vi. (1/1)

?И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою.? Мальчики тянут свои короткие пухлые пальцы к восковым морям, переливающимся в свете огоньков — маленьких звезд — от самых маленьких над морями до огромных у незнакомых портретов. Мальчики спрашивают у мамы: ?Мамочка, а кто этот дядя??. И любая мать, в которой теплится огонек любви и спокойствия, отвечает медленно и сдержанно. ?Это Бог. Он сотворил наш мир?, — и мальчики делают вид, что знают слово ?Бог?, и что в школе их не учили отсутствию этого ?Бога?. И матери делают вид, что верят в свои слова, под пристальным взглядом темных глаз с незнакомых мальчикам портретов. Святой отец шагает по балкону розового мрамора, бросает взгляд на последних посетителей храма. Сестры уходят следом. Его дом пустеет. Раскатистое эхо разносится по потрескавшимся плитам стен и пола. — Отец Марк! — маленький мальчишка, в душе совсем невинный и не видавший жизнь, носится по кругу, как утенок за мамой-уткой. Марк поворачивается, позволяет сутане слегка покачнуться на воздухе, пропитанном запахом воска. Аромат давит, заставляет его слепнуть. Мигрени в последнее время часто беспокоят его. — Да, брат Хендери? — отвечает святой отец диакону, усмехаясь над его запыхавшимся видом. — Я хотел у вас спросить кое-что по поводу этого воскресенья. Изволите уделить мне минуту? Марк улыбается по-отцовски и тепло смотрит на своего ученика. Его глаза полны искорок и звезд, совсем таких же, как отражения свечей в расплавленном воске. Он подзывает мальчишку ближе к себе, приподнимает уголки губ и тянется шершавыми кончиками пальцев к чужой сутане. Они говорят о богослужении, Хендери без остановки говорит-говорит-говорит и совсем не замолкает, потому что глубоко верит. Марк любит эту веру, в его глазах, в его сердце, он все это любит в Хендери и искренне радуется тому, что ему достался такой юноша. За их диалогом наблюдают библейские сюжеты из фрески на сферических потолках. Люди нависают над Марком и Хендери, укрывая их двоих от внешних ужасов. Но не защищают от самого мелочного, хотя и самого главного. *** Донён вспоминает свою маму в своем далеком детстве. Когда она перебирала мальчишеские непослушные локоны между тонких пальцев, пока ее сын лежал головой на женских коленях и смотрел в окно на вечно исчезающие деревья. Поездки на поезде всегда были для него уникальными, самыми теплыми воспоминаниями. Это всегда были путешествия за город, в деревню к бабушке, которая варила вкусное варенье и пела старые колыбельные. Донён очень сожалеет, что не успел запомнить хотя бы один текст до того, как бомбы стерли бабушкин дом с лица земли. Он одергивает воротник рубашки и выравнивает спину. Отец всегда говорил ему, что он не должен сутулиться. Впрочем, не только отец. Пейзаж за окном сменяется с бешеной скоростью. Донён всё ждет, когда же покажется снова лес, но Европа приветствует его нескончаемыми полями пшеницы и иногда подсолнухов. Он слышал, что во Франции растут такие же бесконечные поля лаванды. В Сеуле нет лаванды, поэтому ему всегда было интересно увидеть эти поля вживую. Почувствовать запах и погулять среди пурпурных кустов. Однако ситуация во Франции сейчас, да и во всей Европе, обостряется слишком быстро. Донён внезапно осознает, как быстро целый огромный мир, полный неизведанного, сжимается в небольшую хлебную крошку, на которую только наступи, — и всё. Ким тянется шершавыми пальцами под кожаную обивку портфеля и достает оттуда облезлый том Ветхого завета. Книга раньше принадлежала матери Донён, а до этого даже его бабушке. Она не так долго передавалась через поколения, но Донён уже к этому моменту чувствовал сколько в себе этот том хранит. На страницах не просто расписаны заповеди, которым маленького Донёна мама учила еще с самого детства, но и разные карандашные пометки, загибы бумаги, слегка порванные страницы. Мама рассказывала, что книга прошла с ней весь плен в Японии. И Донён до сих пор может чувствовать, сколько слез и крови запомнила эта изношенная обложка. Он проходится кончиками пальцев по обложке, оглаживает корешок. Что-то мешает ему открыть ее, будто он не достоин увидеть содержание. Он закусывает губу и думает. В конце концов, он делает это уже не первый раз. Старые пожелтевшие страницы шелестят, и Донён вчитывается в первую строчку: ?В начале сотворил Бог небо и землю.? — Господин Ким? Донён отвлекается и оборачивается на знакомый голос. Он не признает в мужчине напротив хотя бы кого-то, кого бы он мог знать. Но каждая деталь складывается в единый образ. — Ким Чону? Что вы делаете тут? — он прикрывает книгу и откладывает ее в сторону. — Я был нанят как один из архитекторов в Пражском соборе. А вы? Тоже до Праги или сделаете пересадку? — интересуется Чону, заразительно улыбаясь. Донён даже тихонько смеется. — Нет, мне с вами по пути. Уровень убийств в Праге вырос, как и количество нераскрытых преступлений. Меня ждет большое количество работы. — А ваш напарник? Разве он не с вами? — Тэён? — вдруг оживляется Донён, — Он в другом вагоне. Но да, он поехал со мной. Чону сводит взгляд с собеседника и удобнее устраивается на сидении напротив. Вдруг он замечает закрытую книгу рядом с мужчиной. — Библия? Вы верующий? — спрашивает Чону, кивая на интересующий его старый том. — Да, верующий. А вы? — Нет, к радости или сожалению. Но Библию доводилось читать. Весьма занимательное чтиво, но меня так глубоко и не зацепило. — Я не осуждаю. Вы много читаете? — Не совсем. Сейчас я полностью в работе, и мне редко выпадает шанс почитать что-то для себя. Но в детстве у меня было очень много книг и очень много свободного времени. — Это хорошо. У меня все совсем наоборот. Мне запрещалось читать художественную литературу в детстве. Даже о Библии я узнал в тайне от своего отца. Возможно, поэтому я так сильно привязан к вере, — размышляет Донён, пока Чону внимательно его слушает, вникая во все слова его откровения. Он вдруг узнает в Донёне себя. — Мне кажется, мы бы могли побольше поговорить об этом. Вы будете не против выпить со мной кофе уже в Праге? У меня там есть знакомая, которая знает отличное место. Донён задумывается. Не то, чтобы он не доверяет Чону или подозревает его в чем-либо. Он просто кажется ему слишком загадочным, закрытым ларцом, который таит в себе очень много темного и склизкого. Хотя Чону ничуть не кажется мутным человеком, скорее, наоборот, ребенком, но все в нем будто кричит о приближающейся опасности. Но если бы Донён игнорировал всех таких людей, он бы никогда не стал детективом. — Хорошо. Не против, если Тэён пойдет с нами? Чону кивает. *** В местном кафе оказывается довольно тихо. Звучат отдельные реплики на чешском, которые Донён совсем не понимает. Он отпивает глоток от своего горячего чая и окидывает взглядом помещение. Народу не мало, но все же почти половина столиков пустует. Заметны редкие улыбки, но в основном все здесь выглядят максимально мрачно. Ким делает логичное заключение, что все боятся войны. Он сам не в восторге, что сейчас оказался почти в самом эпицентре волнений. Но начальство уверяло, что в Праге сейчас безопасно. Донён поверил. Он вспоминает слова начальника о череде серийных похищений детей в Праге. Тринадцать детей пропало без вести, а ни один участок в этой области до сих пор даже не собрал никаких существенных улик. Сейчас, когда Донён видит обстановку, царящую в городе, он даже не удивлен, что такие ужасы происходят тут и, видимо, никого особо не волнуют. — Итак, господин Ким, — обращается к нему Чону, — не хотите поделиться с нами причиной, по которой вас прислали сюда с господином Ли? Донён отвлекается от своих наблюдений и поворачивается к Тэёну, который сидит рядом. Они оба сразу переводят взгляд на ту самую знакомую Чону. Чон Ынби не выглядит как-то особенно, у нее вполне приятная аура. Даже одета она приличнее допустимого, на лице светится искренняя улыбка, и пухлые щечки совсем отбивают у двоих хотя бы одну негативную мысль о девушке. Но они все равно ведут себя осторожно, никто не разрешал им распространяться при посторонних. А к ним относится и Чону тоже. — Извините нас, но это секретная информация. Возможно потом, — мягко отказывает Донён, складывая ладони в замок. — Ладно. Я вас понимаю, — отвечает Чону, — кстати я вам ничего не рассказал об Ынби. — Я училась некоторое время у профессора, — перебивает его Ынби, решая, что она сама может о себе рассказать, — а потом я переехала сюда работать. И сейчас порекомендовала профессора на реставрацию собора. — Можно ведь и просто Чону, — смеется Ким в ответ, — зачем такие формальности? Ынби только кивает и подносит чашку к губам. Внезапно в окне рядом Донён замечает столпившуюся толпу около собора на площади. Его сразу привлекает монахиня, кричащая что-то неразборчивое со слезами на глазах. Кто-то из мужчин подходит к ней и предлагает свое плечо, чтобы та не упала без сознания. Ким сразу же поднимается и направляется туда, Тэён на автомате идёт следом, и оставшимся двоим не остается ничего, кроме как последовать за ними. Донён и Тэён подходят совсем близко, смешиваются в толпе и смотрят на девушку в сутане. — Что она сказала? — спрашивает Донён на английском у женщины рядом. Та заметно пугается английской речи, но явно все понимает. Однако отвечать не намерена. — Мы корейцы. И из полиции, — говорит Донён и сразу улавливает облегченный выдох женщины. — Сказала, что в церкви труп. Самоубийца. Донён сразу же напрягается. Самоубийца? В церкви? Совершенно неожиданный исход событий. Донён направляется в здание, Тэён идет за ним, а Ынби с Чону остаются в толпе, расспрашивая остальных о произошедшем. Первое, что абсолютно точно поражает Донёна, — это архитектура внутри. Огромные скульптуры склоняются над ним под расписным потолком в нежно-розовом свете. Легкий мрак, слабый свет свечей на стенах нагнетает обстановку. Донён знает, что обычно внутри церкви намного светлее. Видимо что-то действительно страшное произошло здесь. Он слышит знакомый запах крови и следует за ним, заворачивая за угол скамей. И здесь он понимает, что монахиня была права. Перед ними лежит весь в крови служитель с замершими чертами лица и пустым взглядом. Рядом стоят другие монахини, в страхе смотрящие на труп. Никто из них не смеет пошевелиться, все мелко дрожат, кто-то вздрагивает от слез. — Как его звали? — спрашивает у одной из них Донён. Девушка почти отвечает, но ее вдруг перебивает мужской голос за спиной Кима. — Хендери, — говорит мужчина, явно святой отец, — Царствие ему небесное. А вы кто, позвольте спросить? — Детектив Ким Донён. Приехал сегодня из Сеула, по специальному поручению, — он протягивает руку мужчине напротив, тот охотно пожимает ее. — Марк, у вас чудесный английский. — У вас тоже. Намного лучше моего. — Я наполовину англичанин. Вы наверняка устали с дороги. Не хотите переночевать у нас? У нас есть свободные комнаты для вас и... для вашего напарника? — в последнем Марк слегка сомневается, из-за чего поднимает одну бровь вверх. — Да, это мой напарник — Ли Тэён. Мы вам очень благодарны, но у нас уже есть, где переночевать, — мягко отказывает Донён. — Что ж, жаль. Вы кажетесь приятным человеком. Донён благодарно кивает. Тэён в стороне прослеживает за каждым жестом Марка. Он не может поймать хоть что-то подозрительное в этом человеке, но нечто страшное в нем его все равно беспокоит. От мыслей его отвлекает вошедшая полиция. Пока они разговаривают с полицейскими о произошедшем и объясняют, кто они такие, Марк исчезает из виду.