Глава 7.1 (1/2)
19 сентября 1996 год, Башня старост
Дверь в ее Башню отчаянно ходила ходуном, и ей казалось, что оттуда слышались ругательства и крики.
Когда ей удалось открыть глаза и окончательно проснуться, она уловила свирепый мужской голос и звонкий девичий, пытающийся первый заглушить.
Встав с кровати и накинув на себя халат поверх пижамы, Гермиона вышла в общую гостиную, что была отдана лишь ей, и подошла к двери.
— Мы ее друзья! Вы должны пропустить нас!
Открывая дверь, она наткнулась на Рона и Джинни.
Гарри не было.
— Гермиона!
— Гермиона, с днем рождения!
Ее друзья мгновенно кинулись ей на шею, едва не повалив на пол и не склонившись по инерции с ней рядом.
— Эта старая карга не хотела нас впускать, — слегка покраснев от тесного контакта, проговорил Рон, отстраняясь.
— Какое хамство! — возмущенно выкрикнула дама с портрета и демонстративно кинула в Рона плевок.
Прошептав извинения и запланировав визит к МакГонагалл с просьбой переместить портрет, Гермиона захлопнула дверь.
— Пойдем скорее! Я хочу увидеть твою реакцию на свой подарок! — нетерпеливо вскрикнув, Джинни хлопнула в ладоши, усаживаясь на диван.
Разорвав цветную бумагу на небольшой коробке, Гермиона увидела флакон с духами.
Подруга выжидающе смотрела на нее с пылающим огнем в глазах.
— Спасибо, Джинни.
— Нанеси их!
Гермиона смущенно улыбнулась и распылила жидкость на себя.
Приторно сладкий запах мгновенно ударил в легкие, наполнив комнату чем-то похожим на клубнику.
У нее аллергия на клубнику.
— Мне нравится. Спасибо! — она отставила пакет и посмотрела на семью, которая сидела у нее перед глазами. — И спасибо вам, что пришли меня поздравить.
Гарри не пришел.
— Гарри нужно было срочно зайти к Дамблдору… Он вызвал его, как только вернулся… Но он обещал, что сразу придет, как только освободится! — затараторила Джинни, увидев вмиг поникший взгляд, направленный на пустоту.
Скосившись на брата, она слегка толкнула его в бок.
Рон вмиг напрягся и достал зажатую ладонь из мантии.
— Вот, я сам его выбирал, — смущенно опустив глаза и покраснев, он протянул ей небольшой футляр.
Гермиона улыбнулась в благодарность и распахнула бархатную красную коробку.
Кольцо.
Желтое золото и алый камень в углублении посередине.
Ее брови мгновенно взлетели вверх, и она уставилась на Рона, чьи ноги нервно отбивали ритм о ее пол.
— Рон… Это…
Если честно, ей было нечего сказать.
— Я увидел твое кольцо со змеей, — скривившись на последнем слове, он кинул быстрый взгляд на Джинни, которая сидела около него. — И, в общем, я решил, что тебе срочно нужно что-нибудь получше.
Он приковал свои распахнутые веки к ней и нерешительно добавил:
— Я думаю, оно подходит тебе.
Оно подходит тебе.
Ни в одном из всех возможных вариантов она такое никогда бы не купила для себя сама.
Она мгновенно ощутила гадость в своих мыслях и кислый вкус на языке.
— Спасибо, Рон, — прочистив горло и натянув улыбку на лицо, она плотнее обхватила бархат. — Оно… очень красивое.
— Я знал, что тебе понравится. Хочешь, я помогу его надеть?
Ее окатило ледяной водой.
Рон, кажется, спустя секунду осознал, что вылетело из него, и, покраснев еще сильнее, опустил свой взгляд, что-то пробормотав.
Джинни похлопала Рона по плечу и начала вставать.
— Ладно, я… оставлю вас, — заговорщически улыбаясь, пробормотала Джинни. — Мне все равно нужно еще заглянуть в библиотеку!
Она наклонилась к неподвижной Гермионе и некрепко сжала ту, слегка обняв.
— Еще раз с днем рождения, — отстранившись, она направилась на выход.
Когда за ней захлопнулась большая дверь, два образа вернулись в сжатое пространство.
— Я… То есть я хотел… Я имел в виду…
— Спасибо, Рон, — прервав его невнятные бормотания, Гермиона захлопнула коробку и убрала на стол.
Он нахмурился и проследил за ее жестом.
— Я считаю, что оно должно быть в композиции с красивым платьем… Неуместно будет его надевать в пижаме.
— Я думал, что ты… перестанешь носить это, — указав на пальцы, Рон посмотрел в ее глаза, — и заменишь его на мое.
Она в неверии уставилась на него.
— Мне нравится мое кольцо, Рон.
— Но ведь это символ Слизерина.
Ей захотелось рассмеяться.
— Когда ты видишь змей, ты их воспринимаешь как угрозу, потому что это символ факультета, который ты бы никогда не предпочел?
Он, кажется, ее не понял.
— Что?
— Змея не означает исключительно враждебный факультет, Рон. Я не планирую производить замену: мне дорого то, что я ношу. Мне жаль, что я так оскорбила твои чувства подобным действием, и я благодарна тебе за подарок, но ты не можешь говорить мне, какое украшение мне стоит на себя надеть.
Рон мгновенно отрезвился и потянулся к ней.
— Гермиона, я не это имел в виду… Я… То есть, конечно. Да. Я не должен был тебе такое говорить. Я просто… Просто подумал, что ты могла бы… Могла бы носить его… — он вздохнул и осунулся. — Ладно, забудь.
Она коснулась его сжатой ладони и ободряюще погладила.
— Нет. Все отлично. Мне очень понравился твой подарок, и я обязательно буду его носить.
Рон повернул ладонь в ее руке и крепко сжал.
Она поежилась и аккуратно высвободилась из хватки.
— Вы так неожиданно пришли, — пробормотав, чтобы закрасить паузу, она взглянула на пространство в сторону двери.
— Это ведь твой день рождения, мы не могли не прийти.
Гарри не пришел.
— Спасибо.
— Что мы будем делать вечером?
Гермиона уставилась на Рона.
— Мы всегда собирались в твой день рождения по вечерам все вместе. Ты придешь к нам в Башню или мы придем к тебе? Думаю, лучше здесь, — оглянув ее гостиную по сторонам, он снова повернулся.
Она сглотнула, нервно хлопая глазами и все еще не зная, как ей выбраться из пропасти, в которой с каждым днем проваливалось дно.
— Если честно, я… Мне немного нездоровится в последние дни. Думаю, я простудилась. И у меня есть незавершенные дела со старостами. Я не планировала праздновать в этом году.
— Но ведь это твой день рождения!
— В этом году мне бы хотелось так.
Он почти начал спорить с ней, набрав побольше воздуха и вмиг напрягшись, но ее взгляд, которым она его наградила, мгновенно поубавил неуместный пыл.
— Конечно… Если ты так хочешь.
Повисло неловкое молчание.
Гарри никогда ее не простит?
Возможно, это даже к лучшему. Чем раньше все это закончится, тем выше вероятность шанса, что раны заживут.
— Как тебе жизнь в Башне? — не выдержав звенящей тишины, ее заполнил Рон.
— Все отлично, спасибо.
— Тебе же здесь одиноко и скучно, — фыркнул он. — Приходи к нам в Башню по вечерам, Гермиона.
— У меня есть обязанности старост. Мне некогда скучать, — глядя в его стучащиеся в толщу льда глаза, она наполнилась удушливой виной, которая ее сжирала с каждым днем все больше. — Но я зайду к вам. Как насчет… среды? У меня свободный день.
Попытавшись переправить пламя на свой взгляд, она не возымела нужного успеха.
Оно сжигало все вокруг.
— Хочешь, я буду приходить к тебе каждый вечер?
Надежда, даже с серебром на ее пальце, в расплескавшихся волнах кричала всеми звуками о его вере — невозможную, несуществующую и придуманную только им; протаптывала черный образ вглубь — все дальше; заставляла тлеющий огонь рушить застывший воздух — вновь.
— Не нужно, спасибо. Мне… Если честно, мне запретили приводить сюда кого-то, — солгала она. — Не знаю, с чем это связано, но если вас заметят или узнают, что вы были здесь, то, скорее всего, накажут.
Рон скривился.
— Ты что, пленница? В следующий раз я просто буду не так громко кричать на эту каргу. Кстати, какой у тебя пароль от Башни? Скажи, чтобы я мог незаметно сюда проходить.
У Гермионы сжалась челюсть.
Сгорели все коснувшиеся жизни.
— Я… Я не могу, Рон.
— Что?
— Это против правил. Мне нельзя называть пароль никому.
— Но Гермиона, это же я.
— Даже тебе, Рон.
Гермиона чувствовала себя Атой, брошенной на Землю.
Предательницей, приносящей лишь беду.
Убийцей, что намеренно уничтожала.
— Да это просто немыслимо! Мы сейчас же идем к МакГонагалл, чтобы она сняла тебя с этой должности!
— Рон…
— Не бойся, Гермиона, я пойду с тобой. Мы с ней поговорим.
— Рон, я… Я сделала это сама.
Он непонимающе нахмурился и замолчал.
— Что?
— Я всегда хотела быть старостой, — соврала она, — и я вызвалась сама.
Дымящийся и черный пепел.
— Но зачем?
Он никогда ее не понимал? Это случилось позже или у этого исток, тянущийся с начала?
— Я сказала, что всегда…
— Гермиона, расскажи мне, что с тобой происходит, — прервав ее на полуслове, он оказался рядом с ней и опустился на колени.
Она плотнее вжалась в кресло.
— Со мной все точно так же, Рон.
— Неправда, Гермиона! Плевать на твою должность старост. Если ты хочешь этого, я понял. Но ты отдаляешься. С самого первого дня ты ведешь себя странно.
Она положила влажные ладони на его плечо, заставив встать, и также поднялась.
— Сегодня мой день рождения. Давай не будем делать грустный праздник еще грустнее, хорошо? Если ты хочешь, мы можем поговорить потом, но давай не сегодня?
Взяв его под руку, она направилась к двери, заставив Рона обреченно ей повиноваться.
— Ты обещаешь, что мы поговорим?
Удары по открытому пространству.
— Конечно, Рон.
21 ноября 1996 год, больничное крыло
Она определенно умирала.
Все ее тело находилось в кратере вулкана, сжигая кожу на ее груди.
Во рту опухшей вязью прилип к зубам и к высушенному от недостатка влаги небу налившийся язык, перекрывавший воздух.
Ей показалось, что она парила над выжженным пространством, пока холодные ладони тянули ее вниз.
В глазах стоял туманный образ.
Черное пятно, лучящееся злобой.
Нет.
Там не злоба.
Она могла бы чувствовать, но не сейчас.
Ей это снилось?
Зрачки расширились, добавив неизвестной тени четкость.
— Так скоро покидаете наш мир, мисс Грейнджер?
Либо она жива, либо в ее аду присутствовал профессор Снейп.
Оба из вариантов представлялись ей возможными.
Попытавшись сморгнуть остаточную пелену, она зажмурилась и снова распахнула веки.
Перед ее заплывшими глазами действительно стоял декан другого факультета.
Гермиона попыталась приподняться на кровати, чтобы сесть и попросить воды, но в тот момент, когда ее рука коснулась ткани, локоть, что ее держал, мгновенно подогнулся и заставил девушку обратно опуститься на матрас.
Раздраженно выдохнув и, кажется, беззвучно чертыхнувшись, профессор оказался около нее и приподнял, скользя за спину и помогая сесть.
Подоткнув подушку, он налил воды и протянул стакан.
Дрожащими руками она схватила жидкость и с жадностью мгновенно осушила, ощутив немыслимую благодать.
Опустив руку со стаканом вниз на одеяло, она уставилась на хмурого мужчину, который снова возвышался у подножия ее больничной койки.