#3. (1/1)

Intermission: Autumn, 2015.Сотовый телефон Хару, ранее лежавший на кухонном столе в его родительском доме, громко зазвонил.Като сильно устал и был чертовски измотан, из-за чего он не был в настроении с кем бы то ни было общаться. Ведь он потратил весь свой сегодняшний день на родственников, которые пришли в его дом, чтобы выразить своё почтение его покойному отцу. На экране его сотового отобразился неизвестный ему номер, что побеспокоило его, так как это мог быть кто-то с его работы, нуждающийся в его помощи или желающий спросить о том, когда он вернётся.— Алло? — поздоровался он, стараясь не выдать весь тот шторм эмоций, что в данный момент неистово бушевал в нём.На другом конце провода ответили не сразу: — Като, это я, — произнёс незнакомый голос. Но этот холодный и собранный тон мог принадлежать лишь одному человеку, которого он знал, — Не вешай трубку, пожалуйста, — поспешно добавил Дайске как раз таки перед тем, когда большой палец Хару едва не нажал на красную кнопку отбоя. — Я слышал о твоём отце, прошу прощения.— Мне надоело, что ты постоянно извиняешься передо мной до такой степени, что я даже перестал понимать, серьёзен ты или нет, — из-за сильной усталости Хару не смог вложить всю ярость и злость, которую он чувствовал сейчас, в свой измученный голос. — Я только что вернулся с похорон отца. Не мог бы ты, пожалуйста, отвалить? Я очень сильно устал, понимаешь?Даже в таком состоянии Като отлично понимал, что задел Камбэ за живое, но было уже слишком поздно. Он желал направить свою боль на кого-нибудь другого, а Дайске был тем, кто первый попался ему под руку.Голос Камбэ прозвучал неуверенно, когда он ответил ему: — Я понимаю, что это не лучшее время для разговора с тобой, но я хочу узнать, могу ли я выразить тебе своё соболезнование по поводу смерти твоего отца?Облизнув вмиг пересохшие губы, Хару закрыл свои глаза и ответил:— Делай, что тебе угодно.Затем он отключил связь и уставился пустым взглядом в стену. Он безумно скучал по своему отцу. Его банальный и от того не смешной юмор, его самоотверженность, его сильный акцент, когда он говорил на английском, и просто тот факт, что он был его отцом в целом, делали его очень ценным и близким человеком для Хару. Его отец и Дайске были совершенно противоположными и разными людьми. Юмор Дайске был сухим и сардоническим, его ум был расчётливым и точным, и у него не было определённого морального компаса, когда дело касалось других людей. У них не было абсолютно ничего общего.Вот только, несмотря на это, Хару безумно любил этих двоих.Воспоминание о тех днях, что он и Дайске провели вместе, заставляли Като чувствовать, что его гнев и обида не были оправданы. Он ненавидел то, что, сколько бы лет не прошло, его чувства к Камбэ оставались всё такими же чересчур сильными и искренними. Но что, если он отбросит свою гордость и даст ему второй шанс? Потому что он никогда не сможет полюбить кого-то так же сильно, как любит Дайске. И если бы он всё же с кем-то начал встречаться, то Като не смог бы прекратить сравнивать вторую половинку со своим бывшим. Люди не оправляются от подобных отношений столь быстро. Тем более сравнение было бы болезненно воспринято его партнёром, а Хару не был настолько мудаком, чтобы позволить данному случиться с кем-то, потому что это было бы жутко несправедливо по отношению к этому человеку. И поэтому Камбэ был единственным, оттого и лучшим. Он был идеальным сукиным сыном. Для кого-то из его окружения было просто невозможно как-либо конкурировать с ним. Хару почувствовал, как у него закипает голова, а мысли начали путаться, как и всегда, когда он думал о Дайске.Он взял свой телефон и заблокировал неизвестный номер.***Present.Сегодня был понедельник. Обычно это ничего не значило для Като. Потому что Хару не ненавидит свою работу, и лозунг: ?Я ненавижу понедельники?, — никак не относился к нему. На самом деле, иногда он задавался вопросом, должен ли он стать моделью для плаката: ?Дорогая, веди себя как твоя зарплата?.Однако этот понедельник был огромным исключением. Он боялся каждого часа, ведущего к обеду. И теперь, когда всё же пришло время ланча, он чувствовал себя ужасно неуверенно и болезненно, словно его желудок засосало в Чёрную дыру. Рядом с ним сидела Махоро, как обычно излучая свою особенную успокаивающую энергию и солнечный оптимизм. Она только что съела огромный кусок тирамису и парфе из маскарпоне на обед, и ничего больше. Что, вероятно, объясняло ту причину, по которой она никогда ни о чём не беспокоилась. А всё потому, что люди, которые не волнуются по поводу таких болезней, как диабет и повышенный холестерин, не задумываются о незначительных и посторонних вещах. Может быть, это и является главной причиной, по которой он буквально умолял её пойти вместе с ним на обед. Ему был необходим её беззаботный оптимизм.Против человека, что сидел прямо перед ним.Махоро медленно переводит свой взор с Хару на Дайске и обратно, одновременно с этим пронизывая металлической вилкой сочную ярко-красную клубнику в своей тарелке. Несмотря ни на что, она была женщиной, оттого её чувства, когда дело доходит до эмоций, становились сильнее и острее. Она отлично понимала, что разговор не начнётся, пока кто-то из них двоих не нарушит ледяное молчание первым. И она также понимала, что никто из присутствующих мужчин этого не сделает.— Значит, Камбэ-сан — друг Като? — осторожно начала Махоро.Несмотря на то, сколько времени он потратил на то, чтобы приучить себя больше не поддаваться влиянию Камбэ, Хару до сих пор чувствовал, как буквально начинает дрожать, не очень терпеливо ожидая ответ Дайске. Что он ей ответит? Конечно же, он не скажет, что они бывшие бойфренды. Верно? Дайске ведь всегда знает, что лучше всего сделать или сказать. Он, наверное, скажет, что Хару — его старый знакомый. (И нет, Като это никак не оскорбит. Как бы холодно и равнодушно это ни прозвучало).Сделав маленький и осторожный глоток, Дайске аккуратно поставил свою чашку с чёрным чаем на деревянный стол. — Боюсь, что такое слово, как ?друг? — не совсем правильный термин, который мог бы охарактеризовать наши отношения, Саеки-сан, — ответил он, глядя прямо на Хару. — Като Хару — мой парень.Если Махоро и была шокирована его однозначным ответом, то очень хорошо это скрывала. — О, — выдавливает она из себя, начиная, так же как и Камбэ, выжидающе смотреть на Хару.Чувствуя, как его лицо начинает нагреваться из-за немого вопроса во взоре Махоро и неправдивых слов Дайске, Хару отвечает сквозь сильно стиснутые зубы: — Мы закончили наши отношения. Между нами ничего нет. Ты...— Но мы никогда не расставались. По крайней мере, ты никогда не говорил, что расстаёшься со мной. И даже если ты это сделал, то я не помню, чтобы когда-нибудь соглашался с этим, Като, — ровным тоном ответил Камбэ, выглядя до абсурда уверенным, как будто он выиграл какую-то необъявленную битву.В эту игру могли играть лишь они двое. И если Дайске думает, что он может так легко победить его, ну и хрен с ним. — Мы не встречались больше десяти лет. Я не разговаривал с тобой около пяти лет. Ты, должно быть, какой-то психически ненормальный идиот, если думаешь, что мы всё ещё состоим в отношениях.В тот момент, когда он слышит резкий и уставший вздох со стороны Махоро и видит это выражение лица Дайске, Като понимает, что он был слишком резок в своих словах. Он не знает, потому ли это, что он чувствовал себя ужасно из-за того, что испортил обед Махоро, или потому, что он ненавидит это выражение лица Дайске. Но в ответ он лишь выдыхает, закрывает свои глаза и говорит: — Прости, — отвечает он, прежде чем перевёл свой взгляд на одно из многочисленных окон кафе, в котором они обедали.— Ты всё ещё так сильно меня ненавидишь? — спрашивает Камбэ почти беззвучным тоном. Если бы они в данный момент не сидели в уединённом месте, которое зарезервировал Дайске, то Хару не услышал бы его слов и вовсе.Каждой клеточкой своего существа Хару хотел сказать: ?Да, я ненавижу тебя. Пошёл ты к чёрту за то, что воспользовался мной и моим доверием. Пошёл ты к чёрту за то, что разрушил наши отношения, которые были абсолютно прекрасными. Пошёл ты к чёрту за мою неспособность влюбляться в других?. Существовало множество ядовитых и ужасных вещей, которые он мог бы сказать ему прямо в лицо. Но Като не мог. Он не был воспитан подобным образом. Потеряв самообладание, он сразу же почувствовал себя плохо. А Дайске — нет.— Я не ненавижу тебя, — он и сам был удивлён своим словам, в которых присутствовала некая горькая правда, — я никогда не ненавидел тебя. Я был... — он отрицательно покачал головой. — Мне просто было ужасно больно. И я сомневаюсь, что ты можешь сделать хоть что-то, чтобы избавить меня от этого чувства. Понимаешь, я не могу смотреть на тебя, не чувствуя этого.Камбэ еле слышимо выдыхает:— Я счастлив услышать, что ты всё ещё не ненавидишь меня, Като. Честно говоря, что угодно, только не это, — он опустил свой взгляд на дно чайной чашки.После этого между ними вновь выстроилась бетонной стеной глубокая тишина, не нарушаемая никем из них. Хару отодвинулся от стола, сложил руки на груди и вновь уставился в окно. Дайске снова взял свою чашку и допил её содержимое. Даже Махоро прекрасно поняла, насколько удушающей была данная ситуация, поскольку она молча доедает дорогой торт без всякого удовольствия.Печальное выражение её лица значительно смягчает настроение Хару. — Махоро-сан, мне очень жаль, — говорит он с виноватой улыбкой.— Ах, нет, — в ответ она начала интенсивно махать десертной вилкой, которую держала в своих руках, выглядя слегка обеспокоенной. — Всё в порядке. Ты не заставлял меня приходить сюда. Я хотела быть здесь, особенно когда ты сам желал, чтобы кто-то был рядом с тобой в этот момент. Тебе не стоит извиняться.?Нет, — думает Като, — причина, по которой я попросил Махоро пойти вместе со мной, заключалась в том, чтобы не допустить, чтобы данная ситуация стала слишком интимной и личной?. Он надеялся, что в присутствии Махоро Дайске дважды подумает, прежде чем начнёт обсуждать ?их? отношения, впоследствии чего они смогли бы по-быстрому простить друг друга, попрощаться навсегда и двигаться дальше. Он не рассчитывал на смелость Камбэ начать говорить об их отношениях при Саеки. И как оказалось, чувства Хару были не так просты, как простая математика начальных классов. И теперь Дайске точно не знал, что с этим делать, как и сам Като. Поэтому теперь Хару обязан был вновь вернуть и запереть обратно беспорядок своих чувств и эмоций в своей груди, чтобы Камбэ понял, что их отношения не смогут разрешиться столь легко и быстро. Когда Махоро закончила обедать, Хару посмотрел на свои наручные часы, чтобы посчитать, сколько времени осталось до конца обеда.— Мы возвращаемся в офис, — говорит Хару Дайске, поднимаясь со своего места.Камбэ внимательно и молча наблюдает за ним, пока Махоро смахивает все крошки со своей униформы, а рука Хару тянется к дверной ручке к выходу из уединённой комнаты. Дайске открывает свой рот, чтобы что-то сказать, но одновременно с ним Хару поднимает свою руку, блокируя его слова:— Если ты ещё раз скажешь ?прости?, я тебе морду набью.В ответ Дайске отрицательно покачал головой. — Я просто хотел сказать, что всё ещё люблю тебя, — сказал он, глядя прямо в глаза Хару. — Когда мы встретились на днях, я был застигнут врасплох, ты всё ещё выглядишь так же. Я хотел сказать тебе это в тот момент, но подумал, что ты захочешь ударить меня.— И почему же ты думаешь, что я не ударю тебя сейчас? — рявкнул Хару, открывая дверь и захлопывая её после того, как Махоро и он вышли.Пять минут ходьбы до их служебного здания проходят в тишине. Хару был сосредоточен на том, чтобы контролировать скорость своих шагов, поскольку он не хотел оставить Махоро позади. А Саеки просто смотрела вперёд, давая ему время собраться со своими мыслями и снова взяться за работу. Като посчитал, что должен был объяснить Махоро, что именно произошло между ним и Камбэ. Но у него не было сил вновь вспоминать то единственное и неповторимое лето в своей жизни, которое он одновременно хотел стереть из своей памяти и рассказать кому-нибудь о нём.— Большое спасибо, Махоро-сан, — говорит Хару, провожая Саеки в её кабинет.— Не стоит об этом, Като. Я просто в восторге от тех десертов, — говорит она с неловким смешком. — Но, честно говоря, как ты себя чувствуешь?В ответ Хару лишь ободряюще улыбнулся ей. — Бывало и хуже. Я справлюсь, скоро всё будет хорошо.Но, возвращаясь в свой кабинет, он задался вопросом, что же на самом деле станет лучше? И самый важный вопрос: сколько именно времени потребуется, чтобы стало лучше? Ещё десять лет?Когда Хару зашёл в своё рабочее помещение, он увидел, как Хошино беззаботно крутился на своём стуле. В своих руках он держал квадратную, покрытую серебром, непонятную штуковину. — Какая-то дама пришла сюда и попросила меня передать это тебе, — сказал он, одновременно жуя батончик с лимонной мюсли. — Она также передала: ?Открой это, когда останешься один?.В ответ Хару лишь нахмурился, аккуратно беря предмет в свои руки и взвешивая его на ладони.— Что это?— Не знаю. Мне всё равно, — Рё равнодушно пожал плечами, — но она сказала, что ты узнаешь, что это такое, когда откроешь. Во всяком случае, она была горячей штучкой, эта леди. Чёрные волосы, голубые глаза. Хорошенькое личико. Эй, может быть это пришла твоя ежемесячная подписка на её личные фотографии?— Какого хрена, Хошино. Я не...— Что? Чего не знаешь? Посмотри мне в глаза и скажи прямо, что ты подписан на её платные порно-фото, Като-сан, — бросает вызов Рё, наклоняясь вперёд и заглядывая Хару прямо в лицо. — А что это? — он неопределённо указал на лицо Хару. — Твоё лицо выглядит хуже, чем обычно. Получил отказ?— Заткни пасть!— Я смотрю на твоё лицо, по крайней мере, девять часов в день. Я имею право знать, что случилось.— Ты просто хочешь занести мою проблему в свою личную папку для шантажа.Хошино выглядел слегка обиженным его словами. Но он всё же резко и слегка по-детскому надуто ответил ему: — Да! Да, именно так, — прежде чем обратно повернуться к своему компьютеру, раздражённо бормоча что-то по поводу дрянных стариков. И также добавил, чтобы Хару не открывал свой ?подарок? во время работы, опасаясь, что это может быть взрывоопасное вещество, и он предпочтёт, чтобы Хару лучше умер в одиночку, чем забрал их всех с собой.Сам Хару решил, что это книга, судя по весу и форме. Он просто не знал, что это такое, и почему он должен открыть его, когда он останется один. Като имеет в виду, что не помнит, чтобы когда-либо знал женщину с чёрными волосами и голубыми глазами, которую Хошино назвал хорошенькой. Ведь у этого парня были высокие стандарты красоты лица, и уж точно не помнит, чтобы когда-либо покупал или одалживал книгу человеку с таким описанием.Камей уже присутствовал в их квартире и сидел на диване с пультом в правой руке, переключаясь с одного канала на другой. Хару немного поболтал с ним (Камей не знал, что он договорился пообедать вместе с Дайске, поэтому никаких лишних вопросов он не задавал). А затем, слегка приведя себя в порядок и прихватив чашечку холодного американо, он отправился в их общую комнату.Сделав глоток кофе, Хару медленно открывает гладкую серебряную обёртку.Это книга. Старая книга, так как обложка была испорчена временем; чернила выцвели, а корешок был разорван. На обложке был изображён мужчина с длинным подбородком, красными щеками и серо-каштановыми волосами, одетый в пурпурный костюм, жёлтую рубашку и держащий в своих руках перчатку. На обложке рукописными буквами было написано: Оскар Уайльд: ?Жизнь в письмах?1 и ?под редакцией Мерлина Холланда?. Хару никогда не читал эту книгу, но он знает, кому она принадлежит, и знает, где именно её купили. Потому что в тот момент он был там.Он отлично помнит, как много лет назад, когда они с Дайске посещали универмаг, они также посетили книжный магазин. Хару искал какую-то книгу на предстоящий учебный семестр, а Камбэ просто сопровождал его. Но, в конце концов, когда Дайске забрёл в отдел ?Импортных книг? и нашёл эту книгу, он купил её прямо на месте. Хару также помнит, как Дайске внимательно читал эту книгу, когда они во второй раз посетили Гошики-нуму2; его спина прижималась к правой руке Хару, а пряди его чёрных волос приятно щекотали шею Като.Понимание того, что эта книга всё ещё была у Дайске после столь большого промежутка времени, производит на Хару более глубокое впечатление, чем когда он сказал ему, что всё ещё любит его. Потому что это были просто слова, а это доказательство. То лето прошло, а сувенир до сих пор цел. Хару лёг на кровать, прикрыв глаза и пытаясь успокоить быстро бьющееся сердце, прерывистое дыхание и слёзы, которые так и норовили пойти. Из-за того, что Хару так сильно скучает по нему и из-за мыслей о нём, ему становится ужасно больно физически. И от того, что он снова встретился с ним вживую, лучше не стало. Если уж на то пошло, то стало лишь в десять раз хуже, ведь он был так близко, и Хару легко мог, нет, он должен был...Но больше всего ранит не тот факт, что Дайске скрыл свою подлинную личность от Хару. Нет, дело было не в этом. Хорошо, Като возьмёт свою долю вины, он должен был спросить раньше о его прошлом, настоящем и будущем, а не молча складывать свои ложные предположения и представления о Камбэ. Они оба ошиблись и оба виноваты. Они оба. Но что ранит больше всего, так это, что он скрыл от него свой настоящий возраст. Дайске отлично знал, как Хару относится ко всей этой идее отношений взрослого с подростком. Надо было догадаться, что Като так против этого, что это вызывает у него истинное отвращение. А Дайске следовало бы сказать хоть что-нибудь о своём возрасте. Но он эгоистично этого не сделал. И этим он разбил не только доверие и сердце Хару, но и его жизненные принципы. Като не хочет знать, что сделал бы Камбэ, если бы он продолжил быть в неведении, и они зашли бы намного дальше в своих отношениях. Было ли у него хоть какое-то уважение к Хару и его моральным нормам и жизненным ценностям? Дайске всегда вёл себя как истинный джентльмен. Но было ли это просто фасадом? Было ли всё это просто плохой мыльной оперой, которую этот подросток-миллионер хотел отыграть во время своих летних каникул?Сердце Хару сильно заболело от своих же собственных мыслей. Он снова открыл глаза, поднял книгу вверх, медленно перелистывая страницы. Затем он случайно увидел тускло-зелёный цвет. Он остановился на этой странице. Это выделенная цитата. Като перелистывает до начала книги, находя ещё несколько таких же зелёным цветом выделенных цитат.— ?Мне ужасно хотелось бы уехать с Вами куда-нибудь, где тепло и солнечно?.— ?Я знаю, что Гиацинт, которого Аполлон так безумно любил, был тобой в греческие времена?.— ?... Вы не должны говорить мне подобные слова... Они убивают меня... Они разрушают смысл моей жизни?. — ?Я не могу слышать, как твои столь прекрасные губы говорят обо мне такие отвратительные вещи. Не делай этого. Ты разбиваешь мне сердце?.— ?Ты для меня то же, что мудрость для философа и Бог для праведника?.— ?Я хочу постоянно смотреть на тебя. Это действительно абсурдно. Я не могу жить без тебя. Ты такой милый, такой чудесный. Я думаю о тебе весь день и скучаю по твоей грации, по твоей мальчишеской красоте?. — ?Я надеюсь, что Вы счастливы?.— ?Я надеюсь, что никогда не расстанусь с ним?. — ?Он остроумен, грациозен, на него приятно смотреть, с ним приятно проводить время. Но он также разрушил мою жизнь, поэтому я не могу не любить его. Это единственное, что я могу сделать для него?.Хару читает цитату за цитатой, перечитывая по два, три и четыре раза, пытаясь ?поглотить? их. Заметив, каков именно был цвет маркера, а именно тускло-зелёным, он понял, что это означает, что тот, кто выделил эти слова, сделал это довольно давно. Также заметив, что страницы, на которых были напечатаны эти цитаты, были более помятыми, чем множество других страниц. Като понял лишь одно, что теперь он уже точно не осознает, что ему делать дальше. Это звучит так комично, но это единственные, что может описать его эмоции прямо сейчас. Потому что эта книга послана ему по лишь одной главной причине: чтобы он прочитал эти слова и понял, для кого именно они предназначены.Тяжело дыша, Хару прячет книгу под тяжёлый матрас. Он утыкается лицом в белоснежную подушку, ложится на живот, дрыгая ногами, как ленивый пловец, изо всех сил стараясь остановить свои слёзы.По крайней мере, он пытался.***В среду днём Хару направился в магазин одежды, чтобы купить новую пару брюк. Нет, он не прогуливал работу из-за внутренних неурядиц. Его выходные на этой неделе выпали на среду и пятницу. Быть диспетчером 911 означало лишь то, что у него не было некой определённой системы рабочих смен.Он небрежно хватает две пары чёрных и серых брюк, чтобы отнести их в примерочную. Внутри, после того, как он примерил все брюки, он столкнулся с ужасной дилеммой: серые выглядят на нём намного лучше, но у него было слишком много серых брюк, поэтому, наверное, он подумал, что серые лучше, просто потому, что он привык к этому цвету. Но чёрные — проблема. Они заставляют его выглядеть так, словно он воспринимает себя слишком серьёзно. Может быть это потому, что чёрный — элегантный цвет? В какой альтернативной вселенной Хару может свободно носить эти брюки без того, чтобы Хошино не сопровождал его без всяких ухмылок?Когда он вышел из примерочной, думая о том, чтобы рассмотреть многие другие варианты, он почти прыгнул обратно в кабинку, потому что женщина перед ним стояла слишком близко к нему.— Прости! Я не увидел тебя! — воскликнул Хару, слегка наклоняя голову вправо.Женщина в ответ лишь слегка засмеялась. Этим весёлым, искренним, весенним смехом, который, к сожалению, не принадлежал большинству населения Земли. Хару посмотрел на неё, чувствуя себя глупо из-за своей первоначальной реакции, потому что эта женщина была прекрасна. Такой красивой, что ему захотелось сказать ей: ?Ты божественно красива?. Потому что это было так очевидно, что с таким же успехом он мог обратиться к огромному слону в комнате. Она была тоже черноволосой и голубоглазой... Подождите.— А ты какая Камбэ? — потребовал Хару. Теперь он заметил их семейное сходство.— Что это за вопрос, Като Хару-сан, какая я Камбэ? — она отошла от него на несколько шагов, аккуратно заправляя волосы за ухо. — Но, чтобы ответить на твой вопрос, я – Сузуе.И, вмиг поняв его следующий вопрос, добавляет: — Я его младшая сестра. Ты знаешь, какого именно Камбэ.— Не думаю, что твоё появление здесь простое совпадение.— Э-э-э, — она отрицательно покачала головой, — я преследовала тебя. Я серьёзно.Хару вопросительно приподнял бровь на её неоднозначные слова. Потому что какого хрена. Он начинает задаваться вопросом, все ли Камбэ, когда-либо ходившие по этой Земле, такие же странные, как эти двое.Сузуе мягко улыбнулась ему, вероятно, заметив его смятение. — Ну, Като-сан, я знаю, что тебе нужно посмотреть ещё кое-какие брюки, но как насчёт того, чтобы составить мне компанию, а потом я помогу тебе найти подходящие? Ты же знаешь, я потрясающе разбираюсь в моде, — спросила она одновременно и мягко, и убедительно. — Я обещаю, что мы будем только вдвоём.Согласится на её предложение — хорошее решение с его стороны? Хару точно не знал ответ на этот вопрос. Но он не чувствовал никакой злобы и жестокости в этой женщине. Итак, он согласился на её приглашение и её настойчивые заверения, что рядом с ней он не встретится с теми, кого он не хочет видеть (по крайней мере, в данный момент).Они вышли из магазина одежды. Она шла впереди, а он на несколько шагов позади. Камбэ не сказала ему точно, куда они идут, и он сам не желал спрашивать. Ну, это же Токио. Его второй родной город. Если ему даже завяжут глаза и оставят совсем одного в переулке, то он всё равно не заблудится. Они вошли в здание роскошного отеля, Сузуе прислонила к электронному замку карточку и нажала на кнопку полностью стального лифта. Хару терпеливо скрестил руки на груди, когда они медленно поднимались: шестой, пятнадцатый, двадцать второй, двадцать девятый, тридцать четвёртый этаж. И с громким звоном лифт остановился, открывая свои металлические двери. Като удивлённо моргнул, пытаясь привыкнуть к слепящему солнечному свету.Они оба молчали. Руки Сузуе вцепились в металлические перила, она смотрела вниз на улицу под ними, в то время как Хару, не то чтобы боящийся высоты, но и не слишком любящий играть со смертью, спокойно сидел на скамейке, ожидая, когда она заговорит с ним.В конце концов, она повернулась и подошла к нему, не отрывая от Хару взгляда. Камбэ осторожно присела рядом с ним. — Мне нравится время от времени подниматься сюда, чтобы подумать немного в одиночестве, Като-сан. Обычно я прихожу сюда ночью. Но так как сегодня особенный день… — она задержала свой пристальный взгляд на нём. Буквально испытывая его.Когда он сдался, позорно отвернувшись от неё, она вновь заговорила, но теперь скорее для себя, чем для него: — Так ты и есть тот самый печально известный бывший, да? Я имею в виду, Като-сан действительно великолепен. Я понимаю, почему Дайске-нии каждый раз злится из-за тебя.Сузуе не сказала это злым или упрекающим тоном, но Хару всё равно заметил её покровительственное отношение к Дайске. — Зачем мы здесь? — бесцеремонно перебив её, спросил Като.— Вы читали книгу, которую я передала вам в понедельник?— Так это Вы принесли ту книгу?В ответ она слегка хихикнула:— Но, боюсь, я должна попросить Вас вернуть её. Дайске-нии не знает о том, что я одолжила тебе эту книгу. Я также не хочу ждать, когда он узнает об этом. Видите ли, если это случится, мне придётся объясниться перед ним. И он никогда больше не позволит мне взять у него эту книгу, — Сузуе слегка кивнула в ответ на его вопросительный взгляд. — Да, я без спроса взяла у него книгу. Он так сильно грустит, когда читает её, что я просто не выдержала. Вряд ли какая-нибудь сестра была бы счастлива, глядя, как её старший брат становится печальным. Это не круто.— Ты хочешь сказать, что он не знает об этом?— Да, — её слова, подобно ножу, пронзили его сердце.Значит, эти слова не были предназначены для него. Но в некотором смысле они характеризовали их отношения... Знание этой информации раздражало его. Почему он должен быть единственным тем, кто чувствует себя обременённым чувствами другого? Эти выделенные слова задушили его чувством вины, тоской и, как бы это ни было неловко и глупо, надеждой. Если бы Дайске не хотел, чтобы Като их прочитал, он предпочёл бы никогда об этом не знать. Потому что это было слишком легко и просто для такого человека, как Камбэ. Хару тоже был бы рад, если бы кто-то выразил его чувства к Дайске, не заставляя его говорить это ему самому. Он хотел бы, чтобы Камбэ почувствовал себя таким же ответственным, как и он сейчас, за их общие ошибки. И чтобы он задумался над тем, как это можно исправить теперь, когда он знает, что думает Дайске об их, осмелится сказать он, отношениях.Сузуе, постукивая каблуками по бетонному полу, достала свой телефон и набрала чей-то номер, заказав им обоим обед. Он обеспокоенно сказал ей, что совершенно не голоден, но потом его желудок выдал его с головой, и Камбэ просто отмахнулась от его вопиющей лжи. ?Ешьте много и будьте здоровы?, — непринуждённо говорит она.Они едят свой обед в тихой обстановке, будто это было абсолютно нормально, а Сузуе была его лучшей подругой, с которой он часто обедал. Хару уважал её за подобное. За то, что она ни разу не упомянула Дайске, из-за чего он не потерял аппетит и желание и дальше находиться рядом с ней.Спустя две пустых коробоки для бенто Хару вслух спрашивает Сузуе, знает ли она о том, что произошло между ним и Дайске, и как много она знает, на что девушка робко пожала плечами. Честно говоря, она мало что знает о том, что произошло. Камбэ раньше никогда не рассказывал ей об этом. Только однажды, когда её брат был сильно пьян, отчаянно желая признаться и выпустить накопившийся пар, он рассказал ей о своём бывшем бойфренде (Она и не знала, что отстранённая холодность её брата по отношению к его потенциальным жёнам имела большее значение, чем просто неподходящая внешность). Дайске дал ей подробное описание своего бывшего, настолько невероятно подробное, что она была уверена, что сможет узнать Като где угодно. Но это было всё. Ничего больше. Она полагала, что Дайске хотел, чтобы она знала об этом не слишком много, но достаточно.Когда Камбэ заболел, и она помогала ухаживать за ним, она и нашла эту книгу рядом с ним. — Вы знали, что Оскара Уайльда посадили в тюрьму за гомосексуализм? — спросила она. — Письма, в которых приводятся цитаты, были написаны мистером Уайльдом своему любовнику-мужчине — Бози. И именно отец Бози отправил мистера Уайльда в тюрьму.Она преподнесла палец к своим губам, слегка постукивая длинными ногтями по своей нижней губе. — ?… Но он также разрушил мою жизнь, поэтому я не могу не любить его. Это единственное, что я могу сделать для него?. Звучит ужасно романтично, когда речь идёт о личной жизни других людей. Но не тогда, когда речь идёт о вашем самом близком кровном родственнике, о котором вы заботитесь. Вот почему после того, как Дайске восстановился после болезни, я сказала ему двигаться дальше, потому что он заслуживает большего.— Но потом он сказал мне, что не заслуживает большего. Потому что больше ничего нет, чего бы он хотел.… Кроме Вас. Но даже так он не заслуживает быть рядом с Вами. И я подумала: ?О, похоже, он действительно сильно напортачил?, я поняла это, потому что выросла вместе с ним. Основываясь на этом, я поняла, что он очень сильно сожалеет, чего обычно с ним не случалось. Мой брат ни о чём никогда не сожалел. Он либо что-то делает, либо не делает. Дайске — цельная единица, словно с ним ничего не должно случиться, не случалось и не случится. Но тогда он очень сожалел. Выражение его лица было полно мыслей о том, что он должен был сделать вместо того, что сделал.Она встаёт со скамейки и начинает расхаживать по бетонному полу. — Наверное, это звучит невероятно. Я имею в виду, что многие люди часто ошибочно принимают моего брата за холодного циника, как будто он должен быть методичным человеком, усердно работающим и трахающимся. Но вместо этого, по их мнению, он жестокий и непримиримый. И, возможно, это правда. Но, если пройти сквозь четыре стены изо льда, которые он собственноручно выстроил, то тогда вы увидите и познакомитесь с совершенно другим человеком. Като-сан должно быть уже знаком с этой стороной Дайске-нии, верно? Вы кажетесь человеком с довольно хорошей интуицией. Ответьте, почему Вы вообще встречались с ним?Внезапно она перестаёт быть чьей-то младшей сестрой, пытающейся помочь своему старшему брату. Теперь она выглядела как детектив, пытающийся собрать всю информацию, прежде чем соединить все точки и собрать ситуацию воедино. Или как автомобильный механик, в то время как Дайске и он сам были сломанной машиной, которая, как она знала, снова заработает, если только она сможет найти нерабочую запчасть.Но Хару больше интересует её вопрос. По какой причине он тогда встречался с Дайске? Прошло так много времени, и он ни разу не задавал себе этот непростой вопрос. Как будто то, что они были вместе, было просто случайностью. Как будто кто-то сказал им тем летом: ?Вы двое — геи, а теперь целуйтесь?.Но всё было совсем не так.Было что-то, что притягивало его к Дайске, а Дайске к нему. Было что-то, из-за чего они проводили слишком много времени вместе. Было что-то, из-за чего они оказывались в одном месте в одно и то же время. Конечно, это был движущий фактор. Но он помнит, что разделял это убеждение с Камбэ. И Дайске согласился, что даже если бы он и Като встретились где-нибудь в другом месте, их магнитные полюса всё равно притягивались бы друг к другу.Рядом друг с другом они были просто естественными. С Дайске было так благословенно легко и уютно. Они могли просто часами наблюдать за тем, как мир проходит мимо них, словно ничего не имело серьёзных последствий, ничего не имело большого значения. Конечно, они иногда ссорились из-за обычных вещей, но в итоге они сдавались, подшучивая друг над другом, как вековые соперники. Но что было лучше всего, так это то, что он понимал Дайске и был понят им в ответ. Или, по крайней мере, он думал, что понимает Камбэ, и думал, что его понимают в ответ. И, возможно, он ошибался в этом.Нет ничего более удручающего, чем вспоминать приятные воспоминания и не быть уверенным, что всё это было на самом деле. Что было реальным, а что нет. И было ли это вообще важно. Но он считает, это слишком личное, чтобы рассказать Сузуе. Он говорит: — Я не знаю. Мне тогда было девятнадцать, я был глуп. Ты же знаешь, какими резкими в своих решениях бывают первокурсники.Было ясно, что она понимает, что он говорит неправду и сдерживает свои истинные чувства. Но она достаточно сдержанна, чтобы притвориться, будто её одурачил ответ Хару. — Да, я знаю, каково это, — уклончиво отвечает она, разглаживая своё пальто. Она посмотрела на него с лёгкой улыбкой. — Как Вы думаете, сможете ли Вы когда-нибудь простить себе прошлое?— Я думаю, — слабым голосом произносит он, — я должен, верно?— Не знаю, Като-сан. Это твой собственный выбор. Я посторонний человек и не могу сказать тебе, должен ты или не должен это делать, — она держит свои руки в карманах, — но если Вы задаёте этот вопрос, я думаю, можно с уверенностью сказать, что Ваше подсознание склоняется к этому. И, исходя из моего собственного опыта, это обычно означает, что Вы уже знаете, чего точно желаете.На него, подобно волне, накатывает всё и сразу: его собственное разочарование, постоянное искушение, застарелое разочарование и нелепые убеждения. — Если Вас это не слишком беспокоит, не могли бы Вы отвезти меня к нему, когда он освободится?