Глава 7. Свидание (2/2)

– Помилуйте. Я всегда считал, что если есть дверь, то нужно заходить через неё.

– Вы...ну, знаете ли!

Она развернулась, обошла ганомаг и увидела распахнутую дверцу. Устроившись поудобнее, Анна отвернулась. Райхенбах сел рядом, и они поехали. Он расстегнул куртку, прикрыл глаза. Она кинула на него взгляд и, словно почувствовав, бригадефюрер разлепил веки.

– Нашли общий язык в госпитале?

– Никто не говорит по-английски.

Райхенбах прислонился спиной к стенке.

– Немецкие девушки прекрасно обучены. Попытайтесь. Хоть одна, но сможет рассказать как у неё дела.

– Но мне неинтересно.

– Верю. Однако если вы наладите хоть с одной из них контакт, ваша жизнь станет проще.

– Сотрудничество.

Он поморщился.

– Вы хотите выжить? – Анна кивнула. – Тогда перестаньте вести себя так, словно у вас девять жизней.

– Перестаньте вести себя так, словно вы мой друг, – парировала она и сложила на груди руки.

Бригадефюрер тихо рассмеялся.

– Вы бы предали родину?

Райхенбах приподнял бровь.

– Этот вопрос не даёт вам покоя. Спрошу ещё раз – что для вас предательство?– Вы не говорите ?нет?.

– Я не говорю ?да?.

Уязвлённая разговором со Штольманом, Анна хотела получить ответы на мучившие её вопросы от Райхенбаха.

– Почему вы не можете дать прямого ответа? Вам обязательно увиливать?

Он повернулся всем телом, смерил внимательным взглядом и заговорил:– Вы хотите, чтобы я успокоил вашу совесть. Долг врача, медсестры спасать людям жизни. Попади наши девушки в плен, они бы также лечили ваших. Это нормально. Предательство, когда солдат берет оружие и встаёт в один ряд с врагом, стреляет по своим, чтобы сохранить себе жизнь. Такой подлежит расстрелу на месте.

Бронетранспортёр остановился.

– Приехали.

Сейчас они находились на приличном расстоянии от передовой. Командный состав дивизии располагался в нескольких уцелевших домах. В одном из таких обосновался Райхенбах. Это был одноэтажный дом с двумя комнатами. Первая выполняла функцию кабинета, вторая служила спальней. Она увидела знакомые вещи, которые солдаты грузили перед отходом к Днепру. На небольшом столе царил порядок. На улице непроглядная темень, и из маленьких окон ничего нельзя было разглядеть.

Анна сняла куртку, прошла к умывальнику и ополоснула лицо. Всю дорогу она думала о Нине. Единственный человек, кому она была дорога, находился в неведении. Холодная вода вызвала дрожь по телу, озябшими пальцами Анна потёрла щеки.

За день она сильно проголодалась и устала. Так легко она приняла его предложение, веря в его...порядочность. С горечью она усмехнулась собственным наивным мыслям и прошла к столу, где уже остывал ужин.

Здесь действительно не было утки и вина, но была курица с отварным картофелем и овощами. Анна села и в молчании дожидалась бригадефюрера. Наконец, он оторвался от чтения записки и сделал несколько шагов к столу. От жареной курицы шёл приятный запах. Райхенбах разделал птицу с помощью ножа и вилки, положил мясо в тарелку и придвинул Анне.

– Спасибо.

– Так как же вышло, что уехали без вас?

Анна напряглась. Она отправила в рот рыжий кружок морковки и посмотрела прямо в глаза.

– Я ведь объяснила вам.

– Вы были в окопе и не заметили, как медсестры покидали поле? Не слышали, как отъезжали машины?

– Я ушла далеко от окопов. Когда возвращалась, один солдат попросил его осмотреть. К тому времени, возможно, все давно уехали. Не знаю.Уголки губ иронично приподнялись вверх.

– Вы поразительная девушка, Анна Викторовна. Я сделаю вид, что поверил вам, – он помолчал, и по спине Анны пробежал холодок, – потому что между нами, как мне кажется, установилось некоторое доверие. Разве нет? – Она кивнула. – Вот видите. Да и что вы можете прятать? Врага Германии? – Она мотнула головой. – Ну, вот. Ешьте же. Вы должны хорошо питаться. Такие, как вы, делают победу!

– А такие как вы?

Райхенбах улыбнулся, в его глазах блеснул предостерегающий огонь.

– А такие, как я, заканчивают войну.

– Подписанием мирного договора?

– И обязательно в столице поверженного врага.

– Вам не взять Москву, – выплюнула Анна и отодвинула тарелку.

По его губам скользнула тонкая улыбка.

– Если вы не будете есть, то не доживете до окончания войны, чтобы гордо заявить, как я был не прав в ноябре 1943.

Анна посмотрела на еду, затем на немца, потом снова на еду и наколола на вилку жирный кусок курицы.

– Я не забуду вашу доброту, – пробурчала она с набитым ртом. – Будьте уверены, в камере вы не умрете с голоду.

Он рассмеялся.

– Славно. В свою очередь я не позволю угнать вас на работу в Германию. Но довольно об этом. Мне хватает разговоров о войне. С вами я хочу поговорить о чём-то менее мрачном.

– О чем?

– Выбирайте. Поэзия, музыка, древнегреческие боги, смысл жи...– Немецкая философия.

Райхенбах выразительно выгнул бровь.

– Интересно. И что вы думаете о Гегеле?

Анна много чего думала о Гегеле, не так много, конечно, как о Марксе и Энгельсе, но беседу поддержать сумела. С удивлением Райхенбах обнаружил, что девушка не путает Канта с Фейербахом. Он спорил с ней о материализме и, глядя в её горящие голубые глаза, впервые подумал, что они очень хороши. Она сдвигала брови, когда хотела возразить, а он, забавляясь, не давал вставить слова. Они оба не заметили, как перешли на ?Золотой век? римской поэзии и только, когда у Анны начали слипаться глаза, поняли, что засиделись.

Он указал ей на походную кровать и дал одеяло. Анна поняла, что он не тронет её и этой ночью. Укладываясь спать, она обвела взглядом комнату в последний раз и закрыла отяжелевшие веки.

Она давно не встречала такого густого тумана. Он стелился по голой, холодной земле. Он подбирался медленно, как крадётся на охоте змея. Она не чувствовала ног и, посмотрев вниз, увидела лишь туман. Он рос, обвивался вокруг, сжимал запястья. Анна дернулась.

Бежать. Бежать! Иначе он поглотит.

– Аркадий Петрович Мухин, – долетело до неё.

И из тумана вышел мужчина. Она отпрянула, узнав в нем красноармейца, застреленного немцем. Она хотела ему помочь...– Аркадий Петрович Мухин, – повторил он и подошел вплотную. – Родился в 1911 году. Погиб 2 ноября 1943 года в бою за Весёлые Терны.

– Чего вы хотите?

– Аркадий Петрович Мухин. Родился в 1911 году. Погиб 2 ноября 1943 года в бою за Весёлые Терны.

– Я хотела помочь. Я...Его глаза были стеклянными, а руки холодными.

– Аркадий Петрович Мухин. Родился в 1911 году. Погиб 2 ноября 1943 года в бою за Весёлые Терны.

– Простите...– Аркадий Петрович Мухин.Анна вздрогнула и проснулась. Он ей приснился. Приснился так же, как отец, мать, дядя.

– Аркадий Петрович Мухин...Анна села и провела рукой по лицу. Было ли это кошмаром вследствие переутомления и всех пережитых ужасов? Она мотнула головой. Это было что-то другое, что-то за гранью обычного, понятного, знакомого. Мужчина хотел, чтобы она запомнила. Его? Или информацию? Она запишет то, что он ей сказал.

За окном только светало, но в доме уже давно горела керосиновая лампа. Анна с непривычки сощурилась.

Райхенбах стоял у умывальника и брился. Наверное, он не заметил, как она проснулась и теперь с кровати наблюдала. Он был без рубашки, подтяжки свисали вдоль бёдер. С раннего утра вычищенные сапоги. Анна перевела взгляд на обнаженный торс. Для своих лет бригадефюрер был весьма подтянутым мужчиной, с плоским животом и в меру мускулистыми руками. Седина слегка тронула тёмные волосы на груди и тёмную дорожку из них же, уходившую за пряжку ремня. На правом плече шрам от пулевого ранения, а на боку – длинный, неровный, словно от ножа. Второму шраму было не меньше десяти лет.

Скрипнула предательски кровать, и Райхенбах кинул взгляд через плечо.

– Проснулась. Скоро принесут завтрак.

– Могу я взять листок бумаги?

Бригадефюрер замер с бритвой, удивлённо посмотрел и кивнул в сторону стола.

– Справа.

На столе как всегда был идеальный порядок. Это Анна запомнила ещё в первый день. С одной стороны – документы, папки, записи. С другой – чистые листы, письменные принадлежности. Она записывала дату смерти, когда он подошёл сзади, наклонился, и она плечом почувствовала твёрдость его теплой груди.– Что это?

– Решила вести дневник.

– И что ты написала?

Он взял листок, Анна повернулась.

– Написала, что был убит один из наших.

– Зачем?

– Может быть, он мне приснился и попросил?Бригадефюрер пробежал глазами по строкам. Конечно, он посчитает её странной. Зачем она вообще попросила бумагу? Он же может решить, что она пишет о расположении дивизии, количестве солдат, орудия и прочего. Другой на его месте тут же бы расстрелял. Анна похолодела.

– Хорошенько спрячь свой дневник из одной страницы, – заговорил он и ей показалось, она ослышалась.– Если найдут, у тебя появятся проблемы.

Он вернулся к умывальнику, а она спрятала листок в куртку, в подкладку, где Нина сделала небольшую дырочку как раз для такого случая.

– Подай мне рубашку.

Пока он одевался, Анна умылась. Она приводила в порядок волосы, когда с офицерской кухни принесли завтрак. Только что пожаренная картошка с беконом, яйца вкрутую и свежесваренный кофе. Анна заметила, как уходя, немец задержал на ней липкий взгляд. Конечно, для этого паренька и остальных она выглядит личной игрушкой их генерала и неважно, что они до часу ночи проговорили о немецкой классической философии и о ?Метаморфозах? Овидия. И ничего больше.

Она села за стол, не дожидаясь его приглашения. После этой ночи Анна почти его не боялась. От картошки шёл пар, вкусно пахло беконом. Рот наполнился слюной.

– Надо же, – усмехнулся Райхенбах, садясь напротив, – у вас разыгрался аппетит.

Анна устыдилась порыва, потупилась.

– Ешьте. В конце концов, вам нужны силы, чтобы вести дневник.

Он наливал ей кофе, и Анна удивлённо смотрела. Наверное, что-то в мире пошло не так, где-то что-то заклинило. Не мог человек, отдающий кровавые, жестокие приказы, ухаживать за ней за столом.

Она не понимала его. Кто он? Генерал Третьего Рейха – верный сподвижник Гитлера? Человек, который заблудился, сбился с пути? Что он видит, глядя в зеркало? Убийцу? О чем думал, когда осматривал траншеи и видел трупы своих людей и солдат Красной Армии?

Анна смотрела на него, забыв про завтрак. Она грела пальцы о кружку, но не чувствовала тепла. Она провела с этим мужчиной три ночи и не понимала его, тогда как он видел её насквозь.

Они ели в молчании. Он читал, хмурился, изредка подносил к губам чашку и делал отрывистые глотки. Впервые она заинтересовалась его нагрудным знаком ?За ранение?. В каком бою его ранили и как это произошло? Она вздрогнула от неожиданности, когда он вышел из-за стола.

Все также молча Анна наблюдала – вот он одел куртку, застегнул, натянул перчатки, взял фуражку.

– Я хочу обратно в госпиталь, – разрезала она тишину.

Райхенбах повернулся.

– Прекрасно вас понимаю. Мне самому порядком надоели окопы, землянки и отовсюду лезущие красноармейцы. К тому же в вашем крае суровые зимы, я начинаю замерзать. Но, как за мной не пошлют самолёт в один конец до Берлина, так и за вами не отправят машину. Сидите здесь и не высовывайтесь, если не хотите стать лёгкой добычей для моих солдат.

Он одел фуражку и развернулся.

– Куда вы?

Анна вышла из-за стола и сделала к нему шаг.– На войну, – усмехнулся он. – Уверен, вы меня дождётесь.