Глава 37 (2/2)

Кивнув, он вновь замедлил пальцы на рояле.

— Вы, должно быть, слышали, что я баснословно богат? — самодовольным хрипом выдал он под звуки испанских стуков.

— Где-то упоминалось, действительно, — отозвалась она. — Вот только мне не нужны деньги, мистер Малфой.

— Интересно, — не сбиваясь, даже не смотря на клавиши, он продолжал впиваться в ее взгляд. — И чего же вы хотите?

Прикусывая нижнюю губу, Гермиона громко выдохнула, вскинув янтари к мерцающему свету.

Сотни парящих огоньков сияли золотистым цветом у бездонного потоком удаляющегося к созвездиям и солнцу потолка.

Глубоко вдохнув, она поднялась и медленно обошла инструмент, остановившись сбоку, чтобы ее пылающий парами хищник мог видеть свой объект.

Садясь удобнее, Драко вцепился в нее сталью, выжидая отданный сигнал.

Слегка кивнув, она получила громкие, растекшиеся ритмы, мгновенно ухватившие робкие хлопки.

Он был великолепный музыкант и невероятно чуткий концертмейстер, подхватывая, ожидая, замедляясь, ускоряясь там, где было нужно именно сейчас.

Ни один раз она не отвела от его серебра сверкающего взгляда.

Ни один поворот не доходил разрывом глаз за ту миллисекунду, что их контакт терпел разрыв.

Гермиона запуталась в своих шагах, кажется, дважды, но он не дал ей потерять сбившийся темп.

Она была уверена, что ее руки двигались ужасно и ее педагог по танцам точно бы ударила по ним, но его взгляд не предлагал ей прекратить.

Он предлагал продолжить с поднятым лицом и выпрямленным позвоночником.

Если бы на нее смотрели так в потерянном концерте ее детства, та маленькая девочка ни за что бы не оставила свои уроки танцев.

Если бы на нее смотрели так хотя бы раз в любой другой несовершенный день, та маленькая девочка никогда бы не узнала вкуса слез в холодной комнате сатина.

Каждый заглушенный о камень стук несуществующего каблука; каждый развеянный невидимым подолом шаг; каждый раскрытый пальцами прекрасный взмах вращающейся кисти, Гермиона танцевала с наслаждением мотив Севильи.

Сок ежевики, острые запахи мандарина и огня.

Соленый бриз и ветер брызгов.

Теплый холод жара и горячего дождя цветочных ароматов.

Под конец второго куплета Гермиона осознала, что больше ничего не помнит, и с ужасом в глазах опять запнулась в шаге.

Слегка замедлившись, Драко дал ей понять, что танец завершится с окончанием этих движений.

В последний раз взмахнув кистями, в последний раз оставив стук, Гермиона провернулась, застывая ровно в тот момент, когда он бросил ноты громким всплеском идеального конечного штриха.

Шумно дыша и все еще соединяясь нитью за конец пылающего взгляда, Гермиона опустила руки, проследив за темным омутом расшитых светлой тьмой, не унимающих привычный свет зрачков, вгрызающихся в ее тело.

— У меня появилась новая мечта, — заявила она.

— Какая? — спросил Малфой хрипло, не отрываясь от лица покрытой загнанным румянцем Гермионы.

— Хочу, чтобы ты догадался и исполнил ее.

Не дрогнув ни одной мышцей на лице, Драко продолжил прожигать янтарь своими дымными глазами.

— Чтобы я догадался сам? — медленно уточнил он.

— Да.

— И исполнил ее?

— Именно.

— Применять легилименцию мне запрещено, я полагаю? — сиплым басом он растягивал слова.

— Запрещено.

Внезапно поднимаясь с места, Драко неспешно двинулся к застывшей Гермионе.

Подойдя вплотную, он впился в ее облик хвойным паром, обжигающим лицо.

Стоя напротив задранного подбородка в тишине, он ровно одну минуту изводил унявшую свое дыхание, прежде чем вынуть палочку и медленно взмахнуть, направив на оставшийся рояль.

Убрав в карман, он резко притянул к себе открывшую рот Гермиону.

— Как ты сделал это? — восторженно вскрикнула она, выбивая его хриплый смех.

Комната налилась прекрасной музыкой расслабленного танго, струящегося без чьих-либо рук из инструмента.

Мягко посмеиваясь над ней, Драко ближе подал Гермиону к себе, скользнув второй ладонью к ее пальцам.

— Грейнджер, ты такая забавная, — заставив покачнуться, он мягко перевел ее унявший тяжесть вес с одной ноги на другую и снова повторил, пока не подчинил себе давно уже его законное и отданное безвозмездно тело.

— Предупреждаю сразу, — опасливо начала она, — я не умею танцевать танго.

Шагнув вперед, Малфой заставил ее ухватиться крепче.

Господи Иисусе…

Годрик милостивый…

Мерлин всемогущий…

Как же потрясающе он вел.

Отныне это входило в список лучших ощущений ее жизни.

Не было никаких возможных невозможностей не подчиниться его шагу; не сделать свой по прихоти ведущего; не изогнуться там, где он сказал безмолвно; не уловить рисунка; не понять простого языка.

— И вновь ты маленькая обманщица, — поставив в крест, прошептал Драко. — Ты умеешь танцевать танго.

Лениво шагая задним очо в его крепких пальцах, Гермиона хитро улыбнулась, глядя в радужку, расшитую огнем.

— Я не так хороша, как ты, — вновь следуя за Драко, выдохнула она.

Поймав ее болео, Малфой скользнул своим коленом под ее.

Склонив Гермиону на себя, он выбил судорожный вдох распластанного тела.

— Дурочка и лгунья, — застывая у раскрытых губ, выдохнул Драко.

Растянув улыбку и ослабив хватку впившихся от неожиданности пальцев, она потянулась ближе, сократив и без того короткий промежуток.

— Я вижу, вам пришелся по вкусу мой метод флирта?

Смыкаясь нежным выдохом на пряных вкусах, Гермиона нежно поцеловала наклонившегося Драко.

Ответив на короткий поцелуй, он поднял ее обратно, не отняв ладоней от пылающей в улыбке.

Опустив сцепление их рук, он оторвался и скользнул по всей длине наверх кончиками пальцев.

Прикоснувшись к подбородку, Драко подал Гермиону на себя, слегка надавливая на лопатки.

— Вашей мечтой оказался танец, мисс Грейнджер? — без палочки забрав тихие ноты, Малфой наклонился ниже.

— Моей мечтой оказался танец с тобой, — сказала она, собирая все горящие на небе звезды. — Ты исполнил ее.

— Ты прекрасно танцуешь, Грейнджер, — негромко сказал Драко.

В который раз за этот день чувствуя шепот крыльев в животе, она опустила лоб на его грудь, прячась в сандале с кедром.

Снова потеряв ладонь в ее кудрях, он тихо выдохнул, перебирая пряди.

Это всегда было так непонятно для нее — когда Гермиона наблюдала за смотрящими друг другу в лица, нервными, грубыми, искрящимися злобой парами.

Почему?

Почему, если ты любишь, ты позволил себе грубым стуком перекрыть прекрасный свет? Является ли он таким в том случае? Твой ли огонь сейчас горит?

Как можешь ты позволить себе это? Как ты посмел, если твоя душа кричит всем видом о слезах, не замечать, не обливаться болью и не видеть?

Как ты посмел не уважать?

Интересно, это случается со всеми?

В какой момент твой дом перестает встречать тебя запахом рая? В какой момент ты ощущаешь гнев? В какой засомневался в выборе?

В какой твоя любовь шагнула в ад?

Был ли влюблен ты в эту душу?

Была ли она частью скола от твоей?

— Мне снова нужно появиться в подземельях, — пробормотал Драко приглушенно.

Поднимаясь вверх, Гермиона прикоснулась к берегам прохладной пены морских волн, бурлящих летом.

— Во сколько ты вернешься?

Пожав плечами, он вновь скользнул ладонью по ее лицу, откинув волосы за плечи.

— После ужина.

— Хорошо, — выдохнула она, прижавшись ближе. — Я буду ждать тебя.

Мазнув по теплой коже, он наклонился вниз, оставив поцелуй на лбу.

Расставшись у прохода в прежний мир, они проследовали дальше.

***</p>

В Большом зале Гермиона столкнулась с ониксовым паром, выстрелившим лишь один раз, мгновенно поразившим насмерть.

Вряд ли.

Вряд ли она еще хоть раз поднимет свои глаза на Снейпа.

Наскоро проглотив кусок форели, Гермиона поднялась и зашагала к выходу из зала.

Почти переступив порог, она наткнулась на привычный образ.

Выглянув из-за спины стоящего напротив Малфоя, Теодор Нотт подал неясный звук.

— В чем дело, Грейнджер? — пропел он, обходя мгновенно вспыхнувшего Драко. — Привидение увидела?

Фыркая и мысленно взывая к здравомыслию Драко, Гермиона двинулась вперед, но Теодор переступил на месте, преграждая путь.

— Я слышал, ты осталась одна, без своих дружков, — мелодично продолжал он. — Будет одиноко — приходи, — сально ухмыльнувшись, Нотт окинул ее тело взглядом. — Ты, конечно, гря…

— Отъебись от нее и шагай вперед, — толкнув Тео в спину, выплюнул Малфой.

Разразившись смехом, он двинулся к столу в компании идущего позади Драко.

— Да ладно тебе, — хохотнул он, удаляясь дальше. — Весело же было. Ты видел ее лицо?

***</p>

Драко не пришел к ней после ужина.

Было уже около полуночи, когда Гермиона решилась написать.

Как долог день…

Сидя в тусклой гостиной в свете золотистого огня мерцающих снежинок, Гермиона каждый раз с утихнувшей гирляндой на несколько секунд ступала в тьму.

Малфой не отвечал, но почему-то ей казалось, он увидел сразу.

Мой ум — беспомощен, — вывел Драко витиеватым почерком спустя десять минут.

Вновь опуская острое перо на свой пергамент, она прикоснулась к потерявшемуся цвету.

Мне плохо.

Объятье разомкнешь… — оставил он на этот раз мгновенно.

И смертью засквозит.

И мне родною став, она меня сразит, — подхватывая ее строки, Драко продолжал протягивать хрупкую нить.

И выбор за тобой…

Решение простое:

Вот ты, вот смерть, — струясь холодным звуком эхо, Гермиона капала чернила на прикрытые уста их тайной связи.

И я застыл меж вами стоя.

И знаю я теперь уже наверняка:

Не проявляясь на пергаменте ответом, Малфой молчал, вновь оборачивая взгляды Гермионы на огоньки плавно пылающего света.

Вдыхая горький вихрь декабря, привычно воспевающего клубы снега, она прожигала смятый лист янтарным блеском.

Спустя семь минут Драко пропел черным пятном на ее смятом сердце.

Жизнь может оборвать любимая рука.

Тихим шелестом явив свой образ с запахом дождя, Драко остался у двери, не двигаясь, не шевелясь, не поднимая взора.

Единственный источник освещения каждые несколько секунд забирал свет, мигая облаком алмазной пыли.

Бледное лицо тонуло в блестках и лучах и медленно всплывало в золоте волшебных линий.

Прекрасен, как и всегда.

Печален — точно так же.

Медленно поднимаясь с ветхого дивана, Гермиона тихо подошла к застывшему у входа Драко.

Протянув ладони вверх, она опустила кисти на уткнувшееся в пол лицо.

— Мне не нужно это, — едва шевеля губами, проговорила она, двигаясь вперед. — Мне не нужно это, — поднимая опустевший и смиренный вид, повторила Гермиона.

— Ты же прекрасно знаешь, что так говорят все, у кого нет возможностей, — сдавленно ответил Драко, отчаянно отводя веки. — Красивый способ внушения, в который ты в один момент устанешь верить.

— Я никогда не устану верить, если ты будешь рядом со мной, — прижимаясь к сомкнутым губам, сказала Гермиона.

Тяжело дыша, Малфой в который раз склонился вниз, уронив лоб в изгиб открытой шеи.

Стоя несколько мгновений в полутьме гирлянды, она обхватила пальцы, безвольно опущенные по бокам, и потянула Драко к старому дивану.

Шарканьем подошвы двигаясь за ней, он сел на мягкую узорчатую ткань, поддавшись робкому движению.

Забираясь на колени, она вновь обняла его лицо, окутывая в ворот рук, поглаживающих раненого зверя.

Пробуя привычный вкус, Гермиона крепче сжала бедра, заключая взявшее ее к себе, раскинутое тело.

Все их поцелуи имели всегда разный вкус.

Например, сейчас он ощущался полынью — снова; прохладным инеем на веточке морозной ели; мандарином; перцем и вареньем из лепестков.

Роз.

Это было варенье из розовых лепестков роз.

Еще здесь была вина. Этот ингредиент всегда присутствовал в их поцелуе.

Но иногда ей удавалось его заглушить.

Еще печаль. Она такая же, как и полынь, — горькая, медная, с привкусом боли.

Но истинную боль он не давал ей взять; он каждый раз пировал ей самостоятельно, смакуя в одиночестве, не проронив ни капли — он считал — на нее.

Но он не знал, что в тот первый раз, когда сирень явила себя свету; когда громкий этюд был сыгран пеплом несвернувшейся крови — его бурлящие потоки прокусили ее вены, соединившись навсегда.

Проехавшись ладонями по шее и не разорвав их поцелуй, Гермиона нащупала оставшиеся пуговицы на воротнике его рубашки и принялась расстегивать, шагая вниз.

На третьей Драко оторвался и накрыл своими пальцами трепещущие кисти.

Остановив ее, он свел серебряные брови на лице, смиренной статуей пряча глаза под веками.

— Не надо, — глухо выдохнул Малфой. — Не… Не снимай ее.

Нахмурившись в ответ, она почти выдавила звуки, но раскаленный жар провернутой забытой стали острого ножа опять напомнил о себе необработанной струей, стекающей из гнилой раны.

Воскрешая все их дни, Гермиона снова опустила руки под холодный камень.

Он никогда не раздевался перед ней.

Его руки всегда были скрыты длинными рукавами. Даже пижама с динозаврами имела длинный рукав.

Он никогда не открывал перед ней Метку.

Он никогда ей не показывал свое клеймо с той самой ночи ноября на Башне.

Смиренным видом отвернувшись в сторону закрытой двери, Малфой тонул в который раз во льдах своих же грез, убитых несколькими днями раньше.

— Когда ты смотришь на меня, — негромко начала Гермиона, — что ты видишь?

Исказив лицо в немом вопросе после ее слов, он так и не перевел глаза, задумчиво уставившись на древо.

— Когда я смотрю на тебя, я вижу Драко, — размеренно продолжила Гермиона, не пытаясь обратить затихший вид. — Он бывает разным, — тихо проговорила она. — Бывает придурком. Очень часто, — усмехнулась она, вновь поднимая кисти к расстегнутой рубашке. — Бывает забавным, — застегивая первую пуговицу, сказала Гермиона. — Почти всегда мне кажется он милым, но ровно столько же он часто раздражен, — застегивая вторую, не прекращала она говорить. — Иногда он бывает грустным, а еще чаще — обеспокоенным, — справившись с третьей, она мягко опустила пальцы на унявшие свой вдох, ссутуленные плечи. — Драко всегда со мной заботливый и нежный.

Проходясь по напряженным мышцам, она светила янтарем в изящный профиль.

Полупустая комната, зарывшаяся в полутьме мигающей блестящей сказки, спадала на его античные черты лица, в бесчестный раз являя ангела, пришедшего без зова.

— Я смотрю на тебя и вижу Драко, — выдохнула Гермиона, поглаживая дрогнувшие части. — Своего Драко, когда ты позволяешь себе быть им, — обдавая сцепленную челюсть потоком хриплых букв, сказала она. — Иногда я вижу того Драко, которым ты вынужден быть рядом с другими, — продолжила она, не утихая. — Того Драко, которому приходится быть тем, каким его хотят увидеть и которым заставляют быть, — осторожно прикасаясь к выпуклым на шее венам, Гермиона медленно прошлась узором вниз, остановившись на ключицах, скрытых под рубашкой.

Мягко подняв ладонь, она скользнула по его скуле костяшками — прямо, как он, — и отстранилась, замерев напротив.

— Но никогда, когда я смотрю на тебя, я не вижу твоей Метки, — оседая тихим шепотом на золотистых огоньках, сказала Гермиона. — Я хочу, чтобы ты знал это.

Не ожидая ответа, она мягко подалась вперед, улегшись на него и спрятавшись в изгибе шеи.

Ее кисти уперлись в его грудь, а нос вдыхал запах сгоревшего сандала.

Он не шевелился, не пытался повернуться или выдавить слова.

Гермиона знала, что он ничего не скажет.

Она могла почувствовать вкус слез, которые Драко не выпустил на волю, — не те, что она видела однажды у него на Башне.

Если бы Драко позволил себе, то его соль стекла бы тихо, робко, медленно спадая вниз; залившись в трещины фарфора; продолжив следовать на юг.

Она упала бы на чью-то руку, которая держала бы его лицо; она смешалась бы с холодным ароматом хвои; она имела бы умершую в себе мечту, взятую самозваным палачом, насильно отобравшим волю.

Но он не плакал.

Драко просто продолжал тихо дышать, уставившись на дверь их Башни.

Спустя неясный промежуток времени негромкий шелест обратил заблудший разум к звуку.

Почувствовав ладонь на позвонках, несмело обнимающую тело, Гермиона уронила крошечный поцелуй на теплую кожу, отчаянно пытаясь поднять веки.

— Пойдем спать? — сонно пробормотала она, засыпая у Драко в руках.

Вставая вместе с ней, он крепче ухватил ее под ноги и шагнул к лестнице, ведущей в комнату наверх.

Схватившись сцепленными ладонями за шею и сжав лодыжки за его спиной, Гермиона обвилась, как плющ, о его тело, пока он нес ее в кровать.

— Я уже помылась, — хрипло пробормотала она, балансируя на грани сна под мерный стук шагающего Драко.

— Умница, — негромко отозвался он, переступив порог.

Поддерживая одной рукой, Драко откинул одеяло вместе с покрывалом и наклонился вниз, укладывая Гермиону.

— Тебе понравилась моя пижама? — спросила она едва слышно, подоткнув кусочек одеяла под себя.

— Очень красивая.

Отстраняясь, Малфой обошел кровать и удалился в ванную.

Через мгновения она услышала шуршание в нескольких сантиметрах от себя.

Забравшись под теплую ткань, Драко скользнул ладонью на ее живот и пододвинулся вплотную.

— Грейнджер? — почти неслышно выдохнул он в волны.

— Да? — тонким голосом отозвалась едва стоящая у края.

— Ты самое прекрасное и самое светлое, что случилось со мной с тех пор, как я перестал быть ребенком.

Сомкнувшиеся пальцы на лице мягко вспорхнули вниз, забрав свечение янтарных блесков.

Развитой по ветру прозрачной пеленой привычный голос укачал два образа, мягко высказывая речи.

Это было самое красивое признание в любви, которое она могла услышать.

Сглотнув остывшие клубы, летящая в пряных порывах ткань окутала их прикоснувшиеся плечи.

Засыпая, соленый бриз накрыл оба лица.

*Стихотворение в начале — Поль Валери «Орфей».

**Севильяна — см. примечание после главы

***Танго — Quartango — Androgyne

****Стихотворение, которым говорят Драко и Гермиона в переписке, — Поль Валери «День долог… без тебя, без нас, без «мы», без «ты»…»