Глава 33 (2/2)

— Прости меня, — едва слышно он пробормотал. — Прости меня за все, что я сказал тебе тогда на Башне. Прости за все, что я сделал.

— Драко, — забрав опущенное серебро в колючие перчатки, она подняла остывшее лицо.

Заглядывая в изувеченные части, она подалась вперед, сомкнув свои покалывающие губы на его.

Пройдясь горячими следами по раскрытым ранам, Гермиона приковала лбы, заставив Малфоя склониться.

— Я хочу есть, — прошептала она, немного отстранившись.

Замерев на пару мгновений, Драко криво усмехнулся, обращаясь на нее.

— Не переживай, — протянул он, вытаскивая палочку и заставляя метлу исчезнуть. — Кормить тебя уже давно включено в список моих ежедневных дел, — подмигнув, он протянул ей руку.

— Это неправда, — толкнув его, обиженно отозвалась Гермиона.

Они почти перешагнули за пределы поля, держась за руки, но порывистые ветры разорвали их союз.

Остановившись около барьера, Малфой шумно выпустил сквозь зубы воздух и сильнее сжал ее ладонь.

— Дезиллюминационные чары, аппарация, — затихнув, он обратился к ней, — или ты хочешь пойти по отдельности?

Смирение, вина, печаль и злость бессилия блестели в его венах, освещая бледное лицо.

Они не смогут себе этого позволить, скорее всего, никогда.

Но ей неважно это.

Гермионе никогда не захотелось бы менять их хрупкое укрытие на громогласный и привычный мир.

Почему же ты не понимаешь?

Пальцы, сжавшие ее ладонь, расслабились, пока он ждал ответа.

Неуверенным, тоскливым эхом серебро сновало по ее лицу.

Отвечая на захват, переплетая с новой силой пальцы, другой рукой она скользнула в свой карман.

Взмахнув лозой, она заставила их вид исчезнуть.

Молча двинувшись вперед, Гермиона потянула Драко.

Они неспешно шли по направлению к ней в Башню, не договариваясь о конечном пункте.

Сквозь опустевший камень коридоров и немногочисленных гостей, оставшихся в старейшем замке, они следовали в тишине.

На смене лестницы у перехода внезапно появился Снейп, остановивший ониксы прямо на них.

Крепче сжимая ладонь Драко, Гермиона замерла.

Она точно была уверена, он их не видит.

Заклинание не могло спасть.

Почувствовав, как Драко прошелся по ее пушистой ткани, успокаивая легкими мазками по руке, она проследила взглядом за уносящим свой древесный вздох профессором.

На одну лишь секунду ей показалось, что он хмыкнул, но, скорее всего, это был побочный звук, возникший в голове.

Продолжив путь, Драко и Гермиона добрались до Башни.

Пробормотав пароль и оказавшись по ту сторону двери, она смахнула чары.

— Я вся вспотела, но в этом виноват ты, — стягивая с себя шапку и перчатки, недовольно пробурчала Гермиона. — Так что, если я буду плохо пахнуть, это твои проблемы, — метнув в него прищур, она скинула теплую мантию, последовав его примеру.

— Я потерплю, — издевательски ей протянул в ответ шагнувший в сторону дивана Малфой.

Обращая взгляд на стол, она тихо усмехнулась, скрещивая руки на груди.

— Рыба, — вцепившись в него янтарями, выдала Гермиона. — Мне нравится рыба.

— Она здесь тоже есть, — пожав плечами, сказал Драко.

— А все остальное съешь ты? — недоверчиво поинтересовалась она, скользя по вновь заставленному блюдами столу.

— Здесь есть лимонный пирог.

Стирая недовольство, она перевела зрачки на стол, но напоролась на шагнувшую фигуру, что перегородила ей обзор.

— Если продолжишь возмущаться, я не поделюсь им с тобой, — растягивая хищную улыбку, выдал Драко.

— Ах ты шантажист.

— Мы идем мыть руки или как?

Цокнув, она прошла к подступу лестницы.

Добравшись до ванной, Гермиона распахнула дверь, пропуская Драко.

— Я подожду, — шагнув назад, бросила она.

Поймав за запястье, Малфой потянул ее обратно.

— У тебя широкая раковина, — затащив ее внутрь, он открыл кран.

Уставившись расширенными зрачками на мылящего руки Драко, Гермиона замерла напротив льющейся воды.

— Тебе помочь? — насмешливо спросил он.

Открыв и закрыв рот, она так ничего и не сказала.

Закатив глаза, он мыльными руками обхватил ее ладони, делясь пеной.

— Грейнджер, это не так сложно, как кажется, — продолжая массировать расслабленные кисти, протянул Драко.

Если бы…

Если бы она могла хоть что-нибудь сказать, то определенно — нет, абсолютно точно — она бы что-нибудь сейчас сказала.

Но она не могла.

Гермиона тупо моргала, пока он мыл ей руки.

Избавившись от мыла — плавными движениями проходясь по ее коже вновь и вновь — и убрав шумы крана, Малфой скосился насмехающейся ртутью на ошарашенный янтарь.

Стянув полотенце, он вытер их ладони.

— Цветочек, ты в порядке? — с плескающимся смехом в радужках, участливо он поинтересовался.

Вынырнув из толщи льда, Гермиона гневно на него оскалилась, толкнув в плечо.

— Ты придурок.

— Грейнджер, где твои манеры? — охнув в притворном шоке, Малфой прикрыл рот. — Ужас, какая ты бестактная.

— Я все еще хочу есть, — выплюнув, она решительно направилась обратно.

Усевшись на диван и проследив за Малфоем, что опустился рядом, Гермиона сразу обнаружила печеного сибаса.

Положив его в свою тарелку, она с блаженством приступила к блюду.

Изредка поглядывая на довольного Драко, она наслаждалась пищей.

У нее даже промелькнула мысль о небольшой зависти Малфою, ведь он все годы ел эту вкуснейшую еду, но они в тот же миг исчезли, испарившись, как и прежняя, его не порванная жизнь.

Отложив вилку на опустевший фарфор, она выжидающе уставилась на Драко.

— Ты уже закончил? — нетерпеливо и прекрасно видя, как он мучительно медленно доедает свой кусок батата, спросила Гермиона.

До невозможного долго прожевывая овощ, Драко наконец промокнул и так чистые уголки губ.

— Грейнджер, ты бы хоть не так в открытую пялилась, — расслабленно пробормотал он.

— Давай есть пирог, — едва не прыгая, выдала она.

— Ты могла не ждать меня.

— Я не хотела есть его без тебя, — слегка смущаясь своему заявлению, дополнила Гермиона.

Взмахнув палочкой, он заставил все лишнее исчезнуть, оставляя лишь пирог, оставшуюся выпечку и чайник чая с двумя чашками.

— Ты прямо как мой отец.

Сорвавшиеся буквы в эту же секунду изменили прежний кислород, обратив воздух в запах вьюги.

Ледяной вечер за окном принес метель, весь день так терпеливо ожидавшую своего часа.

В одну секунду помрачнев и содрогнувшись — почти не видно, незаметно и неуловимо для чужих, но больше никогда не скрыто для ее навек раскрытых глаз, — он пеплом лег у сломанных чужими криками и своей болью ног.

— Я… — переведя дыхание, Драко поерзал рядом. — Мне не следовало… — глухо пробормотал его скрипучий голос, сорванными связками молящий о пощаде.

Вой снежной бури за стеклом миновал теплое пространство.

— Драко.

Всеми распотрошенными мишенями пытаясь заслонить уже разбитую фигуру, Гермиона пододвинулась к нему, забрав трепещущие пальцы в свои руки.

Столкнув изрезанный янтарь с незащищенным спустя сотни дней прикрытой обороны серебром, она взглянула в самую манящую на свете бездну.

— Я не знаю, кто твой отец и что он за человек на самом деле, — тихо начала она, улавливая блик испуга на ресницах, — но я с недавних пор пересмотрела все свои убеждения, — несмело дрогнув уголком губ, изрекла Гермиона. — Я и до этого была уверена, что за каждым поступком кроется определенный мотив или достаточно веская причина, — сделав паузу, она грустно улыбнулась, опускаясь взглядом на кольцо в сплетении их пальцев. — Теперь я в этом убеждена.

Вновь поднимая взор на затаившего свой вдох Драко, она покрепче зацепилась.

— Поэтому я не могу судить твоего отца… Я имею в виду, в полной мере, — продолжая глухой звук, проговорила Гермиона. — Я имею право считать его нехорошим человеком. Я имею на это право, — чувствуя, как напряглась прохладная ладонь, сказала она. — Я не разделаю его поступков, его поведения и его убеждений, которыми он засорял твою голову, — выпутав одну кисть и вмиг упав в расшитые спрятанным страхом туманные зрачки, она подалась ближе. — Но это не значит, что он плохой отец для тебя.

Несмело прикоснувшись к побледневшим скулам, Гермиона попыталась укротить морской прибой.

— Я не знаю, как он обращался с тобой, — робко дополнила она. — Но тебе позволено любить его, — поглаживая гладкий мрамор, бормотала Гермиона. — И скорее всего, ты будешь продолжать делать это, даже если не захочешь.

Не двигаясь, Драко медленно моргал, пока в оконных стеклах бились ветры.

— Он твой отец. Как бы он к тебе ни относился, ты не изменишь этот факт.

Нагнавшая их шаткий дом метель продолжила стучаться.

— Мы все искалечены своими родителями, — скользя по мягкой коже, выдыхала Гермиона. — Но ты не сможешь перестать испытывать потребность в них у себя внутри, ты все равно будешь тянуться к этому, — добравшись до любимых прядей, она запустила кисть в привычный шелк. — Ты все равно будешь их любить. Не так, как ты себе это представлял; не так, как тебе этого хотелось, но ты будешь, — заглядывая в застывающую ртуть, мягко оставила она на его коже. — И это нормально.

Смотря на нее смесью невероятной нежности и боли, спрятанной — всегда — внутри; тоски; смирения, запекшегося грязными металлами; неверящим во все его мгновения даже до этих пор, раскрытым, обнаженным взглядом, Малфой в который раз забрал часть от того, что давно полностью она отдала без спроса.

— Он был… Он был не таким плохим отцом, каким его все считают, — едва слышно выдавил Драко.

Опуская ртуть на зацепившиеся пальцы, Малфой осторожно выпутал ладонь, вынудив Гермиону отстраниться.

Поерзав, он отполз немного дальше, разорвав контакт.

Непонимающе следя за его действиями, Гермиона напряглась, скользя туманным янтарем по задрожавшим пальцам.

— Когда я впервые… — он запнулся, сжимая челюсть, и тяжело вздохнул, не поднимая взора. — Когда я впервые… Это была маггла, — надломленным хрипом выдал Драко.

Сотни замерзших льдов, укутанных в стены азота, прилегли на все открытые кожные части.

— Она… Ей было не больше, чем мне.

Гермиона непроизвольно вздрогнула, но проглотила желчь, что подступала к горлу.

— Думаю… Думаю, именно тогда я окончательно понял, что все, что он внушал мне с детства, — гниющая хуйня, в которую… Я даже не знаю, верит ли он сам все еще в это, — не поднимая головы, продолжил Драко. — Я и так начал понимать… Тем более когда эта безносая мразь все чаще появлялась в нашем доме и… когда все это случилось.

Затихшим вдохом через силу пропуская спертый кислород, слушала Гермиона.

— Но когда… когда я сам… — сорванным голосом он заикался, отрывая тупой сталью сверхчувствительную плоть. — Там была кровь, — продавливая с каждой буквой дальше омертвевшие пути, поскрипывала порванная скрипка. — Обычная, блять, кровь. Точно такая же, как у меня. Точно такая же, блять, как у всех.

Соленый запах сгнившего граната отдавал рецепторам свой вкус, пока она глотала спазмы.

— Я стоял и думал, что лучше бы я сам родился магглом, чем чистокровным, блять, который не имеет ни права голоса, ни шанса выбирать, не то что блядских привилегий, — выплевывая воздух и стискивая кулаки, он резко вскинул голову, мгновенно натыкаясь на залившийся закат в размытых волнах.

Нет.

Пожалуйста, не надо.

Но этот миг уже не только их, и запах звезд унесся с шепотом летящих силуэтов в небе.

Металл расплавился, ведь час пришел.

— Извини меня, — голосом страшного кошмара выдохнул властитель, распахнув врата.

Ему не нужно было уточнять, за что.

Услышать от него слова об этом было то же самое, что опустить ладонь в огонь.

Тот миг был только их, но это значит, что он тоже.

Он тоже приказал опасным ядам на несколько часов остановить пары.

На втором курсе Гермиона бы отдала все, чтобы он извинился перед ней за это.

Она вряд ли бы поверила в искренность слов и определено точно врезала бы в наглое лицо на год пораньше, но то, как его песня вновь звучала плачем инструмента, и то, как с цветом согнутого в боли существа смотрели его веки в этот раз, вновь нанесло на гладкую поверхность эпителия пушистые осколки ссыпанных стекол, каждый неровный вдох впивавшихся поглубже.

Если цена пролитых слов все то, что с ним произошло, — она бы предпочла их не услышать вовсе.

Даже если бы он не поднял лицо и прошептал это так тихо, что она едва бы поняла, она бы все равно ему поверила; даже если бы он не сказал до их последнего совместного оставленного дня, она и так бы знала.

Ему не нужно было говорить.

Ему не нужно было облачать в слова все то, что она несколько визжащих раз назад на себе испытала.

Но он сказал, в который раз расслаивая душу, которую слепыми омутами он считал, что не имел.

Кричащим воем заглушая рев метели, Гермиона глубоко вдохнула, сгоняя пелену.

Аккуратно подползая ближе, боясь спугнуть норовистого и испуганного жеребца, попавшего в пучину смерти, она неуклюже перекинула через застывшего Драко левую ногу и забралась наверх, обняв ладонями его лицо.

Обхватив ее за бедра, скорее неосознанно, чтобы не дать упасть и зацепиться хоть за что-то в ускользающей реальности, Драко неясными глазами обратился на нее.

— Я уже давно тебя простила, — негромко выдыхая на него и зная, что он должен сам это услышать, она проговорила.

Опуская на затихший мрамор пальцы, она прошлась ладонями, оглаживая нежный вид.

— Помнишь, что я сказала тебе тогда… — утихнув на секунду и столкнувшись с проясненным серебром, спросила Гермиона. — Перед этим. Я…

Не дав договорить, Малфой закрыл ладонью ее губы.

— Не надо.

Обхватив запястье, она отняла укравшую не сказанные буквы кисть.

— Я тоже хочу извиниться, — тихо пробормотала Гермиона.

— Не надо. Прошу тебя, не надо, — искажая бледное лицо, он снова перекрыл дрожащими руками звук.

Держа ладонью губы, Драко склонился вниз, уткнувшись лбом ей в грудь.

Оставляя поцелуи на накрытых пальцах, она мерно гладила шумно дышащий облик, позволяя утопающему вечеру забрать двух путников к себе под звуки трескавшейся стужи.

Убирая руку, он поднял лицо, сцепляясь нитью с ждущими зрачками.

Робко смотря в его несчитанный посыл, Гермиона продолжала мерно гладить раскрошившуюся грудь, пытаясь хрупкими стяжками затянуть несросшуюся ткань.

Медленно подавшись ближе, он намотал на палец крошечную кудряшку у ее виска, висящую неукротимой частью.

Вынудив подпрыгнуть прядку вновь, он выпустил ее из пальцев, повторяя снова.

— Как получилось так, что я держу тебя в своих руках, Грейнджер? — глухо прошептал Драко, обращаясь грозовыми молниями в неделями назад сгоревший у подножия истоков дым.

— Я думаю, здесь всегда было мое место, — тихо отозвалась она, ловя лучи горящего созвездия. — Может быть, поедим пирог завтра?

— Я все испортил.

Наклонившись вниз, Гермиона мягко опустила свои губы на его — но не дала поймать.

— Это один из лучших дней в моей жизни, — выдохнув в его рот горячий воздух, она наконец объединила вкусы.

Не отвечая на неспешный поцелуй ровно четыре вдоха, он все же сдался, смяв в руках сидящую на нем фигуру.

Шумно выпуская воздух через нос, Драко грубо ухватил ее бедро, врываясь в рот пылающим и пряным эвкалиптом.

Мгновенно углубляя поцелуй, он зарычал, вибрацией проникнув во все части, не прекращая ее истязать.

Вжимаясь крепче и пытаясь сжать раздвинутые бедра, Гермиона лишь сильнее соприкоснулась с его пахом.

Глухо простонав, она ощутила натяжение корней, когда он потянул резинку, распуская кудри хаосом, вмиг скрывшим две пары прикрытых глаз.

Гермиона не заметила, как начала непроизвольно ерзать, пока Малфой не придавил ее к себе вплотную, прерывая все движения и выбивая хриплый крик.

Захлебнувшись от внезапного давления на ноющую часть, она откинула до хруста шею, разрывая поцелуй.

— Уже поздно, — низким хрипом выдал Драко спустя секунды отдающихся пульсацией у их соединения мгновений.

— Не уходи, — возвращая загнанный янтарь, сказала Гермиона. — Останься у меня.

— Грейнджер…

— Ты… Ты мог бы перенести часть вещей сюда, — пробормотала она, проследив за дрогнувшим кадыком. — Или… Я могу подождать тебя, пока ты не вернешься, чтобы переодеться, — пытаясь выровнять дыхание, продолжила она говорить. — Если, конечно, ты хочешь, — неуверенно поджав припухлые и все еще хранящие его холодный вкус пылающие губы, она попыталась слезть.

Остановив ее, Малфой подался ближе, заставив Гермиону ухватиться за грудки.

Поддерживая спину, он до спрятанных глубин впился растекшейся от крови ртутью в помрачневшие глаза.

— Как ты думаешь, Грейнджер, — хрипло начал он, — хочу ли я остаться?

— Не знаю, — едва дыша, ответила Гермиона. — Ты обычно был… весьма противоречив в этом вопросе.

— Я всегда, блять, хотел остаться, — прорычал он, обдавая отголосками смятых ночей краснеющие щеки. — Но ты знаешь, что я не мог. И я не должен был, — вновь опуская старую иглу, царапая смолу винила, прозвучал тоскливым эхом громкий шепот у висков.

— Драко, — прерывая похороненную музыку, она обвила все еще опущенную гнетом страха шею. — Это был потрясающий день, — негромко сказала Гермиона, — но если ты планируешь провести со мной время и завтра, — натыкаясь на самодовольно поднятую бровь, продолжила она, — то нам лучше пойти спать. Кстати, я мечтаю увидеть твою пижаму.

— Неужели?

— Думаю, там что-то мрачное, — закатив глаза, бросила она. — Но ничего, мне кажется, это поправимо, — подмигнув, Гермиона привстала, наконец слезая с Драко.

Стоя над усмехающимся видом, она вперила руки в бока.

— Я сейчас пойду мыться, а потом лягу спать, — решительно заявила Гермиона. — Надеюсь, ты решишь лечь рядом.

Размахивая кудрями, она развернулась, направляясь к лестнице, ведущей вверх.

Приняв горячий душ, хотя, определенно, после нескольких прожитых сцен ей нужен был холодный, Гермиона высушила волосы и облачилась в чистую пижаму, специально выбрав ту, которую Малфой не видел.

С бьющимся о ребра сердцем распахнув старую дверь, она почувствовала, как оно упало с той же интенсивностью, разбившись об удушливые скалы.

Он не пришел.

Проглотив горькую слюну привкуса глины, Гермиона медленно прошла к постели и забралась под теплый пух.

Сворачиваясь в сжавшийся клубок, она мечтала погрузить алеющую плоть в зыбучие пески, чтобы оставить навсегда на глубине смиренный образ.

Все в порядке.

Он и не должен был.

Прерывистыми всхлипами глуша соленый вой звучащей за окном метели, Гермиона обессиленно ступала в сон.

Шуршащий свист у сгорбленных лопаток рассыпал снежный аромат пришедшего забрать печали ангела из ада.

Затаив свой вдох, она ощутила, как он медленно забрался к ней под одеяло и скользнул рукой, вновь положив ладонь ей на живот.

Пододвинувшись вплотную и прижав спину Гермионы к груди, Драко уткнулся носом в ее пряди.

— В моей тоже, Грейнджер, — хрипло пробормотал он.

Спустя пару секунд неясной тишины она свела расслабленные брови.

— Что?

Тихо вздохнув, он крепче обхватил освободившую затхлые пары диафрагму.

— Это один из лучших дней и в моей жизни тоже.

Разлившись волнами по венам, цветочный сад зацвел в ночи.

Горящие на небе звезды больше ни разу не утратят света.