По-своему (1/1)

— Катюш, может, хотя бы поужинаешь?— Ага, — эхом отзывается Кити, а сама всё так же отрешенно смотрит куда-то сквозь Левина и теребит завязки толстовки. — Всё хорошо у них будет, будто в первый раз…— Вот именно, в том-то и проблема, что не в первый! — Кити наконец оживает, как-то вскидывается даже и смотрит на мужа встрёпанным воробьём. — Кость, ты вот как будто совсем не понимаешь. Я бы так не переживала, если бы Долли со Стивой жили мирно и большие ссоры устраивали раз в год. Но она ведь уже третий раз за месяц хочет от него уйти! Третий! Кость, это невыносимо…Кити с силой растирает по опухшему лицу вновь выступившие слёзы, а Левин в панике думает, как же её успокоить. Он чувствует себя совершенно, абсолютно беспомощным. Ладно, если бы накосячил сам — в таких случаях можно попросить прощения. Извинения Катя принимала легко, да и вообще мирились они быстро. Но вот что делать, когда причина истерики у жены от него не зависит? Левин садится на корточки напротив Кити и берёт её за руки. — Катюш, давай мы сейчас поедим, ты успокоишься, а потом ещё раз позвонишь Даше? Возможно, они сами остынут за это время.— Не остынут, Кость, не остынут! — Кити выдёргивает пальцы из ладоней мужа и порывается встать. — Это ведь как обычно надолго. Она там, небось, рыдает сидит, а он пьёт в одиночестве. — Так хотя бы ты не рыдай, — находится Левин. — Ах уж и порыдать нельзя! Не твои ведь родные разводиться собрались, куда тебе понять! Костя хочет возразить, что он всё понимает и что Долли и Стива вообще–то и его родственники тоже, но вместо этого почему-то вспыхивает гневом и бросает зло:— Ну и рыдай тут одна, раз такое дело!Левин встаёт и стремглав выходит из комнаты, едва удержавшись от того, что бы хлопнуть дверью. В коридоре натягивает свитер, обувается и, захватив ключи, собирается выйти на улицу. Проветриться. Ему надо проветриться. Может быть, промозглая осень освежит голову, он успокоится и придумает что-нибудь толковое…Однако спокойствие наступает раньше, чем Костя успевает повернуть ключ в двери с обратной стороны. Левин задерживается на приятно холодящей пальцы ручке и понимает: вот он сейчас уйдёт. Наверняка ненадолго, может быть, всего на полчаса. Только вот Кити на эти полчаса останется одна в квартире. Что она будет думать, что почувствует?Приходится вернуться, закрыть дверь изнутри и, сбросив ботинки посреди коридора, вернуться в комнату. Катя уже не плачет — смотрит в стену и вертит в руках телефон. Когда Левин входит, хрипло говорит, не отводя взгляд от мелких цветочков на обоях:— Кость, неужели у нас будет то же самое? Неужели я тоже однажды захочу забрать детей и уехать от тебя к родителям? Неужели ты тоже захочешь меня бросить? — и добавляет совсем тихо: — Или ты уже хочешь?То, чего он боялся. Левин садится рядом с женой, убирает выбившуюся тонкую прядь волос за ухо и горячо шепчет:— Нет, Катюш. У нас точно всё будет хорошо. Я ведь тут, рядом. А к Долли и Стиве мы завтра же съездим и поговорим. И у них всё наладится. Согласна? Кити наконец поворачивает голову и тянет это своё ?Ага?. Левин вздыхает, снова встаёт и подхватывает жену на руки — она лёгкая-лёгкая и не думает сопротивляться. Несёт её до кухни, усаживает за стол, а сам берётся заварить ромашковый чай. Украдкой поглядывает — как там Кити. Она уже не такая отрешённая. По-прежнему вертит в руках телефон, но на стены больше не залипает. На плите греется ужин, чайник плюётся паром, и Левин накрывает его полотенцем. Кити двигает стул и поворачивается:— А ведь другим можно помочь, только если счастлив сам, да?— Точно так, — улыбается Левин и, подойдя, берёт Катину руку для поцелуя.