Часть 2 (1/1)
Первое, что возвращается к нему, это осязание. Он понимает, что лежит, вытянувшись, на чём-то мягком, и не может пошевелиться, а чьи-то горячие ладони неспешно скользят по его телу. Ладоней явно больше, чем две. Они оглаживают его грудь, приминая соски, мягко спускаются по животу, проходятся вокруг паха и касаются внутренней стороны бёдер. Потом кто-то целует его в губы, раздвигая их языком. Лютик не может пошевелиться, но внутри него закручивается томительное возбуждение. Он не слышит и не видит того, чей рот прижимается к его рту, но знает, что бояться нечего. Всё слишком хорошо, чтобы быть правдой, а значит, ему всё это снится.Одни губы сменяются другими. Второй поцелуй не менее чувственный и сладкий, чем первый. На языке оседает знакомая горчинка, дразня обоняние, и оно пробуждается, ошарашивая Лютика лавиной знакомых и незнакомых запахов.Дерево. Соль. Сталь, нагретая пламенем. Грубая кожа. Смола, стекающая по янтарному стволу сосны. Дорожная пыль. Травы. Мускус. Пот. Всё вместе мощно бьёт по рецепторам, и Лютик начинает задыхаться. Губы, ласкавшие его рот, скользят по щеке, спускаются на шею. Он ничего не слышит, не видит и не может вымолвить ни звука, и тело кажется чужим и безжизненным, но каждое касание жёстких ладоней и шершавых, обветренных губ обжигает кожу и дарит наслаждение, которому трудно противиться.Чей-то рот накрывает его сосок, опаляя жаром дыхания. Чей-то язык влажно скользит по животу, выписывая восьмёрки. Рук снова становится слишком много - они рассыпаются по его телу горячими ласками, не оставляя ни единого нетронутого места, гладят, пощипывают, царапают кожу короткими ногтями, скользят, словно по маслу, возбуждая дикое желание. И когда между ягодиц проникает палец, смазанный чем-то тёплым и пахнущим травами, Лютик изо всех сил хочет насадиться на него, но тело не слушается. Он пытается сосредоточиться сразу на всех доступных ему ощущениях - на прикосновениях губ и языков, на горячих телах, прижимающихся к нему, на запахах, ласкающих обоняние, на движении пальцев, заполняющих его изнутри… И не сразу понимает, что к нему возвращается слух - сначала он различает едва слышный неразборчивый шёпот, потом - своё имя, произнесённое хриплым голосом, потом стон, перетёкший в сорванный выдох, и, наконец, такое знакомое: “Ламберт, блять, подвинься!”И Ламберт отвечает: “Сам подвинься, мудак, дай мне…”Так, думает Лютик. Я был на свадьбе, думает Лютик. Там случился казус с проклятием, но ведьмаки прикончили ведьму, и все остались живы.Но я съел кусок яблока и почему-то умер.Во всяком случае, блять, я не могу пошевелиться, ничего не вижу и не могу даже послать нахер этих двоих, которые бесстыдно пользуются моим трупом. Извращенцы грёбаные, а-ах-х-х…Пальцы внутри него движутся быстрее. На член ложится тёплая ладонь, и Лютик с радостью понимает, что у него стояк. Первый признак, что он жив, несмотря на абсурдные ощущения в теле. И когда кулак сжимается и скользит вверх и вниз, у Лютика внезапно прорезается голос. Он стонет и едва не глохнет, срывается на хрип и снова вскрикивает, когда из задницы выскальзывают пальцы, а их место занимает твёрдый горячий член. Руки поддёргивают его выше, укладывая на каменные бёдра, кулак работает быстрее и резче, и Лютик мычит сквозь зубы, когда его подбрасывает вверх и уносит в дали нестерпимого блаженства. И возвращаются силы.Силы вскинуть руки, вцепиться в мускулистые предплечья, кончиками пальцев чувствуя шрамы, потом потянуться и коснуться напряжённой горячей плоти того, кто ласкает его член, и взяться как следует, привычной хваткой. Обвить бёдрами талию того, кто трахает его глубоко и сладко, выгнуться, упираясь затылком в матрас, и задохнуться, улетая на грёбаных крыльях блаженства, в бесконечном водовороте запахов, стонов, хриплого шёпота, касаний губ и рук… Если мертвецы могут кончать так, думает Лютик в ту секунду, когда острое наслаждение пронзает его тело, выплёскиваясь белым пламенем, то я готов помирать с утра до вечера.Он обмякает в сотрясающем тело оргазме и чувствует, как изнутри и снаружи его заливает влажный жар. И открывает глаза.И видит своих ведьмаков, которые выглядят оглушёнными и малость пришибленными, но красивыми, как никогда. Геральт смотрит на Лютика широко распахнутыми золотыми глазами, по-прежнему придерживая его за бёдра, а Ламберт, оперевшись на руку рядом, склоняется над бардом, недоверчиво всматриваясь в его лицо.- Доброе утро, - хрипит Лютик. - Всю жизнь мечтал восстать из могилы под живительным влиянием старого доброго траха.- Блять, - ошеломлённо говорит Геральт. - Ламберт… Ламберт, сука, у нас получилось!- Что получилось? - мычит Лютик, всё ещё нежась в отголосках оргазма.- Охренеть, - бормочет Ламберт, отодвигаясь и не сводя с Лютика глаз. - Просто охренеть.- Пока я спал, вы разучились ебаться, что ли? - спрашивает Лютик, пытаясь сфокусировать взгляд на их изумлённых лицах.- Пока ты… Блять! - Геральт захлёбывается от возмущения. - Ты… Ты…- Я помню, что сожрал какое-то яблоко… - хмурится Лютик. - Вернее, откусил кусок, а потом ты у меня его выбил. Отравленное было, да? А потом я уснул. Ну, знаешь, как в сказке. - Ни хуя себе в сказке! - рычит Ламберт.- Ты не уснул, Лютик, - говорит Геральт, спихивая с себя ноги барда. - Ты умер.- Чего? - Лютик хлопает глазами, не в силах поверить в эту чушь. Умер? Херня какая… Даже в сказке та девица, которую одновременно имели семь краснолюдов, съела отравленное яблоко и просто уснула, пока прекрасный принц не явился и не поцеловал её взасос. Ну поспала семь лет, подумаешь… Ничего не пропустила.Ведьмаки на роль принцев, кстати, тянут с трудом.Да и вообще… как это умер?КАК ЭТО, БЛЯТЬ, УМЕР?!Лютик вскакивает, как подброшенный, ощупывает себя, хватает за запястье, прислушиваясь к пульсу, щипает за руку и шипит от боли. И только потом понимает, что уж больно знакомые интерьеры вокруг - не хрустальный гроб, конечно, в увитой розами башне, но подёрнутые влагой каменные стены, унылая мебель, узкие окна, в которые просачивается бледный лунный свет. Каэр Морхен! Пресвятая Мелитэле, это же блядский Каэр Морхен!Как такое может быть, если вчера они были на свадьбе в Новиграде? Ведьма, с которой, вероятно, старого банкира связывали непростые отношения, проклятие, павшее бы на хорошенькую головку банкирской дочки, если бы не вмешались ведьмаки... Ну и Лютик - со своей фантастической везучестью на подобного рода приключения.- Так, блять, - говорит он. - Давайте, рассказывайте. Ведьмаки переглядываются. Ламберт вздыхает.- Ты схватил то яблоко. Помнишь?- Да.- Геральт стоял ближе к тебе, он учуял, что оно чем-то отравлено. Ёбнул тебя по руке. Яблоко растеклось в жижу, а ты упал, как бревно. - И?- И всё, - Ламберт для наглядности издаёт крякающий звук и высовывает язык.- В смысле? - Лютик таращится на него, как на идиота. - Я уснул? В сказках…- Неправильные сказки тебе в детстве читали, Лютик, - вмешивается Геральт. - Ты не уснул. Ты умер. Перестал дышать, сердце остановилось, ты побелел, похолодел… - Это я уже слышал. Верится с трудом.- А ты поверь. Мы пытались тебя оживить. У Ламберта вон седые волосы прорезались, вопреки мутации. Мы влили в тебя столько “ласточек”, что я бы от передоза сдох. Чародеев к тебе перетаскали - не счесть сколько. Даже Трисс вызвали, но она сказала, что это какая-то хитровыебанная магия, с секретом. Типа рано или поздно сама спадёт, но могут годы пройти, если не десятилетия...- Погодите-ка, - прерывает его Лютик. - То есть вы решили, что я как бы не насовсем умер, что ли? И поэтому не стали меня… ну я не знаю… хоронить? - он морщится, передёрнувшись от неприятного ощущения.- Дело в том, Лютик, - говорит Ламберт, - что ты… как бы это сказать… не портился. Со временем. Вообще.- Не портился, - повторяет Лютик шокированно.- Угу. Все полтора месяца, что мы…- ПОЛТОРА МЕСЯЦА?! - взрёвывает Лютик и, задохнувшись, ловит воздух ртом.- Да, ты пролежал в таком виде полтора месяца. Ну, точнее около трёх недель, а потом мы решили отвезти тебя в Каэр Морхен и показать Весемиру. Надеялись, что он поймёт, как снять чары и оживить тебя. Сидели в библиотеке и в лаборатории безвылазно, читали старые трактаты, искали ответ…- А потом нашли одну книгу. Старую, как мир. И в ней нашли легенду, связанную с говорящим зеркалом, злой колдуньей и…- И дай догадаюсь, - мрачно обрывает его Лютик. - Там была ещё девица, которую та колдунья ненавидела всей душой, семь краснолюдов-рудокопов, отравленное яблоко, хрустальный гроб и прекрасный принц? - Откуда ты, блять, знаешь?Лютик закатывает глаза.- Это вам не те сказки в детстве читали, если вообще читали, - говорит он. - Старая легенда, не смешите мои портки. Да эту историю даже голожопые младенцы знают, не говоря уже о начитанных людях. Ну и? Геральт и Ламберт снова переглядываются. Геральт чешет во встрёпанном затылке.- Ну и мы решили попробовать воскресить тебя тем способом, который был описан в этой книге.- Не пизди, Геральт, там всё поцелуем ограничилось!- Ну так и мы начали с поцелуя! - раздражённо рявкает Ламберт. - И после первого у тебя забилось сердце. После второго ты задышал. Но дальше дело не пошло.- И мы решили, что надо продолжить как-нибудь по-другому.- Когда ты вроде как “ожил”, стало проще. Я представил, будто ты спишь.- А потом ты на глазах начал… воскресать. Кожа потеплела, на роже румянец появился, сердце заколотилось…- Хер встал, - подсказывает Лютик, которого душит смех.- Встал, - кивает Геральт. - И вот тогда мы поняли, что те, кто донёс до нас эту легенду, чего-то не договорили.Лютик не выдерживает и начинает дико ржать во весь голос, сотрясая гоготом стены Каэр Морхена. Он всхлипывает, зарываясь лицом в подушку, откидывается назад, и утирает слёзы, льющиеся по щекам. Он ещё никогда не чувствовал себя таким… живым. Да ещё и героем детской сказки - до кучи.Ведьмаки смотрят на него как на полоумного, но в итоге не выдерживают и начинают смеяться вместе с ним - и в их хохоте слышится несказанное облегчение и осознание того, что с Лютиком всё в порядке.Они ржут, обнимая друг друга, сидя на холодной постели, под бледным светом луны, и Лютику кажется, что в Каэр Морхене тепло, как в Туссенте в разгар лета. Он крепче прижимает к себе ведьмаков, а те в ответ стискивают его в объятиях так, что Лютик охает. Их смех слышен, наверное, по всему замку. Вряд ли в этих серых стенах когда-либо звучало нечто подобное.- Вы… это. Только Весемиру не рассказывайте, как именно вам удалось меня оживить, - отсмеявшись и утирая слёзы, говорит Лютик. - Старика кондратий хватит от такой трактовки старой легенды. Старой легенды, мать вашу! Образованием вашим, что ли, заняться на досуге? - он качает головой. - Кстати, вот интересно… Тот банкир, Отто Вильдор, кажется? Он рассказал вам всю историю, с какого перепуга ведьма окрысилась на его дочку?- Угу, - говорит Геральт. - Старая карга под личиной красавицы его охмурила, а потом он её раскусил и сбежал. Женился, жена померла при родах, а потом эта ведьма к ним заявилась и навесила своё проклятие.- Ни себе, ни людям чтоб, - кивает Лютик. - Стерва какая.- Угу. Ну и вот, - неопределённо заканчивает Геральт и умолкает.Воцаряется тишина, нарушаемая лёгким треском оплывающих свечей и завываниями ветра в жерле камина. Луна скрывается за облаками, и в узкое окно начинают биться мелкие снежные хлопья.- Вот бы так проспать всю зиму, - мечтательно говорит Лютик, глядя на них. - И просыпаться только от того, что вы меня туда-сюда. Богами клянусь, я так не кончал даже когда мы с вами в первый раз трахнулись…- Ну уж нет, - прищуривается Геральт и долгим взглядом окидывает Лютика. - Мы, конечно, не самые безгрешные создания на свете, но не настолько извращенцы, чтобы повторить это ещё раз.- А если я… м-м-м… притворюсь? - улыбается Лютик, откидываясь на спину и глядя, как загораются в полумраке золотые глаза. - Пусть будет, как в сказке.- Только без краснолюдов, - предупреждает Геральт, падая на него.- Нахуй краснолюдов, - соглашается Ламберт и целует Лютика в шею.