Глава 22. Справедливость (1/2)

Хорошо, если ты можешь назвать себя справедливым человеком. Замечательно, если живёшь по совести. Превосходно, если твои поступки не идут вразрез с убеждениями. Райхенбах считал себя более, чем справедливым. Что касается совести, то он пошёл с ней на сделку очень давно, когда, впервые поступившись убеждениями, стал членом НСДАП. Нет, он и раньше жертвовал своими принципами, уж кто к сорока годам доживал в белых перчатках? Но... сейчас было иначе, и по-другому было никак. Жизнь проехалась по нему с лихвой, как и по всем, кто прошёл Первую мировую, оказался свидетелем революции и падения монаршей власти, был кинут в пучину Второй мировой.

Рихтер опаздывал. В последние дни он постоянно задерживался – то на передовой, то с разведывательным батальоном, то ещё где. Наступление советских войск, начавшееся 24 января, вынуждало поторопиться с проведением расследования и подготовкой отчета.

Дом, в котором жил оберфюрер, отличался от жилья бригадефюрера лишь тем, что в нем не чувствовалось уюта. Переступив порог, каждый бы понял по обстановке, что здесь живет только мужчина.

Райхенбах включил лампу, свет упал на пустой письменный стол. Рихтер был педантичен до скрежета зубов, а не так давно начал вести себя подозрительно. Когда собственные руки по локоть в крови, будешь обращать внимание на любую мелочь. Бригадефюрер открыл первый ящик – пишущие принадлежности, чистые тетради. Второй – журналы с заметками, записи. Выпала фотография, датированная 1939 годом – на ней Рихтер с женой и сыном лет пяти-шести. Сейчас парнишке десять или одиннадцать. Почти столько же было Элис, когда её убили. Элис... Алиса. Хоть он и был крестным, но времени они проводили вместе не так много.

Райхенбах вернул фотографию на место и закрыл ящик. Огляделся. Глазу не за что было зацепиться. Разве что... он наклонился и увидел под столом закреплённую тетрадь. Как глупо. Ну, кто в наше время прячет важные вещи под столом?

Вытащив острожно тетрадь, бригадефюрер начал листать страницы. Аккуратным почерком поминутно был восстановлен маршрут командира дивизии в день взрыва на лаборатории. Не ожидай он ничего подобного, и было б чем – Райхенбах точно бы поперхнулся. Рихтер досконально изучил распорядок его дня, расписал каждый шаг, на полях делая пометки и, конечно, временная лакуна образовалась в то время, когда была взорвана лаборатория. Отмечалось, что в 17:20 Райхенбах проехал КПП, далее след прерывался, и лишь в 19:05 бригадефюрер появился в штабе.

Никому в голову не пришло заподозрить его, тем более, он входил в состав комиссии по расследованию. Против него нет никаких улик, и все же Рихтер заподозрил. Райхенбах вернул тетрадь на место, выключил свет и покинул дом.

Ему хотелось рассмеяться. Какая вопиющая самонадеянность! Рихтер возомнил себя вершителем судеб, да главное, его судьбы. Как человек справедливый, он обязан ответить на вызов.

Райхенбах поднялся по ступенькам и зашёл к себе в дом. Внутри никого не оказалось. Он нахмурился и взглянул на стрелки часов. Поздновато для вечерних прогулок, к тому же, он просил не уходить далеко. Взгляд упал на стол и зацепился за клочок бумаги. На английском было написано: ?Ушла в баню. Ужин на столе?.

Райхенбах сжал переносицу. Дай только волю женщине, и она совьет гнездо на обломках. Пока не вернулась Анна, он успел достать из тайника папку и расположиться за столом. Бесспорно, Рихтер обвинит его. Необходимо предупредить удар, ударив первым, и так, чтобы противник не оправился. Железное алиби Рихтера осложняло задачу – на момент взрыва тот осматривал прифронтовую полосу.

Листая записи Брауна, Райхенбах переодически бросал взгляд на часы. В самом деле, что может случиться? Все в округе знают, что она живет с ним, никто не посмеет тронуть... Мысль не успела до конца оформиться, как открылась дверь, и Анна, на ходу снимая платок, зашла в дом. Влажные волосы рассыпались по плечам, упали на лицо. Тряхнув головой, перекидывая волосы, она увидела Райхенбаха и улыбнулась.

– Вас долго не было.

– Разве? – Она глянула на время. – От силы минут двадцать пять.

– Я так и сказал.

– Волновались?

Анна сбросила сапоги, повесила куртку и прошла к столу.– Будем взрывать очередную лабораторию? – спросила она, узнав папку.

Райхенбах продолжал читать.

– Чай будете или кофе?– Кофе, – отрывисто бросил он.

Анна пошла делать кофе, заодно нагреть себе воды для чая. Райхенбах выбрал несколько листов, исписанных почерком Брауна, взял чистую бумагу и начал переписывать.– Помочь?– Не нужно.

Анна поставила перед ним чашку кофе и заглянула через плечо. Райхенбах закрыл папку и перевернул листы.

– Что-то случилось?

Он сделал глоток кофе, и тонкая улыбка тронула губы. Кивком головы указав на соседний стул, ответил:– Пустяки.

– С вами невозможно иметь дело, вы ничего не рассказываете!Анна насупилась и уже было собралась сесть напротив, но остановилась, не получив ответа. Она прочла в его глазах сомнение и, проведя пальцами по ровной глади стола, коснулась его руки.

– Кто-то догадался?

В ответ – кивок.

Анна присела на край стола.

– Что будем делать?– Мы – ничего.

Она покачала головой и лишь сказала:– Вы не ужинали. Как можно бороться с Рихтером на голодный желудок!

Брови Райхенбаха взлетели вверх, а потом сошлись на переносице.