Глава 1. Авария (1/2)

Ослепленная, оглушенная, Эким понимала, что должна что-то сделать, но никак не могла вспомнить, что именно. Машина мчалась на них с огромной скоростью, но даже не попыталась затормозить, только вильнула вбок, почему-то вправо, где на обочине стояли люди. Стояли они с Лейлой. Сколько человек было в салоне? Все произошло так быстро, что Эким ничего не успела разглядеть, но по какой-то неведомой причине ей показалось, что два. Два человека. Что же она должна была сделать? Раздался страшный, душераздирающий крик, и только потом Эким поняла, что он принадлежит ей самой. Лейла лежала на дороге в ужасной позе — руки-ноги раскинуты в стороны, повсюду кровь, один ее кроссовок отлетел в сторону. Эким кричала и кричала, пока не подбежали другие люди и не остановили этот безумный, кошмарный крик.

На улице уже стемнело, горели оранжевые фонари, накрапывал дождь. Дорога была скользкой.

— Номера? Вы не запомнили номера?

«Номера же!», осенило Эким. Она смотрела вслед темному седану, она видела белую табличку с набором цифр и букв, но вот что это были за цифры? Что за буквы? Кто-то тряс ее, пытаясь привести в чувства, но она смотрела на все как бы со стороны, не погружаясь и не участвуя ни в чем.

— «Скорую» вызвали?

— Да-да… Сказали, выехали.

— Кто-нибудь запомнил номера?

— Я даже марку не успел рассмотреть!

— А цвет?

— То ли синяя, то ли черная.

— Ничего, поблизости наверняка есть камеры…

— Даст Бог поймают этих выродков. Девочка хоть дышит?

— Жива, жива…

Эким слушала эти разговоры и никак не могла взять в толк, что это происходит с ней на самом деле. С ними происходит… С Лейлой…

— Лейла! — она бросилась к подруге, но какой-то мужчина удержал ее.

— Нельзя трогать и переворачивать, нельзя.

— А вдруг ей нужна помощь сейчас? Прямо сейчас?!

Раздался звук сирены, мелькнули мигалки «скорой», все повернули головы и застыли, ожидая, что вот теперь-то все точно как-то само собой разрешится и придет в норму.

— Это твоя подруга? — мужчина потряс Эким за плечи.

— Подруга… — пробормотала та, но вдруг подумала, что недостаточно точно объяснила их родство. — Она как сестра мне!

— Хорошо-хорошо, — отмахнулся мужчина. — Вот мой номер, на всякий случай. Конечно, найдутся еще свидетели, но если вдруг понадобится моя помощь — звони.

Она сунула визитку в карман куртки не глядя — было не до того. Лейлу погрузили на носилки, и Эким влезла в салон «скорой», объявив себя сестрой пострадавшей.

— Куда поедем? В ближайшую?

— Да.

Хорошо, подумала она. Этим вечером мать дежурит в больнице, будет хоть какая-то поддержка. Придет полиция и будет задавать вопросы. Должна же прийти? Обязательно придет. Спросит про номера. Почему же Эким их не запомнила? Или просто не может сейчас точно восстановить порядок букв? «34», «А»… Или не «А»? Да что ж она за тупица такая?!

Камеры… Кто-то ведь сказал про камеры? Обязательно нужно попросить, чтобы посмотрели, обязательно. Дорога широкая, загруженная, конечно же, там должно вестись видеонаблюдение. Камеры все расставят по своим местам.

Неприятный зуд внутри Эким не утихал. Все эти хаотичные мысли, успокаивание себя, вновь сменяющееся тревогой и паникой, смешались в голове в один плотный, непробиваемый ком. Но этот зуд… Она не могла понять, откуда он берется. Почему так трудно дышать? Почему невозможно сосредоточиться ни на чем?

До Эким дошло, чуть позже, но все-таки дошло…

В тот пятничный вечер они с Лейлой решили пройтись до набережной. Школьная неделя окончилась, впереди маячили долгожданные выходные, жизнь, в целом, была прекрасна и беззаботна. Они так много смеялись тогда… слишком много. Лейла постоянно ее веселила, пела, танцевала, обнимала, признавалась в любви. И все время смотрела в телефон. Экран то и дело загорался от входящих сообщений, а когда Лейла читала их — ее лицо становилось таким ярким, одухотворенным, словно светилось изнутри. Эким поймала себя на мысли, что даже немного завидует. Ясно же было, что подруга так счастлива не потому, что они проводят замечательный вечер вдвоем. Ее делает счастливой кто-то неизвестный на том конце «провода». И только потом она делится этим счастьем с Эким.

Кто был этот кто-то? Лейла не рассказывала, отнекивалась. Значит, все серьезно, почему-то решила Эким. Несерьезное скрывать не будут. Что ж, подруга влюбилась, бывает… Но почему нельзя рассказать ей, почему? Что такого будет, если Лейла скажет, что переписывается с парнем? Расскажет откуда он, без подробностей. Нет, не рассказывает. Под конец прогулки, забавы ради, Эким выхватила телефон из ее рук.

— А вот сейчас мы все и узнаем!

— Эким, что ты делаешь? — Лейла разозлилась не на шутку, ее лицо перекосила уродливая гримаса. — Отдай! Немедленно отдай!

Было понятно, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Эким тут же протянула телефон подруге обратно.

— Это не смешно! — выкрикнула Лейла, пряча драгоценный аппарат в задний карман джинсов.

Обиженная и молчаливая, она отдалилась от Эким и назло ей пошла не по пешеходной дорожке, а вышла на обочину шоссе. Эким хотела ее догнать и извиниться, но не успела. Раздался ужасающий рев мотора, на мокром асфальте мелькнуло отражение ярких фар…

Чувство вины. Да, вот что это такое зудело внутри. Было странно осознавать, что теперь этот зуд будет с ней повсюду: утром, вечером, даже во сне. В хорошую погоду, в плохую… За едой, при чистке зубов, при каждом выходе из дома… Всегда и везде на сердце Эким будет тяжко от этой непосильной ноши. От этого жуткого ощущения. От невозможности сделать вдох свободно. И нужно как-то учиться с этим жить.

Месяц спустя</p>

Заевший в скважине ключ никак не проворачивался. Эким пыхтела и ругалась вполголоса, но замок никак не получалось открыть.

— Развалюха! — она пнула ногой тонкую деревяшку, служившую им входной дверью.

— Эким? Девочка? Ты уже вернулась из школы?

Эким тихонько вздохнула и растянула губы в подобии улыбки. За спиной стоял брат Халиль — бакалейщик их района.

— Вернулась, брат Халиль, вернулась.

— А Неше? Сестра Неше, то есть. Она дома?

— Нет, сегодня допоздна на дежурстве.

— Давай помогу.

Эким пустила его к замку, и, пропыхтев пару минут, Халиль все же сумел его открыть.

Поблагодарив, Эким зашла в дом, а назойливый бакалейщик, не понимая ее неодобрительных взглядов, следовал за ней по пятам. Он с хозяйским видом осматривал стены, причмокивал, отпускал замечания, что там или тут нужен косметический ремонт. Он всегда так делал. Эким не понимала, почему мать не поставит этого товарища с его нелепыми донжуанскими замашками на место. То ли по стеснению, то ли из добрососедских побуждений, а может действительно рассматривая бакалейщика в качестве возможного спутника жизни, Неше терпела брата Халиля и не отказывала ему в общении.

— Ты будешь дома? — поинтересовался он.

— Нет, брат Халиль. У меня дела.

Эким — не мать, она не собирается терпеть совершенно безосновательное вмешательство в свою жизнь какого-то постороннего мужика. Бакалейщик, по резкому тону девушки все же понявший, что ему здесь не очень-то рады, кивнул и вышел вон. Липкий. Какой же он липкий. Эким передернула плечами и закрыла дверь изнутри на засов. Замок у нее так и не заработал.

Мать говорила, что со дня на день Лейлу должны выписать, но этот конкретный «день» все никак не наступал. Эким ходила и в больницу, и к бабушке Лейлы, но в палату к подруге ее так и пропустили, а тетя Шюкран не захотела с ней разговаривать. Эким знала, что все в районе, так или иначе, винили ее в том, что произошло, и не могла их осуждать за это.

— Не говори глупостей, Эким! — злилась мать, когда заставала дочь в слезах. — Ты-то здесь при чем?