕТ». Легко представить, как отец побледнеет от шока, затем покраснеет от злости, и посиделка закончится катастрофой. А вина будет лежать целиком и полностью на Лео.

Нет уж. Он придумает что-нибудь. Выход есть всегда.

***</p>

Последний вечер перед отъездом домой. По традиции, директор Хогвартса устроила для преподавателей и студентов настоящий пир. Лица детей сияли, в Большом зале стоял шум разговоров, звон посуды, а на фоне звучала тихая рождественская мелодия.

Лео хотелось бы влиться в атмосферу, но он не мог. Состояние было неважным. Причем сразу после прогулки в Запретном лесу. Да, он немного нарушал правила, имея привычку гулять по утрам за пределами замка. И трижды успел пожалеть! Теперь он не мог не то что есть — сидеть нормально. А ещё до последнего скрывал ужасное самочувствие. Не хотел никого беспокоить в предрождественский день. Чтобы совсем не слечь, он принял несколько зелий, которые отец наказывал держать рядом в случае чего: от снятия жара, от кашля и от головной боли.

Но ничего не помогало.

— Эй, Лео? — позвал кто-то сквозь толстый шум, а он почти ничего не слышал. Перед глазами всё плыло и сильно мутило. — Ты бледнеешь прямо на глазах. У тебя всё нормально?

Лео не нашёл в себе силы говорить, только слабо кивнуть головой. Мокрый кашель напал на грудь, мучая её и с трудом давая вдохнуть. Внутри находилось столько влаги… словно его вытащили из воды и только что откачали.

Ещё один «некто» вложил в руку стакан воды, а затем платок — Лео воспринял их лишь наощупь. Всё в груди жгло и болело. Но стало чуть легче, когда часть неприятной на вкус влаги вышла.

Отняв платок ото рта, мальчик ожидал увидеть желтоватую слизь. Но нет. Платок окрасился кровью.

Сквозь вату в ушах послышался чей-то визг.

***</p>

… в ушах всё ещё стояли крики детей…

И свой собственный.

А перед глазами одна из самых страшных картин, что доводилось видеть за всю свою жизнь: его маленький мальчик кашляет кровью. Платок был ею заляпан… она стекала по рукам. А потом Лео упал и его чудом успели подхватить…

Прошёл час, но новостей всё ещё не было. Гарри находился в кабинете мадам Помфри, приняв необходимую дозу успокоительного, и всё равно его продолжало трясти. Неизвестность мучила и пугала больше всего.

Том находился с Лео. Его выдержке можно было только позавидовать. Как гениальный зельевар, он мог помочь найти причину страшного состояния сына и поставить его на ноги.

Рядом, в углу, незаметно, словно призрак, сидел Крауч, от волнения постоянно трепавший себя за проколотое ухо. Он услышал истошный визг и, обернувшись на стол Пуффендуя, увидел, как Лео без чувств сваливался с лавки.

Словно неведомая сила сдёрнула Крауча с места. Он подлетел к барсучку одновременно с его родителями. Гасить поднимающуюся панику пришлось остальным профессорам, когда они вчетвером, включая мадам Помфри, покинули Большой зал.

Сейчас он так же метался в неизвестности. Не знал и не представлял, что могло приключиться с самым милым человеком на свете. Все его знания, вливаемые в голову уже шестой год, вылетели. Не было ни одной мысли, ни одного предположения, к какому недугу отнести симптом с выхаркиванием крови.

Ожидание — всегда самое мучительное. Когда дверь в кабинет открылась, что Гарри, что Барти, оба подскочили со своих мест. На пороге стоял Том. Манжеты его рукавов были густо перепачканы кровью, на лице холод и мрак, но всё же заметное облегчение.

Гарри без слов понял, что их сын жив. Но что с ним сейчас? И как всё произошло?

— К нему сейчас можно?

— Да, — не своим голосом хрипло ответил Том, — его состояние стабильно. Организм крепкий, поэтому он вскоре может очнуться.

Взволнованные ожиданием, Гарри и Барти сорвались с места, вбегая в палату.

Лео лежал на постели. Если бы не серая кожа, можно было подумать, что он спит после тяжёлой тренировки. Но влажное дыхание с хрипами не давали иллюзий.

— Мой мальчик…

Ноги перестали держать — Гарри рухнул рядом с кроватью и дрожащими руками взялся за холодную руку сына. Холод его кожи причинял почти физическую боль. Сердце разрывалось и обливалось кровью от увиденного. Маленький, беспомощный… Он не должен был здесь находиться. Он должен сидеть с друзьями и поедать вкусную еду. Он должен вернуться в гостиную и у открытого камина, сидя на пушистом ковре, обмениваться с друзьями подарками.

Не здесь!

Не в таком состоянии…

Гарри сжал руку чуть сильнее и преподнёс к дрожащим губам, целуя холодную кожу. Он даже не замечал обжигающих слёз, скатывающихся по щекам.

— Всё хорошо, — Том подошёл к нему и сел рядом, как только избавился от крови, которая точно будет сниться в кошмарах, как и то, через что ему и Помфри пришлось пройти, чтобы не допустить непоправимого, — он у нас сильный. Не плачь, Гарри.