Двадцать седьмой псалом: Дева, что плела сумки (1/2)
Батюшка Варсофоний, что пренебесного селения, преподобным игумном Козьмой на пост свой поставлен был не на вопросы мирские отвечать, являлся консерватором. Во всех смыслах этого слова. Он любил консервы.
Вот и сейчас, доедая сардины из открытой банки, цепляя их пальцами, богато сверкающими перстнями, Варсофоний в наслаждении мурлыкал незатейливый мотивчик «Ой ты гой еси, Христос на небеси» – последний хит от популярного религиозного хора «Скорбные ребята», - и в нетерпении пристукивал в такт ножкой, обутой в сафьяновый сапожок, щедро усыпанный мелко наколотыми рубинами и изумрудами.
Варвара Демидовна Комарова – лучшая выпускница церковно-приходской школы монахинь-телохранительниц при Российской Православной Церкви, - с непередаваемой любовью смотрела на то, как батюшка поглощал нескромное, в правой руке держа батистовую салфетку, а в левой – кадык водителя такси, которому сначала очень не понравилось, что какой-то толстяк решил есть в салоне его Форда «Сардину тихоокеанскую, натуральную, архимандритского посолу».
Судя по всему шофёр страдал обильным слюноотделением, так как беспрестанно сглатывал, чем неимоверно щекотал Варварину ладонь. Что, впрочем, не мешало девице наслаждаться зрелищем кушающего прелата, попеременно поглядывая в окна авто: не мелькнёт ли где на чужих землях вражеский католический клобук или кардинальская скуфья, украшенная золотыми крестами. Занятие сие позволяло монахине телосложения порнодивы хорошенько изучить местность за окном и запоминать дорогу. Так, на всякий случай.
Вот уже остались далеко позади высокие офисные здания и торговые центры Нью-Джерси и перед глазами замаячил Парк Либерти Стейт. Возле центрального его входа крутилось не меньше сотни молодых людей, наряженных в балетные пачки, радужные флаги и кожаные плавки, несмотря на декабрь.
– Приключений ищут. – Хмыкнула Варя, крепче перехватывая горло таксиста.
Сами приключения обнаружились через какой-то километр.
В ярких шлемах с рогами и красно-чёрных куртках, вдоль дороги двигалась группа адептов неизвестной Комаровой конфессии с не богоугодным названием «Девилз». Судя по недовольным лицам заблудших овец Господа нашего Иисуса Христа, сегодня «сектантам» изменила госпожа Фортуна, поэтому шли они мрачнее туч и строго в сторону содомских грешников.
Додумать, чем всё это кончится, женщина не успела. Закончив трапезу, батюшка открыл окно и отправил банку с остатками масла аккурат в толпу красно-чёрных.
Монахиня резко почувствовала недоброе:
– Шевели поршнями, - отвесила она подзатыльник водителю, и тот тут же прижал педаль газа, вдавив в мягкое кожаное сиденье преподобного Варсофония.
– А что, Варенька, опаздываем? – Безмятежно осведомился мужчина, нисколько не переживая, что заляпал консервным соусом кучу народа.
– Поторопиться бы нам, иначе к дегустации не успеем, - подтвердила спутница.
Словно неистовый вихрь сорвал почтенного священника с кресла. Не помогли даже ремни безопасности, которыми Варя укутала своего подопечного как младенца, искренне не доверяя мастерству американских шофёров, которые, ко всему прочему, словно сговорились и, будто бесы, ездят не так, как единственно верно истолковано в Правилах Управления Колесницами и Повозками, утверждёнными Третьим Вселенским Собором.
Ремни под воздействием массы батюшки натянулись, но приложенное к телу немалое мускульное усилие, которым обладал этот человечище, сделало своё дело и, полопавшиеся как ленты скотча, куски нейлона выпустили из своих пут прелата.
– Дай ходу, сарацин проклятый! – Рявкнул Варсофоний на ухо рулевому, и без того находящемуся в полуобморочном состоянии. – Из-за тебя не успеем! Сколько народу дьявольское пойло продегустирует, грехом пьянства себя осквернив!
Варя аж прослезилась: ниспослал же Создатель на её тернистый путь такого добродетельного и милосердного человека, как батюшка! Живота не щадит собственного, желудка – всё о людях печётся. Бескорыстен, словно ребёнок, и ни капли эгоизма. Истинный верующий, разносчик Слова Божьего на земле.
В свою очередь «Разносчик Слова» времени не терял и, вынув из-за пазухи святое распятие, начал неистово лупить им водителя по голове.
Аккуратно отсморкавшись в платок и ловким движением спрятав его под рясу, монахиня принялась, как умела, успокаивать своего спутника:
– Полно вам, батюшка! – Совершив молниеносный захват под названием «Кольцевание Змея-искусителя», девица усадила прелата на место.
– Прости мя, Господи, грехи моя тяжкая, - возвёл очи к велюровому потолку автомобиля отец Варсофоний, - бо не сдержавшися глас возвысил, гневу предавшись, - и, осенив себя крестным знамением, одобряюще похлопал спутницу по груди. – Ничего, Варвара, Создатель не допустит, чтобы малыи сии грехам предались без меня… в смысле без спасения.
Батюшка устроился поудобнее и стал нервно поглядывать на пролетающие за окном картины: жизнь шумного Сити начала сменяться на спокойное, размеренное, загородное бытие. Мужчина так увлёкся открывшимися видами, что не заметил, как машина свернула с автобана на 287-ую вспомогательную магистраль.
Вскоре показался Асбери Парк, куда священнослужитель и был приглашён на ежегодный, международный Саммит всех крупнейших конфессий.
***
Первые татуировки были нанесены ещё в то время, когда он был подростком. Люцифер отлично помнил новогодние каникулы в Чертоге, когда в замок был приглашён специально обученный экземплярист, а всё это преподносилось Сатаной под видом едва ли не обряда крещения.
Шестнадцатилетнему мальчишке было плевать, что там за расчудесные, невероятно редкие чернила на основе крови чёрных драконов, единственно подходящие для крон-принца по мнению самого короля.
Потому что у него, мать твою, будут крутые татухи!
И все девчонки – точно его.
Хотя последние два года все хорошенькие демоницы и так уже стали его, потому что, открыв для себя двери в мир секса, Люций был не намерен их закрывать.
Попросту говоря, он буквально вынес ногой или чем покрепче эти затворки пару лет назад с дочкой очередного батиного гостя, имени которой даже не запомнил, а потом перетрахал всё, что двигалось и выглядело, как симпатичная Тёмная подходящего возраста, с удовольствием отдаваясь пубертатной истерии.
Предложенное экземпляристом перевёрнутое распятие в качестве центральной фигуры будущей композиции отмёл сразу, едва не заржав. На Земле в ту пору уже чуть больше двух тысяч лет раскручивали христианство, потому что какая-то женщина в Назарете из довольно богатой семьи успела согрешить и нагулять ребёнка с красавцем-римлянином, пока её родители окончательно не тронулись умом, уверовав в святую миссию своего отпрыска, и не отдали её бедному, старому и благочестивому еврею. Так что посмеяться было над чем.
В хрустящем пергаментом альбоме мастера остановился на овне с тремя парами рогов, вспомнив что-то совсем уж языческое – про символ упёртости, мужества и стойкости. Отец выбор одобрил, попивая кофе, вовремя поданный прислугой, хоть и не сдержал своего ироничного «Да-да, он – тот ещё баран».
Пока рисунок набивали на груди, Люций выяснил, что чернила обладают тьмой волшебных свойств. Так, например, его и без того быстрая регенерация теперь станет ещё активнее, а крылья, подпитанные присутствием в теле крови таких же летающих тварей, к зрелости вырастут больше обычного.
И это «больше» его полностью устраивало.
Оценить все достоинства того, что больше, он уже успел.
По прошествии ещё нескольких лет появился первый рукав.
Будучи на земном задании, демон должен был убедить музейного хранителя выкрасть картину Мемлинга, и чуть не переборщил с внушениями. Смертный окончательно поехал умом и сильно уверовал в Ад и Рай, разглядывая триптих Страшного Суда уже у себя дома.
«Там всё не так будет, мужик», - лишь посмеялся Люцифер, блестяще справившись с порученным делом. Полотно ему, кстати, понравилось, и именно отрывок судилища оказался на правой руке.
Левую забил ещё позже. И тоже «Страшным Судом» авторства очередного жителя Нидерландов.
В который раз отхватив отборных отцовских люлей за школьное происшествие, выяснил, что настучал на него Веник, и решил отомстить. Заключил пари с Балтазаром, что вскроет кабинет этого еблана и повесит туда пошлую, земную, живописную муть типа «Падшего ангела», не будучи пойманным, а потом… столкнулся с учителем на выходе. Пришлось, конечно, выполнять пацанскую договорённость, залечивая очередные рёбра, сломанные Сатаной.
Не остался Люций и без реванша. Буквально вынуждая сокурсника месяцем спустя проиграть ещё одно пари.
С тех пор спину худосочного приятеля стал украшать «Сад земных наслаждений» смертного по фамилии Босх, запредельный уровень развратных фантазий которого заставлял даже демонов присвистывать, рассматривая композицию со словами «А что, туда тоже можно?».
Для себя нашёл факт целых двух Страшных Судов на руках невероятно забавным, с юношеской заносчивостью полагая, что это достойный выбор для будущего Отца Всех Грешников.
Самой последней татуировкой оказались череп с розами и крыльями, уходящими на шею. Её он набил буквально за неделю до возвращения в Школу с этих летних каникул.
За семь символичных дней, спустя которые палец Уокер уткнётся в его грудь во внутреннем дворе и сделает что-то такое, видимо проходя сквозь ткань рубашки, толщу гладкой кожи, мышц и аристократического мяса и врезаясь своим ногтем туда, где потом обнаружится совершенно сопливое сердце, от чего вся прежняя вечность будет казаться невероятно пресной.
Экземплярист тогда удивился выбору. Пробормотал что-то в духе «Двойственность натуры… Крылья – символ жизни, череп – смерти, розы – любви… Людское и бессмертное начала…», но с задачей справился оперативно.
Люцифер, надо признаться, тоже был в шоке от собственного решения. Цветочки, черепушки, крылышки… что-то, раздери дьявол, на сказочном!
Но всё короткое адское лето его так неимоверно пёрло от мысли, что жизнь, смерть и любовь всегда ходят рядом, что он снова перечитал кучу земной беллетристики, мысленно плюясь и чертыхаясь от суеты главных героев и своей неспособности выкинуть эту хуйню в камин.
В конце концов суть рисунков не важна, важен только состав чернил: прямо как в настоящем, когда под красивой оболочкой может не оказаться никакой глубины или скрываться целый, прекрасный мир, не уступающий тому, что снаружи.
– Мне известны свойства драконьей крови, серафим, - сказал это, уже стоя возле Ребекки и сжимая руку на её горле. – Она – всего лишь проводник. И это никогда не скрывалось моим отцом в стенах Чертога. Куда интереснее, откуда об этом знает непризнанная, чиновничья… - едва не проскрежетал «подстилка», но прикусил язык исключительно из уважения к той, кто подскочил сбоку.
– Люцифер, не надо! – Едва выпалив это, Вики поняла – матери ничего не угрожает, его ладонь не давит, а лишь придерживает.
– Не мешай, пиратка. – Ребекка растянула губы в тонкой, острой улыбке, похожей на бритву, - пусть мальчик поиграет в мужчину. Ведь член тебя им ещё не делает, сын Сатаны.
Внутренне зарычав, Виктория наблюдала, как под кожей дьявола заходили желваки, а глаза из просто красных стали алыми.
Ясное дело, мать ведала, что творила, занимаясь банальной провокацией. Раз уж они посмели не только нарушать законы этого мира, но и делать это в её дворце, то она выжмет из ситуации максимум.
И тогда Уокер-младшая просто повела себя, как Уокер-младшая.
Как истинная дочь Земли и бывшая выпускница Принстона, где взаимные плевки, переходящие в пинки, после матча между «Тиграми» и «Скарлет-Найтс» из Ратгерса, были настолько обыденными, что любая популярная девчонка знала как минимум с десяток способов вытащить своего тестостеронового монстра из машущейся толпы.
Протянула ладонь и коснулась мужского бицепса – уверенно, спокойно, - насколько это возможно в мире горящих изб Люция и его бегущих коней.
«Супер, Непризнанная!», - взгляд перестал жечь багрянцем: «Знаешь, что ты только что сделала, гадина? Сказала всем моим демонам «Сидеть!»… А может, даже, сразу указала им на коврик возле ног…».
Он всё смотрел на Ребекку, встречаясь с ответным взором, и странным образом пытался осмыслить, что он испытывает к этому человеку. С одной стороны она всеми силами старается лишить его доступа к своей дочери и явно презирает. С другой – не будь её, не топталось бы рядом лохматое, ублюдское, лучшее во всех мирах наваждение.
Словно подслушав мысли, серафим едва заметно взмахнула ресницами в каком-то неясном согласии.
Не капитуляция, нет.
И, тем более, не союз.
Но хотя бы паритет на ближайшие часы достигнут.
– Одевайся, Непризнанная, - Люцифер убрал руку с тонкого горла. – Мы уходим.
– Я сниму с Виктории амулет в понедельник утром, - Ребекка прочеканила, но без сухой желчи в тоне. Явно констатируя факт, а не повод для препирательств.
– Ты не можешь меня удерживать! – Теперь в стойке нападающего замерла дочь.
– Могу конечно. А он, - кивок на нахмуренного Люция, - может меня убить. Но не снять безделицу с твоей шеи. Здорово придумано, правда?
– Тогда пусть он останется! – Вырвалось у Вики совсем по-детски прежде, чем она сообразила, что именно несёт.
Серафим засмеялась:
– Про уличного кота в четыре года ты также говорила.
– Но, в отличии от кота, я и правда могу убить. – Собрав воедино всю картину, Люцифер принял решение.
– А я могу призвать на помощь Небесное Войско, - прозвучало ответом.
Он только этого и ждал:
– Неа, - ребячливо плюхнулся в кресло, где ранее и высиживала укуса ради пернатая гадюка, - не думаю, что старик Кроули поставил в известность Цитадель о личном разрешении для одной первокурсницы посетить город. – Закинул ногу на ногу на грани всех норм приличия, обозначив тем самым, у кого в этой комнате яйца. Первобытный, доминирующий жест.
«И, наверняка, первые люди делали также в своих пещерах… Где-то между делёжкой мамонта и делёжкой женщин, когда надо было избрать самого главного амиго в их архаичной стае», - Виктория едва подавила улыбочку от собственных мыслей.
– Шантаж, - заключила серафим.
– Маленькая неурядица, - ощущение пусть временного, но контроля над ситуацией растекалось по мужским венам, - которую можно решить в тесном семейном кругу. Или созвав горстку белокрылых придурков, которые сильно у д и в я т с я не только непризнанной школьнице, но и голому сыну Сатаны. Здорово придумано, правда? – Напоследок демон отфутболил Ребекке её же слова.
– Ночевать будешь в соседней комнате. – Голос казался отстранённым, но прищуренный, рассерженный взгляд не оставлял сомнений – чёртова «Мать года» кипела от гнева. – На окне решётки, двери магические, а покувыркались вы и без того на месяц вперёд. – Она мотнула головой в сторону ванны, - возьми свои тряпки и потрудись выйти сам. Я с тобой не справлюсь. – Как бы подчёркивая слова, она потёрла рукой шею.
– Мам, это гостеприимный договор о минимальном безопасном расстоянии, или у тебя есть судебный запрет на…
Закончить Вики не дали:
– Где-то заплакали все техасские стендап-комики. – Она замерла на выходе, наблюдая, как Люцифер покидает спальню, едва коснувшись напоследок плеча её дочери, и неприятно процедила, - по койкам, детишки. Время игр кончилось.
После чего дубовая створка закрылась с внешней стороны, оставляя Уокер-младшую в заточении.
***
– На утёсе западном
Не растёт трава.
Не боится девушка
Ни лисы, ни льва.
Но от мыши серенькой
Вздрогнет иногда.
С серой мышью в сказку ту
Прилетит беда.
На утёсе западном
Одинокий дом.
И, Луной повенчаны,
Поселились в нём
Страсть такая Жаркая,
Что вскипает кровь,
И до боли Нежная
Первая Любовь.
На утёсе западном
Жалкий простачок,
Завистью целованный,
Гибель приволок.
Подпалил святилище
И обрёк на смерть.
Но в драконьем пламени
И ему гореть.
На утёсе западном
Не растёт трава.
Не найдёшь в пещерах ты
Ни лисы, ни льва.
Только ветер воющий,
Словно чей-то стон.
И свою невесту там
Чёрный ждёт дракон.
В ином мире девушка,
Но чудные сны,
По ночам являются
На заре весны.
Ей не надо рыцарей
И не надо пьес.
Будучи неправильной
Среди всех принцесс,
Гонит вон красавица
Принцев и коней.
С детства босоногого
Ей дракон милей!
– Мог бы и спеть! – Прочирикала Лора, уютно лежащая под одеялом. – Это ж песня.
Энди только крякнул и развёл руками, тщедушно полагая, что, рискни он продемонстрировать Палмер свои вокальные данные, их отношениям конец.
– У тебя какие планы на завтра, детка? – Подумал, что читать ей сказки перед сном уже стало их маленькой традицией. И тут же понял, что внутренне улыбается этому.
– Буду снова корпеть над учебниками. Надо догнать вас. – Блондинка всё ещё была слаба, поэтому её расписание сейчас выглядело как десять пар постельного режима и редкие посещения школьной библиотеки. – А у тебя?
– Утром договорился потренироваться с Фомой и ещё парочкой ребят. Препод считает, что у меня врождённые способности к полётам. – Юноша наигранно вскинул подбородок.
– И твоя земная гибель тому подтверждение, Энди, - хихикнула подружка.
– С другой стороны, не окажись я тут, кто б тебе книжки читал… - он склонил своё лицо навстречу и заработал лёгкий, смазанный поцелуй в губы.
– Тебе пора, красавчик, - она съёжилась, одёргивая рукава длинной пижамы. – Сейчас явится соседка и коршуном выклюет мне глаза, если опять на тебя наткнётся.
– Может погуляем завтра? Обещаю поймать тебя, если ты грохнёшься в обморок к моим потрёпанным кроссовкам. – Молодой человек погладил Лору по голове на прощание и еле сдержался, чтобы не почесать за ушком – такой милой она вдруг показалась.
– Давай завтра и решим, - Палмер смешно хлопнула круглыми глазами, помахав ему с кровати: «Хотя вряд ли я буду в силах даже стоять после грядущей ночи, милый мой Энди…».
***
Вошла она без стука, но ожидаемо – Люцифер ещё пару минут назад почувствовал энергию серафима в коридоре.
Почти три часа как оказался под замкóм соседней с Непризнанной спальни и уже успел не только всё обдумать, но и исследовать помещение. Комната как комната – кровать, стол, пара кресел. За гобеленом одной из стен скрывалась потайная дверь в ванную.
Насчёт магии бесноватая мамаша тоже не соврала: по кованной резьбе оконных решёток едва заметно пробегало голубоватое свечение, а вход был запечатан Печатью Хозяина – стандартное заклинание закрытия, которое он, пожалуй, сможет взломать, если возникнет необходимость.
Или даже вынести саму дверь, наделав немало шума.
– Я принесла еду, - Ребекка грохнула серебряный поднос на стол. – Ты – гость, а не пленник.
– Всех гостей запираете? – Демон и не взглянул в сторону женщины, продолжая читать одну из местных книг.
– Только незванных и нежелательных, сын Сатаны. – Произнесла это без малейших эмоций и внезапно опустилась во второе кресло. – Я сообщила Кроули, чтобы он поставил в известность Цитадель о присутствии… двух студентов в моём доме.
Глаза Люция замерли на очередной строчке: он прекрасно понял, к чему этот пассаж. Уокер-старшая настолько противится любому рычагу управления, что готова рисковать собой и своим служебным положением, лишь бы избавиться от довлеющей на шее удавки.
– И я всё ещё не пленник? – Мужчина наконец поднял голову, замечая, что серафим с интересом его рассматривает.
– Если не натворишь глупостей на завтрашнем мероприятии, мальчик, - подчёркнуто медленно заговорила она, - то мои столичные высокопоставленные друзья спишут всё на моё смертное сумасбродство, желание побыть с дочерью и укрепление отношений с Нижним миром, откуда ты был позван на вечер.
Брюнет скривился от высокомерного «мальчик»:
– Самый стремительный путь от заключённого до приглашённого? – Бросил это, пытаясь уловить ход её мыслей. Мамаша без сомнения была омерзительной, но никак не жалкой. Недооценивать женщин из семьи Уокер отныне казалось верхом глупости.
– Считай, что так. – Внезапно она откинула полотенце с подноса и, взяв один из бокалов, налила из графина Глифт. – Я не собираюсь ни травить тебя, ни удерживать, - отсалютовала хрусталём и сделала глоток, - нам же не нужна война, верно?
– Мягко стелете, жёстко спать.
– Ох уж эта любовь Бессмертных к нашим поговоркам… - Ребекка закатила глаза. – Я всё ещё не рада тебя видеть. Ни в своём доме, ни в жизни своей дочери. Ничего не изменилось, сын Сатаны, ты по-прежнему тот гнусный булыжник, что лежит на нашем пути. Но из двух зол выбирают меньшее. – По её нахмуренному, чуть раздражённому лицу парень уяснил, она говорит искренне настолько, насколько готова себе позволить. – Я могу как-то повлиять на Викторию? Будем честны, нет. Могу взять тебя за воротник и выставить за дверь? Тоже нет. Своим появлением здесь ты дал понять, что согласен идти на большие риски. – По-змеиному склонила голову на бок, цепко высматривая в нём что-то. – И это меня самую малость изумляет.
– Не можете, - перебил молодой человек.
– Что не могу?
– Не можете выбирать. За неё путь. – Хмыкнул, прищурив глаза.
– Поживём – увидим. – Серафим послала самую очаровательную улыбку в ответ. – Давай заключим пакт о ненападении на эти выходные. И я даю слово, что сниму с Вики амулет в понедельник, и ты сопроводишь её в Школу.
– Или она снимет его сама, и я увезу её куда подальше из этого цирка уродов.
– Я думала, такому шуту как ты, нравится цирк. – Не удержалась и вспыхнула, вновь демонстрируя истинное отношение.
– Шут в цирке – самый опасный человек. Толкнёт вас в клетку с тиграми и выставит всё весёлым балаганом. - Люцифер полагал, что ему следовало разозлиться, но гнева не было. – Если бы мне нравилось общаться с суками, я бы завёл псину.
– Весь в папу. Только всё равно не дотягиваешь. Фикция, а не наследник.
– Будь у вас хоть что-то, - встретился взглядом, - вы бы давно это озвучили. Заливали бы в уши своей сладкой дочурке, капали ей на мозги своей материнской заботой, а мне выдвинули условия – что-нибудь настолько подлое, сродни вымогательству, - что я невольно задумался бы, за чью фракцию вы топите. – Ребекка не отводила глаз. Сопляк напротив неё вдруг начал рассуждать неожиданно по-взрослому. – Но, как заведённая, вы повторяете лишь то, что я – не Король Ада. И это значит только одно: больше вам нечем крыть.
– Вы нарушаете закон. Это всегда угроза. Только не для тебя, для неё. Тебя не тронут, а дочь единственного, непризнанного серафима, которая многим, как кость в горле, с удовольствием распнут. – Её голос дрогнул. – Отрубят голову на твоих и моих глазах, если вы зайдёте слишком далеко… если всё это станет достоянием не просто узкого круга наблюдательных товарищей, но и славной сплетней целых двух миров. На запретные связи смотрят сквозь пальцы лишь до поры до времени, уясни это.
– Никто. Ей. Ничего. Не сделает. – Он сухо впечатал каждое слово в стены комнаты. Уокер-старшая хоть и не живописала все десять казней египетских, дала мыслям демона достаточно объёмных образов, вдруг складывающихся в голове в жуткую картину. Плаха, палач и одна тощая смертная с зарёванным лицом: «Хотя ты и тогда не заплачешь… Пойдёшь на эшафот с видом лихого, долбанутого пирата, пнёшь колоду, плюнешь в судью, засмеёшься своим громким, визгливым, прекрасным хохотом при виде секиры, топнешь двумя ногами и скажешь, что все мы – ненастоящие, а значит не можем тебя убить. И… казнь не состоится».
– Пообещай мне это. – Ребекка встала из кресла в ожидании реакции. Люций кивнул. – Нет, не так. Поклянись мне, что если я не окажусь рядом, а Виктории будет грозить опасность, ты её спасёшь. Любой ценой.
Она вглядывалась в человека перед собой, пытаясь считать эмоции, которые он давно научился скрывать. «Красивый, влюблённый охламон», - с какой-то материнской небрежностью пронеслось в сознании: «Пребывающий в ужасе, что готов на всё ради человеческой девчонки, но не способный это изменить. Так долго не любивший и не любимый, что впервые проявленную дружелюбность без всяких задних мыслей уже поставил на свой собственный пьедестал и буквально вдолбил ответную взаимность. Так ведь всё было, да? Она просто появилась, улыбнулась там или стукнула, а может обняла или всё сразу, а ты уже не мог отвести от неё взгляда, потому что моя дочь владеет этой простейшей, земной магией – умеет жить и радоваться. А ты… все вы, Бессмертные, словно родились и сразу успели устать от собственной вечности!».
– Я уже пообещал. – Выдал старшекурсник.
– Обещание демона ничего не стоит. – Серафим мгновенно оказалась около него, хищно нависая сверху. – Поклянись мне, Люцифер. – Не «мальчик», не «шут», не «клоун», не «адский выблядок» и даже не «сын Сатаны», клятву она ждала исключительно от того, к кому обратилась по имени.
Он прикрыл глаза на несколько долгих секунд, принимая одному ему известное решение, и затем вскинул голову:
– Я клянусь. – Добавляя, - особенно, если опасность будет грозить от вас.