Эпилог. Конец иллюзий [конец первой части] (1/1)

Они бежали, свернув с тропинки?— так они увеличили свои шансы на побег. Гарриет очень спешила, буквально волоча за собой Атанасию, пытаясь как можно быстрее покинуть территорию усадьбы. Вдруг девушка остановилась, и согнулась пополам, словно кто-то пнул ее в живот. Голова ее дернулась, словно от пощечины, и на щеке ее остался пламенный след удара. Парадокс?— ее никто не трогал, но на запястьях расцвели глубокие порезы, которые девушка наспех замотала лентами от собственных бантиков.—?Гарриет! —?вскричала Атанасия, упав перед служанкой на колени. Девушка вытерла с губ кровь.—?Они знают. Уже да. Поторопимся.—?Но… что это было?! —?У Атанасии было слишком много вопросов. Когда форменное платье оголило белое плечо, Атанасия ужаснулась?— кожу рассекали чудовищные шрамы, словно от ударов плетью.—?Это не мое… это Адама,?— Гарриет дышала тяжело. Чужие раны она переносила тяжело,?— Мы связаны. Я чувствую его боль. Поэтому и шрамы у нас одни на двоих, с самого детства. Мы связаны ранами. И сейчас Адам… Адам наказал меня… нас…—?П…почему… что это за связь?—?Родственная мана. Поскольку нашу ману черпали из одного магического ядра?— мы ощущаем друг друга и своего ?родителя?, а точнее ?материнскую энергию?, как это назвал куратор.—?Черпали энергию?—?Мы такие же жертвы экспериментов, Атанасия. Меня зовут Ева. Вернее, господин дал мне это имя,?— пояснила девушка,?— Гарриет?— имя, которое мне подарил отец.—?Твой отец? —?просипела Атанасия севшим голосом, осматривая тропки. Ничего, лишь лес. Сплошной лес. Мутная полоса, что плыла перед слезящимися глазами испуганной и продрогшей до костей девочки.—?Он заменил мне погибших родителей.—?А как тебя звали до…?—?Не помню. —?Вздохнула она, немного печально,?— Хотела бы я вспомнить свое настоящее имя.?Эксперименты??— вспышкой отдалось в сознании Атанасии, и она с ужасом уставилась на Гарриет… Или на кого же? Что она такое?—?Проект ?Стервятник?, что курировал Каладрий Шельтаро. —?Гарриет правильно поняла замешательство Атанасии,?— Перекачка маны из мощного ядра, и внедрение его в организм еще не до конца сформированный?— организм ребенка. Дозу вкололи мне, Адаму, и нашим приютским братьям и сестрам. Думаю, из нас хотели сделать орудия убийства. Много ли было нужно сиротам? Нам дали еду и постель?— и мы уже безгранично доверяли своим спасителям. Однако… в ту ночь остальных мана разорвала на месте. Просто были дети, а затем раз: и уже никого нет. Их тела раздуло, а затем они лопнули, словно воздушный шар, сгораемые заживо силой, с которой не смогли сжиться. Из пятидесяти сирот выжили только двое. Как ты понимаешь, то были мы с Адамом.Атанасия не знала, что сказать. Это было настолько фантастично и чудовищно, что просто не поддавалось восприятию.—?Мы пытались бежать, но нас быстро поймали. Привели в усадьбу, дали клинки в руки, и сказали, что теперь мы приемные дети вроде как мертвого Императора Анастасиуса. Он обещал нам многое, и многое дал. У нас появились свои комнаты, свои слуги, и свои вещи. Думаю, кто-кто, но ты понимаешь это чувство?— в одно мгновение из нищего стать принцем.У принцессы перед глазами стояли дети, с волосами цвета крыла ворона, в поношенной одежде, что наконец получили роскошные вещи и вкусный ужин. Приемные дети господина Анастасиуса, павшего Императора, ставшие его вернейшими сторонниками.?Верность можно воспитать??—?его слова, что оказались невероятно точными.—?Мы должны было служить ему ценой своих жизней, а он обещал нам месть, безбедную жизнь и смысл существования,?— Гарриет горько рассмеялась,?— Атанасия, тебе может это показаться странным, но мы были счастливы, когда он дал нам цель?— у нас и ее никогда не было. Да, я была очарована, настолько, что закрыла глаза на смерть своих братьев и сестер. Настолько, что была готова истязать свое тело, чтобы оно стало идеальным вместилищем для маны. Настолько, что верила всем его словам, и ждала чудесного исполнения заветной мечты, что была нам с Адамом обещана. Теперь я понимаю, что мы были всего-то куклами в руках манипулятора…Гарриет с грустью улыбнулась, тоскливо оглянувшись назад?— ей было жаль оставлять Адама одного. Ее сердце обливалось кровью за него, и она все еще чувствовала себя мерзким предателем. Ведь впервые ослушалась своего господина.—?Когда же появилась госпожа Атанасия, нам приказали стать вашими наблюдающими. Мы следили за каждым вашим действием, передавали ваши слова господину… Чтобы вы не заподозрили неладное, мы играли для вас роль слуг.Вспомнились странности в поведении Адама и Гарриет. Их общая привилегированность: своевольное поведение, возможность свободно переговариваться с господином, и удивительно много свободного времени. Остальные слуги все время были заняты делом: домашние дела, сад, белье, еда и посуда. На памяти Атанасии лишь Гарриет всегда добросовестно выполняла свои обязанности, когда как Адам лишь временами подменял девушку, по своему настроению. И ничего не мешало ему разозлиться и мигом все бросить?— господин Анастасиус даже не думал его отсчитывать или увольнять. Все встало на свои места: они всего-то играли свою роль в ее глазах.—?Мы досматривали всю почту. Письма леди Эвридики с довольно опасной информацией доходили до тебя только потому что я их прятала, а затем передавала… Леди Эвридика подобралась к правде очень близко, но не до конца. В одном она ошиблась: Император Клод никогда не ставил над тобой эксперименты. Их ставили здесь.Данная новость ударила Атанасию, словно тяжелым предметом по голове.—?Твои болезни в первые месяцы жизни в Черной усадьбе?— это не просто прихоть организма. Тебя целенаправленно пичкали препаратами. Об этом знали все, за исключением Лили. Октавиан, Саара, Адам, и даже я. Куратор приехал исключительно ради тебя. Но изначально господин и не думал возиться с тобой. Он хотел проверить свой давний эксперимент с темной материей, не на новорожденных детях, или детях в утробе матери, а на взрослом ребенке с кровью его брата?— у тебя, как у его дочери, был потенциал ко владению Имперской магии, если бы не съели твоего магического носителя. Тогда… он вводил в тебя темную материю. И магия поддалась?— к нашему всеобщему удивлению. Она не уничтожила тебя, нет. Она прижилась, словно твое ядро ее желало, и даже была подвластна тебе. Особенно был удивлен господин. Ты стала его сокровищем. Самым важным орудием. Нас с Адамом приставили к тебе, потому что мы имели достаточно сил, чтобы сдержать материю, в случае чего. Тот случай с леди Эвридикой?— пример.Адам с трудом, но удержал темную магию, загнав ее в сосуд тела. Они всегда были рядом, не только защищая и наблюдая, но и сдерживая. Атанасия вспомнила, что и ночами всегда ощущала чей-то взгляд из темноты. Вспомнила, что всегда в нужный момент они были рядом. Вспомнила, что всегда получала конверты в взрезанном состоянии. Ее внешняя свобода на самом деле всегда была иллюзией?— наблюдатели контролировали каждый ее шаг, слово и действие. Никакой свободы у нее не было вовсе. Голова гудела, а в груди нарастал тревожный ком мерзкого осознания.—?И твои провалы в памяти?— побочный эффект эксперимента. Вспомни, как-то раз… ты задрала лису. Вернее, ты под воздействием темной материи. В тот день господин переборщил с дозой, и ты… стала другой. Словно не ты владела материей, а она тобой. Отец говорил, что возможно ты так спокойно приняла темную материю потому что твое магическое ядро, уже было подвержено ненависти, которую ты тянула за собой, словно шлейф. И ее оказалось так много, что тьма поддалась. Почувствовала в тебе не враждебность, а ненависть?— лучшее удобрение для паразитирования.Атанасия смутно воспринимала последние слова служанки?— ее мучала лиса. Лисы, синяя борода, и дурман. Она, осознав картину целиком, потянула за нужные ассоциативные ниточки, и нашла осколок памяти?— боль в шее и шприц. Девочка прижала ладонь к шее, нащупав едва заметные неровности, словно от укусов насекомых. Раньше она не обращала внимания на подобные мелочи, ведь поместье находилось посреди леса?— ее вполне могли покусать комары или мошки, во время сна или тренировок. Затем уже, она начала воспринимать сказанное о ?шлейфе? и теории отца Гарриет. Но на тот момент серьезно взволновало ее одно?— собственное сознание.—?Ты наверное… ненавидишь меня? —?тихий голосок Гарриет вырвал ее из тяжелых и душных дум.—?Что? —?искренне удивилась Атанасия. За что ей ненавидеть Гарриет?—?Я ведь все знала. И не просто знала?— я тоже травила тебя препаратами, а затем улыбалась в лицо. —?Гарриет мрачно хмыкнула, от презрения к самой себе,?— Я пойму, если ты возненавидишь меня. Ведь я тоже, как и Адам, воспринимала тебя всего лишь материалом для эксперимента, и не питала иллюзий на твой счет. И не думала спасать тебя.—?Но ведь спасла. Ты сейчас спасаешь меня! —?Ати крепче ухватила исцарапанную ручку девушки. Гарриет задрожала от осознания?— девочка вовсе не злится. Волна ненависти к самой себе, к господину, к Богу накрыла ее с головой. Все они были палачами этой невинной девочки, что даже оставаясь отравленной тьмой, была к ним всем так добра. —?Гарриет, ты ведь тоже находилась под влиянием папы… Его Величества.Служанка неверяще посмотрела на ребенка.—?Я тоже верила его словам. Его очень трудно не услышать, даже если очень постараться и закрыть уши… Поэтому я могу понять тебя. Но ты… ты вырвалась, чтобы спасти меня. Разве это не храбрый поступок? Ты чудесная. И благородная. Я люблю тебя и никогда не возненавижу. Разве я могу презирать тебя, от того, что ты слушалась человека, который тебя вырастил? Думаю, вам с Адамом он стал настоящим родителем. Вы тоже любите его, как и я.—?Поверить не могу,?— девушка стерла непрошенные слезы с щек. То-ли горя, то-ли облегчения,?— Ты… ты невозможна, Атанасия. Я… когда он убил… убил Лили, я вдруг все осознала. Сколько бы отец раньше не говорил со мной, я не могла,?— или не хотела,?— его услышать. Все гналась за иллюзией нашей с Адамом мечты, полагая, что игра стоит свеч, пока сама сгорала… Всю жизнь меня ?воспитывали?, и наставляли, тренировали и опять тренировали… и повторяли, что вот он?— мой долг. Мой путь и мой монастырь?— быть пешкой моего господина. Я не знала, что имею право на чувства. Если мне было больно?— я терпела и улыбалась, потому что этого от меня требовали. Даже у кого-нибудь на плече поплакать не могла, когда было больно. Адаму и отцу было тяжелее чем мне. Я сама должна была быть им опорой. Если бы раскисла я?— некому бы было поддержать их… Ты относилась ко мне как к человеку, а не мебели. Никогда не прижигала кожу, не оставляла без еды… А Лили первая за все это время поинтересовалась моим состоянием. Я долгое время поверить не могла, что так действительно поступают другие люди: плачут когда грустно, жалуются на свои проблемы, просят о помощи… Такая обыденность была для меня чем-то невероятным. Ведь я была такой же как Куратор?— всего-то имитировала эмоции рядом с тобой, пока не поняла, как же это на самом деле здорово, когда кто-то гладит тебя по волосам и просит,?— а не приказывает,?— больше не плакать.Гарриет говорила, а Атанасия была готова слушать ее вечность. Она понимала, как, на самом деле, давно Гарриет не имела шанса поговорить о своей боли. О своей грусти. Снять маску, показать слабость, и просто стать человечнее.—?Вы переживали за меня, будто я достойна ваших эмоций. Будто я была достойна вашей любви и беспокойства. Я полюбила вас,?— Гарриет сжала ткань формы, на месте сердца. —?А он убил Лили, словно она не значила ничего. Я никогда ему этого не прощу. Никогда.—?И я тоже,?— всхлипнула Атанасия, но девушка ласковым жестом утерла ее слезы. —?Лили… Лили…—?Она хотела, чтобы ты сбежала. Все это время она планировала твой побег.—?Она… все это время… —?Атанасии стало тошно, но и горько-радостно. Она выполнит волю Лили. Вместе с Гарриет, они вырвутся из лап этого монстра и будут свободны.Какое-то время они молчали, сжираемые заживо чувством глубокой потери. Атанасия до сих пор поверить не могла, что происходящее?— реальность, а не ее больная фантазия. Ее самые кошмарные фантазии получали физическое воплощение, а сама она бежала, на негнущихся ватных ногах, ощущая как то и дело в горле собирается ком, как перехватывает дыхание?— истерика хотела накрыть ее мутной волной, но адреналин в крови рассеивал эту непозволительную слабость. Еще будет время выплакать все слезы, еще будет время на скорбь, на битые осколки посуды… сейчас она должна исполнить последнее желание Лили, если не хочет потерять ее верную тень. Верна при жизни, верна и после смерти в лапах тирана?— Атанасия чувствовала, что она рядом. И что она не может подвести свою любимую, невероятно любимую, бедную няню. Гарриет отвлекла ее от пагубных мыслей, за что Атанасия была ей признательна. Если бы не ее тихий голос?— она бы сорвалась. Упала на землю, и рыдала бы, и кричала бы, пока не сорвала голос. Но не сейчас. Не сейчас…—?Атанасия. Ты помнишь день своей первой встречи с господином? —?вкрадчиво и как-то настороженно поинтересовалась служанка. Атанасия заметно отставала от нее, но девушка продолжала тянуть ее за руку?— времени на то, чтобы сравнять шаг, у них не было.—?В тот день я побежала на звук и свет. —?Атанасия вскрыла ранку болезненного, но довольно размытого воспоминания. —?И… я встретила Императора… Он с холодом посмотрел на меня, и я убежала. Бежала, а затем наткнулась на…Гарриет не просто так задала вопрос?— собственный рассказ вдруг показался Атанасии странным и несвязным. Что-то в этой истории уже не вязалось, но Атанасия не могла понять?— что?—?Неужели ты думала, что это случайность? —?Гарриет чуть приполняла бровь, и Атанасия побелала?— девушка оправдала ее самое кошмарное подсознательное предположение,?— Удивительное совпадение: принцесса впервые за всю свою жизнь покидает дворец, выбежав за пределы; остается отвергнутой собственным отцом, который вполне мог бы ее принять, при другом раскладе; в расстроенных чувствах бежит в неизвестном направлении и… встречает Его Величество Анастасиуса, который так же совершенно случайно оказался поблизости? Именно в этот день, в этот час, на пути принцессы, которая сама не знает близлежащей территории? Не слишком ли много совпадений для одной ночи?Атанасия морально крошилась по частям с каждым словом. Картинка мира, что она собирала по крупицам, была в одно мгновение разодрана на множество кусочков цветной мозайки. Она почувствовала вязкую пустоту в груди?— взрытую сырую яму, что наполнялась тьмой. Девочка, погружаясь в события той страшной ночи, лавировала меж состоянием загнанного в угол зверька и смиренной апатии. Словно у овоща, что не может думать, не может понимать. Лишь принимать к сведению. Сердце стучало слишком сильно, она часто дышала, и через раз начинала задыхаться от череды переходов быстрого шага и отчаянного бега.—?Когда совпадений становится слишком много, стоит задуматься, а было ли происходящее всего-то плодом божественной случайности. И то, что привело тебя в усадьбу случайностью не было. Даже если сам господин Анастасиус этого не понимает. Возможно, что дело вовсе не в нем.—?Тогда в чем? Что произошло в тот день на самом деле, Гарриет? —?сипло пробормотала Атанасия, у которой вемь мир рушился во второй раз. Совсем как тогда, в свои роковые девять. —?Что случилось в тот день, три года назад?—?Не все так просто, как кажется. —?Сквозь зубы произнесла Гарриет с тихой жалостью. Ее лица Атанасия не видела, но могла сказать, что сейчас девушка испытывала схожую острую боль. —?Это очень долгая и печальная история. Я даже не знаю с чего начать, и не знаю, поверишь ли ты мне на слово. Слишком запутано, и многие вещи мне самой трудно осознать… Не знаю, сумеешь ли ты принять правду. Она может оказаться слишком жестокой для тебя.Она сорвалась, и с гневом, то-ли на себя, то-ли на судьбу, вскричала:—?Я не хочу ломать тебя, Атанасия. Правда может быть безжалостна! —?жестко отсекла она и затихла. Атанасии показалось, что она увидела отчаянный гнев в ее глазах?— гнев человека, что знает больше, чем хотел бы знать. Знает больше, чем мог бы вынести. Человек, что сгибается под весом омерзительной, животной, бескомпромиссной правды.—?Мне нужна правда! Не хочу больше жить в иллюзии! —?Атанасия не могла ждать. Ей нужна была правда?— целиком и полностью, во всей ее жестокости и безжалостности. Она хотела испить чашу боли до дна, открыть книгу божественной правды. Гарриет это понимала, но ей все равно было невыносимо тяжело. Атанасия ведь все еще ребенок с довольно расшатанной психикой. Гарриет боялась, что правда может ее сломать. Из своей любви к девочке, она бы хотела смолчать. Хотела бы рассказать что-то совершенно другое, или вновь дать ей счастливую сказку?— хотя бы ее этот бедный ребенок заслужил. Она и так достаточно страдала. Но жить в иллюзии тоже смерти подобно?— Гарриет понимала и это. Понимала, но не могла вынести самой мысли, что ей придется раскрыть девочке удручающую правду. Жесткую и безжалостную правду, в которой нет ничего кроме отчаяния.?Правда не всегда благо, Гарриет. Иногда правда?— жестокий палач, что стягивает веревку на шее. Если она нашла свой уголок спокойствия в бесконечном аду даже ценой забвения, я не имею никаких прав обременять ее правдой. Пока она сама не будет готова ее принять…??Но может ей и не нужно быть готовой? Я… Я не хочу… не хочу видеть ее страданий! Если можно избежать правды, то пусть будет так…!??Гарриет, жить без света правды во тьме иллюзий?— та же смерть??Но эта правда тоже подобна смерти!?Отец был прав. Но и его правоту Гарриет не хотела принимать. Он говорил не зная эту, именно эту девочку. Эту Атанасию. Она была ребенком, над которым издевались все это время. У нее отобрали счастливое детство, отобрали семью, отобрали даже душу и будущее. Ее ненавидели, ее не замечали, ее в конце концов убивали раз за разом, сколько бы реальность не менялась?— и девочка, даже не помня пережитое, ломалась. Этот мир стал особенным, ведь сумел сделать несчастного ребенка счастливым… А теперь она должна добить ее правдой. Должна, обязана, но не может. Просто она слишком сильно ее любит. Настолько любит, что хотела бы подарить ей рай иллюзии, создать для нее самую счастливую на свете историю. Но что она может? Вновь она причинит боль любимому человеку, как причиняла ее Адаму все это время. Она причинит невыносимую боль этой девочке, повторив грех своего же отца. Судьба явно над ней издевалась. Каково это?— быть причиной страданий самых дорогих и близких людей? Гарриет знала и ненавидела себя за это. И понимала, что это чувство гадкой собственной беспомощности под гнетом судьбы?— то, что объединяло их с отцом.?Я должен был дать ей умереть, должен был, но не смог. Это?— моя роковая слабость, Гарриет. Именно я?— причина ее падения…?Но у нее не оставалось выхода, сейчас жизнь загнала ее в ловушку, и она была обязана сделать это?— уничтожить светлый и милосердный мир этого ребенка. Лицо Гарриет исказило сожаление, и она, осторожно подбирая слова, неуверенно подала дрожащий голос:—?Все дело в том, что этот мир?— обновленная пьеса неизбежной судьбы. —?Она начала размыто, и как-то смазано,?— Отец был тем, кто пытался сбить тень трагедии с водной глади. Возможно, из-за его отчаяния сама вселенная начала играть не по правилам, и отошла от изначального сценария. Из-за его слабости… —?Гарриет закусила губу до крови,?— Ты стала основной фигурой и причиной всего происходящего…!—?Верно. И эта фигура принадлежит мне, Гарриет. —?Взрезал воздух сухой и тяжелый голос, оборвав тихое откровение Гарриет.Атанасия с силой вжалась в свою защитницу, по волчьи вперив взгляд в двух преследователей. Мысленно она закричала?— нет, все не может закончиться так. Гарриет ведь еще так много ей не рассказала. Они ведь даже не преодолели лес.У ее покровителя взгляд был чудовищно-благодушный, но скрывался за ним клинок, что был готов покинуть ножны и прорезать воздух лезвием. Никакие иллюзии более не могли затуманить ее восприятие происходящего здесь и сейчас.—?Атанасия. Заканчивай эти игры в салки. Давай вернемся домой,?— миролюбиво поднял ладони Анастасиус, сделав несколько шагов к девочке. Но Атанасия дико отпрянула, и Гарриет тут же закрыла ему дорогу. —?Девочка, неужели ты так расстроилась из-за смерти какой-то служанки? Перестань бегать от меня. Пойдем домой. Гарриет, Бога ради, хватит разыгрывать комедию. Возвращайся к своему прямому долгу, и наказание будет не таким болезненным…Атанасия ожидала, что Гарриет склонит голову, что действительно подчинится, под жестким приказом господина. Но Гарриет удивила не только Атанасию, но и всех присутствующих без исключения. Она и не думала сдаваться.—?Она с тобой никуда не пойдет, потому что ты, ублюдок, ее уничтожаешь! —?перебила Анастасиуса Гарриет, едва не крича. Она повысила голос, холодно и жестко. Никакой чувственности и особенной мягкости, с которой она откровенничала с девочкой пару минут назад.—?Ева! —?Адам хотел было подбежать к девушке и заставить ее заткнуться, но господин остановил его. Адам замер, словно врос в землю, не в силах сдвинуться с места. Ладонь, что он протянул к темным локонам девушки слабо дернулась, и опустилась. Будто Гарриет,?— дорогая его сердцу,?— расплылась перед ним в воздухе, испарилась, оставив лишь пепел. Словно он упустил ее в царстве терни и тени.—?Продолжай,?— протянул Анастасиус едко. Гарриет не могла не услышать угрозу хищника в его притворно-ласковом тоне.—?Я… Я отдала свою жизнь, ради служения тебе. —?Впервые Гарриет обращалась к своему господину так непочтительно. —?Мы умирали на твоем алтаре, а ты пользовался нашей слабостью, и талантливо пудрил мозги.Возможно, Анастасиус впервые посмотрел на Гарриет как на человека, а не средство, или орудие. Словно из безликой фигуры она вдруг стала чем-то большим. Обрела душу. Гарриет сделала несколько шагов назад, расставив руки в стороны, чтобы закрыть собой Атанасию, и со смесью презрительной ярости проговорила:—?Мы все для тебя ничего не значили, а в первую очередь эта бедная девочка. Мы все?— лишь жалкие марионетки в твоих руках. Я ненавижу тебя, за то что ты сделал с моим отцом и Адамом. Ненавижу тебя за Лили, которая мечтала о счастливом будущем для Атанасии, но была так легко убита твоими руками. Я ненавижу тебя за Атанасию, которую ты превратил в свое оружие!—?Я воспитал хорошего ребенка. И вас с Адамом я воспитал как собственных детей,?— он угрожающе сощурился, и Атанасия внутренне похолодела. Ей очень хотелось подбежать к отцу, упасть на колени и вымолить прощение для Гарриет. Сделать хоть что-нибудь, лишь бы адский холод, в его глазах дал трещину. Он ведь убьет Гарриет так же легко, как свернул шею Лили. Жесткий взгляд и холодная маска, с ироничной насмешкой?— Атанасия задрожала от страха. —?Мое воспитание вы принимали как дар.—?Ты издевался над нами, калечил наши тела, называя это воспитанием. Ты убивал в нас личности, и отдал наши души геенне огненной. Уж лучше я убью тебя сама, пока не стало слишком поздно. Пока эту девочку еще можно спасти.Гарриет рассекла знак принадлежности на своей форме, полоснув по ткани лезвием?— словно перечеркивая клеймо. Теперь ткань когда-то строгой юбки висела лоскутами, но алые глаза девушки посветлели?— она была жива, как никогда до этого момента. Она возвышалась над Адамом и Анастасиусом в своей внутренней силе?— даже Атанасия чувствовала ману, что вскипала в ней от искренней человеческой любви и горького гнева. Не за себя. За самых любимых. Адам же, словно потерянный мальчик, обхватил себя руками.—?Хватит, finita la commedia. Пора закончить с этой трагедией. Я закончу с ней, вместо отца!Анастасиус, с грацией хищника, угрожающе громко захлопал в ладоши. Напряженную тишину,?— вязкую и ужасающую,?— прорезал его стальной голос:—?Ты меня удивила, Гарриет.Девушка немного дрогнула?— Атанасия за ее спиной ощутила ее заминку. Господин говорил тихо, но от того еще более пугающе?— словно шипением королевской кобры.—?Так отчаянно сражаться за какую-то девочку и ничтожного отброса. Твоя храбрость и жертвенность достойна уважения. Жаль, что ты выбрала не того хозяина. Плод всезнания оказался слишком горьким?Атанасия вцепилась ладонями в ткань формы Гарриет. Она отчаянно обнимала девушку, пытаясь дышать ледяным расплавленным пламенем?— воздух обжигал ее изнутри. Ноги подкашивались. Девочке было страшно. Просто и невыносимо. Она пугалась тишины и его сладко-ядовитых речей, ведь не знала, чего ожидать. Неизвестность пугает сильнее всего.—?Адам. —?Неожиданно господин Анастасиус подозвал побелевшего Адама, лицо которого было нечитаемо. Голова была опущена, руки безвольно болтались, темные пряди трепал ветер. Атанасии показалось, что он дрожал, как обычно дрожали маленькие дети, прежде чем забиться в приступе плача. —?Разберись с предателем.—?Атанасия,?— шепнула Гарриет, на миг сжав девочку в мимолетных объятиях. Атанасия не успела понять, но внезапно служанка легонько оттолкнула ее от себя, ладонью погладив по лопаткам. —?Любой ценой доберись до Гестии. Она укроет тебя. Беги.—?Н…но… Без тебя…—?Отец не простит меня, если я не уберегу тебя.—?Нет, нет, нет! Я не пойду, не пойду без тебя, Гарриет…! —?глаза Атанасии обожгло слезами. —?Не оставляй меня!—?Я… Я просто задержу их. А потом догоню тебя. —?Миролюбиво улыбнулась Гарриет, но Атанасия понимала, что это?— ложь,?— Ты помнишь? Я всегда буду рядом с тобой. Поэтому ничего не бойся и не оглядывайся. Беги изо всех сил, как будто от этого зависит твоя жизнь.?Потому что так оно и есть??— закончила мысленно Атанасия.И Атанасия, сорвавшись, побежала. Побежала, совсем как тогда, несколько лет назад. Иллюзии рухнули, обнажив истинную гнилую суть, как туман исчезает перед рассветом. Мимолетно оглянувшись, она увидела жизнь и смерть?— Гарриет и Адама, что стояли друг на против друга, словно на тренировочной арене, целую вечность назад. Только вот в руках они держали вовсе не деревянные учебные клинки, а настоящее оружие?— лезвие острее бритвы. Гарриет была настроена решительно?— она перекрыла дорогу. И пройти позволит только через свой труп, в самом прямом смысле этого слова. Господин же пропал. Даже смотреть не стал, может быть решив, что Гарриет уже обречена.—?Ты предала меня, Ева. Предала нашу мечту. —?Адам поднял голову к звездам. Луна осветила его образ, что был переполнен гневом и глубокой печалью.—?Адам, эта мечта…—?Заткнись,?— жестко отсек он,?— Если ты так хочешь умереть за того отброса, то лучше я сам заберу твою жизнь. Собственными руками.Глаза его были пусты и беспросветны, а на губах осела скорбь. Он вдруг рассмеялся,?— страшно и зло,?— ладонью закрыв левый глаз. Адам выглядел жутко, словно ее предательство окончательно свело его с ума. Смех затих, и стеклянно, словно играя на струнках чужого страха, он почти пропел:—?Если я убью тебя, будет ли это значить, что ты навсегда останешься моей, Ева? Если я буду последним, кого ты увидишь в своей жизни, будешь ли ты и после смерти принадлежать мне? —?его шепот оглушил. Гарриет покрылась ледяным потом. —?Ты моя. Всегда была моей. С момента рождения мы были связаны, и даже тебе не разрушить эту связь.?Он сошел с ума??— поняла Атанасия с ужасом. Адам мечтательно посмотрел на небо. Ухмылка его блеснула оскалом:—?Ave atque vale in perpetuum, soror (Здравствуй и прощай навсегда, моя сестра).—?Ave atque vale in perpetuum, frater (Здравствуй и прощай навсегда, мой брат),?— прошептала в ответ Гарриет, и по щекам ее потекли слезы. —?Глупый брат. Глупый, глупый старший брат…Девочка не успела удивиться?— на это просто не осталось сил. Брат и сестра?— Адам и Гарриет. Теперь их поразительное сходство было понятно. Атанасия отвернулась, не в силах смотреть на последний бой Адама и Гарриет,?— брата и сестры,?— в том, что он будет таким, она не сомневалась. Понимала лишь то, что Гарриет положила свою жизнь, лишь бы дать ей иллюзорный шанс на побег. Раздался ужасающий грохот и яркий свет всполохов выбросов сокрушительной маны накрывал лес?— становилось светло, словно днем, а затем все вновь погружалось во мрак.В кровавой судороге умирали мечты. Прах отходил к праху, земля к земле, а иллюзии к иллюзиям. Ати вдруг вспомнила кролика и хлопок.?Больше нет??И меня нет?Послесловие. Отец.—?Гаденыш! Ты, сучий выродок! Что ты сделал с Гарриет?! —?вскричал он, схватив Адама за грудки, хорошенько встряхнув. Он бы хотел приложить эту мерзкую тварь о что-нибудь тяжелое, удушить, или вырвать его поганый язык, но сейчас он был слишком, слишком слаб.—?Я убил ее,?— прошипел Адам, и гадко усмехнулся, когда на лице отца ярость сменил искренний ужас. Он ведь чувствовал магический всплеск?— не мог не почувствовать. От их сокрушительной силы даже погода испортилась, и в земле остался внушительный кратер. Кровь отлила от лица отца, он мертвецки побелел, и руки его дрогнули.—?Врешь, сукин ты сын… Врешь! —?неверяще прошептал он, а Адам отцепил ослабевшие пальцы мужчины, и с силой пнул его назад, в глубь темной камеры. Он с искренним наслаждением упивался отчаянием урода, желая выжить из него все эмоции: от ярости, до слез неверия. В отличие от названого сына, дочь старый пень все-таки любил.—?Ха, так тебе что, понравилось играть роль папочки для Гарриетты? Что, теперь тебе некому будет плакаться о своей печальной судьбе? Никто не вытерет тебе сопельки…? —?издевался Адам, растянув губы в дикой усмешке. В глазах его алым цветом полыхало безумие. —?Она так рыдала, звала тебя, пока я выдавливал ей глаза! Я вскрыл ей кишки, а она звала тебя по имени, пока не охрипла! Пришлось выбить ей все зубы, чтобы заткнула пасть, и наконец сдохла…!Смачная пощечина пришлась Адаму на щеку, и он отлетел к стене, затылком приложившись о каменную кладку. Он сплюнул кровь из прокушенной щеки, мелко задрожав перед высокой фигурой, что поднималась из тьмы. Возможно от ненависти, а может и от страха.—?Что ты несешь, ублюдок? Сам на себя посмотри. Рыдаешь по ней,?— прошипел он скривившись, схватив прутья решетки.—?Заткни рот! —?сорвался на крик Адам, и вытер рукавом слезы,?— Это только ты виноват! Ты сломал нам жизни своей маной! Ты…! Ты забрал у меня сестру!—?Никого я у тебя не забирал. Она?— моя дочь.—?Никакая она тебе не дочь! То, что твоя проклятая мана в наших телах не делает тебя нашим отцом! У нас есть… У нас с Евой были родители,?— хрипел Адам, поднимаясь с колен. Наконец, его накрыло жестокой волной отчаяния, и он согнулся пополам, словно его живот скрутило. —?Мы с Евой были друг у друга, пока не появился ты! Это ты вложил ей в голову вздорную мерзость! Это из-за тебя она предала меня, она оставила меня! Все оставили меня!—?Адам,?— Анастасиус в дверях заметил черные клубы маны, что исходили из Адама вместе с ненавистью, окутывая все его существо в магический кокон. —?Прекращай. Не трать время на разговоры с этим материалом.—?Не прощу, никогда не прощу… Я убью тебя, отброс, когда придет время. —?Прошипел Адам, вытирая губы. Он вынул из кармана кольцо на цепочке, что всегда носила Гарриет, и швырнул его отцу. —?За то что украл мою Еву.—?… Гарриет… —?он вцепился в обручальное кольцо, что когда-то носила его Атанасия. Что носила и Гарриет, как жест его любви. Только сейчас он осознал. Гарриет бы никогда не сняла кольцо со своей шеи. Из его горла его жуткий вопль горя и обреченности. Когда луна осветила бледное лицо, перекошенное от боли, длинные черные волосы и такие же алые рубины глаз, что у Адама и Гарриет, по впалым щекам Лукаса наконец потекли слезы.—?Надеюсь что ты не сдохнешь от своих сожалений раньше времени. —?Расхохотался Адам, уходя в след за своим господином,?— Дождись меня, отец. Жди и рыдай по своей ненаглядной Гарриет. Когда придет время, ты отправишься следом за ней.?У тебя нет ничего, чем бы ты дорожил в своей жизни. Мне жаль тебя?Слова наставника всплыли в памяти.?Я верю, что однажды ты поймешь меня?Когда-то он смеялся над наставником, что потерял сына. Теперь ему оставалось только горько смеяться над собой, сжимая в руке кольцо своей Атанасии, которое он так безрассудно отдал дочери. Вместе со своим очерствевшим сердцем.?Папа, ты хотел бы увидеть, каким станет мир, когда эта трагедия подойдет к концу? Тогда не сдавайся!?—?Прости меня, Гарриет.?Я безнадежный отец, раз не смог защитить свое дитя?Она мертва. Лукас не мог поверить в то, что она действительно мертва. Та, что стала ему дочерью. Та, что протянула ему руку, когда он совсем отчаялся. Та, что подарила ему надежду, и позволила беспечно поверить в невозможное чудо. Умерла, хотя обещала однажды показать ему цветение ликорисов.?Ты ведь вернешься к моему совершеннолетию? Я буду ждать!?—?Прости, Атанасия.Отчаяние с новой силой захлестнуло его помутненный разум. Остался лишь ее смутный образ: простое грязно-розовое платье, книжка под рукой, печальные драгоценные глаза и высокий хвост самых солнечных кудрей на свете. И петля. И чертова петля, всякий чертов раз.?Я не смог спасти тебя…?Она продолжала ему сниться всю вечность в этом нескончаемом аду. Бесконечном аду, который он создал сам. В конце концов?— это только его вина.?…в который раз?Конец первой части.Комментарий от автораВот и закончилось довольно продолжительное вступление. Все основные фигуры взошли на сцену и многие карты раскрыты?— теперь можно начинать саму игру. Признаюсь честно, мне было очень сложно сохранять тайну происхождения Адама и Гарриет, а так же немалую роль Лукаса во всей этой истории. У меня слишком догадливые читатели) Это была самая затяжная интрига в моей фикрайтерской жизниВторая часть начнется прямиком с дебюта (или подготовки к нему) и дальше?— на встречу новой судьбе Атанасии. Надеюсь что вам так же как и мне было интересно наблюдать за ее взрослением, за крахом ее иллюзий, за изменениями в ее характере… Первая часть была нужна, чтобы понять непростую мотивацию новой Атанасии, и зарождение ее нового пути, далекого от дороги попаданки.Теперь я дала читателям фундамент работы, и только вам решать, продолжать ли следить за этой историей. Честно, я вложила в нее очень много сил, времени, фантазии. Так что я хотела бы услышать ваше мнение о части в целом, о главе в частности, о персонажах и их непростой судьбе. Ваши отзывы дадут мне мотивацию, ибо на данный момент я немного подустала от работы. Часто мои вложенные силы не оправдывались тем малым количеством откликов, что я получала в ответ. Это местами угнетало.Поэтому я ставлю планку в 30 отзывов (от разных пользователей!), для выхода новой части. Для чего я это делаю? Во-первых, я осознаю, что скорее всего я очень долго буду ожидать ваши отклики, так что за это время успею отдохнуть от работы. Во-вторых, я не хочу писать в пустоту. Посмотрю, есть ли смысл продолжать. И ваше мнение очень мне дорого) Я верю, что вы справитесь)Еще раз спасибо всем тем, кто комментировал работу и оставался со мной все это время. Не знаю как скоро, но увидимся в новой части)