Глава 5 (1/2)

«Знамение?» — кольнула, заставив сердце забиться чаще, мысль, когда Александр увидел исходящее из каменной купели мягкое свечение. Только что покинутую им часовню заливало звучание трёх чистых молодых голосов, распевавших «O Vis aeternitatis! [6]» святой Хильдегарды. Приблизившись, он увидел всего лишь поставленный в заснеженную чашу фонарь, озарявший лица скульптурного ангела и девушки, практически девчонки, с двумя золотистыми, туго заплетёнными косами, которую Александр мигом узнал: служанка, что прибиралась в подземелие. Она и бровью не повела, когда Андерсон подскочил, намереваясь схватить её и вытрясти всю подноготную, но остановился в полушаге, сообразив, что навряд ли девчонка оказалась здесь, практически на враждебной территории, случайно.

— Что ты тут делаешь, дитя моё? — постаравшись смягчить тон, поинтересовался Александр.

— Не понимает, — хмуро отрезала девчонка, натужно вымучивая немецкие слова. — Идёт со мной. Господин... Госпожа ждёт.

— Какая госпожа? Кто твоя госпожа? Где ждёт?

— Не понимает, — девчонка настойчиво потянула его за пелерину плаща. — Идёт!

— Порт? — Александр выуживал из памяти хельсундские слова. — Дворец?

— Дворец, — живо кивнула девица. Приподняв фонарь, она похлопала рукой в пухлой варежке по снегу, нападавшему в чашу, и начертила на нём знак Венеры с рогами.

Меркурий. Ртуть.

Александр ухватил девчонку за локоть, отобрал у неё фонарь и, посветив в лицо, отчётливо спросил:

— Ты знаешь, где он? Владислав Дракула? Алукард?

Раз дёрнувшись, больше она вырваться не пыталась. Не скрывая раздражения, девица нахально уставилась Александру в лицо и произнесла длинную фразу, в которой дважды прозвучало «Алукард». Глаза её слегка покраснели, а веки — припухли, будто не так давно она долго стояла на ветру или плакала.

— Энрико! — зычно позвал Александр. Девица дёрнулась и протестующе выкрикнула: «Один!». Но пение уже прервалось, Энрико выскочил наружу, захлёстывая на бегу полу мехового плаща.

— В чём дело, падре?

— Она что-то знает об Алукарде, но, проклятие, отказывается говорить по-немецки. Зато хочет, чтобы я с ней куда-то отправился — похоже, что в замок. И один, верно?

Встревоженные отец Гейнрих и Юлий появились следом за Энрико, тот, отмахнувшись, велел им возвращаться внутрь. Юлия, конечно, стоило бы оставить, но не хотелось давать понять отцу Гейнриху, что здесь затевалось нечто серьёзное. Девица, нервно и шумно втягивая морозный воздух, переводила яростный взгляд с Александра на Энрико. Последний обворожительно улыбнулся и ласково заговорил с ней по-хельсундски. Можно было не сомневаться, что большинство девушек смягчалось в ответ на подобное обращение. Так же, как не требовалось перевода резкой фразы, чтобы понять, что сей случай был исключением из большинства. Улыбка Энрико стала натянутой, и он ответил в том же тоне. Новая гримаса ярости на лице девицы и характерная манера Энрико, чуть втянувшего голову в плечи и покосившегося на падре, выдали, что Александр этот ответ не одобрил бы.

— Я категорически против того, чтобы вы соглашались. Слишком похоже на ловушку. Давайте лучше задержим эту маленькую дрянь и допросим как следует. Сомневаюсь, чтобы те, кто её послал, осмелились выдать себя, открыто выдвинув обвинения в похищении.

Может, своё незнание немецкого «маленькая дрянь» и преувеличивала, но итальянского она не знала совершенно точно. Навряд ли ей удалось бы сохранить такой же ровно-возмущённый вид, услышав предложение Максвелла. Поразмыслив, Александр отказался.

— Нет. Не думаю, что они не учли бы подобный вариант. Девчонке наверняка ничего определённого не известно. Я же не могу упустить возможность разузнать об Алукарде.

— Вы никуда не пойдёте.

— Энрико, любого из нас за последнее время могли убить или похитить при куда менее подозрительных обстоятельствах.

— Это лишь одна из возможных опасностей. Вас могут просто подставить, использовать в какой-то очередной интриге.

— А ты способен вывернуть любую ситуацию в пользу Святого Престола. У каждого из нас своя работа, Энрико, поэтому я иду. Храни тебя Господь, и не стой на морозе.

— Хранит вас Господь, падре, — пробормотал Энрико, будто бы только со словами падре вспомнив о холоде и заворачиваясь в плащ сильнее. А затем, когда Александр, так и не отпуская локтя служанки, велев ей показывать дорогу, выкрикнул вслед по-хельсундски что-то угрожающее.

По широким, достаточно людным, невзирая на вечерний час, улицам, привычно срезая дорогу змеящимися проулками и выйдя, наконец, на накатанную дорогу, девица вывела Александра к замку. Стража у ворот пропустила их без вопросов, хотя на Андерсона и зыркнули подозрительно. Лёгкость, с которой они попали внутрь, скорее насторожила его, нежели успокоила. Во дворе девчонка, очутившись на своей самой что ни на есть законной территории, осмелела, вывернула локоть из закоченевших к тому времени пальцев Александра и повела его в сам замок с одного из входов для слуг по незнакомой винтовой лестнице и по узким, хотя и освещённым коридорам, пока не открыла перед ним одну из дверей и жестом не пригласила войти. Александр медлил; девчонка вдруг полувсхлипнула, зашипела «Идёт!» и пихнула его в плечо. Бросив взгляд и удостоверившись, что, по крайней мере, засова или петель для замка на двери не видно, Андерсон вошёл в тёмную комнату. Ещё прежде, чем дверь за ним затворилась, повеяло ароматом арабских духов, живо вызвавшим воспоминание о женщине в белом, скрывавшей своё лицо.

— Не бойтесь, — прошептал совсем рядом на латыни узнаваемый низковатый голос. — Вам не причинят вреда.

Она вырисовывалась перед ним в тусклом свете, пробивающимся сквозь дверные щели. По мере того, как глаза привыкли к темноте, Александр смутно разглядел высокий силуэт в белом платье, светлую кожу, поблёскивающие глаза. Женщина шагнула навстречу, уверенно подтолкнула Андерсона к стене. Затянутые в прохладный шёлк перчаток руки легли ему на щёки, поглаживая. Александр поморщился, но протестовать против вольного обращения со своей персоной в его положении было неразумно.