1. (1/2)

Девушка пела в церковном хореО всех усталых в чужом краю,О всех кораблях, ушедших в море,О всех, забывших радость свою.Так пел ее голос, летящий в купол,И луч сиял на белом плече,И каждый из мрака смотрел и слушал,Как белое платье пело в луче.И всем казалось, что радость будет,Что в тихой заводи все корабли,Что на чужбине усталые людиСветлую жизнь себе обрели. И голос был сладок, и луч был тонок,И только высоко, у Царских Врат,Причастный Тайнам,- плакал ребенокО том, что никто не придет назад.А. Блок, "Девушка пела в церковном хоре..." Мир огромен, ему всё равно,Болен ты или устал,Стал игрушкой в руках колдунов,Пропустил тревожный сигнал.Мир меняется постепенно,Навсегда, и ладно, и пусть.Прежний дом свой - к прежней себе,И сама я уже не вернусь.Fleur, "Река времён"

Кто знал, что всё закончится так? Сара? Левиафан? Сам Эдвард? Происходящее абсолютно ненормально.Неправильно.Знакомая реальность заканчивается здесь, шепчет голос Истины в голове, и Эдвард Пирс, бывший частный детектив бостонского агенства "Уэнтуорт", потрясённо смотрит на висящие в воздухе обломки каменных столпов - невероятный, мрачный сюр на зеленом полотне рассерженного неба, пока ноги сами несут его по гладким каменным ступеням, ведущим к алтарю.

"Я вижу это во снах. Наш разум тает, словно краски на палитре... Это густой зелёный. Интенсивный, живой, энергичный." Кто же это сказал? Ах да. Сара Хокинс. Сколько ещё истины в её словах, которые так опрометчиво называли несвязным бредом одарённой художницы?

-А сколько истины может быть в словах Оракула, говорящей за Того, которого нельзя называть?

- Прекрати ехидничать, - бормочет сам себе Пирс, осторожно ступая по камням. - Слишком много голосов в голове для одного меня, да ещё и с паршивым характером.

- Я - это ты. Я — твоя Правда. Не сопротивляйся, иначе будет только хуже.- Голос разума нравился мне куда больше.

- Извини, что не оправдал твои глупые надежды избежать предначертанной судьбы.

Но Эдвард уже не слушает — он таращится на странные, отвратительные лица жрецов: что это за человекоподобные существа? Кому, во имя всего святого, пришло в голову создать бледные лица со свисающими гротескной бородой щупальцами и круглыми, багряно-красными глазами?

- Какого чёрта здесь...- Мистер Пирс, - раздается сиплый голос капитана, и Эдвард с трудом выхватывает его массивную фигуру среди одинаковых тёмных балахонов, - не упрямьтесь. Доверьтесь ему.

- Кому?

- Ты знаешь ответ, Искатель истины, - отстранённо говорит Сара Хокинс, заканчивая рисовать круги и поднимаясь с каменного пола, - так имей же мужество принять данное тебе.

- Нет.- Эдвард, - в разум ледяной струёй вторгается Левиафан. - Учись подчиняться.

- Нет!- Плоть от плоти моей, сон от сна моего. Ты вкусил меня и взял себе мою силу, Эдвард Пирс. Отныне мы связаны — и тебе придётся сдаться. Разве не помнишь?

Конечно же, он помнит: бесчисленные ящики с кусками плоти неизвестного существа, обеденный стол с ритуальным блюдом - сюрреалистичное подобие причащения. Склизкое, слегка жёсткое мясо, взрывающееся на языке нечеловеческим огнём, проникающим в самое сердце.- Вы извратили даже самое главное церковное таинство.

- Мальчик мой, - басит Фицрой, - что было раньше: яйцо или курица? Великие Старцы, что спят в Р'льехе, древнее любой человеческой цивилизации. Христиане — словно малые дети, неосознанно подражающие взрослому: они едят хлеб и пьют вино, говоря, что так соединяются с Господом, дарующим залог вечной жизни, но это Великий Спящий принимает их в своё лоно.

- Это богохульство.- Это - Истина, Эдвард Пирс, и ты прозреешь.Эдвард хватается за виски и падает на каменный пол — прямо в центре нарисованной густым зеленым и золотым спирали: боль в каждой клеточке тела. Словно Пирс горит на ритуальном костре. Ледяные голоса древних духов вкрадчиво шепчут: Пх’нглуи мглв’нафх Ктулху Р’льех вгах’нагл фхтагн. В своём доме в Р’льехе мёртвый Ктулху спит, ожидая своего часа. Услышь же зов моря, Искатель истины... Стань таким, как мы, - диким и свободным, прими нас, выпусти нас!

- Боль очищает, Искатель истины. И с обновленным разумом ты воспримешь то, что хочет сказать тебе Тот-кто-спит.

Эдвард хотел бы возразить — но не может. Человеческие слова застыли на языке сосновой смолой — горькие, непроизносимые.

Пх’нглуи мглв’нафх Ктулху Р’льех вгах’нагл фхтагн. Пх’нглуи мглв’нафх Ктулху Р’льех вгах’нагл фхтагн!Больно. Как же больно.

Невыносимо.

Огонь в жилах кипит ядовитой лавой. Эдвард сдаётся.

- Пх’нглуи мглв’нафх Ктулху Р’льех вгах’нагл фхтагн,- рычит Пирс из последних сил и благодарно вздыхает: холодное море силы прокатывается по измотанному телу, смывая яд и пепел. В груди вместо биения сердца шумит морской прибой. Сознание восхитительно пусто: боль и страх исчезли, заботливо стёртые незримыми щупальцами. Слегка пошатываясь, Пирс встаёт, и жрецы уважительно скрещивают когтистые лапы в молитвенном жесте.

- Правильный выбор.

-Это было предначертано, Искатель истины, - удовлетворённо кивает Сара, вставая за его спиной, - и ты действительно достоин своей судьбы. Стой смирно.

Эдвард вяло кивает, всё ещё пребывая в эйфории от отсутствия боли. Оракул церемонно раздевает Пирса, бросая на землю плащ, жилет и рубашку, пока тот не остаётся обнажённым по пояс. Старые шрамы над сердцем тревожно ноют, когда Сара отточенным движением вспарывает живот Эдварду.

Горячие капли крови с обречённым глухим стуком падают на камни, и раздаётся зов.

Из тёмных вод Атлантики грозно восстает Великий Спящий...

...и в далёком Бостоне Чарльз Рид испуганно распахивает глаза, загнанно дыша. Он бросает взгляд на часы - почти утро. Хмурое, промозглое, отвратительнейшее сентябрьское утро.

- Дерьмо, - шипит детектив, устало потирая виски: теперь ни за что не уснуть. - Что это, чёрт возьми, было?

Рид знает: он Провидец, и подобные сны приходят не просто так. Но это... Такой кошмар, пробирающий до самого нутра, никогда не снился. В голове невольно всплывают фрагменты: незнакомый скалистый берег, штормовое море. Отвратительные осьминогоподобные существа в балахонах, со свисающими с шей металлическим знаками. Темноволосая женщина, держащая в руках странный кинжал, покрытый кровью. И зов, которому невозможно противиться; зов, влекущий стальным тросом к скорчившемуся на каменном полу полуобнаженному мужчине.

Чарльз снова вздрагивает, когда мысленно добирается до конца кошмара — потрясенный взгляд чужих глаз, в зрачках которых при свете молний отразился гигантский силуэт с драконоподобными крыльями. Великий Спящий.

...но это ведь только кошмар. Нет? Ну хотя бы один раз?

- Чёртов Окмонт, - бормочет Рид, умываясь в ванной своей крошечной холостяцкой квартиры, - с этим покончено. Никаких больше тайн. Не хватало ещё снова загреметь в психушку.

Отражение в зеркале скептически хмурится: ты уверен?

- Более чем, - отрезает Чарльз и возвращается в гостиную, где с обречённым стоном снова укрывается пледом на продавленном диване: не сон, скорее, отчаянная попытка успокоиться. Дожидаясь, когда часы покажут время, достаточное уместное для того, чтобы заехать в агентство, Рид мысленно перебирает детали старых дел — как успешно закрытых, так и оставшимися неразгаданными. Терять хватку нельзя ни в коем случае — и Чарльз в глубине души даже рад предстоящей рутине. Обманутые мужья и жены, неверные супруги, бытовые убийства, кражи... Раньше Рид назвал бы это смертельной скукой. Сейчас же рутина сулила шанс на сохранение рассудка.

В раздумьях время летит быстрее. Стрелка часов наконец доползает до отметки "восемь", и Чарльз выбирается из-под пледа: пора. Он с облегчением одевается, хватает с вешалки плащ и спешит выйти на начинающие пробуждаться улицы Бостона.

Рид не оборачивается.

Дверь захлопывается с противным скрипом.

На комоде испуганно вздрагивают часы и останавливаются: словно кто-то незримый ледяными щупальцами добрался до механического сердца, сломав его.

Эдвард приходит в себя только в особняке Хокинсов. Он с кряхтением поднимается с дивана и недоумённо моргает: за окном светло, и это определённо утро, хоть и весьма мрачное на вид. Пирс трясёт головой — сколько же он спал? Было ли происходящее сном?

Нет, говорит ему новый шрам на животе, абсолютно точно нет.

- Господи, - потрясённо шепчет Эдвард, запуская пальцы в тёмные пряди, - значит, я действительно видел Его...

В груди болезненным узлом корчатся фантомные ужас и экстаз, охватившие Пирса при виде Великого Спящего. Тот-кто-спит протянул тогда руки и что-то прорычал — но что? Эдвард со стыдом признаётся себе: не помнит. Слишком велики оказались страх и восторг перед древним божеством. Но, может быть, Сара помнит? Ведь она — Оракул, говорящий за Него. Наверняка Сара смогла постичь послание лучше бывшего детектива.

Эдвард решительно шагает к мастерской, но возле двери притормаживает и почтительно стучится:- Можно войти?

- Да, - слышится возбуждённый голос Сары, - проходи скорей. Я только что закончила.

Пирс проскальзывает в мастерскую и удивлённо моргает: комната превратилась в небольшое сосредоточение хаоса. Повсюду валяются эскизы и испорченные холсты, на которых можно различить наброски человеческих лиц; сама Сара, измазавшаяся в краске, с горящими от вдохновения глазами стоит в центре смерча перед мольбертом, где прикреплён мужской портрет.

Эдвард смотрит на картину — и застывает. В мозгу на задворках сознания, где теперь дремлет частица Левиафана, что-то взволнованно трепещет, и по телу вновь прокатывается эхо страха и восторга.- Кто это?

- Я не знаю имени, - рассеянно говорит Оракул, - но этот мужчина важен. Он – Провидец, Семя Великого Спящего. Тот, которого нельзя называть, повелел найти его, чтобы освободить Тайную Дочь и наконец открыть путь для Жреца и Великих Старцев.

- Я понял тебя.

Эдвард изучает чужое лицо: слегка вытянутое и угловатое, с трехдневной щетиной и усталым взглядом зелёных глаз. Хочется протянуть руку и прикоснуться к бледной коже. Как будто это недостающий пазл. Что за чёрт?- Я что-то чувствую.- Море приведёт тебя к нему, - кивает головой Сара, - а теперь я отдохну. Ты знаешь, где лежит "Некрономикон" . Удачи.Она едва касается губами щеки Пирса на прощание и выскальзывает за дверь.

Эдвард задумчиво кивает самому себе: происходящее определённо становится интереснее. Бросив последний внимательный взгляд на портрет, он спускается в гостиную — искать на полках "Некрономикон".

Чарльз прибывает точно к открытию главного офиса агентства "Уэнтуорт". Его встречает обычная утренняя суета - скрипучее дребезжание телефонных звонков, мелодичный перелив женских голосов, непрерывный стук и короткие трели печатных машинок в крошечных кабинетах. Чарльз проходит мимо приёмных и оказывается возле архива, рядом с которым находится нужный кабинет:- Входите, - раздаётся после стука в дверь голос секретарши Люси, миниатюрной блондинки в светло-голубом платье и ниткой жемчужных бус (предмет зависти остальных машинисток в отделе), - о, с возвращением, мистер Рид. Я слышала, что вы брали отпуск для проведения неких исследований. Могу ли поздравить вас с успехом?

- А вы, подобно Господу нашему, по-прежнему знаете всё про нас грешных.

- Вижу, что вам не изменяет ваш острый язык, мистер Рид, - усмехается Люси. - Хотя я уверена, что ему можно было бы найти куда более интересное применение.

Слегка покрасневший Рид невольно заходится в кашле, отчего секретарша смеётся:- Я имела в виду ваше красноречие при общении с клиентами. Полагаю, вы пришли за свободными делами?

- Если есть такие в наличии.

- Естественно. Сейчас в Бостоне полно работы для детективов. Хотите взглянуть?

- Не откажусь.

Чарльз бегло пробегается по материалам: кража, измена, снова кража... довольно интересное убийство, и ещё одно — предположительно по неосторожности. Неплохой набор.

- Могу ли я взять несколько?

- Конечно, мистер Рид. Уже выбрали, что именно?

- Да. Убийства выглядят довольно перспективными... И, пожалуй, дела о краже.

- Хорошо. Удачи вам. И всё же, пока вы не ушли... Что с исследованиями? Вы так внезапно исчезли! Должно быть, это было очень важно.