Глава 7.2 (2/2)

— Ты знаешь? — едва выдавила она, обращаясь к разгадавшему ее секрет озлобленному парню.

— Я понимаю, что ты привыкла общаться с безмозглыми, Грейнджер, но я не тупой. Спрашиваю еще раз: зачем ты это сделала?

— Откуда ты знаешь об этом? — все еще не веря, не унималась Гермиона.

— Грейнджер, — выдохнув и вскинув голову наверх, он нервно сунул пальцы в шевелюру и, зачесав упавшие от ветра прядки, обратился к ней. — Я предупрежу тебя только один раз. Мое терпение находится на пределе, и, если ты сейчас же не начнешь мне отвечать, ты пожалеешь, что не умерла пять дней назад.

Она громко фыркнула и вскинула свой подбородок.

— И что ты сделаешь?

Он мгновенно кинулся вперед и за секунду опоясал талию, второй рукой скользя за спину и сплетая пальцы на ее кистях.

— Осторожнее, цветочек. Ты не захочешь это узнавать.

Малфой вплотную навалился на нее и придавил к стене, руками заключив в тиски и почти полностью ее всем телом обездвижив.

Она чувствовала его дыхание на своем лице, когда он хищнически вглядывался в янтари, сверкавшие под лунным светом.

— Зачем ты сделала это? — слегка ослабив хватку на ее руках, он глухо прошептал.

Она молчала.

Она смотрела в его ртутные глаза, в которых виднелось огромное пространство, прикрытое за маской злобы и вражды, в которые она теперь не верила.

Она молчала, потому что было нечего сказать.

Она не знала этого.

Она не знала почему.

— Я не знаю, — едва слышно ответила Гермиона.

Раздраженно выдохнув и отняв ледяные пальцы от нее, он отошел к другой стене и обреченно привалился.

Внезапно его маска спала, и он ей горько усмехнулся, сползая по стене и садясь на пол.

— Ты думаешь, что спасла меня, Грейнджер? Думаешь, ты герой? — сжав челюсть, выплюнул он яд в ее стоящее над ним в семи шагах лицо. — Мне нахуй не нужна эта жизнь. Ты мне продлила то, о чем моя мечта избавиться. Не смей воображать себя спасителем. Я не просил тебя об этом, блять.

Гермиона села на пол у своей стены и оказалась перед ним через холодное пространство.

Ей было нечего сказать.

Она и так все это знала.

Она почувствовала это в нем.

— Зачем ты сделала это?

Смотря друг другу в души, они не прерывали состязания своих зрачков.

Она не видела в них жизни. Она не видела в них ничего.

Возможно, она выглядела так же.

— Я не знаю.

Ей захотелось плакать. В глазах отчетливо щипало, а между ребер били кулаки.

Если бы я знала, Малфой.

Если бы я знала.

— Зачем ты сделала это?

Горячая слеза не удержалась там, куда буравил ее дуэлянт, и, проложив дорожку по щеке, скатилась в воздух, что сочился болью.

— Малфой…

— Зачем ты это сделала, блять?! — рявкнув на нее со всей силы, он заставил Гермиону вздрогнуть и сильнее задрожать.

— Я сказала, что не знаю! — выкрикнув ему в ответ, она обрушила свой визг на замерзающую Башню.

— Так, блять, предположи!

— Мне нечего предположить! Я не знаю! Я не знаю! Я не могу ответить на этот вопрос даже себе!

Их крики обивали стены обветшалой Башни и грозились разбудить Шотландию и всех ее гостей.

— Давай тогда я тебе скажу, зачем ты это сделала, Грейнджер, — угрожающе понизив голос, он завладел ее вниманием.

Скажи мне, Малфой. Потому что я не знаю.

И, возможно, не хочу узнать.

— Я не знаю, что там за хуйня с тобой произошла, но ты лишилась своих безмозглых дружков и осталась одна. Тебе больше некому вытирать слюни, и ты не можешь это пережить. Великодушная спасительница всех обиженных и жалких, — он подался телом на нее вперед, зажав между зубами напряженный воздух. — Так вот слушай сюда, грязнокровка. Я тебе не ебаный очередной проект по эльфам и не один из тех тупоголовых. Найди себе другого обездоленного и спасай. Отъебись от меня нахуй.

По кругу.

— Я все это знаю, Малфой! Я знаю!

Щелчок.

— Нахуя тогда ты сделала это, Грейнджер? Почему ты не дала закончить мне, что я хотел?

Выстрел.

— Потому что я этого не совершаю! Я знаю, что такое оказаться жертвой обстоятельств, но я этого не делаю! Потому что я живу здесь, Малфой! Потому что я не хочу этого всего так же, как ты, но я подобного не совершаю!

С последним звуком разнесенного по крови эхо воцарилась тишина.

Обрушились все каменные плиты.

Сгорели все дома.

Гермиона через силу делала прерывистые вдохи и старалась не паниковать.

Понимание ударило с немыслимой для нее силой и заставило ее мгновенно охладеть.

Она услышала, как Малфой хрипло усмехнулся, и развернула свою голову к нему.

— Ну так вперед, Грейнджер, — он жестом указал на воздух в сторону перил. — Я тебе даже уступлю. Останешься первой и в этом.

Она никогда раньше не думала о смерти.

Или ей казалось, что она не думала о ней.

Для нее никогда это не было выходом. Так поступали трусы.

Смерть для нее всегда казалась слишком легкой. Она всегда боролась за себя.

Она была готова умереть, сражаясь с опасностью, с верой во благо.

Пожертвовать собой.

Уйти за что-то.

Но точно не сбежать.

Так было раньше.

До того, как жизнь в ее глазах бесповоротно изменилась.

И оказалось, что борьба уже не для нее.

— Так ты не можешь выдержать того, что кто-то даже здесь тебя опередит? — усмехнувшись, разрезал воздух своим хриплым голосом сидящий парень.

— Я не стану делать то же, что и ты, Малфой, — устало выдохнула Гермиона.

— Не хватает храбрости, цветочек?

— Я не стану отказываться от жизни, которую могла бы получить просто из-за того, что у меня возникли трудности. По крайней мере, не сейчас, — обернув растрепанные кудри на его лицо, она уставилась на мутный образ. — Из любой ситуации можно найти выход. И это не смерть.

— Ты удивишься, милая, узнав, какие иногда бывают ситуации, — выплюнув в нее, он развернулся к темноте.

Повисло долгое молчание, нарушаемое лишь тихим воем ветра и звуком распадавшихся на части мыслей.

Что с тобой произошло, Малфой?

Что с тобой произошло?

Он был одет в черную рубашку с длинным рукавом, застегнутую запонками на запястьях.

Не представлялось никаких возможных шансов посмотреть.

— Почему ты называешь меня грязнокровкой? — в ее голосе сквозила легкая обида, но он звучал на редкость твердо.

Малфой перевел свой взгляд и остановился на ее лице, как будто изучая в первый раз.

Он всматривался в нее несколько мгновений с непроницаемой эмоцией в глазах, прежде чем, пожав плечами, снова отвернуться.

— Я привык.

Ее брови мгновенно взлетели вверх, когда слух уловил крутящиеся мысли в голове, обретшие секундой раньше его голос.

Она и так уже об этом догадалась.

С тех пор, как он вернулся в сентябре, не было никаких высказываний, что она и воздуха с ним недостойна; что она лишь грязь, кишащая у его ног; что магия должна почувствоваться оскверненной, когда ее творит подобная, что и она.

Не мог приспешник сумасшедшего убийцы не думать больше так о ней.

Что с тобой произошло, Малфой?

— Как ты узнал про меня?

Он нахмурился, как будто не расслышал или не понял до конца, но, осознав, про что она спросила, спустя мгновение расправил между бровей складку.

Малфой начал было отвечать, но тут же, закрыв рот, осекся и прочистил горло, заново начав.

— В сентябре, когда ты рухнула, как только мы столкнулись, ты спросила у меня кое о чем. Чуть позже я понял, что ты почувствовала что-то, и догадался, что, скорее всего, ты эмпат. Когда ты совершила всю эту хуйню, я точно в этом убедился.

— Я не знала о существовании подобного до того, как это все произошло со мной, — задумчиво сказала Гермиона.

— У моей прабабушки был этот дар. Мама… — на его лице внезапно промелькнула боль. — Мама упоминала как-то, — он пожал плечами и откинулся назад. — Прабабушка умерла, когда ей было тридцать.

Остановившись на ее лице, он на мгновение притих, окидывая ее хмурым взглядом.

— С подобным даром долго не живут, — дополнил Малфой.

— Я знаю.

Он усмехнулся, доставая палочку из мантии и начиная перебрасывать ее туда-обратно.

— Так как же тебя угораздило, Грейнджер? — он указал кончиком палочки в ее лицо. — Магглорожденная, да еще и с таким даром.

— Думаю, мы оба понимаем, что это не дар, — печально выдохнув, она уставилась на вид из Башни, что открывался черным небом над раскрытой пустотой.

— Я знал, что это существует, но не был в курсе всей специфики того, как этим можно управлять. Я даже не предполагал, что можно делать с кем-то то, что ты решила совершить со мной.

Она услышала, как его голос снова надломился, когда он резко зацепил курок и отложил свое недавно поднятое древко.

— Так неужели я особенный, Грейнджер? Почему твой выбор пал именно на меня? Неужели больше не нашлось в этой убогой школе ни одного, которого ты бы желала вылечить собой? — его голос угрожающе затих, когда он начал нажимать на спусковой крючок. — Ты ведь могла меня и просто здесь остановить — сказать об этом Дамблдору или дорогой Минерве; меня бы упекли в Святого Мунго, а ты бы дальше чувствовала себя лучшей. Зачем ты сделала все это, Грейнджер?

— Я не встречала никого с подобным, Малфой, — обращая янтари, она проговорила. — Не знаю, что с тобой произошло, но ни один не может заслужить того, что ты испытываешь.

— Вот как? Считаешь, всех можно спасти? — он зло оскалился и встал, возвысившись над ее телом. — И на что же ты готова, Грейнджер, чтобы очистить мою душу?

Он медленно ступал по направлению к сидящей Гермионе, словно кот, играющий со своей мышкой.

Сердце бешено заколотилось у нее в груди, приблизив неизвестную опасность и заставив ее встать, чтобы хоть как-то уравнять игру.

Она была уверена, что уже проиграла.

— Ты думаешь, что все легко и просто, что можно все исправить, излечить. Держу пари, ты делишь мир на доброе и злое, но вот тебе сюрприз, хорошая, бывают те, чьи души уже не спасти.

Гермиона вздрогнула, услышав фразу, что набатом била по ее вискам.

— И так ли будешь ты мила со мной и жертвенна в попытках исцелить, когда узнаешь правду, милая?

Он был напротив ее сморщенного тела, практически касаясь ее носа кончиком от своего.

— Уверен, ты уже предположила, почему я чувствую все это, — наклонившись ниже, он оказался у нее в районе губ и выдохнул, обдав ее чуть приоткрытые своим дыханием. — Почему мне больно, Грейнджер?

Нет.

Она почувствовала его вкус на языке, когда он прошептал ей это прямо в губы.

— Отвечай.

— Малфой…

Гермиона попыталась отодвинуться, но он схватил ее за плечи, не давая сделать шаг.

— Почему мне больно?

Нет.

— Я не знаю, я хочу понять, — еле шевеля губами, прохрипела Гермиона, обдав выдохом его лицо.

— Ты знаешь, Грейнджер.

Нет.

— Ты знаешь почему, — мурлыкал он в ее сознание.

— Это неправда…

— Вот как? — приподняв в притворном удивлении свои серебряные брови, он остановился в миллиметре от ее лица и наклонился к уху.

Гермиона почувствовала теплое дыхание на своей шее.

— Почему тогда дрожишь? — прошептал он прямо внутрь.

— Я не верю тебе. Ты на это не способен, Малфой, — собрав всю свою волю воедино, она отчетливо ему произнесла, повиснув на веревке, что до этого обвила шею.

Он отпрянул от нее, как будто от удара, и, свирепо зарычав, рванул рукав своей рубашки.

Гермиона слышала, как запонка, ударившись о пол, разбилась на куски, и, как подобно запонке, разбилось чье-то сердце.