Глава 13 (2/2)

— Да, я понимаю, о чём ты спрашиваешь, Энрико. И ты понимаешь, о чём ты спрашиваешь. Ты знаешь, что ты собирался доставить в Рим, а я не мог допустить, чтобы этот человек со своей опасной тайной сюда попал.

Энрико замер, молча постукивая по стене пальцами.

— Падре, — осторожно уточнил он, — во избежание путаницы, скажите прямо, что за тайну вы имеете в виду?

— Панацея. Средство, исцеляющее от любых болезней и продлевающее жизнь, возможно, что неограниченно...

Александр умолк, по выражению Энрико понимая, что говорит что-то не то. Что о панацее Энрико слышит впервые.

— Идиот, — без обиняков проронил Максвелл, прикрывая лицо ладонью. — Боже мой, какой же вы идиот...

Идиот, согласился Александр. Инквизитор с пятнадцатилетнем стажем пошёл на поводу у проклятого языкастого еретика, купился на сказку, как несмышлёное дитя.

— Панацея? — сглотнув, уточнил Энрико.

— Да, — кивнул Александр. — Эликсир вечной жизни, который исцелил бы наши тела и сгубил души.

Он рассмеялся. Будто пелену с глаз сняло — как же можно было повестись на эту чушь? Ведь сам не поверил до конца. Сомневался в причине, но поверил необходимости поступить так, а не иначе. Почему?..

— И вы, — Энрико не жалел яду, — паладин Андерсон, рыцарь Андерсон, решили спасти всех и вся.

— Надо было тебе сразу рассказать мне правду, — Александр беспомощно развёл руками. — Твоя секретность сыграла с тобой злую шутку. Если бы я знал, в чём дело — а не знаю я по сей день...

— Оружие.

— Прости?

— Оружие! — закричал Энрико. — Хельсундское оружие, равного которому свет не видал! Да вы же сами кое с чем знакомы, падре. Королевский порох, используемый на рудниках в Юдинг Скохвое, который по взрывной силе раза в три мощнее обычного. Пистоли, вы же в руках держали эти пистоли, на два, а то и на три выстрела — и мы можем разобрать и воссоздать этот механизм с точностью до волоска, но наше оружие разрывает при выстреле, потому что секрета металла, из которого пистоли делают в Хельсунде, мы не знаем. И это только мелочи, игрушки. А что они использовали во время Гольштейнской кампании, так и покрыто мраком, известно только, что гольштейнская армия была сметена. При желании Ингрид могла поставить герцогство на колени, дойти до Нижних земель, выбить оттуда остатки испанцев и объединить весь север под знаменем протестантства. А что делает она? Останавливается, заключает мир с Гольштейном, оружие же то ли прячется под замок, то ли вовсе уничтожается. Почему? Да потому что женщина! Наиграется через пару лет в мужские игрушки окончательно и вовсе вернётся на своё место, у прялки да люльки.

Вот за чем, падре, охотился Максимиллиан. Вот что я хотел доставить в Рим — оружие. Алукард, этот злосчастный безумец, еретик и извращенец — и гениальный создатель, его знание послужило бы нам оружием, вернуло бы церкви былую стать. Мы бы заставили властителей Европы считаться с нами всерьёз, мы отбросили бы турков, очистили Францию, приструнили Священную Римскую империю, вернули бы Англию и север в лоно матери-церкви, прошлись бы по протестантской чуме новым крестовым походом — ах, не вы ли когда-то с таким восторгом мне о них рассказывали, падре? Власть, сила, порядок и слава Божия — вот к чему я стремился! А вы... Вы всё это отправили на костёр.

Обессиленный, Энрико тяжело присел на лежанку. Александр молчал, ошарашенный этим неистовым откровением, этой... одержимостью. Понемногу придя в себя, вернув способность рассуждать, он начал:

— А ведь не так уж значительно Алукард мне и солгал.

Энрико хмыкнул.

— Солгал в деталях, но суть-то в итоге сводилась к вопросу жизни и смерти. Забавно, что он решил, будто жизнь напугает меня сильнее смерти — а, может, не так уж он был неправ.

— Вы что, соглашаетесь...

— Да, Энрико. Я не хотел бы, чтобы эти секреты попали в Рим. Военная мощь, влияние — в этом у нас недостатка нет. Люди, их страхи, их невежество, нехватка душевной чистоты — вот беда нашей церкви, вот где слабость, брешь, которую не заполнить оружием...

— Замолчите, — простонал Энрико. — Ничего вы не понимаете. Души и слабости — так и быть, это оставляю вам, и здесь ваш опыт бесценен. Но в политике и военном деле вы ни черта не смыслите.

Александр вздохнул и отвесил ему крепкий подзатыльник.

— За «черта», — сурово пояснил падре.

— Падре! Вы точно из ума выжили! Какие, к... Я, чтобы заполучить этого алхимика, провалил свою миссию, пожертвовал своей карьерой, а вы... Вы погубили меня, понимаете!

— Нет, Энрико, — Александр вспомнил свои сомнения, вспомнил, как его насторожило состояние бывшего подопечного в последние дни в Хельсингёре, — я спас тебя. Спас хотя бы твою душу.

— Идиот, — процедил Максвелл, предусмотрительно втягивая голову в плечи.

Он и ещё раз это повторит, смирился Александр, когда, добившись его освобождения, узнает, что Андерсон принял решение уйти из инквизиции. Вначале нужно посетить могилу Абрахама, поведать ему конец этой затянувшейся истории. Ещё следовало бы разыскать семью Валентино и вернуть им кольцо, вдруг это семейная реликвия. А потом... потом дорога звала Александра на север, где одной молодой протестантской женщине хватило мужества отстоять то, за что окрестные властители борются лишь на словах, на деле творя противоположное. Где он остался должен нового проповедника маленькой католической общине. Где на холме, открытом всем ветрам, стоит часовня Святой Елены, в которую ведёт резная дверь с вечно торчащим криво вбитым гвоздём.