16 (1/1)

Глава 14Ири спал, во сне доверчиво прижавшись к Мистралю, обнимая любовника одной рукой и вольготно закинув ногу ему на бедро. Такой прекрасный, сильный, свободный, и в то же время мягкий, маленький, беззащитный.Грандину безудержно хотелось растормошить его и снова заняться любовью.Желание, по силе своей равняющееся с одержимостью, неудовлетворимая потребность находиться рядом. И стоило разомкнуть объятья, рассоединиться, как тело настойчиво дало знать о своей готовности к новому заходу не физическим тяготением, но неким глубинным инстинктом, осознать который не представляло труда, а понять причину этой животной тяги казалось почти невозможным.Но сейчас Ири был слишком слаб, и утомлять его ещё сильнее после перенесённой болезни выглядело бы безумным эгоизмом. Таким же абсолютным безумием, как и всё произошедшее. Грандин не сумел удержаться, остановиться, подумать, не пожелал контролировать самого себя. А и пожелал бы – не смог.Сейчас, трепетно обнимая драгоценное тело Ара, он мучительно искал ответ на вопрос: "Почему?" Искал и не находил... Ничего, что могло бы хоть как-то оправдать собственные эмоции.Болезненный конфликт внешне-внутреннего противоречия, когда желая озвучить рождающееся в сердце "люблю", Мистраль скорее бы сдох, чем признал для себя это чувство – нерациональное, лишённое логики, смысла, подавляемое в самом зародыше...Столько лет, не понимая причин своей одержимости, он искренне убеждал себя, что терпеть не может сияющее синеглазое создание, верил в это, и вот теперь, оказавшись наедине с собственными страхами, обнимая близкое и такое родное существо, размышлял о том, что ждёт их на этом пути."Любовь делает людей слабыми и уязвимыми". Может раньше Мистраль посмеялся бы над подобными заявлениями, но сейчас слишком очевидной для него оказалась собственная слабость. Слабость, не позволяющая свести случившееся к шутке и попросту забыть, слабость, не позволяющая предать или причинить боль, слабость, делающая ранимым и абсолютно беззащитным перед другим человеком. Но сможет ли Ири принять и оценить подобное доверие, разделить и понять, не превращаясь в его ахиллесову пяту, но готовый встать рядом, плечом к плечу, поддержать...Как страшно верить, страшно перестать быть самим собой, стать зависимым, нуждающимся в ответном чувстве.Тонкая грань, зыбкая почва, по которой Грандин не умел ходить, потому что слишком привык полагаться во всём исключительно на разум. Привык решать за других, считая, что вправе это делать, и никому в голову не приходило оспорить его решение – только подчиниться приказам. Но Ири... Ири слишком независим и свободолюбив. Сумеет ли он понять, насколько мучительно для Мистраля выпустить что-то из-под своего контроля? Согласится ли принять такое положение вещей? – Нет, этого не будет. Придётся чем-то жертвовать, ломать себя, перестраиваться, искажая принципы собственной натуры...Сумеет ли он сам любить Ири и оставаться прежним? Добиться всех тех значимых целей, которые наметил для себя? Благо Артемии превыше всего.Не отступиться от них, не позволить себе слабости, не пойти на уступки, разрываясь противоречием между долгом и чувствами к Ару?

Любовь моя, тебе будет тяжело со мной, - с грустью подумал Грандин, в который раз лелея губами прядки волос на золотистой макушке, с нежностью рассматривая безмятежное спокойное лицо. - Но для тебя больше не будет существовать моих стен. Только не для тебя. Потому что я... люблю тебя, Ири Ар, даже если ты никогда не услышишь этих слов.