Благовоспитанное воскресенье и Разоблачающий понедельник (1/1)
Благовоспитанное воскресенье В семь вечера Ральф стоял перед зеркалом и морщился. Он надел новую футболку, но она казалась, во-первых, слишком уж нарядной, а, во-вторых… тоже нарядной! И что? Он заявится на пыльный чердак, в эту грязищу, разряженный, как дебютантка на свой первый бал? Нет. И технически это никакое не свидание, ясень пень. Просто встреча в неформальной обстановке. Ральф снял футболку и бросил её на кровать. Покопался в шкафу. Нашёл ещё три чистые футболки, даже удивительно: зелёную с драконом, чёрную с двумя драконами и карамельно-розовую, Янус подарил на День учителя. Надеть, что ли, розовую? Для смеху? Ну нет. Вдруг Птица подумает, что Ральф так тупо флиртует? И Ральф надел чёрную футболку. Строго и стильно. Ну и чёрное стройнит. Не то чтобы Ральфу это было нужно, но всё-таки. Без пятнадцати восемь Ральф пшикнулся одеколоном, подхватил бутылку белого вина, заботливо охлаждённую в морозилке, и пошёл на чердак, воровато оглядываясь. Но коридор был пуст. Ральф взобрался по ржавой лестнице (и как Папа туда залез?) и заглянул на чердак. Ого… Ральф увидел мерцающие свечки и уже собирался заорать о пожарной безопасности, но понял, что свечки на батарейках, электрические. Ещё Ральф увидел, что Стервятник натащил в угол матрасов, соорудив что-то вроде огромного дивана, расставил вокруг свечи и даже несколько цветов в горшках. Они цвели белыми метёлками и одуряюще пахли мёдом. На листе фанеры, изображающем стол, стояла бутылка вина, этикетка была сцарапана. Откуда-то лилась негромкая музыка. Стервятник ждал его, развалившись на матрасе, и курил.—?Привет,?— сказал Ральф и тоже плюхнулся на матрас. Выставил на фанерку свою бутылку и достал горсть миндальных орехов. Специально захватил для Птицы.—?Спасибо,?— сказал Птица и взял один орех. Бросил в рот, разгрыз. Ральф сделал то же самое. Некоторое время они грызли орехи. Ральф вдруг улыбнулся Стервятнику, чувствуя странное смущение. Музыка играла, свечки мерцали, орехи хрустели… Папа молчал. Ральф закурил.—?Спасибо ещё раз за настойку,?— сказал Ральф, глядя на Птицу сквозь дым.—?Не за что,?— отозвался тот.—?Налить тебе вина? —?спросил Ральф, чтобы что-то спросить.—?Да,?— и Птица подвинул к Ральфу бокалы. Ральф на всякий случай дунул внутрь каждого из них, потом налил вина и они выпили.После они лежали, смотрели в потолок, освещённый золотистым светом заходящего солнца, и слушали крики ласточек.—?Хорошее место,?— одобрительно сказал Ральф, рассматривая паутинный потолок.—?Да, я здесь часто бываю,?— отозвался Стервятник. Его глаза светились в сумерках.Молчалось на чердаке и правда отменно.Вечер обещал быть приятным, благовоспитанным и трезвым.?Сделай меня добродетельным?,?— благочестиво обратился Ральф к Лунной призме. ?И поспеши!??— тут же уточнил он, наблюдая краешком глаза за тем, как оседает чердачная пыль на золотые лохмы Папеньки. Да, эту блиц-молитву придумал не сам Ральф, а какой-то давноумерший богослов, может, святой Августин или еще какой-нибудь Фессалий Антиохийский, но ведь это не значит, что она не сработает, правда?Разоблачающий понедельник—?А, черти тебя развороти! —?заорал Ральф.Он шёл по учительской с кружкой кофе в руках, когда в дверь влетела вопящая Овца. Кажется, она в очередной раз наткнулась на что-то Ужасное. Может быть, Табаки в новом наряде выкатился прямо на неё, а может, ещё что-то. Пронзительно вереща, Овца метнулась к Шерифу, в котором неосознанно чувствовала самую высокую концентрацию Наружности, и нечаянно снесла Ральфа. Ну, то есть не снесла по-настоящему, однако врезалась в него так, что Ральф покачнулся и кофе выплеснулся прямо на рубашку.Будь это старая линялая тряпка, которую не жалко и Шакалу подарить, Ральф бы даже бровью не повёл, но это была недавно купленная, очень дорогая рубашка, белая, как снег: она так красиво оттеняла его тёмные волосы, а чьи-то медовые глаза не раз задумчиво останавливались на этой рубашке, так что Ральф носил её часто… но сейчас на ней расплывалось огромное уродливое пятно, напоминающее раздавленного паука!Ральф взревел, как севший на колючку гиббон.—?Ой, снимайте скорее, надо застирать! —?забегала Овца.Шериф тут же стал бросать Ральфу на грудь соль чуть ли не горстями, выкрикивая какие-то недоделанные советы. Щепка что-то тонко вякал из дальнего угла. Уроды!Ральф быстро расстегнул пуговицы и снял рубашку.Через несколько секунд в учительской появилось то, что возвышенные писатели обозначают словосочетанием ?гробовая тишина?. То есть в гробу при обычных условиях ведь очень тихо? Вот такая же тишина воцарилась и в учительской. Ральф прямо видел, как эта самая Тишина взбирается на невысокий трон. Чтобы воцариться.Первым ожил Шериф.—?Мать честная,?— сказал он растерянно. —?Так вот?— соль, соль! Только соль!И Шериф резво укатился за свой грязный стол и принялся пересыпать скрепки из стакана в стакан. Его маленькие блёклые глазки испуганно бегали.Овца ушмыгнула в угол, к маленькой раковине, и терзала там рубашку, елозила по ней куском мыла с налипшими волосами.Настоящим другом оказался только Щепка. Он обошёл Ральфа, как бабка?— голую статую Геракла в музее, и тихо сказал:—?У тебя на спине надпись.—?Какая надпись? —?заволновался Ральф.—?Тебе прочитать или сфоткать и показать?—?Да читай, что за бред! —?рассердился Ральф.—?Хм,?— кашлянул Щепка. —?Так вот, я читаю. Читать?—?Да.—?Вслух?—?Да!—??Сладкая папина детка?,?— сказал Щепка и деликатно покашлял.—?Я? —?удивился Ральф. Прозвучавшие слова настолько не вписывались в его картину мира, что Ральф даже не сразу понял смысл. Он разобрал слово ?сладкая? и всё. Но, естественно, подумал про мокрый рафинад в старой чашке вместо сахарницы.—?У тебя на спине написано ?сладкая папина детка?,?— повторил Щепка.?Лунная призма, дай мне сил!??— вознёс свою обычную мольбу Ральф.Ральф гордился тем, что быстро соображал в нестандартных ситуациях. Не стал исключением и этот раз. Он выждал три секунды, а потом громко и фальшиво захохотал.—?Да вчера с Янусом напились, вот он и прикололся, пока я спал! —?ухохатывался Ральф, вспоминая, как Стервятник ночью сидел на его пояснице и как приятно грубая ткань джинсов царапала голую кожу. Молитва, ясень пень, не сработала.Все отвели глаза и сделали вид, что поверили.Ральф надел мокрую рубашку, подхватил журнал и вышел из учительской. Спину он держал прямо, голову?— высоко. Он дошагал до холла на первом этаже и вышел за дверь. На крыльце закурил. Надо восстановить события прошлой ночи. Да, Стервятник пригласил его на чердак. И Ральф, который в институте трижды пересдавал зачёт по какой-то мутной ?психологии подросткового возраста?, согласился. А что было дальше? Сначала они выпили две бутылки белого. Потом Папаша схромал до Гнезда. Вернулся, позвякивая настойками и натыкаясь на стены. И Ральф его ловил, а когда поймал, то немножечко пожамкал. Просто для смеху. И ещё решил, что будет педагогически верным указать Стервятнику на его недопустимое поведение.—?Ты меня напоил, курица ощипанная, чёртов воробей, дурацкая синица, сова, гусь… индюк! —?бормотал Ральф.—?Но с чего бы я виноват? —?заплетающимся языком возразил Стервятник. —?Вы просто немолодой алкоголик, найдите в себе силы признаться, не надо сваливать всё на бедного хромого Папу.—?Папа! —?захихикал Ральф. —?А можно я буду звать тебя ?папочка??—?Можно,?— сказал Стервятник. —?Вы можете даже называть себя ?папочкина принцесса?. Я ничего не имею против.Стервятник подумал и добавил, стрельнув глазами:—?Знаете, как говорят? ?Папочкины колени?— трон для маленькой принцессы?.Ральф заржал в пыльный прокуренный матрас. Наглотался пыли, закашлялся. Потом поднял голову и попросил интимным голосом:—?Накрась мне глаза.Птицу не пришлось уламывать. Он забрался к Ральфу на колени и достал из кармана плоскую жестяную коробочку с полустёртым попугаем на крышке. В коробочке были какие-то порошки, кисточки, палочки, щёточки и всякое другое стервячье.—?Закрой глаза,?— сказал Птица тихо.У Ральфа спина покрылась мурашками от этого нежного приказа. Он закрыл глаза и почувствовал прикосновение жёсткой щёточки… Ральф помнил, как его лица касались палочки и пуховки, как Папенька пыхтел ему в ухо и как он потом сидел у Ральфа на пояснице и что-то писал на его спине щекотистой кисточкой.—?Ахахаха, Рекс, хватит! —?Ральф тогда почти визжал от щекотки.Так вот что он там написал…А дальше-то? Что было дальше? Но от тех воспоминаний остались одни обрывки.… вот Ральф вертит головой, уворачиваясь от нелегального, запретного, недопустимого поцелуя.—?Детка, папочка хочет поцелуй,?— строгим шёпотом говорит Стервятник.Ральф снова мотает головой.—?Если папочка хочет поцелуй, он его получает. Потому что хорошие, послушные принцессы всегда делают то, что им говорят.?Херушки?,?— думает щетинистая принцесса Ральф, закусив губу.… вот Стервятник сидит у него на груди.—?Скажи! —?требует Птица. —?Назови меня каким-нибудь мерзким словом. Давай же!—?Мерзким? —?теряется Ральф. Но ему совсем не хочется называть Птицу мерзким словом.—?Да! Чтоб меня, знаешь, передёрнуло от отвращения,?— выдыхает Стервятник.Ах, ну что ж.—?Малыш,?— торопится Ральф, пока Птица не разорался. —?Мой маленький сладкий птенчик, моя крошка, мой…—?Боже, какая мерзость,?— вздыхает Стервятник. —?Ещё!—?Детка, солнышко, мой дорогой,?— выдаёт Ральф.—?Стоп, всё. Это невыносимо,?— бормочет Птица, морщась.Но Ральфа не остановить:—?Я когда тебя вижу, у меня сердце останавливается, прикинь? Прям бух и замирает! ты такой… ты вообще… просто… не знаю!Пьяные откровения. Ужасно, какой позор. Лунная призма, ну что же ты…Всё это мелькало у Ральфа в голове, пока он нёсся по коридору в поисках Папаши. Ещё Ральф думал вот что: ?Я?— бог мести. И я лечу, расправив огромные чёрные крылья, высматриваю добычу… о, а вот она! Теперь я резко пикирую вниз, ветер свистит в моих божественных ушах, я камнем падаю на трепещущую жертву, вонзаю когти в её тёплую плоть, да! И я трясу свою добычу, трясу изо всех сил?…—?Я прошу вас, хватит! —?всхлипнул Стервятник.Это привело Ральфа в чувство. Он держал встрёпанного Папашу за плечи и тяжело дышал.—?Стервятник… —?начал Ральф. И замолчал. Слов было столько, что они толкались на языке и никто не хотел никого пропускать, так что Ральф на некоторое время онемел.—?Стервятник,?— повторил Ральф.—?Что? —?сердито спросил Птица.—?Ты вчера написал мне на спине… ты помнишь, что ты там написал?—?Помню,?— ответил Стервятник.—?Теперь и вся учительская помнит! —?дурниной заорал Ральф.—?Вы там что, раздевались?—?Да! —?заголосил Ральф. Он схватил Стервятника за лацканы и подтащил поближе. У него вдруг слегка закружилась голова: от близости Птицы, от его вкусного запаха, сердитого пыхтенья и злобного блеска глаз.—?Уберите руки,?— каркнул Стервятник.И Ральф убрал. Что он вообще делает? Папаша-то при чём?—?Прости,?— торопливо сказал он. —?Ты ни в чём не виноват, конечно. Это был просто несчастный случай.Стервятник ничего не ответил, демонстративно отряхнулся и ушёл. На полпути он оглянулся и сердито зыркнул на Ральфа своими волшебными глазами.—?Прости,?— опять сказал Ральф. Ему правда было совестно, вот честное слово!Но Стервятник отвернулся и утащился прочь. Его сутулая спина выражала негодование.Да что ты будешь делать! Опять он всё испортил.?Сладкая папочкина принцесса?,?— вспомнил Ральф и внезапно испытал жгучее, извращённое наслаждение, даже содрогнулся. Как он там говорил? Папочкины колени?— трон для маленькой принцессы?Твою ж мать.***Р Первый подошёл к двери Третьей, сколупнул ногтем чешуйку краски. Постоял, набираясь решимости для того поступка, который, вероятно, изменит его жизнь, а потом пнул дверь (?открыл с ноги?, если воспользоваться терминологией Шерифа). Дверь распахнулась и стукнулась о стену. Все, кто был в Третьей, замерли и обернулись. Р Первый, не обращая никакого внимания на перепуганных детей, подошёл, чеканя шаг, к царской стремянке и, взявшись обеими руками за опоры, хорошенечко потряс её. Эх, отличная у Папы стремянка! Боковины из алюминия! Профилированные ступеньки! Шарниры с защитой от защемления! Рифлёная площадка! Есть даже крюк для ведра! Вот так!Обескураженный Папаша, сидящий на самом верху, вцепился руками в опоры, однако промолчал. Р Первый удвоил усилия.—?Вы меня уроните,?— раздалось сверху.—?Уроню?— поймаю,?— пропыхтел Р Первый.Стервятник попытался пнуть его, но Р Первый, воспользовавшись этим, стащил Папу со стремянки и перекинул через плечо, как испокон веков поступали с хрупкими блондинками гигантские кинематографические обезьяны. Папаша матерно заругался, но Р Первый похлопал его по тощей заднице и, напевая, вынес из Третьей.—?Решили действовать силой? —?раздалось над ухом.—?Ага,?— улыбнулся Р Первый. —?Сломаем сегодня мою кровать, любимый? Вдребезги, а? Прям в пыль, ну?На этой волнующей сцене сон оборвался, и Ральф сел в кровати, ловя воздух ртом. Лунная призма!..