28 (1/2)
Глава 30- Ири, очень прошу, откажись. Ещё не поздно. Я всё устрою, и никаких претензий к тебе не будет.
Грандин нервно расхаживал из угла в угол, напоминая рассерженного дикого кота, хищного, неуловимо грациозного, пахнущего мускусом и амброй. Длинные тёмные волосы, стянутые в хвост, только усиливали эту ассоциацию.
Приехав, он не пожелал переодеться, снять сапоги, и сейчас пыльный дорожный костюм красноречивее всяких слов подчеркивал внутреннее напряжение, тревогу, не покидающую Рана с момента их встречи во дворце.
Пока Ар переодевался и принимал ванну, Мистраль сидел в комнате, обхватив голову ладонями, и думал, думал, думал. Как шахматный гроссмейстер разыгрывает будущую партию в уме, Мистраль расставлял невидимые фигуры на воображаемой доске, делал ходы, предвидел последствия, исключал варианты.
Закат окрасил комнату в розоватые тона, скользил по бархатным шторам вечерним золотом. Ещё не пришло время зажигать свечи, но Мистраль душу бы заложил за один-единственный шандал, способный рассеять мрак в мозгах любовника.
Ири вышел из ванной, завернувшись в уютный просторный халат, забрался в кресло, подобрав колени, и теперь недоумённо наблюдал за чужими метаниями, стараясь придать лицу некоторую степень вдумчивой озабоченности, начать слушать... Но слушать не хотелось, хотелось смотреть, любоваться, обмирать от восторга каждый раз, когда Грандин проходил мимо, и Ара словно накрывало чувственным обволакивающим облаком – ароматом сандалового дерева, фиалки, кедра и миндаля.
Мистраль завораживал его. Каждое гибкое выверенное движение, каждый изящный отточенный жест, таящий скрытую сдержанную силу. Не раз и не два Ири приходилось воочию наблюдать его удивительную власть над людьми, то особенное влияние, которое Грандин оказывал на окружающих.
Иногда Ар задумывался над причиной того, почему эти штучки не срабатывают с ним. Быть может, потому, что они любовники, а это всегда снимает некий покров тайны. Мистраль уже не воспринимался чем-то загадочным или недосягаемым, как представлялся большинству людей. Они могли поспорить и даже подраться. Правда, почти во всех ссорах Мистраль неизменно одерживал верх, но нельзя было сказать, что Ири не устраивало подобное положение дел.
Являясь по своей природе лидером, Ар, тем не менее, нисколько не подавлял чужую самость, но позволял ей проявить себя в полной мере, умело направляя чужую энергию в мирное русло. В какой-то момент, осмыслив, что из себя представляет характер Мистраля, он мягко уступил, предпочитая не топтаться по чужим болевым точкам, но поступая по собственному уразумению.
И сейчас, восторжённо любуясь Мистралем, Ири в то же время подбирал ответ.
Политика никогда не волновала Ара настолько сильно, насколько она волновала амбициозного и тщеславного Грандина. Ири раз за разом задавал себе вопрос: откуда у его великолепного любовника такое бешеное самолюбие? Зачем ему нужны заоблачные дали, конца и края которых он, похоже, не видел и сам? Зачем ему власть, если он и так обладает ею в достаточной мере, зачем ему признание, если его и так признают? Он богат, знатен, молод и красив. Всё, о чём простые смертные и не грезили, находилось в пределах его досягаемости. Абсолютно всё, что можно пожелать.
Но Грандину Мистралю этого казалось мало. Душа его постоянно томилась в поиске новых достижений, желая развернуться на поле масштабной деятельности, и иногда, глядя, с какой страстью Мистраль, осваивает всё новые и новые умения, Ири пытался понять, в чём Ран видит конечную цель?
- Горизонт, - однажды, смеясь в ответ на заданный вопрос, отозвался Мистраль, - это такая невидимая линия, которая удаляется от нас по мере нашего приближения к ней. Я всего лишь хочу достичь горизонта, Ири.
- А я? - спросил Ири, непроизвольно улыбаясь. Он любил Мистраля, любил так, что всё, что исходило с его стороны – любое заявление, любая самая дикая выходка, воспринимались с позиции нежности и снисходительного понимания. Они только что занимались любовью и теперь, вытянувшись на простынях, болтали о пустяках. - Я есть в твоих планах на горизонт?
- Ты? - Мистраль внезапно ухмыльнулся шальной полубезумной ухмылкой и притянул Ири к себе, запуская пальцы в золотистую шевелюру. - Конечно! Всех моих горизонтов мы достигнем только вместе.
К сожалению, а возможно и к счастью, Ири не мог заглянуть в его мысли. Иначе бы он ушёл уже тогда.
Если бы ты знал Ири, что стало моим горизонтом!
Ты бы очень удивился, узнав, что до встречи с тобой мне было попросту наплевать на весь мир. А сейчас... Сейчас я не могу остаться прежним. Я должен стать выше и сильнее. Для тебя. Потому что тону и меркну в твоём сиянии, боюсь, что однажды ты обставишь меня по всем статьям. А я не могу оказаться недостоин тебя, не могу быть вторым, потому и не хочу проиграть. Я проиграю тебе, если уступлю, сдамся, если отступлю сейчас и позволю чувствам взять верх. Я уже проиграл, как только позволил себе сорваться и протянуть тебе руку, глупый солнечный мальчик. Когда впервые наплевал на гордость. Когда впервые понял, что не могу отпустить тебя. Точно так же, как понял, что желаю победить тебя. Любой ценой. Потому что твоё сияние ослепило меня, и я пожелал остаться в его свете, стать таким же, как все, осознав, что всё, чего хочу, - это просто быть рядом с тобой. Но я не все, Ири! Я никогда не стану одним из многих.
Поэтому я не смогу остановится до тех пор, пока не оторвусь от тебя настолько, что смогу расслабиться и позволить себе любить. Зная, что ты уже никогда не свергнешь меня с этого пьедестала, не отберёшь мою корону. Зная, что я – единственный, самый лучший, достойный тебя. Хочу ли я оказаться на равных, Ири? Нет! Никогда! Я люблю тебя. Но я хочу быть выше. И до тех пор, пока я желаю превзойти тебя, я никогда не посмею сказать тебе о своих чувствах, хотя бы потому, что не могу осквернить их. Если бы ты только мог понять, Ири... светлый, чистый Ири... Если бы я только сам мог себя понять.
- Знаешь, - вяло пробормотал Ири, даже не подозревая, какие страсти клокочут в душе Мистраля, - не уверен, что хочу достигать чужих горизонтов. Я бы сказал, что у меня есть свои горизонты.
- И что нам мешает путешествовать вместе? - Грандин смешал слова с лёгкими скользящими поцелуями, которые постепенно становились всё настойчивее и настойчивее, словно признание Ара испугало его или подхлестнуло доказать обратное. Немедленно, прямо сейчас! А возможно, так оно и было.Иногда Мистраль начинал бояться своей ненасытности. Он не был безумным в плане секса, но рядом с Ири совершенно терял рассудок, не мог остановиться. Это пугало. Желание владеть телом Ара выходило за грани собственного понимания. Нечто выше физического обладания – непреодолимая тяга, животный, нечеловеческий инстинкт, заставляющий его желать сломать Ири, растворить, вжать в себя, втянуть, вобрать без остатка, не отпускать. Что-то, что было глубоко в сердце. Люблю тебя, Ири... Господи, как же я люблю тебя! Но признаться тебе в этом – отдать тебе власть надо мной. Понимаешь ли ты, как нужен мне? Твоя любовь, твоя непокорность, твоё упрямство, которое меня так бесит. Как ты мне нужен, весь, целиком, без остатка, потому что я не могу без тебя! И хочу подчинить. Заставить принадлежать мне, я не могу позволить тебе уйти. Я безумно боюсь, что однажды ты уйдёшь. Люби меня, Ири. Люби за нас двоих, и тебе не придётся сожалеть об этом выборе, малыш. Никогда не придётся сожалеть о том, что отдал мне весь свой мир, потому что я сделаю всё возможное, чтобы в нём был счастлив каждый твой солнечный миг. Выбери меня, Ири. Выбери МЕНЯ!
- Мне кажется, - Ири, ощутив его настойчивость, слабо шлёпнул его по запястьям, заставляя Мистраля умерить свою активность, - ни один из нас не задумывался над тем, чего же он хочет на самом деле. А если окажется, что наши горизонты находятся в совершенно разных полюсах?
- Тогда, - напряжённо улыбаясь, ответил Мистраль, цепенея от забравшейся в сердце изморози, - мне придётся изменить этот мир, чтобы наши горизонты оказались рядом, соприкоснулись. Веришь, что я это сделаю?
Перевернув Ири спиной к себе, он без зазрения совести принялся облизывать и покусывать маленькое изящное ушко, постепенно перемещаясь в район шеи, плеч и спины.
- Время покажет, - пробормотал Ар, зевая и никак не реагируя на ласки возлюбленного. В ту минуту ему ужасно хотелось спать. - Но рад это слышать. Значит, нам не придётся менять самих себя. Было бы обидно понять, что ты ждёшь от меня, что я стану твоим верным оруженосцем, пока, - он зевнул, отбрыкиваясь и пытаясь подтянуть к себе подушку, - ты пытаешься найти себе подходящий горизонт.
- А что плохого в том, чтобы стать моим оруженосцем? - внезапно очень тихо спросил Мистраль, перестав его ласкать и нависая над ним так, что длинные волосы упали Ири на лицо.
- Мммм... - Ири машинально отбросил прядь и снова зевнул. Глаза у него были уже давным-давно закрыты, - оруженосцем не хочу. Согласен на роль прекрасной дамы. Ты будешь совершать подвиги в мою честь, а я... – он поёрзал, сворачиваясь компактным комочком, и почти прижался ягодицами к животу Грандина, заставив того непроизвольно застонать от желания, - буду ждать тебя дома. И изменять с соседом!
- Какая у меня, однако... ветреная дама, - возможно, показалось, но в голосе Мистраля прозвучало облегчение.
- Скорее, практичная, - пробормотал Ар и возмущённо засопел, внезапно чётко осознав, что спать ему сегодня так и не дадут...
Этот смешной разговор почему-то всплыл в памяти Ири, и теперь, разглядывая рассерженного Мистраля, мечущегося по комнате, он с неприятным осадком осознал, что Грандин может говорить всё, что угодно, но на самом деле никогда не простит ему вмешательства в свои дела, сбой собственных честолюбивых планов.Появление Ири Ара и его представление королю произвело огромное впечатление при дворе, и сейчас, выговаривая возлюбленному за необдуманность поступков, Мистраль не был уверен, чего в его словах больше: злости или восхищения.
Скорее, злости, ибо, оценив Ири, Рандо с нехорошей задумчивостью изрёк:
- Впервые вижу, чтобы Лан нашёл своей глупости достойное подобие. Этот мальчик такой же непроходимый кретин, как и он. Но есть просто дураки, а есть опасные дураки. Например, такие, которые способны увлечь кого-то своими идеями. Знаешь, почему они опасны? Потому что сами верят в то, что говорят, и это хуже всего. Идеалисты – худший вид человеческой заразы. Эмоции мешают мыслить здраво, а когда из всех эмоций остаётся только одна – слепая вера в правильность своего решения – вот тогда мир катится к гибели. Все революции свершались фанатиками. А мудрые реалисты тем временем извлекали из всего этого свою выгоду. Этого мальчика было бы неплохо использовать в своих целях. Лан это понимает и в случае чего прикроется он твоим маленьким другом. Посоветуй ему не путаться под ногами. Это ради его же блага...
- Откажись, Ири! - проговорил Мистраль, прекращая, наконец, своё бесконечное хождение по комнате. Он сказал уже много слов и привёл достаточно аргументов.
Ири несколько мгновений смотрел на него, а потом улыбнулся и кивнул:
- Хорошо, я подумаю, как это сделать.
В тёмных глазах Мистраля отразилось облегчение.
- Я всё улажу, малыш! - пообещал он с нескрываемым облегчением, привлекая Ири к себе и целуя. Сморщился, с удивлением осознав, что ещё не переоделся, и что он него здорово разит потом, в отличие от свежего, чистенького любовника. Усмехнулся виновато, давая понять, что пять минут – и он будет в норме. Оттолкнулся, на ходу скидывая одежду и бросая на пол. Кажется, что ещё секунду назад он был в ярости, а вот теперь только что не насвистывал. - Если ты не захочешь, тебе даже не придётся с ним встречаться, - добавил он, скидывая рубаху через голову и щеголяя обнажённым торсом, и скрылся в ванной. - Короля на себя возьмёт дядя. Кстати, давно хотел тебя с ним познакомить, думаю, пришла пора вас представить, - Мистраль, совершенно голый, появился на пороге и поманил Ири пальцем, - вода почти остыла. Потрёшь мне спинку, чтобы не замёрз?
Хорошо, Мистраль, я откажусь, потому что ты просишь меня. И потому что мне это неважно, ведь у меня есть ты. И может быть... Я подумаю насчёт наших общих горизонтов.Ири улыбнулся и кивнул, грациозно поднимаясь навстречу, так и не озвучив всё то, что промелькнуло у него в голове.
- Хорошо, - сказал он просто, - хорошо.Глава 31На следующий день, ожидая вечернего приезда Лана, чтобы поставить точку в этой, по мнению Мистраля, затянувшейся пьесе абсурда, они сидели в классе и болтали, как ни в чём не бывало.
Ири смеялся, щедро слепя мир белозубым солнцем улыбки.
Ран развлекал его, с невозмутимым выражением рассказывая неприличные анекдоты. Сегодня предстоял устный фронтальный опрос, и перед лекцией он готовился по конспекту Ара, параллельно играясь с игрушкой своей драгоценной.
Ири обнимал его за локоть, уютно уткнувшись щекой в предплечье, и честно старался не отвлекать и даже не смеяться сильно. Абсолютно не понимая, что само его присутствие рядом является отвлекающим фактором, заставляющим Мистраля переключать внимание на любовника и всячески провоцировать, дразнить, целовать исподтишка, незаметно тискать и травить анекдоты, честно обещая, что это в последний раз, и он читает, читает и не отвлекается.
"А я никогда не говорил, что легче всего чтение мне даётся, если ты сидишь у меня на коленях? Моментальное запоминание, клянусь бородавкой Эльресто!"
Ири, всхлипывая, зарядил ему в бок, отрицательно качая головой и понимая, что Мистраль неисправим. Что он невозможный, ужасный тип, абсолютная язва. Разумеется, никаких бородавок у Эльресто и в помине не водилось, но парочка родинок, украшавшая лицо, немедленно была взята Мистралем на вооружение языка.К счастью для Ала, Грандину не приходило в голову упражняться на нём в остроумии. И редкие колкие шпильки в адрес Эльресто проскальзывали исключительно на территории доверительности любовников, представляя не третирование, а скорее шутливую неприязнь, которую Мист даже не считал нужным перебороть. Он уважал Ири, и старался мириться с его выбором друзей, но это не значило, что Мистраль допускал для себя возможным изменить своё мнение или отношение к ним. Единственное, на что могли рассчитывать обожатели Ара, - не быть испепелёнными на месте молниями гнева ледяного принца. Впрочем, опробовать подобную перспективу никому не приходило в голову.
Сейчас Грандин, честно выполняя обещание, прилагал усилия, чтобы сосредоточиться на материале, но... Глаза то и дело переключались на вертящийся во все стороны золотистый затылок и пушистую чёлку, стоящую хохолком.
Ар давно уже оторвался от его руки, вызывая желание отловить его и вернуть обратно. Он непоседничал, листал учебники, раскладывал тетрадки, прислушиваясь к происходящему в классе. Скомкал шарик, собираясь запустить его в Альфонсо, с коварной предвкушающей физиономией подбирающегося к милующемуся у шкафчиков тандему Алес - Ильт.
В голове Мистраля порхали тысячи восторжённых бабочек.
По классу кружились солнечные пылинки. Смех Ири, неугомонный, задорный, заливистый, воспринимался волшебной музыкой для ушей. Эту музыку хотелось слушать до бесконечности, потому что она приносила радость, умиротворение, состояние розовой эйфории, когда понимаешь, что надо учиться или хотя бы прочитать эту чёртову лекцию (в связи с последними событиями Грандин пропустил месяц занятий), а учиться не хочется. Хочется отложить тетрадь, склонить голову и просто смотреть на Ара – шумного, неунывающего, такого родного, что сердце заходится от ощущения близости... протянуть руку, сжать.
Ири, я люблю тебя! Всё так просто. В эту секунду и множество следующих.
И не рассказать, не объяснить, не выразить – в убогом человеческом языке нет таких слов и понятий – когда вся жизнь похожа на бесчисленное множество ярких замирающих картинок-мгновений.
Бесчисленные фрагменты, внутри каждого из которых целая жизнь. Вселенная особенного застывшего времени для двоих.
Мистраль копил их в памяти, собирал, наполнял содержимым, раскладывал по полочкам. Каждое мгновение. Здесь и сейчас.
Ири, смеющийся, неповторимый, с этой особенной белозубой улыбкой, запускающий шариком из бумаги в голову Альфа. Кажется, что бумага летит очень медленно, но на самом деле всё происходит быстро. Дельверо с разворота отбивает линейкой, сообщая, что выдерживал и не такие бои. А Ири только что не залезает на парту от восторга, подпрыгивая от нетерпения и вызывая потребность сдёрнуть его, прижать, зарыться носом в лопатки, дышать, ощущая запах кожи, тепло и дрожь чужого тела, биение сердца, жилки пульса не шее, касаться губами растрёпанных волос. Мундир распахнулся, как всегда, и Мистраль обречённо смотрит сквозь пальцы на выбившуюся шёлковую рубаху, совершенно небрежно повязанный шейный платок.
Хочется биться головой об парту, понимая, что проиграл, и остаётся только смириться, потому что нет желания делать замечания, нет желания видеть несовершенство этого мира и людей, его населяющих.
Его мир, наполненный любовью, сиял, искрился от счастья и казался удивительно прекрасным. Этот прекрасный, чудесный, удивительный мир, вращающийся вокруг слепящего солнца по имени Ири Ар.
Люблю тебя!До начала занятий оставалось около двадцати минут. Обеденная перемена длилась час и сейчас подходила к своему завершению, заставляя Мистраля собраться и отвлечься от всего происходящего, в том числе и от развеселившегося любовника, с азартом созерцающего очередной спектакль в исполнении Альфа.
Дельверо, активно размахивая руками, что-то убеждённо доказывал Алесу, и те немногие, что присутствовали в классе и слышали монолог, сгибались пополам от хохота.
Своими неуёмными шуточками по поводу Эргета Альфонсо самозабвенно напрашивался на хорошую взбучку, умудрившись с нескольких слов довести сдержанного Алеса до белого каления.
Обычно мудрый Александр воспринимал подначки снисходительно, напоминая сдержанного льва, вокруг которого бегает и прыгает эдакая тявкающая собачка, бесконечно влюблённая в собственный лай, ради пары пинков внимания готовая стоять только что не на задних лапках и, если понадобится, потоптаться по хребту, пока не скинут.
Но сегодня Альф превзошёл сам себя, доведя товарища до состояния очевидного раздражения. А так как языкастому Альфонсо трудно оказалось противопоставить словесный аргумент, чем нахальный пересмешник беззастенчиво пользовался, рычащая реакция Александра не казалась удивительный. Отлупить Альфонсо в тёмном уголке мечтала добрая половина класса. Вторая добрая половина класса посодействовала бы закопать.
- Знаешь, Аль, это не было бы таким забавным, если бы я был уверен хоть на секунду в том, что тебе нравятся парни, - наконец сжалившись над готовым взорваться Александром, сообщил Ильт со вздохом мудрой мамаши, разнимающей детишек, и, обняв Альфонсо со спины, недвусмысленно потёрся об него бёдрами. - Но, будем считать, что твои усилия не пропали даром, и ты уговорил меня на свидание. Итак, чего бы тебе хотелось, милый? Например, как насчёт вот этого?
Альф, оборвав тираду на полуслове, подавился словами, застыв в неестественно-напряжённой позе, пытаясь, видимо, сообразить с каких это пор Ильт поддаётся на его провокации? Но после того, как одна из умелых ручек Эгерта откровенно заинтересовалась содержимым его брюк, он заорал и так комично отпрыгнул в сторону, что даже невозмутимый Алес разразился хохотом. В следующий момент одним кошачьим движением выпрыгнув из-за стола, он поймал покрасневшего Альфонсо в свои объятия, буквально перехватив с противоположной стороны.
- Стоять! Куда это ты собрался, котёночек? - стараясь сохранить абсолютную серьёзность, проникновенно произнёс он и страстно стиснул несчастного Альфа за ягодицы, позволив ладони немного насладиться прогулкой. - А у тебя довольно крепкий тыл, парень. Я бы сказал, что это начинает мне нравиться.
Алес пошло хмыкнул и притянул моментально сникшего и сбледнувшего Дельверо поближе, начиная откровенно лапать. Альф замахал руками и пошёл зелёными пятнами, хватая воздух ртом, чтобы подобрать ответ, но вместо слов раздался жалкий сип...
Убедившись в полной временной безобидности пересмешника, откровенно шокированного происходящим, что говорило о том, что в своих шутках он вряд ли думает о последствиях, Алес, осклабившись, медленно потянулся к его лицу, демонстрируя собственные намерения. Альф истошно заорал, зажимая рот, отбиваясь, и призывая товарищей. Однако вместо того, чтобы прийти к нему на помощь, одноклассники валились от хохота.
- За что боролся – на то и напоролся, - утешительно успокоил Александр, уверенно фиксируя острый подбородок Альфонсо с явным намерением поцеловать.
Альф, глядя на него сумасшедшими расширившимися глазами, забился рыбой.
- Аааааа, придурок... сдурел, да?! Я сказал, что мне нравится Ильт, а не твоя вечно недовольная морда. Ещё и небритая, фи! - попытался выкрутиться Альф. Но проигравший – проигрывает.
- Да не проблема, котёночек, - Алес, смеясь, подмигнул своему любовнику, и Ильт, чётко перехватив сигнал, придвинулся к Альфонсо, обнимая с другой стороны.
- Ну-ну, потише, Аль. Ты такой миленький, - Ильт, усмиряя, лизнул его в ухо, вызвав истошный сдавленный вой.
Через минуту, намертво зажатый между двумя крепкими телами, активно трущимися об него, красный, как пылающий факел, Альф торжественно приносил Алесу и Ильту извинения, расточая пылкие клятвы, обещая, что больше никогда-никогда не посмеет шутить подобным образом... Пусть только эти грязные сумасшедшие извращенцы уберут от него свои лапы.
Через тридцать секунд он извинился за извращенцев, а ещё через несколько мгновений Алес и Ильт, решив, что с него достаточно, выпустили Дельверо на свободу, напоследок томно пообещав зайти как-нибудь вечерком и проверить, не передумает ли он.
Удрав на безопасное расстояние, Альф забрался на парту и принялся истошно вопить, что его пытаются изнасиловать два невменяемых озабоченных, и он скорее выпрыгнет в окно, чем даст лишить себя последней оставшейся в живых девственности.
Так как любовные похождения Альфа уже заслужили определённую известность, после слова "девственность" смех перешёл в рыдание.Ещё несколько месяцев назад устроить подобное в классе в присутствии Грандина Мистраля казалось немыслимо. Но сейчас Мистралю не было никакого дела до чьей-либо репутации, и он, прикрыв глаза, снисходительно смотрел, как рассудительный Алес и, в принципе, довольно спокойный по характеру Ильт азартно гоняют по классу орущего во всё горло Альфонсо.
Наконец, сделав круг, Альф буквально свалился за спину к Ири, прикрываясь им в качестве живого щита.
Грандин предостерегающе вскинул бровь.
Альфонсо, осознав, на что вполне реально может сейчас нарваться, буквально зарыдал во весь голос, комично причитая и ударяя себя в грудь.
После того, как Ар звонко расхохотался, Мистраль был вынужден сдаться, подтверждая амнистию, и покачал головой, вынеся Альфонсу всем уже известный диагноз.
Альф покаянно взмолился о прощении и вдохновенно принялся перечислять причины, по которым его следует простить и пожалеть.
Ири принялся перечислять ответные доводы, и они затеяли шутливый диспут, плавно перешедший в достаточно органичную дискуссию на тему шуток, имеющих последствия, ибо не все способны оценить чувство юмора шутника.
Смех понемногу стих и оставшиеся пятнадцать минут до начала урока студенты занялись своими делами.
Класс постепенно заполнялся народом. Ильт с Алесом подключились к разговору, переведя его в интеллектуальное русло и давая Грандину возможность отвлечься от Ири и с головой погрузиться в конспект.
Мистраль первым ощутил, что происходит что-то неладное. Он поднял голову, забеспокоившись. И оцепенел – двери, ведущие в коридор, распахнулись, и в класс вошли несколько человек под предводительством Реама. Один из них тащил в руках корзину, полную бутылок с шампанским. Судя по злорадным ухмылочкам, затевалось нечто нехорошее. Все парни оказались из параллельного класса. Новые товарищи Реама.Корзина была водружена на стол прямо напротив Мистраля и замершего Ири, и Реам отчаянным голосом человека, которому уже нечего терять, сообщил:
- Мистраль, когда ты сказал, что для тебя нет невозможного, мы тебе не поверили и вот теперь искупаем вину.
С нескольких сторон раздались неуверенные смешки, полные напряжённых нервных нот. Алес остолбенел. Ильт вскочил на ноги, готовый броситься в драку. Альфонсо, в первый раз не сумев осознать ситуацию, стоял и растерянно хлопал глазами. По его лицу против воли расползлась широкая пошлая ухмылка, почти такая же скользкая, как ухмылки сопровождающих Реама парней.
- Ты выиграл пари, - подбодрённый поддержкой друзей, Реам вёл себя довольно нахально и уверенно, не забывая делать необходимые паузы и допускать в речь ту особую выразительную двусмысленность, которую так блестяще умел использовать сам Грандин, - и мы возвращаем тебе твой личный выигрыш!
С этими словами он отсалютовал Альфонсо и вновь повернулся к Мистралю:
- Бутылка шампанского – это слишком мелко, как видишь, мы решили купить тебе целую корзину.
- Что за пари? - спросил Ири простодушно. Улыбка уже немного сползла с его лица, но глаза всё ещё продолжали смеяться. Непонимающие, абсолютно безмятежные глаза.
- Пари на то, что Грандин поимеет тебя, - охотно пояснил Реам. Договорить он не успел – кулак Мистраля с силой впечатался ему в скулу, отбрасывая на середину класса.
- Мразь! - прошипел Мистраль с такой яростью, что воздух в классе моментально сгустился и накалился от напряжения, вызывая у всех свидетелей этой сцены парализующий ужас.
Грандин никогда не позволял себе эмоций, не позволял повышать голос, сейчас же каждая реплика, высказанная в тоне крика, сочилась глубокой чёрной ненавистью.
- Убью, тварь!-Мистраль, остановись!!! - заорали сразу несколько человек, потому что Грандин, не удовольствовавшись ударом, перепрыгнул через стол и кинулся к поверженному Реаму, который, вытирая кровь, сочившуюся из губы, силился встать и ухмылялся наглой победоносной усмешкой, совершенно не испытывая страха, а скорее вызывающий задор.
- Пытаешься заткнуть мне рот, Грандин? - спросил он, даже не сопротивляясь, когда Мистраль схватил его за грудки и ударил несколько раз, напоследок приложив затылком об стену. - Боишься, что кто-то узнает правду? - Реам визгливо рассмеялся, дохнув на Мистраля перегаром, и стало понятно, что он совершенно, мертвецки пьян.
Грандин зарычал и брезгливо отбросил его прочь, а затем, сорвав с руки перчатку, с нескрываемым отвращением швырнул её в противника.
- Не знаю, чего ты пытаешься этим добиться, Реам, - отчеканил он ледяным тоном, в котором по-прежнему проскальзывало бешенство, - но я тебя предупреждал. Когда проспишься, пришлёшь секундантов.
- Ты согласился на пари!!!! - заорал Реам, комкая перчатку и швыряя её на пол. - У меня есть свидетели. Ты сказал, что соблазнить Ара не составит для тебя труда. Мы спорили, и ты выиграл.
- Это ты спорил, - отчеканил Мистраль, - меня это мало волновало.
- Тогда почему ты оставил в залог кольцо? - победно выкрикнул Реам.
Грандин замахнулся, собираясь ударить снова, и тут прозвучал окрик Ири:
- Стой! Не трогай его!!
- Ири, только не говори, что ты поверишь ему?! - прошипел Мистраль, разворачиваясь и пылая гневом. - Всё было совсем не так.
- А как? - тихо спросил Ири, и одноклассники, неловко переминавшиеся с ноги на ногу, попытались стать как можно незаметнее.
То, во что втравил их Реам, не казалось забавным и смешным, не вылилось в безобидную шутку – это было грязно. Вроде смешно и безобидно, но сейчас, с подобной подачи, казалось мерзким и отвратительным. Так же как и вся пьяная шутка, в свете новых обстоятельств приобретшая теперь совершенно иной смысл.
Когда Мистраль ушёл, многие из них делали ставки. И кое-кто даже воспользовался своим выигрышем. Это было смешно. Теперь же всё воспринималось удивительно гадко.Мистраль смотрел на Ара затравленными глазами, с отчаянием, прекрасно понимая, как воспринимается со стороны.
- Ири, ты не понимаешь, - проговорил он, наконец, ощущая, что голос предательски сел и охрип, - это был просто пьяный трёп. Он ничего не значил. Это было до нас с тобой, Ири. Иначе я…
- Ты не стал бы спорить, что трахнешь меня? - спросил Ири медленно. До него начинала доходить суть ситуации. Кровь внезапно отхлынула от его лица, он побледнел как простыня. Казалось ещё немного, и он просто потеряет сознание. В наступившей тишине его голос прозвучал очень громко и неприятно, словно удар.
- Всё не так!!!! - заорал Мистраль, взбешенный чужой тупостью, и в то же время, понимая, что не знает, как объяснить. - Почему ты вечно не желаешь выслушать меня?
Всё было не так, но Реам извернул смысл происходящего, и оправдаться было невозможно. Кольцо, которое он подарил Реаму, сейчас обернулось против него. Немного правды, тонна лжи – и люди тебе поверят. Эту тактику Мистраль умел использовать и сам, и вот сейчас оказался в позиции жертвы.
- Хорошо, я тебя слушаю, - губы Ири побелели, а в лице не осталось ни кровинки. Лицо казалось спокойным, и только чуть дрожащие руки и эта неестественная прямота и мертвенная бледность, так странно смотревшаяся на смуглой коже, выдавали его истинные чувства.
- Скажи ему! - визгливо захохотал Реам. - Если у тебя хватит смелости... Повтори Ару в лицо то, что ты сказал о нём при всех.
Грандин, не разворачиваясь, врезал ему.
- Ири! - рявкнул он. - Кому ты веришь?
- Тебе, - отозвался Ири с еле заметным облегчением. Он и сам не мог поверить, что Реам говорит правду. Этот человек был неприятен ему с первой минуты знакомства, и сейчас он опять пытался рассорить их, но тогда...
Твоя цена – бутылка шампанского!Сейчас эти бессмысленные слова, сказанные Реамом в гневе в их первую встречу, внезапно всплыли в его памяти. И теперь... Теперь у них был смысл. Противный, мерзкий смысл чего-то липкого и тошнотворного. Чего-то, к чему никогда не хотелось бы прикасаться.- Просто зачем Реам сказал всё это? И зачем эта... эта корзина, если ничего не было?
- И что, для тебя это так важно? - Грандин впал в бешенство.
Ири не верил ему, не желал верить ему. Снова позволяя утянуть себя в пропасть сомнений, всего лишь от нескольких слов.
- Я хочу знать, - отозвался Ири упрямо.
- Я сказал, что если у меня возникнет желание соблазнить тебя, ты будешь принадлежать мне с первого раза! Доволен? - в первый раз в жизни Мистраль орал.
- Да! Теперь я узнал всё, что хотел! - Ири весь как-то разом обмяк, словно ему сделалось невыносимо трудно удерживать своё тело ровно. Сгорбившись, обошёл стол и, шатаясь, направился к выходу. Словно слепой или пьяный, натыкаясь на предметы. Студенты расступались перед ним в молчании, уступая дорогу, спеша убраться с его пути, словно в одну секунду он превратился в отверженного или прокажённого, только ситуация заключалась в том, что отверженным был отнюдь не Ири, прокажёнными ощущали себя они.
- Ири, ты опять начинаешь?! Не смей сходить с ума! - заорал Грандин, отшвыривая Реама, бросился следом, пытаясь остановить. Схватил любовника за плечо, развернул к себе лицом и отшатнулся, увидев в синих глазах что-то жуткое, страшное и... безнадёжное, как сама смерть.
- Если бы я мог... я бы тебя вызвал... на дуэль, - Ири говорил очень медленно, с трудом подбирая слова, сглатывая окончания, - но... ты знаешь... - голос его на миг дрогнул. - Мне противно. Это было подло... Даже для тебя... Сука ты, Мистраль!
Он брезгливо стряхнул руку со своего плеча и вышел, сгорбившись и закрывая лицо ладонями.
В классе стояла гробовая тишина.
Грандин несколько мгновений медлил. Потом поднял голову и обвёл класс нехорошим шальным взглядом.
- Всех, кто принимал в этом участие, жду завтра в десять у моста, - проговорил он тоном палача, зачитывающего смертельный приговор. – Надеюсь, среди подлецов не окажется трусов.
- Грандин, это всё было шуткой. Чёрт, мы не хотели, чтобы так вышло!
- Это должно было быть смешно!! - закричали несколько голосов разом.
- Мы объясним ему.
- Догоним его!- Извинения не принимаются!!!! - с этими словами ледяной принц вышел из класса, прошёл несколько шагов, а затем... затем побежал.
Сначала спотыкаясь, но постепенно набирая ход, ощущая внутри непрекращающуюся жгучую пульсацию стыда, вины, гнева, ярости.
Разыскать Ири, объяснить, орать, умолять, злиться – всё, что угодно, любые приёмы, методы, средства, многотысячный арсенал уловок в запасе. В конце концов, любые недоразумения можно разрешить.
Недоразумение. Это – недоразумение. Взрослые люди решают проблемы, а не сбегают от них. Любую проблему можно решить, просто поговорив, объяснив всё. Ири любит его. Он не сможет уйти. Это же очевидно, что он не сможет бросить его. Сам, первый. Не сможет. Потребует ответа, пожелает разобраться, плюнуть ему в лицо, дать по морде, но он не сбежит, не выслушав, он всегда разбирается во всём, всегда, до последней точки.
В ту секунду, ему казалось, что всё просто... просто размолвка.
Ири поймёт, осознает, простит и будет просить прощения сам. Как всегда, как было между ними раньше, уже много раз... Он почти привык к этому, пользуясь благодушием, уступчивостью Ара, принимая их как само собой разумеющееся, очевидное. В их отношениях существовали свои правила, они полностью устраивали Ири, устраивали Мистраля. И что такого, что вот случилось в очередной раз? Он – Грандин Мистраль. Мистраль, который получает абсолютно всё, что пожелает, добивается с первого раза, десятого, но получает неизменно. И в этот раз... Всё будет хорошо. Не бывает так, не может такого быть, чтобы вот так на ровном месте, после всего, что их связывало... Не бывает. Смешно. Нелепо. Чудовищно. В жизни НЕ БЫВАЕТ ТАК!!! Не бывает, чтобы невозможно было справиться с ситуацией.
Люди болеют, умирают, ссорятся, попадают в неприятности, дома сгорают в пожарах, случаются войны, наводнения и катастрофы, на голову падают кирпичи и сосульки... Но не в его мире. В мире других. В его мире всё под контролем, абсолютно всё и всегда под контролем. Зависит только от него.
Глава 32 Грандин пытался объяснить. Несколько дней подряд он гонялся за Ири по всей Академии, преследуя с настойчивостью одержимого безумием маньяка, не в силах поверить в случившееся, не в силах смириться.
Ири не вернулся домой, отказался забирать вещи, просто УШЁЛ.
Рассудок отказывался принимать происходящее. Не желал понимать. Как так? Просто взять и закончить всё? Так же не бывает! Не бывает, чтобы вот так, по нелепости, дурости, досадной случайности, по ошибке...Он искал встречи с Аром.
Но разве можно объяснить свои слова тому, кто, завидев его, спасался бегством, шарахаясь, словно от чумы, или делал вид, что Мистраля нет. Затыкал уши и не желал слушать, убегал... А когда Мистраль не давал сбежать, отворачивался и смотрел в сторону, мимо него, напоминая ледяную стену, непрошибаемую, неприступную...
- Меня тошнит от тебя, Мистраль. Меня тошнит от тебя, уйди!
И рука разжималась бессильно. Слова, звучавшие пощёчиной, плевком, заставляющие отшатнуться назад, сжимая ладонью что-то, стучащее в груди, от этих слов замершее, а затем рассыпающееся на куски.
- Меня тошнит от тебя, Мистраль. Ты мерзок. Дай пройти.
Объяснить? Кому? Тому, кто равнодушно отвернулся от него, не прощая, не признавая права на ошибку, отчаянно ненавидел и презирал, запечатав ПРИГОВОРОМ, страшнее которого не было на свете.
ПРЕДАТЕЛЬСТВОМ, которого Мистраль не совершал. Понять это? Понять ЭТО? Стоять перед ним на коленях и унижаться, пытаясь раз за разом объяснить?
Грандин Мистраль никогда и не перед кем не стоял на коленях и не собирался вставать.
- Ири, послушай меня, я не делал этого, я клянусь тебе, малыш. Я клянусь тебе, я не принимал участия в этом споре, я не хотел, это было ошибкой.
- Ты выиграл спор, Мистраль. Хочешь знать, насколько? Я любил тебя. Эта победа достаточна, чтобы удовлетворить тебя? А теперь... УЙДИ С ДОРОГИ, ТВАРЬ!
- Ири... ИРИ! ПОСЛУШАЙ МЕНЯ... ИРИИИИИИ
- Не о чем говорить, Мистраль, - равнодушный, безразличный ответ, - МЕЖДУ НАМИ ВСЁ КОНЧЕНО.
******
Хуже всего, что слухи об их размолвке разнеслись по всей Академии. И теперь недоброжелатели Грандина, а таких нашлось немало, всячески отыгрывались, накручивая и науськивая Ири против Мистраля, поливая помоями, рассказывая подробности, которых никогда не существовало и не могло существовать. Но люди бывают злы и жестоки, безжалостны в своей мелкой мести. Равнодушно наблюдая за чужим падением, с удовольствием присоединяются к травле, ведь это придаёт им значимости в собственных глазах, делает жизнь разнообразнее, помогает скрасить собственные унылые будни. В Академии заключались пари на то, что Мистраль проиграет эту битву. В первый раз ставки ледяного принца оказались на нуле. У него не было ни единого шанса. Ири не желал слушать его, а многочисленные советчики и участники делали всё возможное, чтобы рассорить любовников окончательно, тщательно подогревая огонь ненависти, помогая скрыться до того, как Грандин сумеет отыскать его.
На шестой день чудовищной игры в прятки Грандин поймал Ири буквально из засады, вздёрнул на руки, перебрасывая через плечо, затащил в уже знакомый класс и запер дверь, не давая Ири Ару сказать ни слова, не желая говорить сам, потому что все слова уже были сказаны, сказаны множество раз и оказались совершенно бессмысленны.
И всё, что оставалось, - только молиться неведомой вселенной в надежде, что она сжалится, понимая, что когда бессильны языки, говорят тела, и в отличие от языков, они не могут солгать.
Мистраль бросил Ири на парту, навалился сверху, подавляя короткое отчаянное сопротивление, перехватывая и усмиряя.
- Тшшшшш, родной мой, не надо, - сдавил подбородок, заставляя упрямо сжатые губы раскрыться, вобрал в себя отчаянный протестующий всхлип.
- Неееенааааавиииииижу тееебяяяааа!!! - Ири рычал и извивался под ним раненным зверьком, впервые в жизни не желая сдаваться. Колотил кулаками, кусался, не давая возможности поцеловать себя, пинал ногами. Дрался с ним по-настоящему. ДРАЛСЯ С НИМ ПО-НАСТОЯЩЕМУ! - Не смей прикасаться ко мне!!!! Не смей!!! Мразь! Ублюдок! Подонок!
Яростный злобный шёпот, полный расплавленного свинца искренней ненависти и омерзения, самого настоящего, гадливого, бесконечно ранящего. Ранящего так, что больнее, кажется, невозможно. Только слова любимых людей могут нанести подобную рану – в сердце с размаха... слова и тон, которым они сказаны, вызывающий внутри отчаяние и бессилие, почти слабость, потому что против этого не существует щита.- Не трогай! Мне мерзко!! Не смей!!!
Ири не мог закричать. Не мог позвать на помощь, понимая, насколько унизительной окажется подобная сцена. Слухи о его "изнасиловании" расползутся со скоростью лесного пожара и будут обрастать всё новыми и новыми подробностями, запятнав репутацию и навсегда закрыв вход в любое общество. Мистраль не мог этого не понимать. Скорее всего, именно на это он делал ставку, предпринимая нападение. Психологический шантаж. Мистраль всегда был мастером таких проделок, каждый раз, на протяжении всего времени их отношений, всё, что он делал, - это шантажировал Ири, регулярно, день за днём, ставя его в удобные условия, абсолютно не задумываясь, что это значит для Ара. И Ири шёл на это, потому что любил... Но теперь – теперь ничего подобного не будет. Бутылка шампанского! А он, наивный, верил, что между ними что-то есть. Мечтал, придумывал себе нелепые фантазии, совершенно не задумываясь над тем, какой чудовищной может оказаться реальность. Поставить на кон любовь?! Сделать ставку на чужие чувства?!!!
Сердце кричало и плакало от боли, не желая верить разуму, но даже сердце замолкало и глохло, ослепнув и онемев от горя перед фактами реальности – корзина шампанского на столе, пересмешки и шепотки одноклассников за спиной... ОНИ ЗНАЛИ! Всё это время они знали... Его друзья... люди, которым он верил и доверял, все они знали об этом пари, делали ставки, получали свои презенты... БОЖЕ... БОЖЕ... БОЖЕЕЕЕ!!!Удар, удар, удар – яростное, ни на секунду не прекращающееся сопротивление – по лицу, в подбородок, под дых.
Два сцепившихся в припадке безумия зверя, одежда, с треском рвущаяся в клочья. Класс, запертый на ключ, и неясное бормотание ничего не подозревающих студиозов за соседней стеной, не понимающих причин грохота и списывающих его на занятия фехтованием, которые мессир Блезир организовал в коридоре на верхнем этаже в связи с ремонтом зала.
Ненависть. Тошнотворная муть. Липкая паутина сознания. И наслаждение – противное, отвратительное, ненавистное – ядовитая сладкая патока в солнечном сплетении, зажигающая невидимые нити огоньков, оживающих, разгорающихся, вспыхивающих от каждого прикосновения.
Ири не желал этого. Он не желал, но тело помнило, тело жаждало, тело хотело, откликалось, раскрывалось, рвалось навстречу Мистралю, совершенно игнорируя рассудок, не соглашаясь с таким выбором, ведь оно уже выбрало ЕГО. И ничего другого больше быть не могло, и вряд ли когда-нибудь будет снова. Телу было смешно от нелепых попыток человеческого протеста, оно не понимало, оно фыркало, презрительно запихав рассудок в самый дальний угол, скомкав, словно жалкую тряпку.
Но Ири не мог сдаться. Он был слабее Грандина физически, но никогда не был слабаком. И сейчас Мистраль с досадой и болью констатировал, что Ар сражается с ним ожесточённо и по-настоящему, сопротивляется, несмотря на то, что изнывает от желания сдаться. Упорно борется, закусив губу, и будет бороться до последнего, пока не свалится от перенапряжения, не доведёт себя до полной потери чувств. Он не мог этого допустить, просто не мог. Он не хотел так. Не так, Ири, не надо так!Грандин рывком перевернул его на живот, вздёрнув в воздух легко, словно пушинку, вдавил щекой в стол, фиксируя за шею, заламывая руку назад, сдёрнул штаны, рывком входя, грубо, жестоко, без всякой прелюдии.
Но Ири и не нужна была прелюдия, сама их борьба, пытка прикосновениями стала тем, что разожгло огонь желания. Без понимания. Без осмысления. Он принадлежал Мистралю. Мистраль принадлежал ему. Мистраль взял то, что принадлежало ему. Принадлежало всегда, и нелепо отрицать очевидное.
Дверь дома может быть закрыта, но для того, кто возвращается к себе домой, не существует никаких замков и засовов, и хлипкая преграда сопротивления никогда не станет помехой настоящему, единственному хозяину. Дом знал его, дом ждал его, дом принял, оживая и наполняясь теплом. Несмотря на то, что дверь оказалась безжалостно сорвана с петель.
Мистраль не желал насилия, ненавидел само это понятие, не хотел быть грубым и причинять боль, но бешеное сопротивление Ири полностью вывело его из себя. Сорвало предохранительный клапан.
Ранящее сопротивление и убивающее понимание ПРЕДАТЕЛЬСТВА.
Ради чего я схожу с ума?
Ради чего я пытаюсь раз за разом доказать тебе и себе, что между нами что-то может быть, когда ты не желаешь верить мне? Не желаешь принять меня. Каждый раз ждёшь подвоха, считаешь подлецом и ублюдком. Так неистово хочешь верить в то, что я негодяй и мерзавец? Так получи то, что ты хочешь. Получи мою ненависть и почувствуй боль, которой жаждешь. Я ненавижу тебя, Ири Ар! Ненавижу тебя и люблю тебя так, что задыхаюсь от собственных чувств. Лишь этот миг, когда нет никаких барьеров между прикосновениями, когда я пронзаю твоё тело, наполняю тебя собой. Ты принадлежишь мне! И я могу быть... счастлив?!
Ири слабо стонал под ним, кусая губы от унижения и собственного бессилия, вынужденный признать, что желает этой близости. Снова и снова.
Жаждет его и продолжает жаждать вновь, ненавидя и презирая самого себя. Каждый толчок Грандина в его теле, каждое движение отзывается божественной музыкой. И не справиться, не оттолкнуть, не преодолеть.
Люблю тебя... Люблю и ненавижу. Ненавидя – люблю, ненавижу – любя.А Мистраль уже давным-давно не удерживает его, заменив насилие беззвучной целительной лаской. И жестокость превращена в бесконечную нежность, постепенно наполняющую собой, подобно восхитительному приливу, осторожному, чуткому, трепетному.
Ран двигается медленно и неторопливо, словно извиняясь за боль, которую причинил, мягко снимая остатки одежды и покрывая бережными поцелуями шею, плечи и спину. Бесконечно ласкает его напряжённый член, готовый к взрыву тянущим долгим экстазом.
Рывок. Ири опьянён этим чувством и не сразу понимает, что Грандин выходит из него. Разворачивает, поднимая в воздух, прижимает к своей груди словно ребёнка, прикасаясь любящими губами, мягкими ладонями. Ири сидит на его коленях, лицом к лицу – не убежать, не отвернуться, не закрыть глаза никак. И не надо.