Part 13 (1/2)
В руке полупустая бутылка пива, красная щека покоится на ладони, кофта благополучно вытащена из брюк, а взгляд рассредоточен на столе, пьяно и устало блуждая по его поверхности. Медленно моргая, Тэхён сделал большой глоток, допивая содержимое и ставя бутылку на стол к трём опустошённым. Глубоко вздохнув, он перевёл взгляд в окно, немного повернувшись к нему всем телом.
Что за тупость, а? Почему так происходит?
Уехав после бара домой, заехав в ближайший к дому круглосуточный, Ким купил несколько бутылок пива, надеясь, что это как-то расслабит его мозг, приведя в кашеобразное состояние, тем самым выпихнув из него все мысли.
Но этого не случилось.
И теперь он сидел у себя на кухне, допив третью бутылку пива, собираясь открыть четвёртую — он никуда не торопиться и завтра ему никуда не надо. Да и вообще ему, честно говоря, сейчас уже ничего не надо. Хочется исчезнуть. Забыться, стереться с лица Земли на веки вечные. Чтобы все забыли о его существовании и чтобы он сам забыл о своём. Его жизнь, а точнее разворачивающиеся в ней последние события, не предвещали ровным счётом ничего хорошего — как касаемо его работы, так и касаемо Чонгука.
— Блять, — на выдохе.
Крышка от бутылки улетела в сторону, а горлышко припало к покрасневшим губам. Кровь на них, к слову, всё ещё осталась — он не смывал её. Алые мазки на шее, разводы вокруг рта, а нижняя губа лопнула от неосторожного укуса младшего.
Полная потеря душевного равновесия.
А оно у него вообще было? Нет, определённо точно было. Когда-то давно. А, кажется, это было чуть больше месяца назад, перед тем, как Мин Лиен подсунул ему контракт с фотографией Чон Чонгука, прикреплённой серебристой скрепкой к бесчисленному множеству листов, лежащих в чёрной папке. А папка эта валяется где-то в кабинете Кима. Сжечь бы её. Так толку? Тэхён запомнил там каждое слово — разбуди его посреди ночи и он расскажет все сорок страниц, или сколько их там? Этого он уже не помнит. Наверное, это всё из-за пива. Да, точно из-за него.
Жизнь была такой простой. Несмотря на все трудности, на опасность, какой подвергалась его жизнь, на всех стрёмных людей, с которыми он когда-либо имел дело, — жизнь была простой. Она была такой, какой Тэхён хотел её видеть — последовательной, размеренной, спокойной. А потом всё изменилось. Разбилось в пух и прах. От той стеклянной колбы, кажется, и следа не осталось.
Всё треснуло поперёк шва, что даже зашить уже нельзя будет. Всё утеряно. Бесповоротно. И ничего не хочется: ни работы, ни общения, ни Чонгука, ни-че-го.
Игра закончилась. Поиграли славно. Тэхён, к слову, проиграл. И этот чёртов Мин Лиен оказался прав. Набить бы ему лицо — нечего быть правым там, где не следует.
Тэхён чувствует себя полным идиотом. Просто придурком, которого развели как ребёнка на детской площадке. Все будто точно знали, чем всё кончится. А Тэхён и не понимал. Не понимал же? Или просто врал себе? Он же такой самоуверенный, всегда знает что делает и чем это обернётся. А тут игра вышла из-под контроля.
Каким же идиотом он был. Просто немыслимо.
Уехать бы куда подальше. Скрыться от знакомых глаз, от всех, кого он знал и знает, от всего того, что успело произойти и от всего того, что ещё успеет. Как хочется исчезнуть. Ему никогда не хотелось ничего так сильно. Ну, разве что Чонгука.
Хочется выжечь себе глаза, чтобы никогда его больше не видеть. Нужно было сделать это ещё до того, как увидеть его в первый раз. А теперь уже поздно.
Он течёт у Тэхёна по венам, смешиваясь с кровью, полностью проникая в голову и заполняя её, заставляя терять рассудок. Кожа зудит от тех прикосновений, ощущается эфемерное дыхание на коже — такое опаляющее и жгучее, оно плавит изнутри, вынуждая растекаться раскалённой массой по асфальту, а в кучу уже не соберёшь. Сердце вдавливается в рёбра, трескает их, ломает, а они впиваются в кожу, намереваясь прорвать её изнутри и вылезти наружу. Все внутренности выворачивает, стоит только прошептать имя, стоит только представить то лицо — бледноватое, с чётко вырисованными чертами. В глазах и вовсе тонешь — они чёрные, как смола, а в них звёзды. Тёмный омут, что накрывает с головой, без возможности выбраться наружу. А губы — расслабленные и тонкие, немного красные, но такие невозможно красивые, что Тэхёну хочется взвыть от того, что он на самом деле имел возможность целовать их. Хоть это каждый раз и заканчивалось фатальной неудачей, он всё равно жалел.
Но сейчас Ким был уверен, что не сделал бы этого снова — излюбленные грабли так сильно раскроили ему череп в последний раз, что Тэхён, даже если бы захотел снова наступить на них, то попросту бы не смог. Больше нечем.
От Тэхёна ничего не осталось.
Чонгук высосал душу, выжег всё внутри своими чёрными глазами, растоптал всё тщательно выстроенное самим Тэхёном, что сил больше нет. Он отдался Чонгуку добровольно, дал разрешение на то, чтобы его душу высосали, но не подумал о последствиях. Он не подумал о том, что назад её в прежнем виде уже никто не вернёт. Пожевать и выплюнуть — вот как это сработало. Поломанную, пожёванную, морально вытраханную — вот такую её отдал Чонгук ему обратно. Выхаркнул с кровью, пнув ногой, а Тэхён, сидя на коленях, только всё смотрит и смотрит на неё. Как починить? Можно ли? Кто подскажет?
Неужто никто?
Своими мыслями хочется подавиться. Захлебнуться в собственном крике о помощи, чтобы не видеть своего краха и позора. Кто-то ему помог бы, обязательно, но он не сможет попросить.
И всё, что остаётся, это смотреть на изуродованное собой же тело самого себя, которое лежит на асфальте перед тобой, а ты смотришь. Смотришь и мерзко тебе — она отвратительная, душа эта, просто омерзительно-невыносимая. Такая, что смотреть тошно и невольно тянет блевать. Глаза от удушья закатываются, звон в ушах не даёт услышать своего имени, что кто-то кричит, прося вернуться. Ты уже не слышишь — лишь безмолвно погружаясь в болото, которое сам взрастил. Тонешь, всё глубже и глубже, без всякого просвета. Вокруг одна тьма — она пробирается под кожу, сливаясь с тобой в одно целое.
Ты и есть эта тьма.
Кончики пальцев на ногах покалывает, заставляя поджать их. Это, наверное, от холода — Тэхён сидит совсем босой. А влажная от пота рубашка, прилипавшая к телу, теперь казалась невыносимо холодной, от чего по телу то и дело пробегали мурашки, вынуждая тело дрожать. Сердце почему-то всё ещё бешено колотилось — возможно, алкоголь просто добавлял телу градус, но от чего же тогда ему не жарко? Его знобит, липкой испариной покрывая лоб. Горло саднит, а нижняя губа печёт и пульсирует. Дрожь, словно удары тока, от которого всё тело временами передёргивает, накатывает с каждой секундой всё сильнее, будто тот вот-вот рухнет со стула, трясясь в судорожном припадке, роняя пену изо рта. Было бы тривиально.
Входная дверь громко хлопнула. Ким и забыл, что не закрыл её, но даже не вздрогнул и не повернулся, потому что через секунду послышались маты знакомым высоким голосом.
— Привет, — здороваясь первым, не дожидаясь, пока тот войдёт хотя бы в кухню.
— Ты что, совсем обалдел? — запыхавшись. — Я мчался к тебе на всех парах, какого хуя ты трубку не берёшь, Гудини?
— Гудини — это твоё прозвище.
— Ой, да заткнись, — Чимин вошёл в кухню, волоча два огромных пакета, еле затащив их на стол. Что-то звонко загрохотало, не предвещая ничего хорошего. — Блять, если я их только что разбил… — Пак стал вынимать содержимое пакетов, сразу расставляя всё по полкам и шкафам.
Тэхён молча наблюдал, продолжая медленно попивать своё пиво.
— Где твой телефон? — поворачиваясь к Киму, держа в руках две только что вынутых пачки рамёна быстрого приготовления. — Заварить? — приподняв их в воздухе.
Тот кивнул. На размазанную кровь у него на губе Пак предпочёл не обратить внимание.
— Так где телефон? Опять на беззвучном? Или ты его уже где-то просрал? — ставя чайник.
Ким молча пожал плечами в неведении.
Пак вздохнул. Чайник щёлкнул, а кипяток наполнил тарелки, заливая лапшу. Пар высоко поднимался над тарелками, а запах стал быстро распространятся по кухне, пока Чимин не накрыл их ещё двумя другими. Поставив на стол, он стал разбирать пакеты дальше.
— Не разбил, слава всем святым, — доставая по очереди цветные бутылки с иероглифами на них.
— Что это? — заинтересовано хмурясь.
— Маотай.
— Чего? — теперь хмурясь в недоумении.
— Это китайский крепкий алкоголь. На родине считается очень дипломатичным напитком — его пьют в особых случаях.
— А мы к этим «особым случаям» каким боком?
— Сокджин привёз. Вчера вернулся из Китая. Он, кстати, спрашивал — не хочешь ли ты встретиться?
— Да без проблем, — пожав плечами.
Чимин, распределив все покупки по своим законным местам, уселся напротив Тэхёна, открывая одноразовые палочки.
— Попробуем? — пододвигая одну бутылку крепкого алкоголя ближе.
Ким согласно кивнул, поджав губы. Разлив по бокалам напиток, Тэхён, как великий ценитель, стал рассматривать цвет.
— Ты уверен, что его пьют в бокалах для вина? — улыбнувшись, опуская уголки губ.
— Понятия не имею.
Оба бокала столкнулись, а затем от Чимина прозвучал великий тост:
— За наши задницы, которые всё ищут приключения, а мы, как умные и интеллигентные граждане, оберегаем их от всяких глупостей, — довольно улыбаясь.
— Блять, — вздыхая, — я за такое пить не буду.
— Да брось, этот тост больше за тебя. Твоя задница хотя бы не тронута. Ну, в последнее время.
— Ты не исправим.
Чимин хмыкнул, пожав плечами.
Делая глоток, Ким скривился, причмокивая.
— Ну как? — Чим так же кривился, надеясь, что хотя бы его другу понравилось.
— Хуйня.
— Согласен.
— У меня в холодильнике осталось наше пиво. Доставай и не еби нам мозг этой бурдой.
Пак усмехнулся, поворачиваясь на стуле, открыл холодильник и достал ещё две бутылки.
— Ты решил спиться, или это на будущее?
— На будущее.
— На какое? — открывая бутылки.
— На самое ближайшее, — усмехнувшись, делая глоток и блаженно прикрывая глаза. — Ничего против китайцев не имею, но это, — кивая на иностранные бутылки, — полная хуета.
Чим хихикнул. Ему хватает пары глотков обычного пива, чтобы его щёки покрылись румянцем, а в глазах стало блестеть на несколько огоньков больше, чем обычно.
— Я останусь? — положив локти на стол.
— Валяй, — держа в руке бутылку, прислоняя её к горячей щеке. — Где спать будешь? — у самого перед глазами лёгкая дымка, а взгляд слегка расфокусирован.
— С тобой, — больше с вопросом.
Тэхён смотрел в стол и молчал — его лицо абсолютно ничего не выражало: ни протеста, ни согласия, ничего. Лишь какая-то глубокая задумчивость.
— Снова падаешь в пучину? — не давая погрузиться в раздумья.
— М? — подняв глаза. Не успел.
— Снова изводишь себя?
Ким хмыкнул, отводя взгляд и делая глоток пива.
— Не надоело? — положив щёку на ладонь. — Зачем сходить с ума добровольно?
— Ты не понимаешь.
— Да, — не давая закончить, согласно кивая. — Я ничего не смыслю в жизни, у меня не бывает своих проблем и трудностей, и мне никогда не бывает плохо, тяжело или больно, — всё продолжая кивать своим словам.
— Чим, я не…
— …не это хотел сказать, — заканчивая за него. — Ты всегда говоришь не то, что хочешь.
Тэхён молчал. Он так запутался в себе, что эту напрочь спутанную нить проще разрезать.
— Я ведь выслушаю, ты помнишь? — Пак смотрел тому в глаза, а в них покоилось спокойствие и надёжность. — Я могу не давать совет, если он тебе не нужен — ты только скажи. Но выслушать я могу всегда, Тэ. Я никогда бы не осудил тебя, ты это знаешь.
Ким кивнул, отводя взгляд. Чимин продолжал смотреть.
— Я не знаю что рассказать, Чим.
— Знаешь.
— Нет. Я так сильно запутался, что не знаю с чего начать. Представь себе клубок с нитками, — Тэхён поставил бутылку на стол, держа руки так, словно в них и правда клубок. — Представил?
Пак согласно промычал, расслабленно следя за руками младшего.
— Этот клубок — мои мысли. Они выглядели целостно — круглый, аккуратный клубок.
— Какого он цвета? — перебивая.
— Что? — недоумевая хмурясь.
— Какого цвета нитки?
— Синего. Синего, блять, цвета. Это не важно. Этот клубок взяли и размотали, — он стал показывать руками. — Размотали, а потом запутали, да так сильно, что уже не видно ни начала, ни конца, понимаешь?
Тот кивнул.
— Вот как я себя чувствую. Как блядский клубок с синими нитками, — глубоко вздохнув, Тэхён опустил голову, жмурясь от усталости. Кудрявая, чуть спутанная, чёлка спадала на глаза, щёки были красными, взгляд мутный и уставший.
— Пойдём спать? — медленно вставая со стула, подходя к Тэхёну и мягко целуя того в темноволосую макушку.
Тэхён согласно промычал, вставая, взяв Пака за руку.
Поднявшись к себе в комнату, он закрыл за ними дверь, устало бредя к кровати. Пак подошёл сзади, мягко разворачивая к себе — пальцы потянулись к кофте, задирая её, помогая снять, а Чим, откинув её на пол, поцеловал Тэхёна в плечо, улыбнувшись, поджимая губы. Тэхён благодарно закивал, сняв с себя брюки, кидая на пол, и залез под одеяло, прячась в нём по самые уши. Чимин обошёл кровать, разделся и лёг рядом, положив одну руку на плечо младшего.
— Спокойной ночи, — прошептал Пак в висок.
— Спокойной, — Тэхён помолчал, затем дополнил: — Спасибо тебе.
— За что?
— За всё, Чим. За всё.