Анонс (1/1)
Виктор вновь пришел поздно. Дверь скрипнула. Невидимо зашелестел халат.-Ты спишь? — осторожный шепот и вздох. Рядом прогнулся матрас. Сколько месяцев одно и то же. Приходит, спрашивает, вздыхает, ложится и отворачивается. А я молчу и притворяюсь. Утром притворяюсь, что все в порядке. Ночью притворяюсь, что сплю. И молчу, молчу.Последний год?— невыносимая жизнь! В редакции иногда отвлекаюсь. Но открываю дверь дома и тяжесть ложится на сердце. Все плохо! И не знаю, как исправить, когда единственный родной человек стал вдруг чужим. И вина в этом не только его.Хорошо, что Аннушка приезжает завтра. Ее с мужем так долго ждали! Прислуга уже извелась, не то, что я или Виктор. Петр, так тот вообще порывался в столицу ехать. Отговорили. Неизвестно, как они встретят или что подумают. Аня и Яков?— два сапога пара. Оба скрытые, сложные. После того, сколько пережила чета Штольманов, мы все вообще опасаемся что-либо спрашивать или высказывать.Перед отъездом в Петербург Аннушка предложила серьезно поговорить. Ей не хотелось уезжать, не выяснив отношения. Дочь у меня всегда вызывала тревожность. Как только она стала взрослеть, переживания, что она опять выкинет что-то против правил, вопреки или назло всем, отравляли мне жизнь. Упрямый, волевой характер приветствовал и развивал Виктор. Но мне решительно это не нравилось. Тогда я не понимала, как женщина может вести себя так независимо. С такой репутацией хорошую партию не сделаешь. Мне так казалось. И я как мать всячески старалась отвлечь ее от полиции и сыска. Но! Несмотря на женихов, что вились около нее, несмотря на помолвку, она вернулась к Штольману. И мы сдались.И в тот отъезд мы поговорили. Она спросила тогда, почему я недовольна семейной жизнью.—?Неужели ничего нельзя исправить? — Анна собирала чемодан, за окном шелестела липа, из окна холодил летний ветерок.—?Анна, это сложный разговор. Я не хочу, чтобы он повлиял на твои отношения с мужем.—?С мужем у меня прекрасные отношения. Но и он видит, что у вас не все в порядке. Он даже не спрашивает меня, но я же вижу его глаза. Мы уедем. И я бы хотела, чтобы ты не страдала в одиночестве. Я не верю, что флирт с редактором что-то даст тебе. Мама, не надо делать вид, что это неправда! Не ты ли учила меня, что самое главное?— муж и семья. А теперь что случилось?Как ей объяснить, что я слабый человек? Что так получилось от боли и одиночества. И что я сожалею. Но восстановить отношения сложно. Что подозреваю мужа в неверности.Разговор по душам не получился. Нет, конечно, мы вспоминали ее детство, юность, работу медиумом. Даже пять лет одиночества. Но к первоначальной теме так и не возвратились.Год прошел, но ничего не изменилось.*** Затонск разросся за последние годы… А на станции осталось все по-старому.Седеющий, хорошо одетый мужчина, со скучающим видом осматривал широкий перрон, плавно переходящий в платформу. Домик смотрителя, зал ожидания из светлого кирпича, окрашенный грязно-терракотовой краской. Жара, плавящая все вокруг, неумолимо приближала благодатную грозу. Ее лик уже темнел на горизонте.Хотя на дворе стояло лето, одет мужчина был в тройку с сюртуком. Галстук заколот дорогой брошью и, неотделимый элемент элегантного человека, - галстук, шляпа и трость - завершали ансамбль. Небрежно опираясь на экипаж, мужчина поглядывал в направлении сужающихся рельсов, откуда должен появиться состав. Поезда здесь редко опаздывают, и, поскольку в расписании рейсов стало больше, столица кажется все ближе. Но сейчас на станции пусто: гулкие шаги смотрителя, стук телеги за оградой ветер, пыль, жара.О приезде Аннет с Яковом телеграфировали вчера. Неожиданно. Виктор просветлел, Мария Тимофеевна прослезилась. Тепло как-то посмотрели друг на друга. Я даже несколько возликовал, поскольку семейная атмосфера оставляет желать лучшего и очень удручает. Виктор никогда не посвящал меня в семейные отношения. Только один раз, перед своей свадьбой он на романтической волне весь вечер рассказывал про свою Машеньку. Мы тогда изрядно выпили на мальчишнике. Больше я от него ничего такого не слышал тридцать лет. Несомненно, мы оба романтики. Но на этом одинаковость заканчивается.Брат?— однолюб. Несмотря на резкий и сложный характер жены, верен ей был все эти годы. Старался поддерживать ее в болезни и после, когда больше иметь детей оказалось невозможно. Но последнее время… Даже думать не хочется.Я?—совсем другая драма. Я люблю женщин как красоту, как поэзию. Но заканчивается обычно все банально и скучно.Вот у Аннет- иная история, драматическая. Если бы мог писать, получилась бы необыкновенная пьеса. А, впрочем, почему бы нет? Под вымышленными именами? Как там говорят, герои вымышленные, совпадения случайны?Ветер налетел неожиданно, потянуло дымом. К станции, пыхтя и вздыхая, приближался столичный поезд. Приехали наконец!К тормозящему поезду неспешно подтягивались кожистые крылья пролеток. Станция ожила. Свисток проходчика. Гудок машиниста. Паровоз, выплюнув последний вздох, затих. Из толпы приехавших выделилась пара: высокий худощавый мужчина, элегантно одетый, с военной выправкой и очаровательная молодая женщина с белым кружевным зонтиком в голубом платье с белыми воланами по последней моде. Мужчина резко и умело командовал носильщиками. Чемоданы без запинки сгружались на землю.Ого! Сколько багажа! Надолго, наверное. В телеграмме Штольманы не указали, насколько домой пожалуют. А это и не важно. Скучал я, да, скучал!?— Дядюшка! — звонкий голос пронизал облака пара. На меня налетел вихрь из объятий, поцелуев, лент, кружев. Если бы не знать мою Аннет, то кому-то покажется молоденькой барышней. А меж тем 30 лет переступила, не заметила. За ней, сдержанно улыбаясь по обыкновению, меж толпы пробирался Яков Платонович. Годы его не щадят, конечно. После болезни так и не набрал в теле.Такой же худощавый и подтянутый. Но глаза молодые и счастливые. Аннет, ты у меня умница!— Дядюшка, мы задержались, прости,?— шляпка из голубой тафты подчеркивала цвет ее глаз. Тени под глазами исчезли. Румянец выровнялся. Посвежела, похорошела. И не скажешь, что четыре месяца назад в Петербурге была на краю перехода.—?Приветствую, Петр Иванович!?— крепкое рукопожатие, внимательный, пронизывающий взгляд. Морщинок у глаз стало больше. Но они, как ни странно, его не старили, а придавали знаменитому "штольмановскому" взгляду какую-то мягкость и обаяние.-Яков Платоныч, очень и очень рад, еще и именно потому, что не ожидали. Какие тайны вас привезли в Затонск сейчас? —?решил пошутить.В серо-голубых глазах на секунду мелькнуло напряжение и утонуло в широкой улыбке.—?Разве нужно, что бы кто-то умер, чтобы мы с вами встретились,?— знакомой хрипотцой парировал Яков. Есть у них, у Штольманов, такая шутка в арсенале.