8. Желание пожрать весь мир (1/1)

Он возвращался в пансионат, надеясь встретить Фантомхайва там, но заметил его в саду, на скамье, перед большим фонтаном. Он разговаривал с бароном. Разговор сложно было назвать оживленным, но барон сидел рядом с Сиэлем, и они о чем-то тихо беседовали. При этом Кельвин не проявлял своего привычного возбуждения.Ребенку дали то, что он хотел: истерично, долго и скрупулезно.Себастьян спрятался за раскидистое дерево. Не хотелось оказаться замеченным, мелькало чувство, что он вовсе не должен был увидеть их встречу. Но Себастьян и не подслушивал, и никаких слов не слышал, кроме обрывка фраз, вроде: ?Поразительная глубина мысли!? и ?…семья и страсть несовместимы?.Наконец, барон встал на ноги, отвесил поклон и ушел пружинистой походкой, вскоре он поравнялся с укрытием Себастьяна, но не заметил его и ушел. Тогда Себастьян вышел и направился к юноше, удерживая в голове схему случайной встречи.—?Господин? Разрешите?Сиэль поднял лицо, и на нем тотчас отразилось странное удивление, которое сменило не менее странное любопытство, а затем и куда более загадочная тихая улыбка:—?Разрешаю,?— отозвался он; его лицо казалось светилось изнутри, глаза излучали интерес. Себастьян подумал, что у Господина должно быть особенно хорошее настроение. Возможно ли, что это как-то связано с бароном? Себастьяну почему-то не хотелось так думать.—?Я принес вам подарок. Можно показать?—?Что ж, покажите. Себастьян.Себастьян вытащил на свет стакан и продемонстрировал содержимое. Господин слегка сощурился, чтобы в свете солнца разглядеть, а затем и вовсе поддался вперед.Богомол внутри зашевелился, что он делал почти неустанно, пытаясь выбраться из гладкого плена. Господин медленно отстранился.В этом молчании Себастьян почувствовал нотку одобрения, он приоткрыл стакан и наклонил его, позволяя насекомому выйти наружу. Тварь перебралась на колено Господину и устроилась там, складывая свои зигзагообразные лапы. Она мало чем отличалась от той твари, что погибла. Такой же зеленый монах.В голову пришла мысль, что обычные монахи вряд ли отличаются от зеленых: они сменяются друг друга после череды короткой, умоляющей жизни, неподвижным остается лишь небо над головой. Да, люди, возможно, ничем не отличаются от насекомых. Может быть, поэтому Михаэлиса так тянет к Фантомхайву? Ему нравится быть насекомым в его руках.Такая шальная глупость: но не все ли равно на фоне желания смерти?Раздавите меня, если желаете.Воспользуйтесь мной, если хотите.А еще он старый жук: его прельщает цветущая юность другого?— абсурдность разделения их власти друг над другом, где довлеющей, колоссальной силой обладает именно она. Свежесть и капризность чужого бытия. Ее хрупкость.?Таким должна быть жизнь взрослого мужчины??Жукоподобная… Как под корой молодого дерева.…Он давно не хотел видеть солнца.Фигурка Господина окаменела, она как-то сжалась и застыла. Руки юноша поднял повыше, к груди, нога, лежащая на ноге и до того свободно поигрывающая на весу, тоже окаменела.—?Уберите,?— сказал, едва шевеля губами. Как будто сегодня у него не было настроения. Себастьян торопился, не понимая, чем зеленый монах оказался неугоден. Юноша вздохнул, а затем ухмыльнулся:—?Ладно, пусть. Заберу с собой. Раз это… подарок. Как думаете, Себастьян, вы влюблены в меня?—?Что, простите?—?Я спросил, как думаете, вы уже влюблены в меня или еще не очень?— Мне нужно...—?В таком деле есть только да или нет. Все просто. Или у вас все сложно? Или вы нерешительный?—?Да. Думаю, да.Юноша посмеялся:—?Да, влюблены, или да, нерешительный? —?Но ответа и не потребовалось, его прочитали в глазах. Себастьян впервые в жизни так явно ощутил себя собакой; все в ней было от нее: ожидание, глаза, сердце. Прикажи при всех Сиэль Фантомхайв упасть на колени и облизать его туфли, он это сделает. Пусть смотрят и пусть знают. Он сделает все, что нужно. Баснословное раболепство вылупляется из окружающего пространства, заменяет собой воздух: процесс дыхания, свет. Нет… —?это все служение. Подчинение. Отдавание. Растворение.Желание оказалось естественнее обычной, прошлой жизни?— раствориться в синем цвете, в словах Сиэля, в его, красоте и молодости.Всего себя?— это кажется, все, что может предложить человек вроде Михаэлиса. Человек, который недавно хотел убить себя. Сиэль продолжил:—?Но вы же только недавно приехали.—?Но вы же спасли меня.***Они прогуливались по лесу и за сорок минут ходьбы не повстречали ни одного человека. Господин сказал, что это больше похоже на мистику?— здесь просто обязаны быть отдыхающие.Себастьян соглашался, отмечая, что в груди теплеет от мысли, что они остались наедине и что Господин, волей-неволей, отмечает существование этого их одиночества вдвоем.Он может гулять так долго, наблюдая за размеренным шагом юноши, за тем, как проскальзывающие через прогалины лучи солнца озаряют мрамор тонкой кожи. Хрупкие пальцы касаются коры деревьев и кустов ради самого прикосновения.Подобно тому, как свет изливается на сокровище, вырванное из глубин, синева переливается темно-изумрудными оттенками, выстланная фиалками и их листьями.Себастьяну нет дела до леса, он впечатлен и заблудился в другом лесу. Его кроны еще юные, но уже густо оплели небо: пронзительное и скорее зимнее, чем летнее.У Господина?— говорил Клод?— День рождения зимой. Поэтому его глаза зимние.—?Здесь и правда никого нет,?— повторил Сиэль и прислонился к сосне. —?Устал.Себастьян остановился подле. На опушке впереди, под сгущенные тени от кустов, выбежала лисица. Она долго принюхивалась, хотя заметила людей сразу, а затем, вильнув хвостом, скрылась. Себастьяну показалось, что в огромных глазах Сиэля он увидел огненное отражение: крошечная комета, стелющаяся по земле.—?Себастьян, как думаете, мне бы подошло другое имя?.. Скажем, Томас?Томас. Слоги, едва родившись, даже мысленно, скатываются в плоскость. Она примитивна и совсем не сходится с небом, тем самым, которое над запутанными, юными кронами. Которые ?Ciel?.—?Не думаю, что вам бы такое подошло: слишком плоское и дешевое для вас.Сиэль чему-то улыбается, но только глазами. Вряд ли у вопроса был правильный ответ, но глаза как будто обещают поощрение.—?Себастьян, подойдите ближе. Еще ближе. Еще… Себастьян, мне тут сказали, вы послушный мальчик, это правда?..Себастьян тихо и беззвучно смеется: кто ему говорил?.. Голос играет с ним. Играют и глаза: в них словно сопряжена вся его собственная сила. Все в Себастьяне сконцентрировалось на этих глазах, и все задрожало от удовольствия.—?Чего вы хотите?..—?Чтобы вы сделали мне приятно,?— это прозвучало как очевидность, а затем губ Сиэля коснулась лукавая улыбка.В голову тотчас хлынула кровь, она же забурлила в венах, что-то внутри поднялось: подобно восставшему из мертвых; Себастьян, не думая, положил ладонь на грудь Сиэля, его сердцебиение?— красноречиво громкое и какое-то горделивое?— он услышал ею.Губы Сиэля он захотел поцеловать, но его остановили:—?Нет-нет-нет. Нет,?— бархатные на ощупь подушечки пальцев заслонили губы. —?Ваше место ниже, Себастьян.Себастьян все понял, и суть чужого желания не столько изумила, сколько привела в быстро разрастающееся наслаждение. Этот восторг оказался такого же раболепного свойства и источника, как и все прочие чувства, касающиеся Сиэля Фантомхайва.Возможно, одной правдоподобной мысли о том, что Сиэль захочет, чтобы Себастьян касался его интимно, оказалось бы достаточно, чтобы возбудить.Когда Себастьян склонился перед Сиэлем, на голову легла ладонь, она надавила, продолжая повелевать: ниже.К удивлению, мужское достоинство господина уже просилось наружу через плотную ткань. Когда оно?— почти твердое?— оказалось в пальцах, Себастьян прикоснулся к нему губами. Это был нежный поцелуй. Так скорее приветствуют недавнего друга. Этот друг аккуратен и скромен. Но только ему нужно немного времени, чтобы раскрыть истинный характер.Впервые в жизни Себастьян интимно касался мужчины, и впервые в жизни, ему так хотелось не женщину.Повалить милого друга на землю и овладеть им, так, словно он женщина… Касаться его долго и нетерпеливо…Но: ?Нет, нет, нет. Ваше место ниже, Себастьян.И?— я вам не друг?.Себастьян обхватил розовую головку губами и вобрал ствол наполовину. От неожиданности Сиэль охнул: столь непосредственно и просто, от чего кровь в жилах Михаэлиса окончательно превратилась в лаву. В его собственном паху уже разгорался огонь, который требовал какого-либо обращения к себе. Эрекция становилась сильной и обещала быть мучительной, но куда мучительней мог стать терпкий вкус собственного безвыходного положения.Он ласкал плоть языком, щедро предоставляя ей теплое и влажное убежище в своей ротовой полости, иной раз, и с непривычки, заходя слишком глубоко. Никогда в жизни Себастьян не смел и подумать о том, что ему предстоит проделывать нечто подобное, но наслаждение на лице Сиэля растворяло в себе все потенциальные остатки крохотных сомнений и противоречий из той, другой жизни.В конце концов, тот Михаэлис давно умер. Остался только слуга.Собственная эрекция вместо томительного ожидания начинала разливать по телу боль. Но, когда жидкость?— скудная, но оттого не менее драгоценная?— оросила язык и небо, Себастьян понял, что кончил и сам: огонь, который растекался по телу, наконец, нашел свой исход.Все же этого было мало, но и неимоверно много. Произошло нечто невозможное. Похожее на вторую смерть. У нее нежное, фарфоровое лицо.Сиэль поправил волосы, которые сбились прядями на лбу мужчины; в синих глазах тлели остатки удовольствия, они словно перетекли к щекам, окрашивая их ярким румянцем.—?Ты и правда послушный,?— поощрил он, а затем застегнул ширинку и выпрямился. Огляделся. Лисица так и не вернулась, поэтому комету в глазах давно сменили звезды. Но они были столь яркие, что все остальное уже теряло важность и значение. Себастьян снова утонул.—?А еще здесь и правда никого нет… Что ж. Хорошее место. Здесь везде можно спрятаться, не так ли?***Остаток дня он мог думать только о Сиэле Фантомхайве. О возможной полезности в его жизни и о том, что переполняет?— его собственную?— в последнее время. Полезность стала своего рода источником энергии и смыслом. Ключом, который отворил дверь прочь из комнаты безысходности: зловонной, затхлой, темной лачуги. Пусть это будет лес с молодыми побегами, с набирающими крепость кронами. С пронзительно холодным небом. С лисицами, танцующими в нем, словно феи.Так странно, что Михаэлис раньше не догадался найти избавление в собственном служении. Но раньше он и не встречал своего принца. Принца насекомых.Разного рода мысли метались в голове, Себастьян снова чувствовал себя юношей.Он ощущал внутри чувства благодарности, счастья и наслаждения все время, каждую минуту, пока неустанно бродил в своем номере или снаружи пансионата, в саду. Нигде не мог найти выхода своей энергии, которая, как будто так и осталась с лесной прогулки.Он ждал Господина и около его номера, просто чтобы убедиться, что между ними ничего не поменялось, но наткнулся на Клода: ?Он пока что занят?. Вытянутая физиономия напомнила о том, что Михаэлис не единственный ?полезный?. Одна мысль о том, что Клод тоже мог… может… прикасаться к Принцу сводила с ума.Он ушел ни с чем.Ближе к семи, он наткнулся на господина в южном крыле, он нес банку с богомолом и увидел Михаэлиса. Михаэлис направлялся в столовую, на ужин, где и надеялся его застать.—?А, это вы,?— протянул он, глядя на него снизу вверх. Зеленый монах орудовал своими клешнями, пытаясь продырявить стекло. Кажется, он хотел пожрать весь мир.Юноша направился наверх, по лестнице, к номерам. —?Идемте со мной.—?Вы что-то забыли в номере?—?Можно сказать и так: но сейчас я это заберу.Они дошли до номера Фантомхайва. Господин постучал. Открыл Клод, кажется, он просидел там весь день.Михаэлис на всю жизнь запомнит его выражение лица и пустой звук, льющийся изо рта:—?Мистер Фантомхайв… к вам пришли,?— так ледышки перекатываются в ведре.?Наверное, барон?,?— подумалось тогда Михаэлису. Он не зря видел его еще утром в приподнятом настроении: возможно, господин простил его и тот вернулся. Он так и не поинтересовался о бароне, а ведь мог. Странно только, что Клод без ведома Господина впустил кого-то в его номер.Они переступили порог. Господин первым, за ним Михаэлис.В кресле сидел еще один Господин. На коленях у него зиждилась огромная шкатулка: она скорее напоминала маленький чемодан, в нем лежали экспонаты бабочек. Одну, угольно-черную, он рассматривал под лупой, на столе под лампой сверкали в игольнице булавки, одна уже была готова пронзить ее, она была с темно-бордовой головкой.Взгляды двух Господинов встретились.—?Мне рассказали, где ты находишься,?— произнес Господин, который держал банку с Зеленым монахом. Другой, с бабочками, бросил взгляд на Себастьяна. —?Нет, не он. Ты же не всерьез решил, что барон Кельвин займет место у тебя на побегушках? Бедняга. Ты так его извел, что он расплакался, когда увидел, что я приехал!.. И да: ты кретин. Выбрать барона, который знает нас с детства!.. Если бы он задумал месть, он бы сумел опорочить всю нашу семью. Ты хотя бы об этом подумал, когда затевал свои грязные, мерзкие… гадкие и непонятные игры?Сиэль с банкой в руках сделал шаг вперед. Сиэль в кресле выронил шкатулку, она упала с колен на пол, и некоторые тонкие крылья безвозвратно повредились. Клод бросился их собирать.—?Проваливай. Я тебе не рад.—?Если бы я не знал тебя, как своего дорогого и любимого брата, я бы непременно въехал в номер под своим именем. Но я как в воду глядел, что нужно взять твое. Представь, какая неловкая ситуация приключилась бы?..Сиэль с банкой снова сделал шаг, а затем еще и еще. Сиэль в кресле подскочил на ноги, его губы поджались. Его двойник продолжал:—?Мы с Себастьяном хорошо провели время вместе. К слову, это тебе?— подарок. Твой слуга?— он же твой слуга? —?перепутал меня с тобой. Полагаю, это тебе предназначалось от него. По мне так ужасная тварь из каких-нибудь кошмаров, но ты всегда любил пригревать на груди всякую уродливость!Сиэль даже не взглянул на насекомое, не взглянул он и на Себастьяна. Копия Сиэля оглянулась через плечо на своего сопровождающего и засмеялась: от звонкого смеха у Себастьяна мурашки пошли по коже?— потому что смех был копией смеха Сиэля.Он вспомнил свой первый поцелуй господина. Их совместную прогулку по лесу… прятки в тени дерева.—?Ты только взгляни на их физиономии! Дай угадаю, ты наверняка не рассказывал им обо мне? А, Томас?Томас?..?Плоское, дешевое имя. Вам не подойдет?.Господин?..