Part 18 (2/2)

— Мне тоже туда надо.

— Куда туда?

— Мне в ту сторону надо.

— У тебя там машина осталась.

— Заберу позже, — пожимает плечами Ким. — Люблю пешие прогулки.

— Пиздун. Ты их ненавидишь.

— Ты прав, — снова пожав плечами.

Чонгук хмыкает.

Дойдя до ближайшего кафе, Чонгук заходит туда, заказывая два кофе, пока Тэхён занимает места у окна. Вернувшись, Чон садится за барную стойку смотря в окно, о чём-то задумавшись. Тэхён не хочет его тревожить и просто наслаждается, рассматривая излюбленный профиль. У Чонгука щёки от холода покрылись лёгким румянцем, губы — сухие и бледноватые, — блестят от только что сделанного глотка крепкого кофе, а ресницы подрагивают, свидетельствуя о глубоких размышлениях их обладателя.

Тэхёну больно.

Но он даже не может себе представить, как больно в этот момент Чонгуку. Всё снова пошло не так, как он планировал и, если быть честным, то вся его жизнь это одно сплошное «не так, как планировал».

От самого себя снова тошно. Снова ошибки, которые нужно исправлять. Снова Чонгук, сидящий рядом, к которому до одури хочется прикоснуться, но нельзя. Почему? Потому что стыдно. Потому что виноват. Потому что не достоин.

— Ты во мне дыру ещё не выжег? — не поворачиваясь.

Небо посерело и свет от проезжающих мимо машин кидает рисунки на бледноватое лицо Чонгука, не давая отвести от него взгляда.

Тэхён отрицательно промычал, вызывая у младшего смешок.

— Жаль. Я бы хотел проветрить мысли.

Чон делает глоток, ставит чашку обратно на стол и поворачивается к Тэхёну, заставая того врасплох.

И просто молча смотрит. Так же внимательно, изучающе. Так же в самую душу.

Тэхён сглатывает и надеется, что незаметно. Тщетно, потому что Чонгук кидает мимолётный взгляд на его губы, сразу переводя в глаза. Время будто застывает. Все звуки перемешиваются в один непонятный гул, а позже и вовсе исчезают. Люди перестают существовать. Кажется, будто они в эту минуту одни во всей Вселенной. Тэхён молится всем существующим богам, чтобы Чонгук не прервал этот зрительный контакт.

И снова тщетно.

Чон отворачивается первым. Делает глоток, ставит чашку и опять устремляет нечитаемый взгляд в окно, медленно скользя глазами по улице.

Тэхён вздыхает, отпивая свой почти остывший кофе, и кладёт локти на стол, положив подбородок в одну из ладоней. Рука мысленно тянется к идеально очерченному подбородку, предельно чёткой линии челюсти, оглаживая кончиками пальцев порозовевшие щёки, перебирается к виску и заправляет прядь за ухо, задевая мочку, как-бы ненароком.

На деле же — просто сидит и пялится: как Чон пьёт кофе, как вздыхает, опуская взгляд, как часто сглатывает, будто решаясь на что-то, как дрожат его ресницы и как приоткрыты его поалевшие губы.

Ким не знает, чего он сейчас хочет больше: всё-таки решиться и коснуться, или дать Чонгуку возможность решиться на это самому. Мысль о том, что единственным вариантом является только первый, режет душу похлеще любого, самого острого во Вселенной ножа.

— Не пялься так, — спокойно говорит Чонгук, не поворачиваясь. — И не спрашивай «как так?», — а вот теперь поворачивается и пристально вглядывается в самую душу.

Тэхён от такого взгляда внутренне вздрагивает и завывает от черноты чонгуковых глаз — те поглощают всё вокруг, включая Тэхёна, только вот он не против безвозвратно в них утонуть.

— Собирайся, — вдруг говорит Тэхён, пугаясь собственного голоса. Он говорит прежде, чем успевает подумать.

— Куда? — едва заметно хмурится Чонгук.

— Поедем в одно место, — Ким встаёт со своего места и сразу выходит из кафе. Чонгук, не медля, сразу следует за ним.

Город совсем посерел, укутываясь в сумрачный вечер. Ночь постепенно пробирается в каждый уголок, наполняя воздух зимним холодом. Изо рта клубится пар, глаза слезятся от почти неощутимого ветра, а щёки вмиг розовеют.

Тэхён поднимает голову к небу, прикрыв глаза. Тело покрывается мурашками, потому что пальто ещё недостаточно тёплое, а на лицо оседают едва осязаемые снежинки.

Чонгук подходит и становится рядом, так же запрокидывая голову вверх, смотря в ночную гладь вселенского покрывала. Так и стоят — прямо посреди улицы, — будто никого вокруг вообще и нет. Люди снуют туда-сюда, обходя их десятой дорогой, думая, что сумасшедшие. Знали бы они, что происходит у Тэхёна в голове в эту самую минуту, обходили бы сотой.

— Пойдём, — снова прерывая поток размышлений говорит Тэхён, начиная шагать в сторону, где он оставил свою машину. Чон молча плетётся следом.

Именно плетётся, потому что Ким делает широкие и быстрые шаги, пока Чонгук, сунув руки в карманы, совсем, видимо, никуда не торопится. Может, хочет насладится вечером, может, одиночеством, а, может, чего-то боится.

— Я тебя ждать не буду, — говорит Ким, не поворачивая голову и шагая в том же темпе. Чонгук нехотя вздыхает, постепенно ускоряя шаг и вскоре догоняя старшего.

Молчание затягивается и его никто не хочет и не собирается прерывать.

Подобие снега кружит в воздухе, оседая на кончике носа, холодный ветер прокрадывается под одежду, обнимая ледяными лапами, а идя по аллее, вдоль которой высажены деревья по обе стороны, Тэхён замечает, как Чонгук заметно напрягается, слыша шорох, исходящий из кустов. Кусая губу, Ким только сильнее вжимает голову в плечи, сжимая руки в кулаки в своих карманах, будто такой его грозный вид сможет отпугнуть кого-то.

Дойдя до машины, Тэхён снимает ту с сигнализации, залазит внутрь по пояс, включая печку, и показывает Чону жестом садиться. Сам же остаётся на улице, достаёт пачку сигарет и закуривает, облокотившись поясницей о капот.

Если бы на спине были глаза, Тэхён бы непременно заметил взгляд Чонгука — изучающий его, обтянутую пальто, крепкую спину, его взъерошенные от ветра волосы; то, как дым рассеивается вокруг него в эфемерное облако. То, как он теребит свои пальцы и закусывает щёку изнутри, подёргивая коленкой. Как нервно сглатывает каждый раз, когда Тэхён выпускает дым, чуть поворачивая голову вбок, давая увидеть профиль.

То, как Чонгук смотрит.

Да, он бы заметил, но на спине нет глаз. И, к счастью Чонгука, Тэхён лишь догадывается, ощущая на себе его заинтересованный взгляд. Потому вскоре он бросает сигарету, притаптывая её носком, и идёт к машине.

Ему очень хочется вернуть Чону его слова о том, не прожёг ли тот в нём дыру, но стойко держится. Заводит машину, выруливает на дорогу, заглядывая в зеркала и избегая зрительного контакта с пассажиром, а выехав на главную трассу, откидывается на спинку и расслабляет, наконец, плечи, которые от напряжения грозились до конца дней так и остаться в таком положении.

— Куда мы едем? — спрашивает Чон, чуть закусывая губу.

— Сюрприз, — безрадостно. Тэхёну почему-то вообще не весело. Идея повезти Чонгука в его, Тэхёна, место пришла внезапно и сорвалась с губ слишком неожиданно, чтобы предотвратить. И сейчас он уже не знает, стоит это делать или нет. Он доверяет Чонгуку. Он не доверяет себе.

Пейзажи за окном менялись неторопливо — Тэхён словно оттягивал время. Чонгук вздохнул, прикрывая глаза и откидывая голову на спинку сидения. На улице совсем стемнело; снежинки тихо опускались на лобовое стекло, не спеша таить.

Вырулив на неприметную с виду улочку, Чонгук открывает глаза, оглядываясь по сторонам. Напротив — забегаловка, внутри которой сидит всего пара человек, вокруг — только парк и одинокие многоэтажки. Район не вызывает доверия и уютом тут вовсе и не пахнет.

— Где мы? — встревожено спрашивает Чон.

— В моём месте, — сразу выходя из машины и закуривая, облокачиваясь спиной о водительскую дверь.

Чонгук сидит, смотря ему в спину, затем снова вздыхает и выходит следом. Обойдя машину и став рядом, Чон протягивает руку, молча прося дать сигарету — та ложится ему на ладонь, после чего он вставляет её меж сухих губ, чуть наклоняется к Тэхёну, чтобы тот дал прикурить, затем выравнивается и прикрывает глаза, делая первую затяжку.

— Тебе разве не запрещено курить? — вдруг спрашивает Тэхён.

— С чего это? — Чонгук хмыкает.

— С того, что у тебя диабет, — делает вид, что абсолютно плевать, но искоса на Чона всё же поглядывает.

— И что? — пожав плечами.

— Ты строишь из себя дебила или бессмертного? Я пока не понял.

Чонгук молчит. Тэхён — тоже.

Бросает сигарету, притаптывая ботинком, и кивает Чону следовать за ним. Тот проделывает с не дотлевшим окурком то же самое и бредёт следом, поджав плечи от холода.

—Почему именно это место? — догнав Тэхёна, спрашивает младший, разглядывая знакомое заведение.

— Я жутко голоден, поэтому все расспросы только после плотного ужина.

Заняв столик, Тэхён идёт к кассе, здороваясь со всё той же старушкой, что всегда тут работала. Обменявшись парой фраз о здоровье и самочувствии после случившегося, Тэхён делает заказ, возвращаясь к Чонгуку. Повесив пальто на спинку стула, он садится напротив младшего, укладывая руки на столе в замок. Чонгук вопросительно и выжидающе смотрит.

— Я нашёл это место случайно. Оно на окраине города, тут редко кто бывает, и тут очень вкусно готовят, поэтому я часто здесь бывал. Здесь спокойно, — говорит Тэхён чуть тише, оглядывая помещение.

С того раза тут сделали небольшой ремонт — поменяли окна, переклеили обои и застеклили витрины не только по бокам, но и сверху. Стало ещё более уютно, замечает про себя Тэхён.

— Почему ты решил привезти меня сюда? — осторожно спрашивает Чон.

Тэхён смотрит в окно и, улыбаясь, поджимает губы, опуская голову немного вниз.

— Я не знаю, — пожав плечами. — Если честно, то сначала даже не думал об этом. Я помню, что ты был здесь, но ты ничего не знал об этом месте. Не знал, что оно много значить, потому я предпочёл, чтобы ты просто забыл о нём и никогда не вспоминал.

— Почему передумал?

Тэхён поднимает взгляд, встречаясь с ним глазами. И снова пожимает плечами.

— Я сказал, не успев подумать.

— Жалеешь? Мы можем уехать, — вдруг говорит Чонгук.

— Нет, — останавливает его Тэхён, словом припечатывая обратно к стулу. — Мы уже тут, какой смысл жалеть?

Повисает тишина.

Через пять минут им приносят их заказ, и Тэхён вдруг встаёт со своего места, обратно накидывая пальто.

— Не люблю есть внутри. Пойдём, — забирая поднос.

Чонгук хмурится, но молча идёт за ним.

Тэхён кладёт поднос на капот, облокачивается на него поясницей и начинает есть, скрестив ноги в районе лодыжек.

— Почему Марфуд? — вдруг спрашивает Ким, жуя свой бургер.

— М? — Чонгук поворачивает к нему голову и перестаёт жевать, застыв с полным ртом еды и надутыми от неё же щеками.

— Где ты это взял? — не смотря на Чона. — Я много разных псевдонимов слышал, но это — правда необычно.

— Спасибо за комплимент, — растерянно говорит Гук, пытаясь быстро прожевать, чтобы ответить.

— Это не был комплимент, — пожав плечами.

Чон хмыкает, откладывая еду обратно на поднос.

— Марфуд, что-то вроде «хвастливый, дерзкий» и всё в таком духе.

— Это я уже знаю, — игнорируя удивлённый взгляд Чонгука. — Откуда взял?

— Не помню. Где-то услышал, понравилось. Я посчитал, что мне подходит.

— Я думал, у этого имени какая-то богатая предыстория, а тут, — усмехнувшись.

— Да иди ты, — пихнув Кима в плечо, беря свою еду. — У самого вообще нет. Кстати, почему?

Тэхён замер, перестав жевать.

— Не захотелось. Мне нравится моё имя, — кладя бургер на поднос. — У нас нет влажных салфеток, — зачем-то говорит Тэхён, тушуясь на месте и, вдруг, уходит в сторону забегаловки, заходя в туалет — Чонгук видит его через большие окна.

Чон, недоумевая, ждёт его и ест, пытаясь переварить всё, что происходит.

У Кима в голове точно какая-то каша, его что-то тревожит и беспокоит, но Чонгук не может залезть в голову и, если честно, даже если бы мог, то не стал бы этого делать. Потому что не знает как помочь. Потому что сам нуждается в этой помощи.

Два чёртовых утопающих.

С губ сорвался смешок, рука потянулась к внутреннему карману куртки, извлекая пачку сигарет. Тэхён прав — Чонгуку не стоит курить, но когда он кого-то слушал?

Развернувшись к забегаловке спиной, Чонгук поджёг сигарету и сделал первую затяжку, устремляя взгляд в небо: никакого снега больше не было — даже редкие снежинки не кружили в воздухе, — только холодный ветер обнимает со спины, прокрадываясь под одежду, вызывая табун мурашек.

Чон поджимает плечи, делает вторую затяжку и прикрывает глаза. Вокруг — тишина, лишь ветер треплет листья, заставляя их шуршать по земле в причудливом танце. Шум города, где-то совсем далеко, не напрягает сигналами машин, гулом незнакомцев или лаем собак. Только тихий шёпот зимы, что крадётся где-то рядом, пачкая щёки в светло-розовый и подливая в глаза океан.

Свет из окон жилых домов разбросан тут и там — хозяева постепенно возвращаются с трудного рабочего дня в свои жилища. Кто-то встречает свою любовь с работы, кто-то своего ребёнка из дополнительных секций, кто-то одиноко ужинает, смотря один и тот же фильм по сотому кругу, кто-то давно спит, погасив весь свет, а кто-то всё ещё не вернулся домой, по неизвестно какой причине.

Шмыгнув носом, Чонгук тянет сигарету к сухим губам, а едва коснувшись, её выхватывают из рук и тут же тушат носком лакированного ботинка. Пепел тает под удивлённым взглядом бывшего хозяина и под недовольное урчание виновника.

— Если у тебя снова случится приступ, я спасать тебя не буду, — бурчит Тэхён, посильнее запахивая пальто и складывая на груди руки.

— Будешь, — равнодушно звучит в ответ. Чонгук отворачивает голову к хмурому небу. Оно, должно быть, такое же хмурое, как лицо самого Чона, раз даже Тэхён решил поднять к небу свой недовольный взгляд. — И зря.

— Да заткнись ты, — шипит Ким, хмуря брови и пряча голову в стоячий ворот своего пальто.

Чонгук больше ничего не говорит. Стоит и так же неизменно смотрит в небо, щуря слезящиеся глаза.

Еда остыла и к ней больше никто не притронулся. Тэхён взял оба подноса и отнёс их обратно, а когда вернулся, Чонгук уже сидел в его машине, смотря куда-то вниз. На свои руки, думает Тэхён. А когда садится на водительское, понимает, что не ошибся — Чонгук действительно смотрит на свои руки и теребит в них свой телефон. Ким непонимающе хмурится, но молча заводит машину, выезжая с парковки.

Дорога прошла в такой же абсолютной тишине: Чонгук следил за сменяющимся пейзажем, а Тэхён считал в уме разы, когда хотел посмотреть на Чонгука.

Сто сорок шесть.

Примерно столько раз Тэхён одёргивал себя, чтобы не поворачиваться. За час с лишним езды по ночному городу Тэхён хотел посмотреть на Чонгука сто сорок шесть раз.

Младший не задавал вопросов. Ему, кажется, даже не было интересно, почему Тэхён возит его по городу уже больше часа. А старший просто не мог его отпустить. Он хотел много чего сказать, но знал, что словам свойственно портить слишком многое. Много вопросов, которые Тэхён хотел озвучить, но боялся. Много слов, которые хотел сказать и не сказал всё по той же причине. Много вещей, которые крутились в голове, но он никак не мог собрать их во что-то вразумительное и понятное.

— Твои мысли режут тишину, — вдруг говорит Чонгук.

— Что? — один.

— Ты думаешь очень громко.

Два.

— Tacenda, — три.

— Что? — теперь недоумевает Чонгук.

— Tacenda, — повторяет Тэхён. — Вещи, которые лучше оставить в тишине. Вопросы, которые лучше не озвучивать, — четыре.

Чонгук издаёт смешок, дёрнув головой.

— Не буду спрашивать, откуда ты это взял.

— Правильно делаешь, — улыбается Ким. Пять.

— Куда мы едем?

— Думал, ты не спросишь.

— Я и так долго молчал, — недовольно ворча.

Шесть.

Тэхён молчит. Просто продолжает ехать и молчит. Он не знает куда и не хочет называть никаких мест, потому что тогда их путь будет обречён на какую-то определённую конечную точку, а значит — обречён на скорый конец. Ким не собирается ничего говорить, думая, что Чонгук сможет прочитать его кричащие мысли.

Но Чонгук не может. А Тэхён непобедимо и упрямо молчит. Упрямо, или ему просто страшно — это уже не столь важно.

Итог один — молчание. Звенящая тишина, обнажающая всё самое сокровенное без единого звука. Только редкие вздохи обоих и тихий шум колёс.

— Останови тут, — неразличимо говорит Чонгук.

Семь.

— Зачем? — хмурится Тэхён.

— Хочу пройтись. Проветрить мысли. Останови, — Чонгук говорит тихо, будто сам не совсем уверен в своих желаниях. Будто сам упрямо совершает ошибку.

А Тэхёна уговаривать не надо. Упрямые не озвученные так и остаются в голове, хотя лучше бы он был упрямым в эту минуту, когда Чонгук хочет уйти.

Машина тормозит на обочине одной тихой улицы; пассажирская дверь открывается, впуская в салон морозный воздух. Чон выходит из автомобиля, ни разу не взглянув на Тэхёна, и просто уходит, привычно сунув руки в карманы своей огромной куртки. А Тэхён просто сжимает руль до скрипа и смотрит тому вслед.

Восемь.

Восемь — столько раз Тэхён посмотрел на Чонгука.

Восемь неуверенных, но таких желанных взглядов; восемь скрипов зубами; восемь беспорядочных подёргиваний ногой, скрывающий колотящееся сердце.

И одна его остановка.

Тэхён смотрит Чонгуку вслед, пока внутри него что-то с оглушающим лязгом рвётся и падает. Крошится и рассыпается. Разрывается и пачкает болью всё вокруг.

Чонгука уже и не видно — он скрылся за первым поворотом, а Тэхён всё продолжает смотреть, вырисовывая в голове его образ. Снова отпускает.

Всего восемь.

Восемь, вместо ста сорока шести.