Скрытое небо Глава 3 (2/2)

Хаято даже не подумал об этом. Он был доволен и согрет так, как могло согреть только пламя его Неба; вдобавок ко всему, когда погода стала холоднее, Тсуна-сама установил котацу в гостиной. Каждый из них примостился под одной из его сторон, а в центре лежала игра. Хибари свернулся калачиком под боком у Реборна и дремал; у каждого из них была чашка пряного чая, а их ноги спутались под столом. Внимание Хаято было приковано к Тсуне-сама, к маленькой вспышке агрессии, когда он возвращал фигуру в начало, или к расчётливому взгляду, когда он выбирал между двумя возможными ходами. Это завораживало.

Тсуна-сама обдумывал слова Реборна.

— Думаю, есть больше, чем две причины, так что это больше похоже на множество семей, конкурирующих друг с другом.

— Это одна из причин, — Реборн перекатил кубик и передвинул одну из своих фигур. — Сколько ещё ты можешь придумать?

— Гм, у каждого игрока несколько фигур, которые нужно доставить к цели для победы. Так что каждая фигура ценна?

— Хорошо, настоящий Дон ценит каждого члена семьи. Что еще?

— А вы что думаете, ребята?

Хаято и раньше играл в шахматы, и раньше он думал, что Парчези — это упрощённая игра, пока не сел играть в неё.

— Судя по тому, как разложена доска, если отправить фигуры назад к старту, они могут устроить засаду, когда вы пройдёте их стартовую линию. Так что даже если кажется, что один игрок впереди, другой игрок всё равно может выиграть.

— Быть слишком безжалостным — не лучший способ играть, —отметил Тсуна-сама.

— Иногда приходится что-то делать, даже если все варианты плохи, — добавил Такеши. Он оказался в такой ситуации, выбив двойку. Он вздохнул и передвинул фигуру, которая будет стоить ему наименьшего прогресса, если её схватят.

— В шахматах нет игральных костей, — продолжал Тсуна-сама. — В этой игре нужно рассматривать несколько версий события. — Он кинул кубик и получил шестёрку. «Ha!» По правилам, это означало двенадцать шагов и ещё один бросок. Но если бы он бросил три шестерки за один ход, все его фигуры вернулись бы к началу.

— Управление рисками, — сказал Реборн, — лежит в основе этой игры. — На второй бросок Тсуна-сама выпала четверка. Он только взял свою фигурку, как окно гостиной распахнулась.

Хаято сделал выпад, чтобы прикрыть Небо своим телом. Хибари проснулся с рычанием. Небесное пламя вспыхнуло и образовало барьер между стеклом и сидящими за столом.

— Хаято-кун, ты ранен?

— Я — нет, но кое-кто будет, — кто бы ни осмелился напасть на его Небо в его собственном доме, он будет красным пятном на стене, когда Хаято покончит с ним. Лицо Такеши на этот раз было совершенно серьёзным и обещало боль незванному гостю.

На подоконнике стоял маленький мальчик в костюме с коровьим принтом и с афро на голове. Он поник на мгновение под взглядами трёх хранителей и величайшего в мире киллера, но затем поднял дрожащий подбородок.

— Берегись, Реборн! Великий Ламбо-сама пришел убить тебя!

— Никаких убийств в доме, — твердо сказал Тсуна-сама. Он поднял «Ламбо-саму», который замер, когда небесное пламя коснулось его, и понес к выходу. — А теперь сними туфли, а потом можешь выпить горячего шоколада. А я найду совок, — пробормотал он себе под нос.

— Я принесу, — крикнул Хаято. Его Небо был выше такой работы! И поскольку не было никакого смысла избивать маленького ребенка, он вымещал свой гнев на осколках стекла, уничтожая их один за другим своим пламенем. Это было так же хорошо, как пузырчатая пленка. Тем временем Хибари вставил один из больших осколков стекла обратно в оконную раму, затем использовал своё облачное пламя, чтобы расширить его до полного стекла. Такеши рассмеялся и налил себе свежего чая. Реборн… заснул.

— Все злятся на меня, потому что я плохой,  - проговорил Ламбо.

— Я не думаю, что ты плохой, — сказал Тсуна-сама. Он собирался принять эту маленькую неприятность, Хаято просто знал это. Точно так же, как он приютил некую ублюдочную уличную крысу… — я расстроен, потому что ты сломал окно, вот и всё.

— А они? — Ламбо задрожал.

— Хаято и Такеши расстроены, потому что стекло могло кому-то навредить, — ему, их Небу, — И Кёя расстроен, что ты его разбудил. — Затем Тсуна-сама заставил мальчика-корову извиниться перед каждым из них. Хаято отвлёкся от своего гнева, увидев, что его Небо действует с такой властью. — Итак, Ламбо, откуда ты? Ты очень хорошо говоришь по-японски. Как ты добрался до Намимори?

Ламбо шмыгнул носом в свой стакан с какао.

— Семья Ламбо велела Ламбо убить Реборна и не возвращаться, пока он этого не сделает.

Абсолютная ярость охватила хранителей; глаза Тсуны-сама загорелись оранжевым.

— Ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь, Ламбо-кун.

— Неужели? Ты серьезно?

— М-м-м… Но, как я уже сказал, никаких убийств в доме. Это слишком грязно, — он твердо решил, что Ламбо не станет убивать, а семья, вышвырнувшая его, получит своё. Не сразу, не раньше, чем Десятый будет готов раздавить их своим кулаком. И Хаято будет там, чтобы засвидетельствовать это.

— Чё, как будто у Лаки Люка есть шанс, — сказал он.

— Я не Люк, я Ламбо!

— Ты всё ещё ковбой.

— …Я не понимаю, — сказал Тсуна-сама.

— Это комикс, Десятый, он действительно замечательный, я посмотрю, смогу ли достать тебе несколько экземпляров.

— Маа, малыш играет в Парчези? — спросил Такеши.