Глава 8. Тацита и Меркурий (1/2)

Анна была бы не Анной Мироновой, если бы не попыталась сделать по-своему, поэтому где-то через полчаса она предприняла попытку покинуть дом. Дверь оказалась не заперта, однако на посту стояли два солдата. Один повернул голову, толкнул Анну назад и хлопнул дверью. Похоже, они получили приказ не выпускать её. Не долго думая, она подошла к окну. Немцы обустроили под себя крохотную деревушку, наверняка использовали труд оставшегося населения. Такое Анна встречала не раз, когда на освобождённые оккупированные территории приходили советские войска. В одном из домов должен был располагаться штаб дивизии. С улицы долетала немецкая речь и смех. Стояли машины. Пожалуй, в самом деле не стоит выходить. Если он сказал, что ей лучше не высовываться, то так тому и быть. В этом вопросе Анна все же решила довериться. Она нашла несколько книг на русском на полу возле серванта, видимо, прежнего владельца. Выбрала одну, взяла кусок хлеба и устроилась на кровати.

Время тянулось невыносимо медленно. Анна привыкла все время быть при деле – там сделать обход, здесь сменить повязки, тут помочь врачу. В перерывах увидеться с Ниной. Она отложила книгу и уставилась в потолок. Зачем он забрал её?Безусловно, она была ему благодарна – неизвестно, что бы с ней сделали, не встреть она его вчера. Что вообще с ней было бы, командуй дивизией кто-то другой? Например, тот, кто был до него... Группенфюрер. Какие ужасы он только не творил! Нет, Анна не знала, изменилась ли в масштабе оккупационная политика Второй танковой дивизии СС со сменой командира, но лично на ней назначение Райхенбаха сказалось наилучшим образом.

А сон?.. В детстве Анна до ужаса напугала маму, когда сказала, что видит недавно почившую бабушку. Тогда мама, бледная, позвала папу, и Виктор Иванович объяснил дочери, что ей привиделось, просто она очень скучает. С тех пор Анна не видела умерших. Но сны... ей снилось, как умирал отец, она чувствовала его боль, словно ранили её. Она ощущала дикий страх матери, когда ту тащили по деревне на расстрел. Анна помнила до сих пор, с каким состраданием смотрели на Марию Тимофеевну соседи, и как в тяжёлой тишине зачитывался на немецком приговор. Гремели в ушах переведённые слова: ?За пособничество партизанам?, ?за укрывательство?. Мать дрожала, беззвучно текли слезы по впалым щекам, и ей так сильно хотелось быть мужественной.

Казалось, убили Анну. И её действительно убивали каждый раз, когда умирали родные. Она пропускала их боль, страх, отчаяние через себя. Набежали слезы, и Анна зажмурилась. Лучше не думать об этом, не вспоминать сейчас. Вот когда закончится война, они выиграют – тогда. Только тогда. Она вспомнит всех, с кем сражалась плечом к плечу, кто остался позади, кто был убит, замучен, потерян. Анна вспомнит и этого солдата, чьё имя записала. А сейчас... она встала и прошлась по комнате. Можно обыскать вещи, выкрасть бумаги, да кому нести? Педантичный Райхенбах сразу заметит пропажу.

Он ушел в шесть утра и вернулся, когда Анна прочла половину книги. Она вздрогнула от хлопка двери и тут же села. Выругавшись, Райхенбах прошёл к столу, вытащил из ящика серую папку, продолжая сыпать проклятиями. Анна спустила ноги на пол и с интересом рассматривала мужчину. Для неё не впервой было видеть его в плохом настроении. Как правило, все заканчивалось криками на офицеров, те молча выслушивали гневную тираду, односложно отвечали и суетливо удалялись. Вот сейчас он сядет, откроет записи, а потом либо подорвётся и уйдёт, либо прикажет кому-нибудь явиться. И Райхенбах действительно опустился в кресло, швырнул папку, со злостью расстегнул куртку и бросил перчатки. Закрыл глаза и сжал переносицу.

В такой ситуации Анна решила молчать, всё-таки, она надеялась поговорить о госпитале. Только он один мог отдать приказ отвезти обратно. Он что-то пробормотал на немецком и открыл глаза. Успехи Красной Армии болезненно сказывались на положении немцев. Наверное, он получил выговор? Хотя, насколько можно судить, дивизия Райхенбаха отражала все нападения. Тогда в чем дело?Анна поджала под себя ноги. Райхенбах пролистнул папку, кинул в ящик стола и достал другую. Интересно, кто или что его так разозлило? Они снова отступают? О, нет! Тогда Штольману не выжить. Она и так сегодня не сможет ни сделать перевязку, ни накормить. Боже, этот человек полностью зависит от них с Ниной. Анна удержалась не спрятать лицо в ладони.

– Что?Анна вскинула голову. Бесспорно, обращались к ней, не потрудившись даже оторвать взгляд от бумаг.

– Ничего.

– Ты громко думаешь.

– Вам показалось.

Он кинул папку на стол и посмотрел.

– То есть, ты не хотела о чём-то спросить?

– Нет.

Он склонил голову вправо, приподнял бровь. Эти тёмные глаза развязывали язык быстрее любого пыточных дел мастера. Он всегда смотрел так, словно заведомо знал ответ, но хотел услышать из её уст.

– Я хотела попросить...Бригадефюрер хмыкнул.

– Мне необходимо вернуться в госпиталь.

– Ну, надо же! – Райхенбах откинулся на спинку кресла. – Совсем недавно били кулаком в грудь и кричали, что не станете лечить солдат Третьего рейха, а сейчас торопитесь в госпиталь.

– Там Нина!– Какая ещё Нина?

– Отвезите меня.

Бригадефюрер удивлённо посмотрел.

– Я не подрабатываю шофёром, а вы – не царствующая особа.

– Пожалуйста. – Он молча смотрел, и Анна поднялась с кровати, подошла к столу. – От меня здесь нет никакой пользы.

– Верно. Вы умудрились подчистить весь завтрак, а в оставшееся время читали книгу.

– Книге, как и завтраку, свойственно заканчиваться. Почти дочитала. За неимением книг в следующий раз буду читать ваши секретные документы.

– С вами опасно иметь дело.

– Поэтому отдайте распоряжение отвезти меня в госпиталь, – она удержалась не улыбнуться в ответ.

– Вам мало того, что вы до сих пор живы?

– Я не нужна здесь. От меня больше пользы в госпитале.

Немец сощурился.

–Чего ещё изволите? – он сцепил пальцы в замок. – Трехразовое питание? Горничную? Спать на пуховых перинах?

– А вы выполните?

– Разве я не похож на золотую рыбку?

– Значит, да?Райхенбах вышел из-за стола и подошёл впритык.

– Да. На ваше счастье я собирался провести ревизию санчасти.

– Почему не сказали сразу?

– Если бы сказал, то лишился возможности лицезреть ваши попытки подтолкнуть меня к нужному для вас решению.

– Вы – чудовище! – возмутилась Анна и поджала губы. – Вы без конца меня разыгрываете!

– Посмотрите на ситуацию с другой стороны – я вас развлекаю.

– Вы? – фыркнула она. – Если бы я обладала правом выбора, то предпочла другую компанию.

– Например? Думаете, кто-нибудь другой оставил бы вас в живых за такой длинный язык?

– Вы оставили.

– Порой сам удивляюсь и спрашиваю себя, не спятил ли? – Он взял со стола перчатки. – Собирайтесь. Отвезу к вашей подружке.

Анна поспешила за курткой. Пускай она лечит немцев, но с Ниной, чем сидит в четырёх стенах одна.

Они вышли на свежий воздух, и он закурил.

– Думала, вы не сожалеете о своих поступках, – нарушила молчание Анна и посторонилась, когда подъехал ганомаг.

– Напрасно. – Райхенбах указал рукой на ожидающий бронетранспортёр. – Постарайтесь перебороть себя и не вскарабкаться. Помните, – шепнул он ей, наклонившись, – не везде нужно идти напролом.

Он выпрямился, а она ответила:

– Не страшно. Вы подстрахуете.

Анна прошла мимо, ощущая на себе его пронзительный взгляд, сопровождаемый ухмылкой. Она будет спать спокойнее, если перестанет воспринимать все его слова всерьёз. С гордым видом она зашла внутрь и не успела сесть, как поймала на себе пренебрежительный взгляд механика-водителя. Его воля и он бы вышвырнул отсюда пинком под зад. К счастью, Анна находилась под опекой Райхенбаха, власть которого давно успела ощутить.

Он подсел минутой позже, отдал распоряжение, и они поехали. На выезде к ним присоединились ещё три ганомага.

– Где вы были?

– Не забывайтесь.

– Откуда у вас шрамы?

Он скосил на неё взгляд, чуть приподняв бровь.

– Для пленницы вы не умеете держать язык за зубами. Поговаривают, будто каждая советская женщина молчит в плену, как партизан. Мне, – вздохнул Райхенбах, – досталась какая-то неправильная женщина. Быть может, – сощурившись, приятным голосом заговорил он, – мне переехать вас танком, чтобы вы замолчали?

В его глазах плясали бесенята, и губы Анны сами собой растянулись в улыбке.

– Что мешало вам сделать это раньше?– Раньше вы открывали рот куда меньше. В день нашего знакомства вы были самой Тацитой.

– А вы, к счастью, не Меркурием.

Немец вскинул брови и рассмеялся.

– Ещё немного и я поверю, что вы дочь дворянина. Дворянина, который оказался настолько глуп, что остался.

– А вы бы покинули страну?

– Да, если бы погибло то, за что я сражался.

– И что бы вы делали? Куда бы поехали?

– В мире достаточно мест, пригодных для проживания.

– Я вам не верю.

– Вы дальше своей деревни нос не казали. Единственным для вас развлечением являлись петушиные бои да гусиные забеги.

– Не верю, что такой человек, как вы, покинет страну, когда она будет в беде.

– Такой человек, как я? – Его глаза блеснули. – И какой же я?