Нелёгкий вторник Шакала (1/1)

Нелёгкий вторник Шакала Жадность одолела медвежат: каждый боялся, что другому достанется больше.Спорили они, рычали, и вдруг подошла к ним лиса.—?О чём вы спорите, молодые люди? —?вкрадчиво спросила лиса.***Мир?— это сон, извилистый и очень длинный. Но?— пока сновидец окончательно не проснулся?— сон требует внимания, заботы и ухода. Табаки считал так: следи за своим сном, выметай из него мусор и ненужных людей, пой ему песни, услаждай сказками. Иными словами, веди себя достойно и вежливо. Ещё неизвестно, кому снишься ты сам.Меняльный вторник официально заканчивался перед ужином?— но лишь для тех невинных душ, что желали обменять горсть бусинок на две ракушки, или ?Тhe Dark Side of the Moon? на ?Houses of the Holy?. Сделки посерьёзнее заключались после ужина: место встречи?— пожарная лестница на втором этаже, под знаком на стене.Покончив с обменными хлопотами, Шакал Табаки выкатился в коридор. Настроение у него было великолепное, даже песенное. Кстати, а не осчастливить ли состайников новым шедевром? Например, полуночной песнью звезды по имени Гиена из созвездия Ворона? Да, так он и поступит. Шакал только что провернул давно задуманную сделку (блок сигарет плюс бутылка еловой настойки в обмен на маленький мокрый свёрток, воняющий болотом), заодно послушал последние сплетни, укрепил кое-какие приятельские связи, а кое-какие?— беспощадно перерубил. Вечер не то чтоб удался: вечер состоялся. Правда, мало кто заметил и оценил его новую жилетку. А Шакалу Табаки хотелось, ох, жутко хотелось восхищённых взглядов, но пока он встретил только Папу Стервятника, бредущего неизвестно (известно) куда?— в сторону одного кабинета, но мы не говорим об этом вслух. Потому что privacy. Да и Папа при случае вломит палкой так, что неделю голова поворачиваться не будет.На Перекрёстке тусовались Лэри и Белобрюх?— почему-то взъерошенные и злобные, как бойцовые собаки. Конфликт, спор, недопонимание? Или назревает драка? Шакал обожал драки, он был страстным болельщиком. А если помочь конфликту разгореться? И Табаки завертел-закрутил колёса, подкатил к потенциальным борцам лихо, по-ковбойски, и даже крикнул ?тпру, лошадка!?, а потом уставился на Лэри и молоденькую крысу огромными глазами, блестящими, как новые хрустальные пуговицы:—?Проблемы? Нужен арбитр, судья? Независимое третье мнение?Лэри и Белобрюх молча подвинулись, и Табаки увидел, что на диване, на мятом носовом платке, лежит кривобокий кекс, украшенный крестом из тёмного изюма.—?Счастливая булочка Стервятника! —?припадочно завопил Табаки.—?Тише ты! —?зашипел Лэри.—?Услышат же! —?замахал тонкими руками Белобрюх.—?Сколько вы за неё отвалили?!—?Дохрена,?— буркнул Лэри.—?Я все новогодние деньги спустил,?— признался Белобрюх. —?Все, что дедушка прислал…Стервятник пёк свои счастливые булочки только по особым заказам и только раз в полгода, а драл за них втридорога. Конечно, булочки того стоили, однако Шакал, например, не мог позволить себе такую булочку. Нет-нет. У него были сбережения, естественно, но тратить дикую сумму на… пускай даже на отличный продукт… нет, он не мог. Просто не мог. Ну да, его жаба давила, как говорил Сфинкс, но Сфинксу-то что! Он же бессребреник, гол как сокол! И Слепой такой же?— на двоих четыре сосновые шишки и одна пара ботинок. Табаки завистливо завздыхал, заёрзал в Мустанге, сминая поролоновую подушечку, сшитую Русалкой. Запах булочки сводил с ума. Дразнил, подманивал. Пахло ванилью, пригорелым изюмом и тлеющими зелёными листьями. Табаки дышал изо всех сил, чтобы нажраться хотя бы сладкого воздуха, полного обещаний.—?Эй, хватит, всё вынюхаешь! —?заволновался Лэри.—?Итак, какие у вас проблемы? —?Шакал брякнулся из райских садов на грязный паркет.—?Поделить не можем,?— вздохнул Белобрюх.—?Разрежьте пополам.—?Ага! А если он меня обманет?! —?заорал Лэри. —?Это же Крыса! Тварь лживая!—?А если ты меня обманешь?! —?взвизгнул Белобрюх. —?Ты же Лог! Хитрая сволочь!—?Стоп-стоп, детки, чуть поспокойнее,?— поднял руку Шакал. —?Я вам помогу. Судьба вела меня кривой тропой, но вывела в нужное место, за что я ей весьма благодарен.Шакал достал из кармана перочинный ножик, раскрыл его и тщательно протёр подолом рубашки.—?Я-то вас не обману, детки,?— очень убедительно говорил Табаки, полируя нож. —?Я?— та самая беспристрастная сторона.С этими словами он рубанул булочку, и она развалилась на две части, показывая серую дырчатую мякоть.—?Ты чё сделал, гиенина?! —?заорал Лэри. —?Они же неровные!—?Ох, ох! —?затряс кудряшками Табаки. —?И верно! Промазал! А потому что вы под руку дышите! Ну ладно, сделаем вот так!Табаки молниеносным движением схватил половину булки и откусил немалую часть.—?Ты чё делаешь…—?Зато теперь ровно! —?промямлил Шакал, быстренько перемалывая острыми зубами сладковатую мякоть.—?Да где ровно? Где?! —?завопил Белобрюх. —?Нифига не ровно!—?Ох, ох, а и правда неровно! Ну, значит и другую тоже, чтоб честно всё было, чтоб третья сторона! —?и Табаки цапнул кусок от второй половины булки.—?Нет, ты чё делаешь… —?совсем растерялся Лэри. —?Ты же её обкусал… ты обслюнявил… ты… я тебя задушу ночью…—?Но сейчас-то половины ровные,?— напомнил Табаки. —?Глянь сам, Лэри.—?Да! Ровные! —?и Белобрюх схватил половину побольше.—?Нет! Положи! —?заголосил Лэри. —?Ты взял большую! —?Они одинаковые!—?Нет!—?Стоп-стоп, детки,?— Табаки взял обе половинки, поднёс к глазам и нахмурился. —?Лэри, прав, вот эта часть всё-таки чуть больше. Ну, значит, сделаем вот так.И он откусил снова.Лэри и Белобрюх замерли. Рты их были разинуты, а глаза выпучены. Впервые в жизни они лицом к лицу столкнулись с чистейшей наглостью. Наглость была такой пробы, что оба на пару секунд подумали: да, Шакал Табаки имеет право так делать?— обкусывать чужие дорогостоящие булки. А почему нет? Ведь это Шакал. Ему можно всё.Лэри очнулся первым:—?Какого хрена?!Он выхватил у Табаки обкусанную часть булки и запихнул её в рот. Задохнулся, но решил, что выплюнет только под ружейным дулом. Белобрюх, всхлипнув, вырвал их липкой шакалиной руки вторую часть булки.—?Табаки, но это несправедливо,?— дрожащим голосом сказал Белобрюх, разглядывая свой кусок размером с три спичечных коробка.—?Детка,?— мурлыкнул Табаки. —?Понимаешь, жизнь вообще несправедлива. Ты жаждешь справедливости? Её нет. И никогда не было. Смирись. Это не более, чем глупое человеческое изобретение, которое не имеет никакой связи с реальным положением дел в этом беспощадном мире, мальчик мой.Белобрюх громко всхлипнул. Он так надеялся причаститься тайн мира больших парней, попробовать легендарную счастливую булочку Стервятника… На пыльную диванную обивку капнула слеза. Впиталась в прокуренную ткань, оставив след в виде маленького сердца.У Табаки от жалости защипало глаза.—?Тебе хватит,?— прошептал он. —?Ты же первый раз? Самое то для новичка. Ешь, пока я не отобрал. Вот так, да… ешь всю сразу.—?А ты не врёшь, что мне хватит? —?спросил Белобрюх с набитым ртом.—?Клянусь созвездиями. Посмотри вон на Лэри.Белобрюх оглянулся и увидел, что Лэри лежит на диване, закатив глаза, а из его приоткрытого рта стекает струйка слюны. Белобрюх повернулся к Шакалу?— но увидел вместо него странного человека с лиловой кожей, раскосыми глазами и восемью руками. Белобрюх открыл рот. Человек подмигнул ему правым глазом, чёрным, как пятки Соломона, и протянул одну из рук?— тонкую, с длинными золотыми ногтями,?— приглашая отправиться в первый в жизни Белобрюха трип.Лэри видел хавку. Горы хавки?— горячей, сочащейся маслом, залитой майонезом и кетчупом. Ещё он видел абсолютно голых девчонок с прозрачными волосами, которые танцевали на этих горах. Белобрюх тем временем бежал через поле, заросшее высокими золотыми лотосами. Догонял восьмирукого. Над ним плыли разноцветные облака, поливали душистым дождём?— он пах газировкой и на вкус был как газировка. Как кока-кола, только в сто раз вкуснее! Белобрюх задрал голову и открыл рот так широко, как только смог.Оставив детей триповать на диване, Шакал развернул Мустанга, собираясь покатить в Четвёртую, но замер.Он понял, что забыл, кто он такой.Кто я? Это мои руки? А ноги?— тоже мои? Коляска, жилетка… что это? Что я вообще такое? Где я? Он заволновался, пытаясь удержать стремительно тающее знание, но не смог, просто не смог! Он испугался ещё сильнее, даже волосы на затылке зашевелились: ещё немного, и он окончательно провалится внутрь самого себя, но только никакого ?себя? там уже не будет, а будет бесконечный чёрный колодец. ?Помогите, люди добрые!??— завизжало то, что когда-то носило имя Шакал Табаки, жило в Сером Доме и знало все сплетни. Никто не отозвался, а темнота незнания сгущалась, и он таял в ней, как льдинка в горячем кофе.Кофе. Я люблю кофе, понял вдруг тот, кто был когда-то Шакалом. Я люблю кофе, я пью его утром, днём, вечером и ночью, но сам я его не варю, это делает… кто? Македонский! Да! Первое воспоминание было похоже на крючок, за который он уцепился рукой. И тут же яростно зашарил по стенке колодца, отыскивая второй крючок. Вот он! Волк. Македонский и Волк. У них были… у Волка была гитара, у Македонского?— веник, а потом Македонский выбросил Волка в поля смерти, и он там заблудился, потому что… Сфинкс! —?так назывался третий крючок. Потом крючков стало больше, больше. И на каждом висело имя, и каждое имя цеплялось за другое имя, а потом он увидел какую-то мерцающую сеть, которая опутывала все-все имена, все крючки, и связывала их друг с другом. Надо только найти себя среди этих имён?— тогда он вспомнит. И встанет на своё место!… Шакал выполз из чёрного колодца. Он лежал возле коляски (Мустанг! родной!), хрипел и лихорадочно повторял ?ёб твою бога мать?. Это он-то, Шакал, который ни разу в жизни не выматерился. Ему казалось, что он случайно открыл дверь мчащегося на полном ходу поезда?— и чуть не выпал, еле удержался. Зацепился в последний момент за какой-то крючок на стене.А потом к нему подошли. Он увидел чьи-то ноги, обутые в облака. Приподнял голову, молясь, чтоб это был Чёрный Ральф, такой родной и привычный. И пусть он даже отматерит его как последнюю собаку: Шакал согласится с каждым словом. Он задрал голову?— и его нижняя челюсть медленно опустилась вниз, трясясь, как перегруженный лифт.Над ним стоял Серый Дом: Табаки понял это сразу и навсегда. Но только не трёхэтажная развалюха с жёлтой спиной и серым морщинистым лицом, а тёмный стоячий вихрь. И он, Шакал, оказывается, был центром этого вихря, главной шестерёнкой в сложном механизме. Вокруг всё стучало, вращалось и цеплялось друг за друга.—?Что, опять нажрался? —?ласково спросил Серый Дом. Наклонился, взял Шакала за ухо железными пальцами и стал медленно поднимать, поднимать, поднимать… бедное ухо пылало от боли, но горло Шакала превратилось в ржавую трубку, он даже завизжать не мог, а только хлопал ресницами и стучал зубами.Его подняли, бросили в коляску (Мустанг, милый Мустанг) и отвесили такой щелбан, что Шакал на несколько секунд потерял сознание.—?Придурок ушастый,?— прогудело сверху. —?И не жадничай больше. Всякому, кто просит, давай, и рожу свою змеиную не отворачивай. Всему учить надо, бестолочь, шпана безмозглая. Дал же мир помощничка.Шакал открыл один глаз, затем второй. Всё исчезло. Он сидел в Мустанге. Перед ним была дверь с нарисованной обмылком буквой ?Р?. Шакал так ослаб, что не мог даже пальцем пошевелить, поэтому просто валялся в Мустанге и дышал через раз.Дверь открылась, в коридор выполз Стервятник. Немного довольный (в меру своего умения), пахнущий терпким вином, неясной тайной и лимонами.—?Шакал? Ты что тут делаешь? —?удивился Стервятник. Он наклонился к Табаки и посмотрел ему в глаза. Шакал замер. В нескольких сантиметрах от его носа был кактус. Топорщился злыми колючками.—?Ничего, остановился отдохнуть,?— слабым голосом ответил Шакал. Руки у него до сих пор были как переваренные макаронины, а сердце билось еле-еле, будто его придавили кирпичом.Стервятник выпрямился, кивнул и пошёл своей дорогой. Из кармана его сюртука торчал шейный платок. Очевидно, Стервятник не потрудился повязать его снова. После того как платок, очевидно, сняли. Интересно, зачем? Но у Табаки не было сил отгадывать эту загадку. Он смотрел вслед Стервятнику?— на его сутулую спину и грязные длинные волосы с пожёванными кончиками.—?Птица… —?прошелестел Табаки.Стервятник остановился, медленно повернулся. Вопросительно моргнул.—?Приходи завтра в класс биологии, получишь, что хотел,?— выпалил Табаки, пока не успел передумать. Всё, слова были сказаны, записаны и ничто уже не могло их отменить: теперь Табаки обязан был выполнить своё обещание.?Вот и молодец?,?— дохнул горячий ветер в затылок Табаки.Стервятник постоял недолго, пожевал прядь волос, потом кивнул, отвернулся и заковылял дальше.—?Стервятник… —?слабым голосом позвал Шакал.Тот снова остановился. Обернулся.?— А тебе вообще нужно то, что ты просишь? —?хныкнул Шакал. Ему, конечно, приказали перестать жадничать, но так быстро он всё же не мог избавиться от свой прижимистости (практичности, экономности!).—?А почему ты спрашиваешь? —?насторожился Стервятник.—?Ну, у тебя же теперь… —?и Шакал постарался лицом изобразить то, о чём говорить не следовало: сначала он скосил глаза на дверь с буквой ?Р?, потом посмотрел на Папу Птиц и высоко-высоко поднял брови, намекая на некие факты. Которые, очевидно, могли стать препятствием на пути к той цели, к которой упорно хромал Стервятник уже не первый оборот Земли вокруг Солнца.Стервятник всё понял, конечно. Он почесал подбородок, посмотрел на дверь с буквой ?Р?, поглубже засунул в карман шейный платок, вздохнул и сказал:—?Не волнуйся. Мы разберёмся.