5. Лезвие, нож (Blade) (1/1)
Зачастую люди, столкнувшиеся с чем-то мистическим и непонятным, отмечали неестественную тишину, которая окружала их и словно бы давила на уши. Ну, по крайней мере, Биллу подобные описания встречались через одно. Он ожидал нечто подобного и от этой заброшенной фермы. Однако, дом жил словно бы собственной жизнью, в которой не было места тишине: скрипел дощатый пол, изредка потрескивали стены, за окном выл ветер и самозабвенно голосили ночные птицы. Впрочем, энтузиазма Билл не утратил. Он повесил работающее радио на пояс и бродил из комнаты в комнату, то и дело включая камеру. И ждал, ждал хоть какого-нибудь знака. Правда, пустой желудок напоминал о себе все чаще. Нет, они прихватили с собой батончики и содовую, да только атмосферу Биллу все же портить не хотелось. Как назло, все было относительно спокойно. Разве что... — Ты слышал? Ты слышал, Роб? — Билл резко развернулся в сторону спальни, мигом позабыв о голоде и усталости. — Слышал что? Если ты про истошные вопли снаружи, то это птицы. — Да нет, там что-то стучало. Так мерно и ритмично. Билл врубил камеру и бодро двинул в спальню. Роберт, тяжело вздохнув, поплелся за ним. И замер, в последний момент затормозив и только чудом не налетев на своего внезапно резко замершего напарника. — Да что ты там увидел? — на всякий случай Роберт положил руки Биллу на плечи и чуть сжал, прекрасно ощущая хрупкие ключицы под тонкой рубашкой и нежной кожей. — Офигеть, — Билл даже не обратил внимания на столь наглое вторжение в свое личное пространство и потрясенно смотрел на ветхую тумбочку с давно облупившейся краской, которая стояла около кровати. — Тут нет сквозняка. Точно нет. Вот оно! Теперь и Роберт увидел, на что там едва ли не раскрыв от восхищения рот пялился Билл — дверца тумбочки ритмично открывалась — правда едва-едва — и закрывалась, издавая еле различимый стук. — Ну ты хоть испугайся для приличия, Билли, — Роберт чуть склонил голову и покосился на кровать. — Глядишь, подписчики тогда и правда поверят, что ты на что-то натолкнулся. — А разве нет? — Билл даже не возмутился, продолжая снимать как завороженный. — Тут кроме тумбочки и кровати нет другой мебели. Значит хозяева часто ей пользовались. И расхлябали дверцу. — Роберт отпустил Билла, в последний момент удержавшись от соблазна с силой сжать пальцы и услышать мелодичный хруст ломаемых костей. Он шагнул вперед и распахнул маленькую деревянную дверцу настежь. — Ну вот, что я говорил — болтается. — Но ведь тут нет ветра, — вот теперь Билл насупился. Он выключил камеру, после сам открыл и закрыл тумбочку несколько раз, словно количество попыток изменило бы конечный результат. — Зато пол деревянный есть. Ты носился тут как в задницу ужаленный, вот доска в какой-то момент и подтолкнула тумбочку. А дверца пришла в движение. Вместо ответа Билл недовольно засопел. Он еще раз проверил дверцу, на всякий случай поднес к ней радио и снова воззвал к нематериальным жителям этого дома. Как и следовало ожидать — безрезультатно. — Надо еще хлев проверить. В последний раз тяжело вздохнув, Билл вышел из комнаты. Роберт же вновь покосился на кровать, которую, к счастью, его неугомонный напарник не удостоил вниманием. Прямо по центру матраса масляно поблескивало влажное пятно. Половица между ножкой и углом комнаты слега приподнялась, открывая проход в подпол. Из щели показались тоненькие пальцы, обтянутые серой, лоскутами облезающей кожей. Роберт слегка скривился и пошел вслед за Биллом. Уже на пороге чуть обернулся и абсолютно равнодушно обронил: — Только пикни еще раз — голову отгрызу. То, что осталось. И не посмотрю, что тухлая. Половица в тот же миг беззвучно опустилась на место. Хлев встретил их той самой желанной Биллом тишиной. Звуки тут словно враз исчезли, как будто их отрезало невидимой стеной. — Мне кажется, я слышу хрюканье, — Билл сглотнул и осторожно включил камеру. — И птицы смолкли. — Это акустическая иллюзия. Вероятно. — Вот, ты сомневаешься! — восклицание прозвучало бы победно, если бы голос Билла предательски не дрогнул в конце. — Ну нельзя же знать вообще все, — философски заметил Роберт. — Жить неинтересно будет. И куда подевался твой запал, Билли? — Никуда, все мое при мне! — решительно шмыгнув носом, Билл двинулся вглубь хлева. Он бродил из угла в угол, заглядывал в загоны для свиней, снимал и постоянно держал включенным радио. Несмотря на кажущуюся жуткой тишину, ничего не происходило. Постепенно уверенность все больше возвращалась к Биллу. Он даже слегка расслабился. Как выяснилось несколько секунд спустя — не стоило этого делать. — Ай, блядь! Да чтоб тебя! — вопль Билла раздался одновременно с металлическим лязгом. — Роб, камера! Роберт в ту же секунду оказался рядом и схватил Билла за руку, которой тот остервенело тряс, разбрызгивая вокруг алые капли, и одновременно ловко подхватил уже почти выпавшую из рук аппаратуру. — Тебе даже если голову оторвет — все равно будешь о своей дурацкой камере думать? — Роберт аккуратно уложил столь дорогую сердцу Билла аппаратуру на пол. — Да! Она же таких денег стоит! Лучше потерять руку, чем ее, — Билл поморщился и зашипел, стоило Робу отвернуть его рукав. — Больно. — Ну еще бы. Вот про руку ты очень правильно сказал. Собственно, едва не остался. Роберту даже не требовалось спрашивать, что случилось. На предплечье Билла красовался длинный, но неглубокий порез, а на земле совсем недалеко валялся добротный нож, которым, скорее всего, разделывали в свое время свиней. Манящий запах свежей крови так и бил в нос, а рот невольно наполнился вязкой слюной. — Он упал откуда-то сверху, — Билл жалобно шмыгнул носом и попытался зажать рану. Та кровоточила, но не сильно. — Его словно кто-то кинул в меня. Это точно был призрак. Роберт качнул головой и убрал руку Билла от раны. С трудом сглотнув, он почти прошептал: — Нет, это был мудак, который зачем-то положил его на балку под самой крышей нарочно неустойчиво. Наверно, надеялся, что он на кого-нибудь свалиться, это же так остроумно. Ты задел стену и нарушил хрупкое равновесие. Повезло еще, что не на голову свалился, Билли. — Вот на все у тебя найдется ответ, — тот опять потянулся к порезу. — Стой, не надо. У тебя руки грязные, а нам топать до машины добрых несколько часов. Хочешь и правда остаться без руки? — Роберт отпустил понурившегося Билла и ловко подхватил камеру. — Сейчас вернемся в дом и обработаем руку. У меня есть бинт и антисептик. А после — бегом к машине. Я думаю, материала ты снял достаточно. Посвети потом на камеру своим порезом и сострой жалобную моську. Донаты тебе обеспечены. — Думаешь? — Билл покосился на перепачканный в собственной крови нож. Тот словно бы окружала аура ехидства. Мол, уделал я тебя, человечек. Мысленно пообещав себе обязательно сюда еще вернуться, когда у него будет больше аппаратуры, назло всяким колюще-режущим, Билл направился в дом. Роберт слегка отстал от него и быстрым движением слизал с пальцев кровь. После покосился на открытую дверь черного хода. Они стояли там, темные, недвижимые, иссохшие. Маленький мальчик, лицо которого было наполовину обглодано — младший брат хозяина фермы, который случайно упал в загон к голодным свиньям. Женщина с двумя широкими улыбками — старшая дочь, которая дала отпор распускающему руки отцу. За это он разрезал ей рот от уха до уха, а после перерезал горло. Юноша, опирающийся на культи рук и ног — муж младшей дочери, страдавшей шизофренией, которого она расчленила во время очередного помутнения рассудка. Три постыдные тайны, которые уехавшие отсюда люди оставили тут навечно надежно спрятанными в недрах земли под хлевом. Роберт тяжело вздохнул и уставился прямо на неприкаянные души, которые мог видеть только он. Пока что. Глаза его вспыхнули расплавленным серебром. Билли, хаос его побери, непременно сюда еще вернется. Эти духи и так напились его сиянием, кто знает, на что они будут способны, если продолжат питаться. — Вы свободны, — на миг глаза Роберта засветились еще ярче. — Продолжайте свой путь и вернитесь к этой тупой Черепахе. Заодно передайте, что с него должок. Следить за вами его работа, не моя. Истлевшие тела медленно начали осыпаться прахом. В тот момент, когда Билл и Роберт направились через поле к автомобилю, над фермой в последний раз вспыхнули три ярких огонька. Они сделали круг около дома, затем взлетели в ночное небо и растворились там навечно.