Глава 12 (1/1)

Свет. Ровный, холодновато-белый дневной – сверху, издалека. Золотисто-рыжий, уютный, мерцающий – совсем рядом. Тепло. Запах – терпкий, вяжущий, с лёгкой горчинкой. Представились выветренные склоны Синих Гор, слоистые скальные останцы, у их подножий – тугие розовые подушки цветущего чабреца. Вечный ветер треплет волосы и плащ, лохматые облака несутся с моря. Высоко в небе клекочет ястреб. Вот и пора в поход. Балин оглядывается, украдкой смахивает слезинку. Кили задумчиво смотрит на рунный камень у себя на ладони. Памятка матери, молитва и напутствие. ?Береги их, Торин?. Впереди несколько дней пути по вересковым пустошам до зелёного Шира. Что ждёт их там – рано загадывать.Обрывки сна путались, обманчивые, как отражение в мелком быстром ручье, взблёскивали мокрой галькой на перекатах.Шорох переворачиваемых страниц. Тихое хмыканье, постукивание ногтей по мрамору. Веки разлеплялись с трудом, свет радужно дробился в ресницах. Явь нехотя вступала в свои права. Лучи проникали сквозь пробурённые в своде отверстия – судя по яркости, день, как и вчерашний, занялся солнечным. Спрятанные в навершиях колонн зеркала ловили их, перебрасывали друг другу, почти не рассеивая – чёткие, словно серебряные арфовые струны. Щипни, и услышишь чистый трепещущий звук. Тело обволакивала бархатистая тяжесть. Бороло искушение закрыть глаза, нагнать ещё не успевший отдалиться сон. Торин сделал усилие, проморгался, чуть повернул голову.Бильбо обосновался у костра. Несмотря на день, там, где он сидел, было довольно-таки сумрачно – во всяком случае, для несвычного с жизнью в подгорных чертогах хоббита. Он отодвинул треногу от углей, на крючок вместо чайника повесил свой фонарик, чтобы свет от него падал сверху. Положил книгу на пол, прислонив её корешком к стопке других, а сам наклонился, поставив локти на пол. Рядом, забытая, дымилась паром кружка с горячим взваром. Ещё одна травяная смесь, плод неиссякаемой изобретательности старшего из братьев Ри. Торин потянул носом. Так и есть – чабрец, ягоды черёмухи, ещё что-то кисловатое, дразнящее нёбо, названия чему он не знал, но обонял так же безошибочно, как если бы нюхал пучок сушёных соцветий. Торин сглотнул слюну, криво усмехнулся. Благодарить за это следовало драконовы чары. Они не только пробудили колдовское чутьё на сокровища, но и по-звериному обострили все прочие чувства.Бильбо поднял глаза, что-то обдумывая, подвигал сжатыми в полоску губами. Перелистнул страницу, снова углубился в чтение. Он сидел в пол-оборота, огонь фонарика золотил только волосы надо лбом и выступающий из их тени кончик носа. Недоставало чего-то уже привычного, Торин не сразу сообразил, чего именно. Повязки на голове больше не было. Волосы пушились, как только что вымытые, расчёсанные завитки закрывали лоб и уши. Если заплести по косичке с каждой стороны, направить вверх и закрепить бусинами – это удержит отросшие прядки, не даст им спадать на глаза. В подушечках пальцев защекотало, словно они уже ощущали рассыпчатый шёлк не по-гномьему тонких волос. Торин поглядел на свою изуродованную руку. Нет, не ему теперь мечтать об этом. Когти, гнутые, как эльфийские ножи, были длиной почти с последний сустав пальца.Он заметил ещё кое-что. Его левую ладонь, отчищенную от засохшей крови, охватывал свежий бинт с умело завязанным у запястья узелком. Посередине, где до сих пор болела оставленная воткнувшейся проволокой глубокая ранка, его пропитало влажное маслянистое пятно – одна из целебных мазей Оина.Бильбо позаботился о нём, пока он спал. Сердце вздрогнуло, выбросило волну тепла.Окончательно стряхнув прилипчивую дрёму, Торин зашевелился, приподнялся на локте.Бильбо ойкнул, всплеснул руками, чуть не опрокинув треногу с фонариком.- Ты проснулся! Хвала всем добрым силам!Лицо озарилось облегчённой улыбкой.- Ты спал больше суток, - сказал он, отвечая на растерянный взгляд Торина. – Просто… лежал, и всё. Как мёртвый. Ни разу даже не шелохнулся.Торин посмотрел на одеяло – его и в самом деле не морщило ни складочки. Свою половину Бильбо тоже старательно расправил.- Когда ты не проснулся на следующий день, и не получилось тебя растолкать, я сначала до беспамятства перепугался. То и дело проверял, дышишь ли. А потом вспомнил, что драконы, они… им и положено очень долго спать. Наверно, для тебя это сейчас, ну, в общем… в порядке вещей?Он смешался, решив, что сдуру ляпнул бестактность. Торин только кивнул. Он и не подумал обидеться. А изумляться было тем более нечему.Бильбо подошёл, присел на корточки. Развернув его к свету, внимательно оглядел, приподнял лежащие на плечах волосы, заглянул за спину. Чуткими, торопливыми пальцами ощупал лицо, шею, пробежался по груди и по бокам.- Оно не выросло! Всё так же, как было позавчера.Хотелось насовсем прогнать из его глаз тревогу. Торин сказал:- Оно замирает, когда мне хорошо. Выходит, мы всё-таки нашли одно лекарство.Он с лукавым намёком дрогнул бровью, притаив в бороде улыбку:- Я не прочь бы и повторить. Чтобы наверняка.Бильбо вспыхнул, потупился, но тут же снова вскинул на него засиявшие глаза. Торин погладил румяную щёку тыльной стороной ладони. Воспоминание было одинаково дорого им обоим.Ни слова об этом между ними не было сказано, но Торин понял – позавчерашней ночью был первый раз, когда Бильбо делал это кому-то другому. Мысль пьянила, как пряный хмельной мёд.- Есть хочешь? – с надеждой спросил Бильбо.Торин прислушался к себе. Как и раньше, где-то на задворках сознания ютилась лишь далёкая смутная память о голоде.- Да нет, пока не особо.- Тогда немножко попозже, ладно? Я пока тебе почитаю. Обнаружил тут кое-что любопытное.Он вернулся к треноге за книгой – другой, не той, которую листал перед тем, как Торин проснулся. Заодно вспомнил о стынущей кружке, поднял, отпил несколько глотков. Остальное протянул Торину.- Будешь?Торин взял кружку, со странным, тягучим чувством удовольствия притронулся губами в том месте, где держался мокрый след от губ Бильбо. Это словно ещё больше подтверждало их близость. Не сводя с Бильбо взгляда, он осушил кружку до дна. Отдал ему. Округлый коричневый бок запёкся красивой блестящей глазурью – только с одной стороны, где глину до стеклянной гладкости обжёг вихрь пламени.Бильбо поёжился, зябко перебрал пальцами. Костерок еле чадил. Уголь почти прогорел, запас подходил к концу. Бильбо сберегал остаток, чтобы не пришлось идти в кузни за новым и покидать его одного, догадался Торин. На нём снова был туго подпоясанный кафтанчик. Торин видел, как, читая под фонариком, он прятал в рукавах мёрзнущие кисти рук.- Иди сюда, - позвал он. – Согрею.Бильбо уселся на одеяло, устраиваясь между поднятых коленей. Торин по-медвежьи сгрёб его, прижал к груди, потёрся лицом о макушку. Он угадал – размотав повязку, Бильбо вымыл голову. Волосы были ещё слегка жестковатыми от мыла и пахли свежестью, в них попадались не растворённые водой белые крупинки. Торин протяжно вдохнул, чувствуя, как приливает желание.- Вот, слушай.Бильбо извернулся и примостил раскрытую книжку ему на колено:- ?В лето Третьей Эпохи две тысячи четвёртое Фрам, сын Фрумгара, вождь Народа Коней, умертвил Скату, крылатого длинночервя из Серых Гор. Сей подвиг прославлен во многих сказаниях и песнях его народа. Вскоре после того на сокровища Скаты предъявили притязания гномы, ибо, будучи некогда ограбленными Скатой, ныне пожелали они вернуть свои богатства. Фрам же не отдал им ни монеты, но, насмеявшись над ними, повелел отослать им ожерелье из зубов Скаты, сказав так: “Не бывало ещё в ваших сокровищницах таких камней и не будет, ибо не так-то легко их добыть”…?.Торин вздрогнул. Из-за дурманной пелены, кутавшей память о первых днях в Эреборе, змеиным шипением просочилось: ?Не отдам ни единой монеты. Ни даже её кусочка?.Бильбо помусолил палец, перевернул хрустнувшую страницу.- Гляди, тут и рисунки есть. Правда, смешной? Похож на толстого слизняка с крыльями.Книга была не четой памятной с детства ?Повести об Азагхале?. Ни затейливых рамок, ни витиеватых раскрашенных буквиц в заглавных строках. Рисунки, сделанные обычными землисто-бурыми чернилами, не блистали особым художеством. Видно, переписчик из небогатой мастерской сам украшал свой труд как умел. Где уж ему было знать, как выглядит настоящий живой дракон? Торин ухмыльнулся, разглядывая упитанную веретенообразную тушку с торчащими из боков куцыми огрызками, больше смахивающими на смятые лопухи.- Вспоминаешь, как дразнился, когда мы выманивали Смауга? – фыркнул Бильбо.- Угу.Торин был признателен ему за попытку позабавить и отвлечь.- Слушай дальше. ?Иные утверждают, хоть и не удалось нам обнаружить тому достойного веры свидетельства, что между Фрамом и теми гномами был заключён уговор, по условиям же оного вождь обязался убить Скату в обмен на долю от добычи. Когда сделалось очевидно, что Фрам не довольствуется оговорённой долей, вознамерившись завладеть всем богатством поверженного им Скаты, гномы распалились превеликой яростью. Две луны спустя, на исходе Месяца Трав, когда вождь возвращался с пастбищ в летнее становище, они выследили его, устроив засаду, после чего свалили с коня и зарубили многими ударами. Так встретил свою гибель доблестный Фрам, сын Фрумгара, и неутешна была скорбь его народа. Распря же с гномами продолжалась ещё долгое время, и по сию пору не ведётся ни дружбы, ни военного союза, ни торговых дел между гномьими кланами и Народом Коней?.Глубоко в груди, словно хищная рыбина в омуте, заворочался глухой, тяжёлый гнев. Торин выговорил сквозь зубы:- В наших летописях Фрам носит ещё другое имя, куда больше подобающее обманщику и вору.Бильбо обернулся, навострив уши, но он отсёк ещё не прозвучавший вопрос взмахом ладони.- Нет. Я не буду поганить Гору нечистым словом. Роханцы уже давно не кочуют за своими табунами и не живут в шалашах, крытых шкурами. Они выстроили деревни и укреплённые города. Их певцы не жалеют глоток, восхваляя Золотой дворец королей, - он зло, коротко усмехнулся. – Однако молчат о том, что это золото было некогда украдено у нас. А после этого у людей хватает наглости называть алчность гномьим пороком.Давняя несправедливость жгла, как клеймо, и не уменьшалась от того, что к ней примешивался стыд. Торин поколебался, потом всё же сказал:- У нас полагают, что не слишком достойно поступили гномы Серых Гор, за деньги покупая наёмника, чтобы он вместо них расправился с драконом. Мы воины, а не трусливые толстосумы, трясущиеся за сохранность своего брюха. Врагу не мстят чужими руками. Они умалили свою честь. Многие думают, что потому им и не стало удачи.Бильбо отложил закрытую книгу, заёрзал в тесном объятии, поворачиваясь к нему лицом.- Фрам тоже поступил против чести, когда отказался отдать гномам сокровища. Пока ты спал, я размышлял вот о чём, - он покусал губы, подбирая слова. – Если считать, что нежелание держать данное слово и расставаться с золотом – это самый первый признак драконьего недуга, тогда всё сходится! Ты ведь прогнал Барда и не послушал его доводов.Торин мог бы напомнить, что отнюдь не Бард привёл войско к воротам Горы. И что ни один гном, достойный носить бороду, не станет выторговывать себе жизнь и обсуждать условия с эльфийским клинком у горла. Он промолчал. Не время хорохориться и снова распалять этот ненужный спор. К тому же, в одном Бильбо прав. Даже не будь Трандуила с его угрозами и явись Бард по собственному почину, это вряд ли бы что изменило. Золотое безумие уже слишком цепко схватило его. Добровольно уступить чужаку хоть толику сокровища было бы всё равно, что самому отрубить себе руку.- Фрам человек, а не гном, - с сомнением сказал Торин. – Мы не знаем, способно ли проклятие Нулук-кхазад действовать на людей.- Возможно, поэтому превращение и не пошло дальше? Но я подумал, а что, если дело не в золоте? Фрам убил дракона, но наверняка не сидел сутками напролёт в пещере с сокровищем. Он не собирался там жить. И тут меня осенило. Ожерелье из зубов! Он унёс его и хранил при себе, пока не отослал гномам. Что, если оно и есть наша зацепка?Бильбо нетерпеливо завозился, пытаясь вывернуться. Стремительная работа мысли искала помощи в движении. Торин с сожалением разжал руки. Бильбо вскочил, порывисто заходил взад-вперёд.- Смауг спал здесь шестьдесят лет. Змеи, когда растут, целиком сбрасывают кожу. Вдруг и драконы тоже? А даже если нет, за столько времени непременно должно было остаться что-нибудь… не знаю, не обязательно зуб – старая чешуйка, обломок когтя? И именно эта частичка дракона, а вовсе не золото, источает колдовство?Торин начал понимать.- Ты предлагаешь её найти и уничтожить? И думаешь, что это разрушит чары?- Да! – Бильбо остановился перед ним, возбуждённо дыша. – Я помню место, где лежал Смауг. Такое попробуй, забудь! Я уже с жизнью прощался, когда он меня учуял и полез наружу. Бррр… – Он передёрнул плечами, будто отряхивая жуткое воспоминание. – Если я буду копать на самом дне лёжки, то…- Нет, - твёрдо прервал Торин. – Вместе. Мы пойдём искать вместе. Не хочу сидеть, сложа руки, пока ты снова меня спасаешь.- А если тебе нельзя туда спускаться? Если оно опять…Бильбо запнулся. Краска отхлынула от щёк.- Не бойся так. Помнишь? Ты сам меня убеждал – оно питается страхом и отчаянием. А сейчас, с тобой, я… – Торин не стал вслух говорить ?счастлив?. Просто ухватил его за полу кафтанчика и притянул к себе, вжался лицом в живот, вдыхая ставший родным запах. Бильбо сполз на колени и крепко обнял в ответ. - Сначала попробуем здесь, у лестницы, - на ухо ему шепнул Торин. – Если со мной ничего не случится, пойдём к лёжке Смауга.Бильбо ткнулся губами ему в плечо.- Хорошо. Но сначала давай я всё-таки накормлю тебя завтраком.Против этого Торин не возражал, хотя голод так и не соизволил его посетить. На языке ещё оставался вкус травяного взвара. Питьё и еда – такое обыденное, повседневное дело. Как знать, а вдруг оно тоже замедляет превращение? Он вспомнил минувшую ночь, подаренную лаской Бильбо телесную усладу. И своё собственное полушутливое: ?Кажется, мы изобрели одно лекарство?. Вдруг в этом есть доля правды? Пока он не разучился быть живым гномом из плоти и крови, порождению Вражьей тьмы не одержать над ним верх.Бильбо принёс ему целую куропатку, приготовил холодное крошево из яйца с мелко тёртым сыром, сдобрив его маслом и сушёным укропом. А на сладкое вручил печёное яблоко на прутике. Даже из скудных походных припасов он умудрился смастерить почти что маленькое пиршество.Торин ел не спеша, смакуя каждый укус и продлевая наслаждение – чего никогда не разрешал себе в походе. Бильбо сидел напротив, тихо лучась от его бессловесной, но красноречивой похвалы.А потом яблоко кончилось, и оттягивать неизбежное сделалось некуда.Он кинул опустевший прутик в миску, на груду дочиста обглоданных птичьих косточек. Бильбо тут же забрал миску, отнёс в угол, где складывал грязную посуду. Но мыть не стал, просто поставил рядом. Торин решительно поднялся, не давая поблажки застоявшимся от долгого сна мышцам. Одним махом пересёк площадку и через ступеньку зашагал вниз по лестнице.Соступив в золото, он сделал ещё несколько шагов. Постоял, качаясь с пятки на мысок, зарываясь пальцами ног в монеты. Наклонился, зачерпнул полную горсть. Бильбо наблюдал за ним, до белых костяшек заломив пальцы. Он был храбрее, когда в одиночку шёл в тайный ход за Аркенстоном, отрабатывая свой договор Взломщика.- Чувствуешь что-нибудь?Торин прикрыл глаза, сосредоточился.Прохладная побрякивающая тяжесть. Уголки монет врезаются в ладонь, едва ощутимо сквозь мозоли. Он мог бы, не пересчитывая, назвать их число. Знал, что краешек у одной оплавился, а потом застыл – должно быть, ещё когда Смауг бесновался в ярости, поливал всё огнём, преследуя Бильбо. На двух других, лежащих в глубине, чеканное изображение щита и двух скрещенных топоров отпечаталось кривовато, оставив у кромки пустое место. И… всё. Ничего похожего на тот неодолимый зов, что настиг его в библиотеке и тянул навстречу вожделенному теплу через всю Гору.Одна непрочно державшаяся монетка соскользнула с края ладони. Оттуда, где она упала, разбежались невидимые волны – словно круги от камешка, брошенного в спокойную воду озера. Вся непредставимая громада сокровища всколыхнулась, как единое существо. Оно чуяло свою малюсенькую крупинку, узнавало её среди бессчётного множества других, составляющих его тело – и вместе с ним её чуял Торин.Он прошёл дальше, присел на корточки перед небольшим курганом из монет. Запустил обе руки, нащупал, вытащил погребённую под ним тяжёлую, украшенную глазчатыми агатами чашу с двумя ручками. На пирах и тризнах такие пускают по кругу, поминая павших побратимов и чествуя живых. Ему вроде бы даже припомнилось, что он видел её в руках у деда, во главе стола в пиршественном чертоге. По ободу бежит зиракалинский родовой узор из треугольников и надетых на их острия кружков, на широком донце выбито клеймо мастера из клана Камнестопов – грозно наставивший рога тур. Торин вертел чашу, трогал выпуклый узор и шлифованные полукружья камней. Он испытывал восхищение красотой и чудесным искусством, гордость за свой народ, умеющий превращать дары Махала в столь совершенные творения. Простые, понятные и честные чувства, знакомые любому гному. И в помине не было отнимающей разум, всепоглощающей драконьей жажды обладать.Бильбо следовал по пятам, готовый в любой миг подхватить, на себе увести прочь, защищая от погибельной тяги. Торин улыбнулся ему:- Не бойся. Всё в порядке.Бильбо с задержкой кивнул, сведённое лицо чуть разгладилось.- Тогда пошли?