Глава 1. (1/1)

Мешок, который в спешке натянули ему на голову, пропах сырой землей и пылью. Он знал эти запахи только по фермерской станции и до жуткого тихой библиотеке. Но раньше он не знал, что запахи могут быть такими насыщенными. Не до того, как спустился на Землю.У него было не слишком много времени насладиться местными видами. Не с тех пор, как Октавия пропала после их высадки на землю.Повозку тряхнуло на ухабе, и голова Беллами стукнулась о мешок с чем-то тяжелым. Он зашипел и снова пошевелил кистями, пытаясь распутать веревки. Бесполезно. Так же, как и пять минут назад, и час, и все остальное время, что его везут в какое-то место.Эти люди говорят на другом языке, местами напоминающим английский. Но с таким акцентом… Беллами слышал его только в старых фильмах на других языках, которые им иногда включали в классе. И каждый раз в классе стояла мертвая тишина.Он ловил каждый кадр видов земли до бомб, каждое незнакомое слово от человека, кажется говорящего прямо перед тобой, но на самом деле мертвого уже более сотни лет.Он не жил на Кольце сотню лет. Всего двадцать с лишним. И только вчера утром он ступил на поверхность Земли.Вчера вечером его сестра пропала, тогда же он отправился на ее поиски в одиночку, думая, что она где-то в окрестностях и просто отбилась от группы добровольцев, ищущих источники воды. Ответ он так и не узнал.Сегодня утром его поймали группа людей. Беллами не видел лиц, то ли из-за того, что был изможден после целой ночи поисков, то ли из-за того, что нападали со спины. И то, и другое, скорее всего.Голова нещадно гудела, он с трудом слышал собственные мысли.Несмотря на то, что он не понимал, о чем эти люди говорят, они все время повторяли одно и то же слово. Повторяли слишком часто, чтобы оно было именем нарицательным. Это название.Полис.По крайней мере он знал название того места, где он встретит свою смерть. Так он думал. Вряд ли удар по голове и связывание веревками это теплое приглашение на чай в этих краях.Земля, на которой они приземлились, некогда называлась Соединенными Штатами. Эти люди были выжившими.Потомками выживших?После бомб. Но как это возможно?Мысли путались.Он понял, что они выехали из леса, когда его кожу там, где задрались рукава куртки, начало припекать. Солнце вышло. До этого у него не было возможности полностью оценить это чувство, как тепло пробирается под кожу расходится по венам и, в отличие от ужасной выпивки на Ковчеге, это было естественным, оно напоминало ему о доме. При мысли о доме он снова подумал об Октавии. Никто из группы, с которой она ушла, ее не видел после того, как она осталась позади, передохнуть. Как она сама сказала, ей стало дурно. Многие в тот день толком не могли прийти в себя, поэтому это не вызвало подозрений.До тех пор, пока группа не пришла обратно, и они увидели только куртку девушки, закинутую под корни деревьев и припорошенную листвой. Она прожила 16 лет под полом и даже пережила суд, на котором ей дали дозволение жить под опекой совершеннолетнего старшего брата. И у них даже было пару спокойных месяцев, несмотря на то, что у него все еще осталось жалование уборщика.Но потом Ковчег в экстренном порядке высадился на Землю по непонятной причине. Ходили слухи, что шли подготовки к отлету, но они так и не были завершены. С ними тянули – и сложно было сказать, почему именно.Кто-то связывал это с пропажей порядка сотни подростков из их камер, которых никто не видел с самого момента более-менее удачной посадки. Они считались пропавшими. Как и его сестра.- Мы должны найти их сейчас, до темноты. Потом может быть слишком поздно, - утверждал он одному мужчине, чьего имени точно не запомнил. Но он знал, что тот входил в Совет.- Это слишком опасно. Мы сейчас сформируем группу, подготовимся и выйдем на рассвете, - мужчина пристально смотрел ему в глаза, неоднозначно намекая на важность его слов.Беллами, конечно, было глубочайше плевать на важность его слов.Ощущая всем свои телом каждую кочку на ужасно неровной дороге, он думал, знают ли его люди сейчас о выживших. Явно недружелюбно настроенных выживших – что более важно.Он закрыл глаза, но разницы не было, мешок был плотным. Он знал, что вышло солнце только по теплу на его грязных и кровавых после многочисленных попыток выбраться руках. Перед глазами снова появилась куртка сестры, кажущаяся слишком маленькой под слоем грязи и листвы.?По крайней мере, там не было крови?, - думал он.Нигде не было крови – и только это давало ему надежду на то, что она еще жива, что у нее еще есть шанс на дальнейшую жизнь.И именно сейчас он впервые подумал, зачем он им вообще нужен? Какую ценность из себя представляет?Его передернуло от предположений, самых разнообразных по мерзости. У него всегда была богатая фантазия, но именно в тот момент он особенно ее ненавидел.Повозка начала замедляться, но не останавливалась. Дорога стала чуть ровнее – он перестал чувствовать каждую кочку своим позвоночником. Снова пришла утешающая мысль о том, что они ведут его к сестре. Что их схватили одни и те же люди и его везут в то же место, где и она сейчас. Только из-за этой мысли он даже не делал попыток сбежать, драться, даже ни черта не видя. Но как только выяснится, что она точно не у них…Он надеялся, что сможет отбиться. Он понимал, что это было почти самоубийственно, но он не мог рисковать шансом, что Октавия у них. Не когда они сами могут привести его к ней.Шорох листвы сменился голосами. Он прекратил свои попытки развязать-таки эти неудобные веревки и пораженно замер.Голоса.Десятки, если не больше. И только спустя секунду он услышал, помимо них – грохот других повозок и чего-то железного, звон. Запах недожаренного мяса – после одного единственного своего завтрака в лагере у остатков разбившегося Ковчега он навсегда запомнил этот запах. Были также запахи пота, еды и отчасти ржавчины.Разговоры на повышенных тонах. После некоторого количества времени в разменном пункте в космосе он знал, что это не споры, а торги.Осознание пришло внезапно. Он там, что в старых книгах называли торговой площадью. То и дело он слышал знакомые слова – и странно чужие одновременно. Он был готов поклясться, это когда-то было английским.Что он делает на торговой площади?Он сделал пару неуверенных попыток освободиться от веревок, подгоняемый неприятными картинами потенциальных развитий событий, но, в конце концов, оставил это и лишь сглотнул подступающий ком в горле.Все тело ныло, но Беллами надеялся, что он в достаточном отчаянии, чтобы дать отпор людям, захватившим его, и попытаться сбежать обратно в леса.Другое дело, что он, очевидно, в центре людной площади, а леса это именно та территория, в которой они ориентируются лучше всего. Голоса вокруг него неожиданно начали смолкать, и он не был уверен, не плод ли это его фантазии, но он был уверен, что уловил несколько слов на английском. Кожа под веревками и под слоем запекшейся крови начала нещадно чесаться, Беллами силой воли остановил себя от того, чтобы снова начать тереть веревки.Если он и умрет сегодня, то хотя бы не от инфекции в открывшихся ранах по собственной глупости. Но голоса остались где-то позади, но все еще недалеко. Повозка, наконец, остановилась, и он больно ударился плечом о деревянную перегородку.Его грубо вздернули за плечи и вытолкнули из повозки, заставляя встать на ноги. Колени подкашивались, но он удержался. Под ногами в этот раз оказалась не сырая после дождя земля, но что-то, больше похожее на плиты на Ковчеге.Все так же толкая в спину, его завели в какое-то помещение. Большое, судя по гулкому эху их шагов. Здесь было теплее. Был слышен едва уловимый треск. Костер.?Нет, - поправил он себя, - Факелы?.Неудивительно, что у них нет электричества, но привкус горелого на языке был непривычен. Мешок с его головы так и не сняли, но он, кажется, начал приспосабливаться. Он только надеялся, что ему дадут умереть с открытыми глазами. И уверенным, что его сестра в относительной безопасности, подальше от этих людей.Хотя еще прошлым утром он и знать не знал, что есть некие люди в лесах, скорее всего пережившие бомбы сотню лет назад. Так может быть, в тех лесах есть и другие угрозы? Этого он, возможно, никогда и не узнает.Дышать стало неожиданно тяжело, от того, чтобы начать лихорадочно хватать ртом воздух, его спасло только чудо. Беллами сосчитал до десяти и обратно. Потом снова – медленней.Его мать всегда говорила, что это помогает справиться с паникой, когда охранники делали внеплановые обходы. Несмотря на старания Авроры, они не могли предвидеть все внеплановые осмотры. Он был пугливым ребенком, паникующим при каждом стрессе. Однако этих приступов паники не было действительно давно, он помнил последний еще в детстве. Даже от этого он должен был избавиться ради безопасности Октавии, не постепенно и безопасно, а резко и сразу. Как если бы срывал пластырь или отрывал себе часть тела.И даже перед лицом предполагаемой смерти, он не был уверен, считал ли появление Октавии чем-то плохим в своей жизни. Катастрофичным. И все остальные ужасные вещи, что он сказал ей незадолго до того, как она пропала.Он знал, что она вообще ушла с той группой только из-за этой ссоры. Знал и ему казалось, что он сам заставил ее уйти в леса и не возвращаться. Их ссора была громкой и хаотичной, так что может быть, именно это он и сказал. Перед глазами снова стояла ее курточка, а темнота вокруг все не уходила и не уходила.Досчитав до десяти, он судорожно сглотнул ком в горле.И осознал, что не помнит, как оказался в еще одном помещении, но он знал, что шел сюда достаточно – ноги после часов не самой комфортной поездки в повозке нещадно гудели. Его остановили, он услышал звук отпираемых скрипучих дверей, и его снова подтолкнули в спину.Провели несколько метров вперед. И, пнув по голеням, заставили встать на колени. Не успел он и звука издать, как с его головы сдернули мешок. После успокаивающего полумрака яркий свет резал глаза. Он прикрыл глаза руками, на секунду, прежде чем привыкнуть к освещению и осмотреться.Свет попадал в помещение из широких окон во всю противоположную к нему стену. А за окнами были видны только верхушки деревьев и горы в отдалении. Никаких признаков торговой площади, через которую он сюда попал.Насколько же высоко они сейчас были? Ему стало дурно. Одно дело всю жизнь прожить на герметичной космической станции, простоявшей сотню лет, другое – стоять в здании времен явно земли до бомб с огромными открытыми окнами. Любой из них мог просто взять его за ворот и…Только тогда он подумал о том, кто такие ?они?. Наконец Беллами перевел взгляд с наводящих панику окон и осмотрел само помещение. Большое – и полное людей. Но его внимание привлекли импровизированные троны, только это слово приходило в голову. Он насчитал тринадцать. И на каждом – человек. Мужчины, женщины, все одетые в одежду, странно граничащую между лохмотьями и броней. Беллами присмотрелся. Они выглядели как обычные люди. Взвинченные, уставшие, но ничем не похожи на тех, что рисовало его воображение. Потомки людей, переживших катастрофу, оказывается, выглядели так же, как он.Он жадно хватался за каждую деталь интерьера, за каждый предмет одежды. Вид оружия, которое носили здесь, очевидно, все.И в ответ почувствовал пристальный взгляд на себе, но никак не мог найти, кто именно смотрел. Или сказывается накатывающая волнами паника. С сиденья прямо по центру на возвышении поднялась женщина… Нет, девушка. Он нахмурился. Она очевидно была здесь главной, и выглядела она не старше него самого. Но была в ней какая-то уверенность и властность, что, когда она молча подняла раскрытую ладонь, весь гудящий зал мигом смолк. Девушка заговорила. Но не с ним, и на чужом языке. Человек, что привел его сюда, в ее присутствии говорил в полтона ниже. У Беллами скрутило живот. Зачем он здесь? На секунду она задержала взгляд на самом Беллами. Зеленые, беспристрастные глаза смотрели расчетливо. Холодно. Словно бы он был предметом интерьера.И, в конце концов, отдала приказ, который он не понял, и его снова вздернули на ноги. Гудение в зале возобновилось словно бы у них появилась тема для обсуждения, как один голос выбился из общего шума, громкий и отчаянный.- Подождите!Он замер в замешательстве. Нет, ему не послышалось. И акцента у голоса не было. Женский голос. Беллами оглянулся в поисках того, кто выкрикнул фразу в шумном зале.Но он не нашел бы ее, если бы она сама не встала, громко повторив:- Подождите! – но звучало это скорее не как просьба, а требование. И, в отличие от любого другого в этой комнате, смотрела на ?главную? прямо, не отводя взгляда в пол.Она действительно говорила на английском. И, несмотря на то, что одета была точно так же, как все остальные в этом зале, было в ней что-то знакомое. Что-то от дома. Слово пришло неожиданно, и он смутно представлял, что оно значит, но оно внушало какое-то хрупкое чувство спокойствия.Он бы попытался разглядеть ее лицо, но из-за поворота головы и спутанных светлых волос видел только линию подбородка и ушиб на скуле.Пока эта девушка с ?главной? перебрасывалась фразами, не имеющими для него никакого смысла, он пытался осознать, что делать дальше. Убивать его пока, очевидно, не собираются. Но что тогда?И если Октавия не здесь, то где? Имеет ли смысл сбегать или он все еще может ее найти где-то здесь?Его взгляд снова упал на блондинку. Она может что-то знать. Должна. Что-то в ней его привлекало, заставляло буквально сверлить ее взглядом. В порыве спора она всплеснула руками – и до него дошло. Кобура на бедре. Без самого пистолета.Не сразу он понял, как в зале воцарилась тишина. Блондинка упрямо поджимала губы, словно бы заставляла себя молчать и не сболтнуть лишнего. Но она и не выглядела как кто-то, кто только что сдался. Его все-таки подняли с колен, он неловко поднялся, связанные руки уже ощущались как чужие. Его повели к выходу из зала.Но прежде, чем уйти, он успел бросить последний взгляд на блондинку – и, наконец, встретился с ней взглядом. И несмотря на ссадины на лице, местную одежду и невозможность этой ситуации…Он узнал ее. И был уверен, что видел ее раньше. И тогда все разрозненные, бессмысленные по-отдельности кусочки соединились в одну картину. Пугающую, и еще более непонятную, чем раньше.Она родом с Ковчега.