Глава 24. Обжалованию не подлежит (1/2)

26 января, 6 утра Закон природы жесток – либо убиваешь ты, либо убивают тебя. Молодняк бросает вызов вожаку стаи и пытается побороться за лидерство. Так всегда было, и так всегда будет.

Рихтер не опоздал. Ему в принципе было чуждо опаздывать. Всегда вовремя. Всегда точен и аккуратен. Сегодня его звезда должна закатиться.

Оберфюрер вытащил из портфеля документы. Райхенбах читал последние донесения с фронта. Поражения. Отступления. Красная Армия продвигается. Рихтер был так раздражён, так обеспокоен, что усыпить бдительность оказалось просто; он вышел на улицу без портфеля.

11 часов дня Незавидное положение. 24 января 2-ой Украинский фронт прорывал оборону. 25 января северо-западнее наступление начали танки 5-ой гвардейской танковой армии. 26 января в юго-восточном направлении в наступление перешёл 1-й Украинский фронт.

Скоро их возьмут в кольцо. Требовалось как минимум расстроиться из-за катастрофического положения, занимаемого немецкой армией, но именно оно должно было сыграть на руку. Та незавидная роль, отведённая Рихтеру его командиром, при нынешних поражениях и отступлениях сулила первому в ближайшие часы удавку на шее.Час дняКогда Леман, сбивая всех на своём пути и привлекая всеобщее внимание, без стука ворвался в кабинет, воображение Райхенбаха нарисовало прекрасную картину, достойную кисти Кристофано Аллори.

– Герр генерал!Бригадефюрер оторвался от записей и вскинул голову.

– Что с вами?

Без слов Леман достал из портфеля папку и протянул. Райхенбах деланно нахмурился, как любой, кто почувствовал неладное, взял папку и взглядом указал штандартенфюреру на стул.

– Что это? – холодно спросил бригадефюрер после прочтения.

– Рано утром мы перехватили зашифрованную радиопередачу. Я не докладывал вам, так как не был уверен. – Он выдержал паузу. – Среди нас предатель.

– Вы только что, – медленно заговорил бригадефюрер, – подали мне донос, Рудольф, на оберфюрера СС Рихтера. Вы понимаете, чем может все кончиться, если ваши догадки, соприкоснувшись с действительностью, лопнут, как мыльный пузырь?

Леман, глупец Леман, преисполненный чувством долга, вытащил из портфеля радиопередатчик и положил на стол.

– Мы нашли это у Рихтера в доме. Вот протокол.

– Вы провели обыск? – сверкнул глазами Райхенбах.

– Да. Я не мог поверить, мне пришлось... А если взрыв на лаборатории – дело его рук? Все сходится.

Командир осмотрел радиопередатчик и вернул на место.

– Немедленно доложите инспектору Шеферу и свяжите меня с Манштейном.

– Слушаюсь.

Покидая кабинет, Леман был до того взволнован, что даже хлопнул дверью. Райхенбах же облокотился на спинку кресла и принялся изучать донос.Половина второгоНа первый звонок ответа не последовало.

– Звоните ещё! Под мою личную ответственность.

Наконец, послышался знакомый голос:– Слушаю.

Райхенбах доложил о ситуации. Пока он говорил, Манштейн не проронил ни слова.– Вы уверены? – спросил Манштейн после минутного молчания.

– К сожалению, да.

– В таком случае, действуйте согласно инструкции. Я уверен, он действовал не в одиночку, проведите тайное расследование в кратчайшие сроки и доложите мне.

– Я уже распорядился.

– В тяжёлый час узнать, что в высших рядах завёлся крот. Образцовый офицер, – продолжал фельдмаршал, после недолгого молчания, – прекрасные рекомендации, и шпион. Все происходило под вашим носом. Чем вы там у себя занимаетесь, Райхенбах?

Райхенбах с покорностью провинившегося выслушивал командира. Весь его вид говорил о крайней степени озабоченности всем случившемся, он даже обмолвился, что готов понести любое наказание, чем никак не успокоил Манштейна, которому только предстояло донести обо всем фюреру.

– Пусть с ним поработают. Как станет что-нибудь известно, сообщите мне сразу, а затем избавьтесь от него. Узнайте имена тех, с кем он сотрудничал.

– Слушаюсь. Я лично проконтролирую. Он заговорит, не сомневайтесь, – добавил бригадефюрер.

Телефонный разговор прекратился. Райхенбах покинул штаб и уехал.

В это же время Из-за слякоти развезло дороги. Выпрыгнув из машины, Рихтер вляпался в глубокую лужу и не удержался от крепкой брани.

По дороге его нагнал офицер и, отдав честь, вручил бумаги. Сегодня вечером он подготовит письменный отчёт, в котором распишет свои подозрения насчёт командира танковой дивизии СС и попросит провести официальное расследование. Да, после такого не сносить ему головы, но он готов рискнуть.

Он шёл в штаб, когда ему повстречался Леман. Штандартенфюрер остановился на полпути, его растерянный вид настораживал. Рихтер кивнул ему и свернул в другую сторону. Однако дойти до штаба не смог – он услышал быстрые шаги, развернулся и увидел трёх солдат во главе с Леманом. Он было подумал, ему хотят что-то сообщить, но заметил, как штандартенфюрер потянулся к кобуре.

– В чем дело?

– Вы обвиняетесь в измене, – отчеканил Леман. – Схватите его.

Липкий пот покрыл спину. Рихтер оказал сопротивление: одного ударил в челюсть, а второму при захвате сломал руку. Леман выстрелил в воздух, и во двор моментально прибежали солдаты и офицеры.– У меня приказ командира доставить вас к инспектору, – холодно произнёс штандартенфюрер. – Не заставляйте стрелять в вас.

Немцы взяли на прицел оберфюрера. Рихтер стоял в кольце и тяжело дышал. Он пытался взглядом отыскать Райхенбаха, не сомневаясь, кто за всем стоит, но бригадефюрера нигде не было видно.

– В чем я обвиняюсь? У вас есть доказательства?

– В вашем доме был обнаружен радиопередатчик, с которого сегодня отправили сообщение. Вы подозреваетесь в сотрудничестве с советской разведкой.

Обвинение до того поразило, что Рихтер оцепенел и позволил связать себе руки. Тем временем Леман забрал портфель. Он пришёл в себя только, когда его повели к машине.

– Не будь болваном, Леман! – восклицал Рихтер. – Райхенбах водит тебя за нос. Он донёс на меня и донесёт потом на тебя!

Леман нахмурился, но предпочёл не отвечать. Вместо этого он сел на переднее сидение, двое солдат сопровождали оберфюрера. Штандартенфюрер открыл портфель Рихтера. Сомневаясь, что здесь может что-то храниться важное, все-таки решил провести осмотр. На дне он нашёл конверт.

7 часов вечера Небольшое помещение без окон. Затхлый, сырой воздух. Холодный каменный пол. Серые стены. Подходящее место для пыток. Здесь начинают говорить даже самые стойкие, здесь люди, не выдерживая истязаний, соглашаются оболгать себя.

Сейчас Рихтер лежал полураздетый, связанный по рукам и ногам. В рот была вставлена воронка, нос зажат. Гауптшарфюрер держал ему голову, второй вливал в рот воду. Рихтер был вынужден глотать, чтобы иметь возможность делать вдохи. Он извивался, как уж на сковородке. Инспектор стоял рядом, готовый в любой момент выслушать чистосердечное.

– Вы стали более гуманны, – заметил ему вошедший Райхенбах.

Инспектор Шефер обернулся и улыбнулся. Райхенбах подошёл ближе. Рубашка Рихтера была в крови, вокруг – следы рвоты. Характерный запах ударил в нос. Бригадефюрер сдержалсяв желании приложить платок.

– Думаете? Если не начнёт говорить в ближайшее время, придётся перейти к радикальным мерам.

– Сколько вы в него влили?– Почти пять литров.

– Удалось что-нибудь выяснить?– Всё обвиняет вас, – развернувшись вполоборота, ответил Шефер. – Говорит, вы причастны к случившемуся в лаборатории.

Ни один мускул не дрогнул на лице Райхенбаха под пристальным взглядом инспектора.

– Что же вы?

– Ему грозит смерть. Ничего удивительного, что он пытается обвинить другого, но удивительно, что вас.

Гауптшарфюрер вытащил воронку. Рихтера перевернули на бок и ударили ногой по желудку. Его голова качнулась и его вырвало.

– Мы могли бы переговорить с вами? – предложил Шефер. – Давайте выйдем.

Инспектор указал рукой на дверь и, пропустив вперед бригадефюрера, напоследок дал указание своим людям продолжать.

В коридоре они оказались одни. Инспектор Шефер, молодой мужчина тридцати пяти лет, был ярым последователем идей фюрера. Вне всяких сомнений, он собирался любыми способами выбить из Рихтера имена сообщников и другую важную информацию. Он имел поразительный нюх и поговаривали, будто он может раскрыть абсолютно любое дело, в чем Райхенбаху как раз предстояло убедиться.

– Я вынужден расследовать дело. Необходимо выйти на сообщников, но для начала, герр генерал, давайте закроем для нас обоих неприятную тему. Где вы были в момент взрыва? Обычная формальность.

Райхенбах одарил непроницаемым взглядом, на что Шефер миролюбиво произнёс:– Я всего лишь выполняю свою работу.

Райхенбах хорошо знал, что из себя представляет инспектор. Он казался приятным и безобидным, но на деле Шефер был расчётливым и хладнокровным гестаповцем.

– Понимаю. Я направлялся в штаб.

– Где вы были до этого?– Осматривал боевые укрепления. Об этом, кстати, подробно написано в протоколе.

– Читал, читал. Скажите, дорога до штаба сколько занимает по времени?

– Минут сорок.

– Сорок минут, значит. Тогда где вы были оставшиеся час двадцать? Простите мое любопытство, но вы должны меня понять. Чем быстрее мы разберёмся с проблемой, тем лучше, – миролюбиво заключил инспектор.

– У меня заглохла машина, – все тем же спокойным голосом отвечал Райхенбах. – Позже я отправил машину на ремонт. Записи хранятся в журнале. Вы также можете опросить механика, который занимался ремонтными работами.

Шефер наклонил голову, соглашаясь, и задал следующий вопрос:

– О взрыве вам доложил штандартенфюрер СС Леман. Почему не Рихтер?– В тот день Рихтер встречался с командиром разведывательного батальона и задержался. Он прибыл уже на место происшествия.

– Вы хорошо его знаете?– Если вы о том, знал ли я имя его жены, то мы были не настолько близки с ним.

Инспектор усмехнулся. За стеной раздались удары, а затем протяжный стон.

– А что та пленная... она живет у вас.

Шефер посмотрел с самым невинным видом, не переставая заискивающе улыбаться. Для полноты картины ему бы приподняться на носках и покачаться.

– Девчонка? А что с ней?– Так... простое любопытство...– Вы спрашиваете у каждого генерала, с кем он проводит ночи, или только я удостоился такой чести?– О ней рассказал Рихтер. Вот и все.

Райхенбах улыбнулся, но глаза оставались холодны.

– Она обычная пленная. Иметь контакты с женщинами не возбраняется. У вас есть ещё вопросы?– Больше нет, – живо ответил Шефер.

– В таком случае я хотел бы поговорить с Рихтером наедине. Думаю, я имею на это право, хотя бы потому, что он был из моей дивизии.

– Да, конечно.

Инспектор посторонился, и Райхенбах зашёл в комнату. Рихтер лежал на полу и дрожал от боли. Некогда серая рубашка стала темно-красного цвета, лицо было изуродовано, нос сломан, один глаз заплыл, губа порвана.

– Достаточно.

Райхенбах приказал оставить их, и когда дверь затворилась, сделал пару шагов вперёд, выходя из темноты. Разговор с Шефером прошёл так, как он и предполагал, за исключением упоминания об Анне.