Скрытое небо Глава 5 (1/2)

Не успел Хаято опомниться, как начались зимние каникулы. Впервые за много лет он с нетерпением ждал Рождества: в этот раз ему было, что праздновать. Его подарок для Тсуны-сама — набор для каллиграфии в западном стиле — был уже выбран и завёрнут.

Прозвенел звонок с последнего в этом году урока, и ученики повалили из класса. Тсуна-сама едва дождался, пока все уберутся, и последовал за ними.

— Хаято-кун, Такеши-кун, не могли бы вы переночевать у меня?

— Конечно, Тсуна-кун.

— Конечно, Десятый! — Небо уже приглашал их раньше по выходным, и Хаято никогда не отказывался от возможности провести с ним больше времени. Однако на этот раз его формулировка отличалась…

— Отлично! И Хаято, не забудь взять с собой все свои классные игрушки и фейерверки.

Хаято почти подпрыгнул от неожиданности. Тсуна-сама хотел, чтобы он пришел вооружённым?

— Да, Десятый. Я заскочу к себе домой и заберу их.

На полпути всплыло воспоминание: нарисованная диаграмма с датами. О боже — печать! Конечно, Тсуна-сама хотел, чтобы его хранители были с ним. Судя по рассказам Тсуны-сама, после снятия печати он едва оставался в сознании и становился ужасно уязвимым. Он проходил через это уже дюжину раз, и никто не мог за ним присмотреть.

С этой мыслью Хаято переоделся из школьной формы в свой едва ношеный костюм. Это был стильный костюм серого цвета, Хаято добавил алый галстук, чтобы подчеркнуть своё положение. Поскольку это был костюм мафиози, он не стеснял движения, а также имел множество скрытых карманов. Сегодня вечером подрывник взял весь запас.

Он также захватил с собой дорожную сумку и рождественские подарки, так как знал, что не выпустит Небо из виду ещё несколько дней.

Нана выглядела смущённой, когда он появился в костюме, но отмахнулась от этого, как от прочих заскоков иностранцев. Хаято всё равно, лишь бы Тсуна-сама одобрил. Так и случилось. Заслужить улыбку Неба было всё ещё самым большим достижением Хаято, и весь остальной мир мог катиться к черту.

— Ты хорошо выглядишь в костюме, Хаято-кун, — боже, он сейчас растает и превратится в лужу. Тсуна-сама сделал ему комплимент!

Ему удалось с достоинством сесть.

— Какие у тебя планы на вечер, Десятый?

— Ты уже понял, что я собираюсь сломать ещё один слой печати. Ламбо и И-пин остались у Хару, Реборн согласился наблюдать за периметром. Я сказал Хибари, чтобы он был поблизости, — Тсуна-сама опустил голову. — Даже если ничего не случится, я буду чувствовать себя лучше, когда вы оба здесь, со мной.

Неужели он ожидал, что они будут возражать? Он хочет, чтобы они были с ним не для дела, а для него? Хаято придвинулся к нему ближе, и бейсбольный придурок с другой стороны сделал то же самое.

— А-а-а, вот что делают друзья друг для друга, не так ли?

Как это по-граждански!

Хаято закатил глаза.

— Не важно, всё, о чем ты просишь, Дечимо, для меня большая честь.

***

Тсуна-сама подождал, пока не наступит время спать, и только тогда приступил. Он предупредил их, что смотреть особо не на что, и это оказалась чистая правда: он сидел на полу, скрестив ноги и закрыв глаза. А вот его пламя... Оно пылало, не распространяясь наружу, образуя раскаленный добела мрамор в сердцевине. В этом свете печать была заметна: темная липкая холодная паутина, которая блокировала часть сияния. Когда-то, согласно рисункам его Неба, паутина была такой толстой, что ни свет, ни тепло не могли пройти сквозь неё. Даже когда осталась всего треть, это было отвратительно. И какой-то придурок сделал это с пятилетним ребёнком!

Тсуна-сама прижал пламя к печати, стало больно; тупая боль эхом отозвалась в узах хранителя, и дыхание Тсуны-сама перехватило. Дрожь сотрясла его тело, кожа побледнела. Пламя взметнулось вверх; медленно тончайшие нити превратились в пепел. Он стиснул зубы, на лбу выступили капельки пота. Просто смотреть было пыткой, и Хаято ничем не мог помочь.

Он взглянул на Такеши и увидел в его глазах ту же беспомощную ярость. Их Небу придётся сделать это снова. Печать не поддавалась легко, масса нитей от главных ветвей не сгорела, а все основные не стали тоньше. После самых долгих десяти минут в жизни Хаято небесное пламя вспыхнуло ярче и чище, чем прежде, сквозь увеличившиеся щели в печати. Затем оно выплеснулось наружу, и Тсуна-сама со стоном схватился за голову.

Хаято мгновенно оказался рядом с ним, а Такеши — с другой стороны. Они осторожно положили Тсуну-сама на кровать и укрыли его одеялом. Он обмяк от усталости и лихорадки, но всё же нашел в себе силы улыбнуться им.

— Простите, что заставил смотреть на это.

— Какого чёрта ты извиняешься? — Хаято зарылся лицом в постель. Он был бы счастлив жить как раб Тсуна-самы, он едва осмеливался поднять голову в его присутствии. И это было до того, как он увидел его лицом к лицу с испытанием, которое сломило бы большинство опытных киллеров. Тсуна-сама занимался этим с пяти лет. Он ничем не обязан Хаято.

Дрожащая рука обвила его шею и нежно обняла. Боже, он жалок. Он должен заботиться о своем Небе, а не быть утешенным им. Не тогда, когда он не мог справиться с такой простой задачей, как произнести своё имя. Он вздрогнул и глубоко вздохнул.

— Тс… Тсуна-сама…

Пальцы пробежались по его волосам.

— Иди сюда, Хаято.

Он с трудом поднялся и сел, прислонившись спиной к спинке кровати. Тсуна-сама тут же прижался к нему и заснул.

— Ты покраснел, — пробормотал Такеши. Хаято уделил ему секундное внимание; его улыбка полностью исчезла, и в глазах появилась темная решимость.

— Заткнись, — так же тихо ответил Хаято. Он не собирался спать сегодня ночью, не тогда, когда его Небо беспомощно лежал в его руках, доверяя ему свою безопасность.