11 (1/1)

Глава 11 "А потом пришла зима. Снег падал на землю тяжёлыми пушистыми хлопьями, и Академию занесло буквально за считанные дни. Сугробы лежали в саду и на парковых дорожках. В свободное время студиозы бегали по парку, катались с горок и швырялись снежками друг в друга и в окна преподавателей. Больше всех, естественно, усердствовал Ири Ар, и Грандин, постоянно видя его на улице в сопровождении сокурсников, стискивал зубы и в который раз задавал себе один простой вопрос:Интересно, каким образом, ведя столь насыщенную жизнь, Ири успевает блестяще учиться?"

******Когда между ними всё изменилось? Зима благополучно приближалась к своей середине. Грандин хорошо запомнил тот январский день. Кажется, он решил прогуляться по городу в компании своего компаньона, добровольно предпочтя пешую прогулку уютной санной карете, что брякая бубенчиками, летали по улицам, разбивая сугробы и заставляя прохожих, ругаясь, жаться к стенам домов.Андреас Реам, его преданная верная тень, торопливо семенил рядом, стараясь подстраиваться под широкий шаг, и горделиво посматривал по сторонам, ловя завистливые взгляды прохожих.Многие преклонялись перед Грандином, и в этом не было ничего нового, но Реам Мистраля боготворил, возведя на пьедестал абсолютной преданной щенячьей влюблённости. Временами подобное отношение весьма забавляло юношу, но, к чести Грандина, он никогда не смеялся и не издевался над чужими чувствами, считая подобную дурость глубоко личным делом каждого, и уж тем более, не собирался принимать на себя ответственность за неё.До встречи с Ири Аром Мистраль не особо замечал поклонника, беззастенчиво пользуясь его услужливостью, но не задумываясь о том, чтобы давать что-то взамен. А потом ненавистный Ар занял все помыслы, лишь одним своим существованием давая Грандину ощутить царящую в собственной душе пустоту.Мистраль и сам не понял, почему решил осчастливить Реама вниманием. Однажды, после очередной перепалки с Ири Аром, Грандину надоело одиночество, и он сказал Андреасу, что согласен взять его компаньоном. Реам расплакался от счастья.Нужно ли говорить, что Андре ненавидел Ири Ара гораздо более неистово, чем Мистраль? И глядя, как сжимаются кулаки Реама, когда по коридору разносился знакомый звонкий смех, Грандин довольно прикрывал веки, испытывая мрачное удовлетворение от того, что Ири Ар никогда не сможет увлечь человека настолько, чтобы тот начал разделять даже малейшие его эмоции.Грандин неторопливо шагал по расчищенным от снега улицам и кутался в тёплый меховой плащ. Погода стояла великолепная. Ярко светило солнце, а лёгкий морозец не причинял неудобства и позволял ходить без головного убора. Грандин поминутно наклонял голову, жмурясь от удовольствия, когда щёки касались пушистого воротника. Ему нравилось прикосновение гладкого меха к своей коже, и Андреас, глядя на своего обожаемого ледяного принца влюблено-восторжёнными глазами, улыбался, понимая, что Мистралю не чужды детские слабости. И только беззаветно влюблённый человек способен умиляться их наличию.Академия располагалась в нескольких милях от города, и возможность побродить среди аккуратных двухэтажных домиков или пройтись по магазинчикам выпадала нечасто.Город назывался Бильгерд. И если большинство студентов прибывали издалека, то Грандину принадлежал огромный особняк в центре, и у него не возникало проблем с тем, чтобы провести несколько дней, наслаждаясь комфортом и домашним уютом.Грандин редко жил в Академии. Учёба легко давалась гениальному юноше, но до появления Ири он посещал занятия через раз, преимущественно занимаясь самообразованием и считая глупостью и потерей времени высиживать положенные часы нудных лекций. Теперь же Мистраль не пропускал ни одного учебного дня, и преподаватели, не понимая причин перемен в его поведении, не могли нарадоваться на подобное усердие. А источник этого усердия преспокойно сидел на последней парте, у самого окна, и даже не подозревал, на какие жертвы порой идёт Грандин, чтобы досадить ему или... Увидеть?

Я ненавижу тебя, Ири Ар!

Андерас затащил Мистраля в кондитерскую, уговорив выпить по чашке горячего какао и купить сладости. Грандин никогда не ел ничего дешёвого, но приподнятое настроение провоцировало на легкомысленные поступки, и, кусая что-то белое, обсыпанное шоколадной крошкой, Мистраль был вынужден признать, что в этой мещанской сентиментальности таится особая прелесть. Реам выглядел непривычно милым, и даже его вечная пустая болтовня не раздражала, как это происходило обычно, воспринимаясь приятным необременительным щебетанием.Они гуляли по площади, побывали в парке, где бродили среди заснеженных деревьев, потом направились к реке, чтобы, стоя на мосту влюблённых, загадать желание.В Бильгерде река протекала, разделяя город на две части, и противоположные берега соединял широкий мост, с красивыми изогнутыми перилами. Сейчас они были покрыты снегом и искрились на солнце.У реки толпились горожане, и слышался визг. Большие и маленькие санки слетали с крутого берега и уходили на лёд.Грандин, улыбаясь, смотрел на царившее внизу веселье и размышлял о том, что, пожалуй, нет ничего предосудительного в том, чтобы один разок прокатится с горы и узнать, что это такое.- Существует легенда: если на этом мосту будут стоять влюблённые и загадают желание, то оно непременно исполнится, - Реам стоял рядом, держа Мистраля за локоть. Его светлые волосы торчали в разные стороны, а синие глаза подслеповато щурились. Андреас носил очки, но сегодня забыл их надеть, и его лицо, сморщившееся от яркого света, выглядело удивительно беззащитным."Надо будет заказать для него линзы", - подумал Грандин, придя к выводу, что без очков Андреас нравится ему гораздо больше, хотя и похож на ненавистного Ири.Эта мысль заставила застыть. Реам мечтал разделить с ним постель, но Грандин не мог позволить себе подобной прихоти, прекрасно зная, что Андерас не тот человек, чьё лицо ему захочется видеть, просыпаясь утром. Терять же такую редкую преданность не хотелось по причине возможного выгодного использования.У Мистраля были любовники и любовницы, но не больше, чем одну ночь. В свои девятнадцать, Грандин был искушён и развратен до кончиков пальцев, но он никогда и никого не любил, считая ниже своего достоинства заводить интрижку или разбрасываться пустыми обещаниями, выполнение которых казалось обременительной бессмыслицей.Он просто не представлял себе такое чувство как любовь. И не мог ничего дать другому человеку, потому что попросту не понимал, чего от него хотят. Что значит "любить"? Переживать? Желать внимания? Оказаться зависимым? Страдать из-за кого-то? – Несусветная чушь! Единственным человеком, заставляющим его что-то испытывать, был Ири Ар. А самым ярким чувством – желание его придушить.Иногда, от скуки и чтобы не терять позиций первого любовника, Грандин позволял себе приласкать Реама. Целовал податливые нежные губы и думал:

Ири...Этот звонкий вызывающий смех невозможно было перепутать ни с каким другим.Грандин резко повернулся, с силой вцепившись в резные перила, и не поверил собственным глазам: Ири, размахивая санками, с победными воплями нёсся наверх по склону, по щиколотку увязая в сугробах. За ним вприпрыжку, обкидывая снежками, мчался кто-то из постоянных приятелей, кажется, Эльресто Ал. Ири, как всегда, общался с этой никчемной дрянью, и даже статус "сияющего" и обязанность следить за репутацией не могли повлиять на его поведение. В такие моменты Грандину хотелось врезать ему.- Идиот, - сказал он в сердцах и пренебрежительно фыркнул.Реам отчаянно тянул Мистраля за рукав, торопя уйти. Но тот всё никак не мог оторвать взгляда от заполненного чёловеческими фигурками берега и от вопящего Ири, который, даже смешавшись с общей массой, выделялся так ярко, что раскрути Грандина вокруг своей оси до полной потери ориентации в пространстве и попроси ткнуть пальцем - нашёл бы моментально и безошибочно. Словно невидимая нить связывала их друг с другом, и не существовало силы, способной разорвать эту связь. Что толку отворачиваться и закрывать глаза, уходить с презрительным пренебрежением, если он знал, что Ири сегодня здесь, а значит, весь день он станет занимать мысли, а место превратится в магнит, притягивающий и выворачивающий душу наизнанку. Захочется найти повод, предлог – что угодно, чтобы остаться, быть здесь. И придя сюда в следующий раз, не видя ненавистной фигуры Ара, бродить среди деревьев и кустов, словно всё, к чему прикасался Ири, любое место, где он когда-либо был, хранило особую атмосферу, характерный след, удивительную энергетику его присутствия.Нет сил преодолеть – только досадовать, не понимая, что творится с собственным рассудком, и что же это за странная непонятная магия, заставляющая всё внутри протестовать и мутиться от ярости, стоило глазам выхватить очередную мирную картинку, чужую идиллию.Эльресто сидел в санках, поджав колени разве что не к ушам, а Ар, стоя за спиной, обнимал его за плечи, и они с диким хохотом и непристойными воплями неслись вниз.Кажется, случился спор, смогут ли они скатиться вдвоём и не упасть. На маленьких санках это казалось невозможным. Ири, крепко держась за товарища, ловко балансировал на ухабах. Но чуда не случилось. Рывок – и он вылетел из опрокинувшихся саней и прокатился по сугробу, вызвав у Мистраля судорожный порыв перехватить.Но Ири поднялся, весь в снегу, со смехом признавая своё поражение. Так естественно и легко, словно это абсолютно ничего для него не значило. Настолько не похоже на вечное упрямое противостояние с ним.Грандин смотрел на него, одновременно злясь и откровенно любуясь разгорячённым лицом, встопорщенными волосами, полными снега. Вспоминая ту, другую картину пылающего гневом лица и обнажённого тела. Картину, которая, так же, как и ненависть, не давала ему покоя, превратившись почти в наваждение.Эльресто, кривляясь, спешил к Ару, требуя выполнять обещание и угостить всех обедом. Ири шутливо отбивался и кричал, что требует реванша, но внезапно переменился в лице и побежал.

Грандин не сразу понял, почему и куда он бежит, проследил взглядом и увидел ребёнка лет двенадцати, выехавшего далеко на лёд, пошедший зловещими тёмными трещинами. А затем лёд провалился, и санки ушли под воду вместе с седоком. Тот, кажется, даже не успел закричать.Время двигалось очень медленно.Грандин, перестав дышать, оцепенев, смотрел, как сбрасывая свою нелепую меховую курточку, Ири несётся в сторону полыньи, кричит Эльресто найти верёвку, а потом исчезает под водой. Затем на поверхности появляется голова ребёнка и рядом с ним лицо Ири. Искажённое, неестественно белое, страшное. Он негнущимися пальцами хватается за протянутую верёвку. Но лёд, подтаявший на солнце, крошится и крошится, не выдерживая тяжести двоих. Кажется, он сделал ещё что-то. Внезапно тело ребёнка легко заскользило по льду, вокруг запястья была обмотана верёвка.Ири ушёл под воду.Ири Ар должен был умереть. И сейчас настал момент увидеть, как он исчезнет навсегда.

Грандин не знал, почему он спрыгнул вниз. Зачем? Не знал и не помнил, как за секунду раздевшись, бросился в воду. Как плыл в ледяной бездне, чтобы отыскать, стиснуть неподвижное тело, продержаться, не позволяя течению затянуть обоих под лёд, дождаться помощи. Выжить. Страшные жуткие секунды, когда мышцы немеют от боли, лёгкие рвутся от недостатка воздуха. Но вот, кто-то стучит топором, разбивая смертельную ловушку, из которой невозможно, казалось, выбраться. Никто не выбирался. Но Грандин Мистраль не позволил бы себе сдохнуть просто так. Не он, только не он. Человек, собирающийся перевернуть этот мир, просто не мог утонуть в реке...Как он держался? Пальцами, ногтями, зубами за лёд, разрезая губы в кровь, чтобы вцепиться в прозрачное безумие, найти каплю воздушной прослойки? Он и сам не понимал. Не помнил... Этот отрезок жизни, медленный и жуткий, как сама смерть, начисто выпал из его памяти.Удар, рывок на поверхность, не размышляя ни секунды, не испытывая ни счастья, ни облегчения от того, что он выжил. Только понимание, ритмичное, стремительное, бьющее пульсом в голове.

Его руки держат Ири... Его руки держат Ири. Он вытащил его... Вытащил...Так мать готова грызть землю зубами, броситься, не размышляя, в любую бездну ради одной секунды ощущения: удержать, почувствовать пальцы своего ребёнка. Быть рядом с ним, даже если оба погибнут... Быть рядом с ним. Держать за руку. Несколько секунд жизни, когда между людьми вскрывается связь, древняя, мощная, глубинная, как космос.Рядом в ужасе вопил Андреас, пытаясь влить ему в рот какую-то обжигающую гадость. Они находились в незнакомом доме, вокруг толпились люди, больше мешая, чем реально помогая что-либо сделать.Ири, застывший, жуткий и неподвижный, лежал на полу, и над ним истошно выл Эльресто, потому что Ири не дышал.Грандин отшвырнул его прочь. Он смутно помнил, как стаскивал с Ири рубашку, разрезая ножом заледеневшую неподдающуюся ткань. Как колотил по груди, разжимал непослушные посиневшие губы, заставляя его дышать своим дыханием, почти вбивая воздух ему в рот.

Дыши. ДЫШИ! Чёрт бы тебя побрал, ублюдок! НЕ СМЕЙ УМИРАТЬ!

А потом – собственная радость и непередаваемая словами волна облегчения, когда холодные губы внезапно дрогнули в ответ, и Ири закашлялся. Его вырвало водой, и Грандин не понимая собственного состояния, не замечая испуганных и изумлённых взглядов, исступлённо растирал негнущееся тело, приводил Ара в чувство, не позволяя Эльресто даже пальцем коснуться смуглой, абсолютно ледяной сейчас кожи.

*****Они возвращались в карете. Мимо смазанным хороводом пролетали дома и узкие улочки, ярко освещённые вечерними фонарями.Грандин, переодевшийся и пришедший в себя, сидел мрачнее тучи, избегая вопросительного взгляда Реама. Не желая комментировать случившееся, как и объяснять собственную заботу в отношении врага, чьё тело, завернутое в меховой плед, прижимал к себе столь крепко и бережно.Ар пребывал без сознания, но Мистраль не пожелал оставить его приходить в чувство в бедном крестьянском доме, где не было никаких удобств.Ири лежал на его коленях, и Грандин, с трудом сохраняя невозмутимое равнодушное выражение под прицелом чужих глаз, бережно придерживал золотоволосую голову у своей груди.

*****- Ран, временами я тебя не понимаю, - Андреас расхаживал из угла в угол по мягкому ковру библиотеки. Грандин, откинувшись в кресле и сжимая в руках бокал с горячим вином, следил за ним, полуприкрыв глаза. - Ты ведь его ненавидишь. Ведь так? Ты сам много раз говорил, что желаешь, чтобы он подох.Грандину не нравился тон Андераса. От резкого голоса разболелась голова. К тому же, он слишком вымотался и устал от произошедшего, чтобы выслушивать нотации.Доктор рвал волосы на голове, стеная и называя его поступок безумием и удивляясь, как после случившегося Грандин держится на ногах, тогда как должен уже валяться с воспалением лёгких. Но сильная порода Мистраля выдерживала и не такое. Да и нелепо ледяному принцу, потрясшему город безумным героизмом, позволить себе проиграть и сдаться жалкой хвори, даже если первые её симптомы настойчиво колотились в виски, пытаясь прорваться через барьер железной воли, поэтому он два часа просидел в горячей ванной, позволяя пичкать себя всевозможной отравой.- Но вместо этого, - Андреас, не замечая его недомогания, продолжал метаться по комнате, вытаптывая следы на поверхности ковра, - ты спас его, рискуя жизнью! Ты вызываешь ему врача, предоставляешь свой дом… Я могу сказать, что это похоже на что угодно, но не на ненависть.Грандин слушал его ревнивые упрёки, потягивая вино с лекарственными травами, и смотрел на огонь в камине. Пламя умиротворённо трещало, пожирая дрова и наполняя комнату бликующими отсветами, не в силах прогнать поселившееся внутри Мистраля ощущение тревожной тяжести.На самом деле он был полностью согласен с мнением Андреаса. Но признаться в том, что всегда рассудительный и просчитывающий свои шаги ледяной принц первый раз в жизни понятия не имеет, почему так поступил, более того – просто не помнит случившегося, Грандин боялся даже себе. Совершить оплошность простительно, но совершить полнейшее, абсолютно смертельное безумие, не отдавая себе в этом отчёта?Заглянуть в собственную чёрную бездну, о которой до сегодняшнего дня он благополучно не подозревал, оказалось слишком трудным испытанием для уставших нервов.В конце концов, он просто выставил Андреаса. И тот ушёл, раздражённый и недовольный, проклиная чёрствость и упрямство всех Мистралей.Грандин поднялся в спальню и долго стоял у кровати Ири, прислушиваясь к неровному сбивающемуся дыханию, любуясь бледным лицом в обрамлении рассыпавшихся по подушке волос, отказываясь понимать самого себя.

Как только он придёт в себя, я отстегаю его насмешками и вышвырну из своего дома, - подумал Мистраль мстительно.А затем, наклонившись, с решительной злостью поцеловал сухие воспалённые губы. И отшатнулся, ощутив исходящий от них жар. Испуганно коснулся ладонью пылающего лба и, с чувством выругавшись, торопливо спустился вниз, отдавая приказания...