Мать, сестра, любовник, небо Глава 3 (2/2)

— Я знаю.

— Теперь ты собираешься привести себя в форму?

— Да, Отец, — теперь, когда он сам видел, кто такой Интен-сама, ему не нужно было повторять.

Отец передал ему банку пива и открыл свою. — Так какой же он?

— Я думал, он будет выше.

***

На этот раз у Хаято было преимущество перед сестрой, и он наслаждался каждой секундой. Выражение ее лица, когда он привел ее в тайное кафе, было идеальным; она все еще смотрела, пока он варил кофе. Реборн сидел на столе лицом к ней, надвинув шляпу на глаза и злобно ухмыляясь. Они оба знали, что самый быстрый способ проникнуть в душу Бьянки — молчание.

— Что это? — наконец сказала она. — Не лучше ли поговорить наедине?

— Мы сопровождаем друг друга, — сказал Реборн. Хаято кивнул в знак согласия; даже теперь, когда у него был противовес основным приемам Бьянки, он не собирался оставаться с ней наедине.

— Хаято, это засос?

— Ну да. Хочешь увидеть остальные? — его руки потянулись к пряжке ремня.

— Фу, нет! И почему на тебе ошейник?

— Чтобы подчеркнуть свою точку зрения.

— Как будто ты мне не доверяешь, — Бьянки надула губы.

— Не знаю, — ответил Хаято. — Ты хочешь затащить меня обратно туда, где со мной обращались как с диким животным, когда меня не отталкивали и не игнорировали. А ты все пыталась меня отравить.

— Да ладно, все было не так уж плохо, папа сказал… — она замолчала под их равнодушными взглядами и перешла к другой тактике. — Хаято, я так волновалась за тебя!

— У тебя странный способ показать это, — вставил Реборн. Хаято поставил кофейные чашки на стол и сел как можно дальше от Бьянки.

— Ты брал детскую работу за мелочь, тратил деньги на сигареты вместо еды и жил в крысиных норах, — продолжила она. — Ты достоин лучшего! Когда ты в последний раз ходил в церковь?

В церковь? Неужели она всерьез втягивает церковь в это дело?

— Мне уже лучше, сестра, — Хаято сделал глоток своего определенно не отравленного кофе. — А тебе никогда не приходило в голову, что большинство моих проблем со здоровьем связано именно с тобой? Единственная причина, по которой я могу смотреть на тебя, это то, что я научился способу остановить тебя от того, чтобы снова причинить мне боль.

***

Реборн подумал, что это последнее утверждение, возможно, окончательно пронзило эгоцентризм Бьянки. Удар прямо в сердце; все его милые ученики демонстрировали талант в словесном разгроме. И все благодаря его учению, конечно.

— Но… Я люблю тебя, — тихо сказала Бьянки.

— Ты все время употребляешь это слово, — сказал Реборн. — Я не уверен, что ты понимаешь, его значение. — С неуклюжим Дино он использовал ее выходки как тренировки. С Пушистиком-Тсуной — от этой мысли у него свело живот. Он не хотел, не мог допустить, чтобы ее поведение продолжалось. — Смирись или заткнись, Бьянки. Единственная причина, по которой ты еще не умерла — это то, что ты родственник Хаято. У тебя только один шанс изменить свое поведение; если ты потерпишь неудачу, я лично отправлю тебя на шесть футов под воду. Если ты не можешь справиться с этим, оставь Намимори и не возвращайся.

— Это начинается с того, что ты никого не отравляешь, если ты не сразу поняла, — добавил Хаято. Реборн вдохнул аромат свежеобжаренного кофе, ожидая ответ Бьянки. Она не дура; ей девятнадцать, и ее мировоззрение было немного защищенным, несмотря на то, что она наемная убийца.

— Значит, я должна была наблюдать за ситуацией, а не просто врываться? — Бьянки заправила прядь волос за ухо.

Это первый шаг. Реборн наклонил голову.

— Ты не так уж много работал самостоятельно; до сих пор люди твоего отца следили за твоими целями. Теперь тебе придется самой собирать информацию.

— Похоже на видеоигру.

— Это была хорошая игра, — усмехнулся он.

***

Фонг с закрытыми глазами неподвижно лежал в объятиях мастера; странно было буквально обременять Тсунаеши, но кто такой Фонг, чтобы сомневаться в его желаниях? Тсунаеши отнес его к машине, а оттуда к особняку Хибари. Он разрешил кузену У Фэю взять его дорожную сумку, к которой тот относился как к императорскому сокровищу. Кея вел машину безукоризненно, как всегда, когда его небо было пассажиром — а в остальном все было еще хуже — и Мейран приветствовал их у дверей. Все это пронеслось мимо него, как вода в ручье, так как все его внимание было сосредоточено на ожидании следующей команды господина.

Мейран проводил их в недавно отремонтированную гостевую спальню, где Тсунаеши поставил Фонга на ноги и велел ему принести полотенца и сменить одежду, пока он будет принимать душ. Хотя он не подавал никаких внешних признаков, сердце его бешено колотилось. Теперь Тсунаеши получил доступ к своей полной силе, все еще управляемой с помощью точечного контроля. Чем чище пламя, тем более тонкие способности может использовать его носитель, а Тсунаеши обладал самым чистым пламенем из всех, что Фонг когда-либо видел. Вряд ли две дюжины людей в мире могли сражаться так, как Тсунаеши сегодня, и все же умение драться составляло самую малую часть силы его неба.

В то время как вторая половина дня была для Кеи, вечер принадлежит Фонгу. Он прислуживал своему небу за обедом, наполняя тарелку и наливая стакан, а потом опустился на колени рядом со стулом, сложив руки на коленях, на случай, если его хозяину потребуется чего-нибудь еще.

— Фонг, — сказал Тсунаеши, — ты собираешься есть сегодня вечером?

— Как вы позволите, господин, — он намеревался поесть позже, вместе с родственниками по клану, которые стояли у стены в качестве почетного караула. Если Тсунаеши решит иначе, то пропущенная трапеза будет для него незначительным испытанием. Однако мысли Тсунаеши пошли в другом направлении.

— Мейран-сан, можно мне взять запасную миску и палочки для еды?

— Конечно, Тсуна-сама, — получив посуду, Тсунаеши велел Фонгу подержать миску и выбрать кусочки еды из своей тарелки, чтобы положить в нее. — Ешь, — приказал он. Фонг склонил голову и повиновался. Ему было трудно держать спину прямо, а руки твердо. У него не было ничего, кроме того, что позволяло ему небо, и то, что Тсунаеши решил дать ему — часть собственной еды.

Мейран продолжал вести вежливую беседу и предложил дополнительные порции. Кея притаился на подоконнике. Время от времени Тсунаеши подкладывал в тарелку Фонгу еще еды. Личи что-то забормотала и запрыгала на люстре, а потом задремала в волосах Тсунаеши. Когда ужин подошел к концу, он снова обнял Фонга и вернулся к двери гостевой спальни.

— Иди умойся и немедленно возвращайся, — приказал он.

— Да, Господин, — Фонг низко поклонился. Он быстро закончил омовение, надел свежую тунику и вернулся, чтобы постучать в дверь Тсунаеши.

— Входи, Фонг, — Тсунаеши переоделся в пижаму и толстовку с капюшоном, и те же самые руки, которые с такой яростью сражались с Кеей, катали по полу резиновый мяч, чтобы Личи погнался за ним. Фонг вошел и преклонился перед своим небом.

— Фонг, — нежные пальцы погладили его по спине, прижимая так же уверенно, как свинцовый груз. Они проследили татуировку, которая отмечала его как собственность Тсунаеши. — Я забочусь о том, что принадлежит мне. Разве это так необычно?

Фонг знал, что должен ответить, но не мог найти нужных слов. Способность проявлять мягкость даже по отношению к своим подчиненным — поистине редкость. Тсунаеши посадил Фонга к себе на колени и уткнулся лицом ему в колено. В таком положении он был уязвим, но страха не испытывал.

— Дыши, — сказало ему небо. — Вдохни, — его рука скользнула по спине Фонга, — и выдохни. — Она скользнула обратно к его плечам. Фонг согласовал свое дыхание с движением, принимая контроль Тсунаеши над этим самым основным действием. Он впал в состояние транса, не думая ни о чем, кроме руки на спине и воздуха в легких. Пламя Тсунаеши теплилось вокруг него и в самом центре его души.

Он не замечал течения времени. Когда Тсунаеши убрал руку и Фонг пришел в нормальное сознание, наступила ночь. Личи спал под капюшоном свитера Тсунаеши. Фонг редко чувствовал себя таким отдохнувшим; он перевернулся и потянулся с довольной улыбкой на лице. Тсунаеши встретил его одной из своих.