Part 17 (2/2)
— Заткнись и дослушай, — Тэхён на это поджимает губы и замолкает. — Всё не оставлял меня в покое, как бы я не брыкался — ты крепко придавил.
— Да, во мне много этой, как ты сказал, ебанутости.
Чонгук накрывает его рот ладонью и продолжает:
— Я смотрю на тебя и думаю: ну вот и нахрена оно мне надо то, а? А вот надо, как оказалось. И знаешь, если бы мне предложили, чтобы меня придавил как-то другой мешок, с каким-то другим содержимым, или не придавливал бы вообще, — я бы отказался, Тэхён. Отказался, не стал ничего менять, ты это понимаешь?
— Ну, какие-то отголоски всё-таки сумели дойти, но всё ещё слабовато, — неразборчиво мычит сквозь ладонь. — Этот язык мне тоже не особо понятен.
— На каком же тебе тогда вталдычить? — щурясь
— А на каком ты можешь?
Чонгук убирает ладонь и резко целует, наваливаясь на Тэхёна всем телом, заставляя лечь на спину, и нависает над ним, не прекращая попыток истерзать уже напрочь онемевшие и покрасневшие губы.
— Такой язык тебе нравится? — шумно выдыхая.
— Мне больше нравится тот, что у тебя во рту, — и тянет на себя за чёрный, уже знатно растянутый, ворот.
— Люди причиняют друг другу боль, Тэхён, — не успокаивается Чонгук, продолжая свою речь в перерывах на короткие поцелуи. — Не потому что не любят, просто им больно, они не могут направить свою боль в другое русло, не могут совершить сублимацию, понимаешь?
— Нет, но звучит чертовски сексуально.
Чонгук игнорирует, продолжая:
— Их ранили, они ранят. Это жизнь. Это не значит, что они плохие. Просто по другому им сложно, — снова поцелуй. — «Бей или беги». И они бьют. Всё дело в том, что от кого-то ты готов терпеть такие выходки, а от кого-то — нет.
— Значит от меня готов?
— Как видишь.
— Я вижу только то, что ты чертовски горячий, когда сверху.
— Ты не изменим.
— А ещё во мне восемьдесят килограмм ебанутости, забыл?
— Не так уж и много, как оказалось.
Тэхён снова тянет ворот на себя и целует.
— Значит, не собираешься послушать меня? — не успокаивается Ким. — Не уйдешь, да?
— Да.
— Мазохист.
— Посмотрим ещё, кто из нас.
— И что это ты имеешь ввиду? — щурясь.
— Думаешь, я не человек? Думаешь, я не смогу случайно тебя ранить?
— Я так не думал. Я говорю не о «случайно», а о «специально».
— Защитная реакция. Я уже говорил, «бей или беги». Я понял, что ты всегда бьёшь первый, чтобы не ударили тебя и не пришлось трусливо сбегать.
— Всё то ты понимаешь, — щурится глаза Тэхён, смотря на Чонгука исподлобья.
— Всё то я понимаю.
— Что ещё мне расскажешь?
— А что ты хочешь услышать?
— Чонгук-а, тебя не учили, что отвечать вопросом на вопрос не вежливо? — кусает губу и смотрит на губы младшего, искривлённые в ухмылке.
— Нет, не учили. Может, ты справишься с этой задачей? — Чон опускает голову, пробираясь носом за ухо и трётся, как ласковый кот, тихо, но часто дыша.
— Она кажется мне непосильной. Я могу научить только владеть оружием, всё остальное не по моей части.
— Правда? Я то думал, что в твоём мешке с придурью найдётся и завалявшийся учебник по нравоучениям.
— Он, может, и валяется, но я им никогда не пользовался, — прикрывая глаза, чувствуя горячее дыхание у себя на виске.
— Оно и видно, — шепча в ухо. — Без колкостей и острот жить не можешь, да?
— Я тебе именно таким и понравился, — утверждая.
— Возможно.
— Возможно? — Тэхён ведёт головой, заставляя Чонгука оторваться от виска и посмотреть в глаза. — Это что значит?
— То и значит. Мне в тебе не только это нравится.
Тэхён щурится, ухмыляясь.
— Что же ещё?
— Хочешь, чтобы я залил лести тебе в уши?
— А кто не хочет?
— А ты заслужил?
— Снова невежливо, Чонгук-и. Придётся тебе проучить.
— Да что ты? И что же ты сделаешь? Накажешь меня?
Тэхён сверкнул глазами, в которых заиграл тот дикий огонёк, который был в момент их кровавого поцелуя в туалете — безумие, вперемешку с похотью и невыносимым желанием. Чонгук выжидающе смотрит.
Взгляд Тэхёна давит, и кажется, будто он глазами вдавливает тебя в матрац, хотя на деле это Чонгук его вдавливает. Тишина окутывает комнату — слышаться лишь капли дождя, не известно когда начавшие тарабанить по стеклу. Эту тишину прерывает телефонный звонок, заставляющий их обоих вздрогнуть и одновременно повернуть голову на звук.
Виновник — телефон — лежит в кресле, в котором прежде спал Чонгук. Лежит, противно звеня, вынуждая закатить глаза — их, кажется, от важного разговора оторвали. Или что там у них было? Наказание?
Чонгук нехотя слазит с Тэхёна, выпрямляется и шагает к креслу, доставая из складок мобильник и отвечая на звонок. Тэхён облокотился на локти и внимательно смотрит на Чона. А ещё с раздражением.
— Да? — немного нервно. Он смотрит на Тэхёна, хмурится, будто не понимает с кем говорит, потом отворачивается к окну всем телом и засовывает одну руку в карман. — Кто это? — судя по голосу — Чонгук недоволен, при чём довольно сильно. А ещё в замешательстве. Молчит около целой минуты и даже не шевелится. Если бы не его плечи, которые время от времени равномерно вздымаются вверх, Тэхён бы подумал, что перед ним статуя, но никак не живой человек. Спустя какое-то время молчания, он просто отрывает телефон от уха и бросает его обратно в кресло, трёт переносицу и, судя по эмоции, застывшей на его лице, отчаянно борется с мыслью, которая, кажется, готовится разорвать его изнутри. Он ещё долго думает, просто стоя вполоборота, прежде чем повернуться к Тэхёну лицом, посмотреть в глаза и произнести: — Меня хотят убить?
Тэхён сглатывает, давясь его словами, и скользит глазами по лицу в поиске малейшего намёка на глупую шутку, или хотя бы объяснение, но Чонгук просто молчит и смотрит прямо в глаза, а на лице — смесь принятия и какой-то тошнотворной печали.
Чонгук задал вопрос и, наверное, ждёт на него ответ, но Тэхён судорожно пытается понять, кто ему звонил, что именно сказал и зачем, и как он теперь должен объяснить Чонгуку то, что узнал об этом раньше.
— Чонгук, я не…
— Знал?
— Что?
— Ты знал? — с лёгким упрёком, но больше задумчиво.
— Да, — Тэхён устало выдыхает, садится на постель и теперь его очередь тереть переносицу, будто этот жест каким-то образом соберёт и выбросит из организма всю усталость. На деле же — просто повод подольше не смотреть Чонгуку в глаза.
Стыдно? О, ещё как. Выбора нет, придётся отвечать.
— И как давно? — Чонгук садится в кресло, запрокидывая голову, но продолжая смотреть на Кима из-под приоткрытых век.
— Вчера. Или позавчера. Не помню.
— Не помнишь? — раздражённо.
Тэхён кивает, смотря в пол.
— И сказать мне ты, конечно же, не собирался?
Снова согласный кивок. А Чонгук шумно выдыхает через нос и прикрывает глаза, давая Тэхёну возможность посмотреть на него и найти там ответы. Он не успевает начать поиск, Чонгук заговаривает сам:
— Я не знаю, кто звонил, — отвечая на самый интересующий вопрос. — Голос незнакомый, не слишком взрослый, на слух лет, примерно, двадцать пять-шесть. Не уверен. Я не слышал его раньше, — Чонгук держит глаза прикрытыми, и только иногда шевелит головой, будто жестикулируя. — Он не представился, и всю ту минуту, что я молчал и слушал его, он говорил о том, чтобы я прекратил совать нос туда, куда не следует, потому что на меня и без того ведётся охота. И что если ты не перестанешь лезть в это со мной, то они убьют и тебя, — Чон открывает глаза, устремляя в Тэхёна взгляд, сродни кинжалу — в них жалость, будто Чонгук в этом виноват. Тэхёну от этого взгляда тошно.
— Ты же понимаешь, что не при чём, — тот только молча смотрит. — Ты не виноват, Чонгук, — Тэхён хмурится и встаёт с кровати, подходя к младшему и садясь на одно быльце сбоку. Чон провожает его взглядом, и когда старший оказывает совсем рядом, стаскивает его за запястье с подлокотника к себе на колени, продолжая смотреть и слушать. — Ответишь?
— Я понимаю.
— И в том, что они убили твоих родителей — ты тоже не виноват, Чонгук.
Тот несколько раз задумчиво кивает и отводит взгляд. Тэхён цепляет его за подбородок, не давая отвести глаз, и продолжает:
— И в том, что меня хотят убить — тем более.
Снова кивок, а затем Тэхён его целует, после чего утыкается лбом в лоб Чона, и, прикрыв глаза, снова говорит:
— Мы разберёмся с этим, Гук-и.
На последнем слове Чонгук заметно напрягается всем телом, а Тэхён не отстраняется, только запуская ладонь в волосы на его затылке и тихо шепчет:
— Почему тебе не нравится это обращение? По-моему, оно довольно милое.
— Меня так называл только отец.
Тэхён замирает и перестаёт дышать. Отстраняется от Чонгука, заглядывая в глаза, и внимательно смотрит. Взгляд у Чонгука обессиленный и виноватый.
— Вот почему, — шёпотом выдыхает младший, не отводя от Кима глаз.
— Прости, я не… я не знал.
— Теперь знаешь.
Тэхён убирает прядь с его лба, оглаживая большим пальцем бровь, затем скулу, останавливаясь на подбородке.
— Это обращение из твоих уст звучало таким напоминанием о нём, что я не мог перестать злиться, — Тэхён понимающе кивает. — Ты меня раздражал невыносимо, и был мне абсолютно никем, я просто не мог вынести того, что ты обращаешься ко мне так. Так, как он. Я считал, ты не достоин.
— А сейчас считаешь иначе? — спокойно, гладя щёку пальцем.
— Да.
Тэхён возвращает беглый взгляд к глазам. Почудилось? С чего бы?
— Да, Тэхён, теперь считаю иначе. Не спрашивай «с каких пор», с давних. Просто называй меня так, потому что теперь я не могу перестать вспоминать это, озвученное твоим голосом, произнесённое твоими губами.
Капли гулко тарабанили по стеклу с большей силой, норовя пробить окно и впустить в комнату прохладу. Было бы замечательно, потому что находиться с Чонгуком в одном помещении до одури жарко. Кровь приливает к щекам, пульсируя в висках, когда он встречает глазами взгляд младшего. Позорная реакция организма на один только взгляд, не говоря уже о касаниях и поцелуях, от которых Тэхён готов возбудиться по щелчку пальца, как стыдливый подросток. Да и плевать.
Тэхён утыкается лбом куда-то в макушку Чонгука, пока тот задумчиво сверлит стену напротив; думает. Слышно, как тикают часы на прикроватной тумбочке — наверное, будильник, Тэхён не смотрит и хочет, чтобы время остановилось. Чтобы им не надо было никого искать, убивать, мстить. Чтобы Чонгука не хотели стереть с этой планеты, чтобы Тэхёна тоже оставили в покое.
Впервые в жизни он подумал: а что, если бы он жил по-другому? Что, если они с Чонгуком жили бы по-другому? Вместе.
Тряхнув головой, сбрасывая собственные мысли, он встаёт с колен Чона и взъерошивает чёрные волосы.
— Надо встретиться с Чимином и Юнги, — избегая взгляда младшего.
— Зачем?
— Нам нужна помощь. И хоть что-то, похожее на план.
— Мы справимся и без них, — хмурится.
— Я оценил твою смелость и самоуверенность, Чонгук, но у меня осталась ещё капля здравого смысла.
— И что же он тебе говорит?
— Что нам нужна подмога. Если не сейчас, то потом. Если не помощь, то хотя бы поддержка, запасной вариант. Планы имеют свойство меняться и ещё идти не так, как тебе хочется, а у нас нет права на ошибку, понимаешь? Это будет стоить жизни не только нам двоим. Мы едем к Чимину, — он срывается с места, хлопая себя по карманам в поиске телефона, а не найдя, резко поворачивается на все сто восемьдесят, хмуро смотря на Чона.
— На тумбочке, — кивая головой позади Тэхёна.
Тот оборачивается, облегчённо вздыхая — боялся, что потерял? — и набирает номер, слушая долгие гудки.
— Алло, Чим? Нужно поговорить. Очень срочно. Возьми Юнги, встретимся у тебя, — на том проводе громко возмущаются, но Тэхён сбрасывает. Знает, что ему не откажут в помощи и сделают так, как он велел. Так изначально повелось. Так всегда было и будет. — Собирайся.
— Я собран.
— Тогда поехали, — он выходит из комнаты и скрывается за дверью.
Чонгук встаёт и медленно идёт за ним, наблюдая, как тот обувается в коридоре, наспех завязывая шнурки на лаковых ботинках.
— Чего стоишь истуканом? Мы торопимся.
— Моя машина в ремонте, забыл? Я вызову такси, — и набирает номер, уходя в кухню, чтобы через пять минут вернуться и кивнуть на выход, скрываясь вместе с Тэхёном в пелене декабрьского дождя.
* * * * *</p>
Вечер проходил неловко: Чимин грел руки о чашку; Тэхён, закинув ногу на ногу и беззвучно тарабаня пальцами по столу, смотрел в стол, изредка бросая поочерёдные взгляды на всех присутствующих; Чонгук сидел рядом с Кимом, держа руки в замке и смотря на них же; Юнги, положив локти на стол, медленно и раздражённо моргал, с вывешенной на лбу табличкой «мы знакомы всего пять минут, но ты уже мне не нравишься».
Они, к слову, видятся с Чонгуком первый раз, но их встреча заочно была обречена на провал. Потому что Юнги заочно невзлюбил Чонгука, хотя тот ничего ему не сделал. Даже приветствием не обмолвились. Поразительная грубость, думает Тэхён. Хотя чья бы корова мычала.
В целом, это было не удивительно — Юнги редко кто может понравится, он ко всем относится заранее со скептическим недоверием и презрением, будто все люди — олухи, а он один такой разбирающийся и что-то смыслящий в жизни. Да все уже и привыкли, что Юнги такой.
Все, кроме Чонгука. Его жизнь к такому не готовила, поэтому сейчас выглядит так, будто он — провинившийся ребёнок, ожидающий выговор от разъярённых родителей. Его ведь никто не предупредил, что Мин может быть таким. Потому сидит, боясь пошевелиться, и дышит через раз.
— Вам не напряжно? — не выдерживает Тэхён. — Слушать эту гнетущую тишину? — уточняя. На него взглянул только Чимин. Глубокий вздох: — Слушайте, если вы, — показывает рукой на Пака и Юнги, — не можете находиться в одном помещении вместе, то кто-то из вас может уйти, — он намекает на Юнги, потому что они находятся в квартире Чимина.
Мин на это тяжело вздыхает и язвительно хмыкает, показательно дёрнув бровью и откидываясь на спинку стула, наконец поднимая на Тэхёна взгляд.
— Мы собрались обсудить дело, а вы, как дети малые, дышать друг при друге не можете. У меня от напряжения голова сейчас лопнет. Нет, я серьёзно, — заверяет Тэхён, смотря на одного, потому на другого. Третьего невзначай пропускает. Ему и так тяжело. — Это важно, нам нужна помощь.
— Вещай, — первое, что сказал Юнги за весь вечер.
— Чонгука хотят убить, нам нужно, чтобы вы…
— Он знал? — Мин кивает головой на Чонгука, голова которого от неловкости скоро исчезнет за широкими плечами.
— Он не…
— Знал, — перебивает Чонгук, продолжая сверлить взглядом свои руки.
— Что? — поворачивается к нему Ким. — Что значит знал?
— То и значит, — бурчит Мин, закатывая глаза.
— Почему ты не сказал сразу? — не обращая внимание на бубнёж Юнги, обращаясь к Чонгуку.
— Я догадывался. Глупо было думать, что мне сойдёт такое с рук. Я ведь посягнул на них, вряд ли они не узнали бы об этом, — Чон пожал плечами, будто речь идёт вовсе не о его жизни.
— Ты шутишь? — говоря громче, заметно возмущаясь. — Какого чёрта, Чонгук?!
— Не ори, — говорит Юнги, недовольно косясь на Тэхёна.
— Заткнись, иначе попадёшь и ты под раздачу. Я говорю не с тобой, — рычит Ким. — Чонгук, — он тянет гласные, запрокидывая голову к потолку, будто только что проиграл самый важный спор в его жизни.
— Я не буду извиняться. Ты ничем не смог бы мне помочь. И вообще вряд ли сможешь.
— Даже не думай сдаваться, — Тэхён закипает. — Мы не оставим эту идею.
— Для чего, Тэхён? — поднимая на него глаза. — Так ты подставишь и себя, они уже хотят убрать и тебя тоже. Так зачем?
— А как же месть? — хмурится.
Чонгук усмехнулся.
— Я её свершу. А ты не лезь.
— Ещё чего. С каких это делов? Мы договаривались не делать ничего порознь. Какого чёрта, Чонгук? Я не собираюсь пускать всё на самотёк!
— Ты не бросаешь. Я буду сам.
— Ну конечно, — хлопнув в ладоши. Чимин с Юнги молча наблюдали. — Нихрена подобного. Я не позволю. Говори что-угодно, но нет, Чонгук, ты не будешь разбираться с этим один. Считай это одним из пунктов нашего контракта.
— Но там это не прописано.
— А ты включи фантазию и представь, что прописано.
— Вы долго будете орать? — раздражённо спросил Мин. — Как две собаки сцепились. Разбирайтесь в этом потом, а сейчас объясните, чего вам от нас конкретно надо.
— Как вы уже имели возможность заметить, — начал Тэхён, — задница нашего Чонгук-и в опасности. Про мою сейчас речь не идёт, с этим разберёмся позже.
— Когда позже? — почти кричит Чон.
— Заткнись и дай мне закончить. Так вот, Чонгук хочет отомстить за смерть его родителей. Прости, Гук-и, они должны знать, чтобы мочь оказать нам помощь, — Тэхён поджал губы, извиняясь подбадривающей улыбкой. — Думаю, они просто учуяли, что Гук-и не оставит всё это просто так, и решили начать на него охоту.
— Что вы собираетесь сделать? — спросил Чимин, подав, наконец, голос.
— Убить первыми. Как говорится: бьёшь ты, или бьют тебя.
— Ну и дичь, — Юнги трёт переносицу, скептически хмыкнув. План его явно не устраивает.
— Тебе что-то не нравится? — закипает Ким.
— Да.
— И что же? — скрипя зубами.
— Это бред, Тэхён. Вы не успеете даже узнать их имена, а они уже вас грохнут. Это заранее провал.
— Предлагаешь смириться, сложить ручки и ждать своего часа?
Юнги молчит.
— Ну, ответь же! Чего ты молчишь?! Что ты предлагаешь делать?! — Тэхён резко встал, толкая стул — тот с грохотом падает позади него. Цепляясь руками в стол по онемения в пальцах, он испепеляюще смотрел на Мина, пытаясь не разгромить тут всё к чертям.
— А ты не ори! — Юнги встал так же резко, наклоняясь над столом и яростно дыша Тэхёну в лицо. — Ты, блять, вообще хоть понимаешь, во что вы ввязались?! Два идиота, мать твою! — он размахивал руками, тяжело дыша, а его щёки покраснели от злости. И только Тэхёну было ясно — он чертовски переживает. — Вас убьют, чёрт возьми, а вы даже моргнуть не успеете, сука! — громко хлопнув по столу, от чего притихший Чонгук вздрогнул и перестал дышать, Юнги резко выдохнул, прикрыв глаза. — Конечно мы поможем, Тэхён. Просто, блять, это полный пиздец. Просто полнейший, — он сел на стул, запрокинув голову.
Тэхён облегчённо выдохнул, поставил стул и сел, облокотив локти на стол, опуская голову.
— Спасибо, — тихо сказал Ким.
— Заткнись. Поблагодаришь, когда мы станцуем у них на костях, придурок.
Тэхён усмехнулся. Юнги готов порвать за них всех кого-угодно. А его ярость — сильнейшее беспокойство, которое от отчаяния и ужаса застилает ему глаза.
Мин всегда был таким — готовым прийти на помощь в любой момент, сделать всё, что может, и даже больше. И всегда говорит то, что думает, благодаря чему Тэхён ни раз избегал неприятностей. Он всегда будет благодарен хёну и не будет обижаться на него за порывы злости, в которые он иногда может получить кулаком в лицо. Юнги никогда не славился сдержанностью, но за то благодаря ему многие всё ещё ходят по этой земле. И Тэхён в их числе.
— У вас есть какой-нибудь план? — с надеждой спросил Юнги, но Ким только отрицательно покачал головой, вызывая у первого вздох отчаяния. — И что вы собрались вообще делать, идиоты?
— Хватит нас обзывать, — по-детски выпятив губу, Тэхён сложил руки на груди.
— Потом спасибо за это скажешь. Ну так и?
— Сначала я собирался убить того, кто подстрелил Намджуна. Я не оставлю его ходить по Земле просто так. Это не обсуждается.
— Как скажешь, — Юнги поднял руки в сдающемся жесте. — А дальше? Убьёте, дальше что?
— Дальше — мы нашли одного человечка, который, как оказалось, крышует над нами всеми уже очень давно, а мы и не знали об этом.
— Да, припоминаю, я слышал что-то об этом.
— Чон Дже Чан. Так его зовут. Мы не знаем ни сколько ему лет, ни где его офис, или с кем он работает, ни кто его знает — ничего.
— Это даже меньше, чем ничего, Тэхён. Вы буквально знаете только его грёбаное имя. Серьёзно? И что нам с этим делать?
— Нужно узнать, вдруг его всё-таки хоть кто-то когда-нибудь видел или слышал.
— Мы не знаем, как он выглядит, даже примерно. Может, кто-то из нас уже встречался с ним, а мы даже не догадывались об этом. Если он не такая простая шишка, то это вполне могло бы быть.
Повисла тишина, затянувшаяся так надолго, что за окном начало темнеть. Дождь то начинался, то прекращался, и так по бесконечно замкнутому кругу, что на него уже никто давно не обращал внимание. На кухне свет никто не включил, а единственным источником был экран телефона, в котором Юнги что-то кому-то печатал.
Чимин положил голову на ладонь, рисуя пальцем одному ему известные узоры на столе. Ему было то ли скучно, то ли сонно. Он, казалось, мало участвовал в их разговоре, и за всё время сказал от силы реплик пять.
Тэхён хмурился — ему хотелось залезть в его голову и понять, о чём тот думает. Связан ли он сам как-то с его мыслями? Потому что Тэхён часто думает о том, что между ними вчера произошло.
Чонгук дёргал ногой под столом, иногда бросая на Тэхёна какой-то странный взгляд. Ким от него хмурился, первым отворачиваясь. Хотелось залезть в голову ещё и к Чонгуку. Ему, наверное, страшно. А кому бы не было? Тэхён сам внутри весь скукоживается, когда думает о том, что Чонгука и правда могут убить.
— Хосок поможет, — вдруг прервал тишину Юнги, блокируя телефон и погружая кухню в полнейший мрак. Чимин на эти слова резко поднял голову и долго смотрел на Юнги, кажется, даже хмурясь.
— Намджуну ни слова, — сразу отчеканил Ким. — Он не должен знать, пусть поправляется спокойно, а потом разберёмся.
— Что, прости? Как ты себе это представляешь? — Юнги снова начинал злиться. Это у него в крови.
— Обычно, хён. Он не должен знать.
— Объяснишь?
— Он запретит в это лезть.
— А когда это тебя останавливали его запреты? — он почти засмеялся, хлопнув ладоши.
Тэхён хмыкнул, потирая ладонями глаза. Вечер обещает быть весёлым.
* * * * *</p>
— Объяснишь?
— Что? — Чонгук повернулся к Киму, сидящему за рулём, и хлопал глазами.
Тэхён крепко держал руль, смотря на дорогу впереди себя. Красный свет светофора отражался в лужах, бросая рисунки на лицо старшего, играя причудливой тенью на его ресницах. Чонгук залип, игнорируя заданный вопрос.
— Как давно ты знал и почему не собирался ничего с этим делать? — злится, играя желваками, всё не в силах успокоиться. — Собирался пасть смертью покорных?
Чонгук только продолжал рассматривать его профиль. Казалось, будто Чона вовсе не заботит то, что его жизнь под угрозой.
— Ответишь? — Тэхён повернулся, встречаясь глазами с чоновыми. Старший хмурится, незаметно сглатывает, не без усилий оставляя свой взгляд на глазах Чонгука, не разрешая опуститься ниже.
— Я не собирался ничего делать.
Тэхён отвернулся, подняв в раздражённой улыбке уголок губ.
— Ясно.
— Хотел убить тех, кто забрал жизнь родителей, на всё остальное мне было плевать.
— Было? — снова поворачиваясь. Чонгук заметно стушевался, отводя взгляд к лобовому стеклу.
— Да. Было.
— Сейчас, значит, не всё равно, — утверждая.
— Значит, нет.
— Вот как. Но ты по прежнему не собирался ничего предпринимать, да?
— Тэхён, — Чон повернулся, поджав губы, — в чём дело? Что ты хочешь от меня услышать? Что я дурак, не ценящий свою жизнь? Я не буду этого говорить, потому что это и так очевидно. Я не буду оправдывать ничем своё бездействие. Мне не для чего было жить, я существовал ради мести, а после должно было быть то, что должно.
— И что же это? — скрипя зубами.
— Смерть, очевидно? Я не знаю. Глупо было бы надеяться, что меня оставят в живых. Я и не надеялся, мне было всё равно. Сейчас не всё равно, но это ничего не меняет, понимаешь? — Чонгук поворачивается к Тэхёну, вздыхая. — Если мы не справимся, обещай не винить себя, ладно?
— Что, прости? — Ким резко поворачивается и хмурится так, что складка меж его бровей становится равна по размерам с Гранд Каньоном. — Не понял.
— Всё ты понял.
— Ты что, допускаешь мысль о том, что тебя грохнут? Ты хоть понимаешь, что одна такая мысль уже равна полному поражению? Принять мысль о поражении это полный провал, Чонгук, — Тэхён часто дышит и шипит от переполняющей его злости, сжимая руль в руках до противного скрипа.
— Глупо не думать об этом, Тэхён. Это здравый смысл. И разумная оценка наших шансов.
— Заткнись. Ради бога, заткнись, иначе я прибью тебя здесь, прямо сейчас. Придурок. Умирать он собрался.
Чонгук усмехнулся, опуская взгляд на пальцы, нервно теребящие застёжку его куртки.
Тэхён волнуется, и от этого приятно щекочет где-то в груди. Только вот волнение Чонгука за Тэхёна ни черта не приятное. Оно вязко заполняет грудную клетку липкой патокой, горько оседая на языке, будто пепел после пожара, который успел лечь на всё живое, что внутри, оставляя после себя мерзкие чёрные разводы. Чонгуку не под силу всё это стереть, но он знает, что в случае чего, Тэхён ему поможет.
А тот сидит рядом, стиснув зубы от злости и страха, пытаясь на закричать в голос от глупости младшего.
Чонгук ведь прав. Шансов мало, но и сидеть сложа руки никто из них не будет. Так что Тэхён берёт тряпку, помогая Чонгуку отмывать весь тот пепел, что покоится там неизвестно сколько.
И Чонгук обязательно скажет спасибо, но только на другом, известном лишь им двоим, языке.