4. Новая жизнь (2/2)

Я вздохнул и тоже решил ее игнорировать. Однако, едва я начал играть, она испуганно вспорхнула и улетела, решив, что деревья точно не способны издавать подобных звуков. Она обиженно крикнула на прощание. — И тебе того же, — пробурчал я, готовясь играть Баха. Я начал с сюиты для виолончели. “Прелюдия” гармонично вливалась в шепот волн и ветер, я внимательно следил за тем, чтобы исполнение было безупречно — это успокаивает. Но настроение у меня было слегка мятежное. Сразу после этой разминки я приступил к сюите №2 в ре миноре. Спустя минуту отворилась дверь, из столовой вышла Сая. “Наверное, ищет кого-то или хочет на океан полюбоваться”, — подумал я, не прекращая игры. На цыпочках, искренне полагая, что движется неслышно, она подошла ко мне. “Ах, да. Акт второй пьесы “Попробуй расколоть Хаджи”. Она не угомонится”. Я перестал играть и, молча, посмотрел на нее. “Ну?” Ничего не изменилось — вот и знакомая мне решимость в темных глазах. Сая так серьезно на кого-то смотрит крайне редко, потому что, вообще, всегда считала очень серьезное отношение к любому делу просто лишним. Гораздо проще сбегать, например. Я смотрел на неё и знал, что она сейчас мне скажет. Ответ у меня был давно готов. — Хаджи, расскажи мне про мое прошлое, я чувствую, что готова знать. “А ты готова увидеть трупы своих братьев, когда придешь в себя?” — Почему ты молчишь? — спросила она слегка возмущенно. — Зачем тебе это? — спросил я негромко. — Вообще-то, я должна знать себя. “Что ж… Знать себя, значит, хочешь”. — Ты уверена? — уточнил я, кладя виолончель в футляр. — Да… — она очень-очень постаралась, чтобы в голосе не звучал страх, но он, конечно, звучал. Слух у меня превосходный. “Ладно. Сейчас я тебе покажу”. Вынув лезвие из ножен резким и решительным жестом, я обернул его к солнцу так, что кровавый отблеск сверкнул Сае в глаза. Она нахмурилась, хотела спросить, в чём дело, но почему-то не смогла ничего сказать. Отойдя в сторону, я приподнял клинок. “Так ты готовишься встретить врага блоком”. Она хмуро наблюдала за мной. Резким и точным движением я взмахнул мечом, как это делала Сая. “Так ты разрубала пополам людей. Вьетнам, ты помнишь? Вонзить, повернуть, рассечь… К рукокрылам применялись лишь секущие удары”. Сая попятилась. “Что такое?” Я сделал резкий выпад вперед, словно шпагой, но затем, меч описал дугу, разрубая невидимого врага. “Для крупных тварей требовался разбег и широкий, быстрый замах”. Напуганная и словно загипнотизированная, Сая не отрывала от меня вектора своего внимания. Я понял, что она вспоминает, в глазах ее мелькают жуткие кадры, говорящие лучше слов. Я продолжал показывать ей приемы. Наконец, встал в исходную позицию, взмахнув мечом напоследок, будто стряхивая с клинка капли крови. Я вложил катану в ножны, подошел к Сае и протянул ей оружие: — Ты, наверное, узнала собственную технику владения мечом. Это твои приёмы. Я могу помочь тебе вспомнить их. Через них ты понемногу начнешь обретать прошлое. “Ты просто не представляешь, какое это чудо — мышечная память в связке с ассоциациями”. Сая поежилась, глядя на меч в руках: — Я понимаю. Но этого мало. Пойми, — она взглянула в непреклонную маску, какой стало моё лицо, — я хочу знать события. Я понял, что теряю терпение, и сказал: — Если ты сейчас узнаешь прошлое, то потеряешь настоящее. “То есть, в буквальном смысле”. — Но я больше не могу жить в неведении, — упрямилась Сая. — Откуда я взялась? Куда я иду? Что я должна делать? Пожалуйста, расскажи мне. — Сражайся с рукокрылами, и ответы придут сами собой. Видя, что я непреклонен, Сая сердито посмотрела на меч, размышляя, обидеться на меня или снова кинутся в атаку. Первые капли ливня вывели Саю из мрачной задумчивости. — Перед смертью папа сказал, что я должна жить сегодня ради завтра, — внезапно пробормотала она, не сводя глаз с меча. — Возможно, он имел в виду то же, что и ты, как бы мне ни было трудно это принять, — она решительно вытащила катану из ножен. У нее вышло это легко, движение было заучено. Сая нахмурилась. Она посмотрела на меня: — Мы тренировались вместе когда-то? — Мы вместе создали слаженную систему боя. Сая сделала взмах, глубоко вздохнула и начала вспоминать приемы… — Почему я помню шпагу? — Потому что ты училась ею владеть. Спустя некоторое время она уже больше не задавала вопросов, исследуя инстинкты своего тела и позволяя ему двигаться так, как оно привыкло само. Когда ливень перестал, Сая остановилась.

Треск автоматов, запах пота и гари, крики людей… Она смотрела, как по клинку стекает дождевая вода. Растерзанные куски человеческой плоти, снег, одиночество. Она выдохнула, закрыла глаза… — Я всегда буду рядом. Пока идет эта война. Кеды Саи полны воды, словно два стаканчика, в которых разлито небо. Взглянув на него, она выронила меч, закрыла лицо ладонями, вытерла с него капли дождя и обернулась на меня. Начиная с той минуты, я уже не был для нее симпатичным загадочным юношей, и она не стремилась задавать мне вопросы. — Рик, — заговорил Кай, — помнишь, когда у нас только появилась Сая, мы все поехали к морю?

Рик молчал. Он помнил. — Трудные тогда были времена. Отец решил немного сплотить нас покрепче. Как только мы вышли к пляжу, ты захотел почитать свою любимую книгу, а Сая вечно крутилась вокруг тебя, пока не отобрала ее. В результате, листы оторвались от обложки. Ты разозлился, закрылся в машине и сказал, что не выйдешь. Это было на следующий день после того, как отец привёз её к нам. Ходячая катастрофа — ломала всё, к чему прикоснется. Вела себя, как маленький ребёнок. Сделав что-то нехорошее, она это не осознавала и продолжала улыбаться и витать в облаках. Ты сказал, такая семья тебе не нужна. Помнишь, тогда папа сделал из варёного риса клейстер и склеил им твою книгу. По-моему, она до сих пор у тебя... Отец сказал, то, что должно сломаться, рано или поздно сломается, но в семье Миагуско к этой поговорке придумали продолжение. То, что есть возможность починить, непременно должно быть починено. С нами тоже так. Сая останется нашей сестрой, а мы — братьями. Отец сказал, что бы ни случилось, мы останемся вместе. — Это он сделал нас оптимистами… — пробормотал Рик, подходя к окну и видя, как Сая стоит к нему спиной, глядя на закат. — Тебя и меня после всего, что мы пережили. Когда он боролся, мы видели, что для него это словно бы легко, а потому и у нас получалось заодно. — Да, у него был такой дар. Где бы он ни появлялся, там возникала надежда… Я хочу, чтобы вся наша семья была именно такой. Папа бы этого хотел. Рик вспомнил, как в тот вечер, на пикнике, они вместе смотрели на заход солнца. Он ещё тогда сказал, что закат — это всегда немного печально.

— Серьезно так считаешь? — улыбнулся Джордж и повернулся к Сае: — Ну, а ты что думаешь? — Страшно, — произнесла она. — Значит, скоро темнота. — Солнце закатится, и станет темно, это верно. Но завтра оно снова поднимется, и так будет всегда. Одна дверь закрывается, но где-то открывается другая, такова суть вещей. Поэтому ничего не бойтесь. Наступление тьмы особенно глубоко и сильно именно перед наступлением света. Другое дело, что в такие моменты об этом сложно помнить. Но если помнить всё же получается — это истинная сила, которая позволит вам выжить в любой ситуации. Рик подошел к двери, и послышался неуверенный щелчок отпираемого замка. Джулия продолжала войну с заархивированной информацией. У локтя две чашки, в которых был кофе. Дэвид сначала с интересом наблюдал за ее работой, а потом погрузился в размышления.

— Так просто я не сдамся, — прошептала она после очередного сообщения об отказе в доступе. Шел третий час непрерывной работы. — Нужно передохнуть. Ты перегреешься, — заметил Дэвид. От стараний щёки Джулии действительно порозовели. Она ничего не ответила, возможно даже не услышав его. Наконец, он снова заинтересовался, чем там занимается напарница и выглянул ей за плечо. — Ты… с техникой разговариваешь? — Это говорит мне человек, беседующий со своей машиной, когда она не заводится. Тихо, — нахмурилась она, — я почти нашла. Через четверть часа она улыбнулась и, не заметив Дэвида, резко повернулась к нему в своем офисном кресле, столкнувшись с американцем нос к носу. Он быстро подался назад и спокойно скрестил руки на груди: — Ты себя недооценивала, когда сказала, что долго с этим провозишься. — Просто перестраховалась, — она поправила свои очки, как делала, когда начинала немного нервничать. — Ладно… — она резко повернулась обратно к монитору и открыла заветную папку. — Это у нас список материалов для исследования в Ямбару. Надо же… Ты только взгляни, как всё выглядит безобидно. — Поищи что-нибудь про D-67, — оживился Дэвид. — Ведь для препарата именно кровь Дивы используется. Там могут быть намеки на ее расположение. — База данных огромная, но я поищу, — сказала Джулия и снова углубилась в работу с энтузиазмом. Обычно внимательная женщина не заметила, как тогда взглянул на нее Дэвид. И уж точно не могла прочесть его мыслей. “Никаких романов на работе. Угомонись и сосредоточься на заданиях”, — потом он нахмурился, сел в кресло и в сотый раз раскрыл папку с Окинавскими отчетами агентов Красного Щита.*** После беседы с браконьером и барменом Окомуро направился для диалога к одному из уборщиков на месте катастрофы. От журналиста еще пахло луком, как он ни пытался перебить это сигаретой.

Узкоплечий юноша в очках посмотрел на Окомуро без интереса и с уставшим выражением лица, говорящим о том, что ему не в первый раз за день приходится отвечать на вопросы всяких зевак. — Здравствуйте. Я журналист. Можно задать вопрос? — выпалил предсказуемый журналист. — Это не инопланетяне, — пробурчал немедленно мусорщик. — И не йети. И не масоны. И даже не рептилоиды. — Чего? — аккуратно переспросил Окомуро. — Ну, вы явно не из столичной газеты, а из желтой, учитывая, что спохватились брать интервью только через два дня после ЧП. Вот я сразу и отвечаю. Окомуро сдвинул брови, что сделало его улыбку сумрачной: — Я, вообще-то, не это хотел спросить. — А что же тогда? — мусорщик искренне удивился, не замечая зловещего блеска в глазах собеседника. — Видели на месте происшествия людей в желтых скафандрах? — Вы имеете в виду защитные костюмы? Да, тут были ребята из службы безопасности, проверяли местность. Думали, что это теракт, но оказалось — несчастный случай. Хорошо, что никто не погиб…

— Очень странный несчастный случай. — В мире много странного, — неожиданно философски изрек мусорщик. — А куда повезли результаты обследования местности? — Откуда мне знать? Я человек маленький, меня просто послали вывезти отходы. Ведь только у нас есть патент на их переработку. “Да, такой, пожалуй, и правда не заметит высадки инопланетян на планету”, — бурчал про себя Окомуро, рассеянно оглядываясь. Не везло ему с информаторами. А ведь и правда много мусора — шприцы, скальпели, пустые ёмкости капельниц с остатками крови. Кстати, Окомуро удивило ее обилие. Никто, вроде, не погиб, но обширная часть мусора была в запекшейся крови. — Тут банк донорской крови был? — хмурился журналист. — А мне почем знать, — последовал вполне стандартный ответ. “Ну, конечно”. И зачем тут так много бутылок от вина, спрашивается. — Ладно, а это что здесь делает? — удивился Окомуро, разглядывая целый ящик с бутылками.

— Было вместе с мусором. "Зачем им СТОЛЬКО вина?" — подумал Окомуро, разглядывая этикетки. Он внимательно изучил их, сев на корточки. — Я так понимаю, вы не в курсе, откуда поступает спиртное? — неожиданно сказал журналист, хмурясь, внимательно глядя на этикетку. — Как же? Офис компании здесь, на Окинаве. Почему вы интересуетесь вином? — Потому что огромное количество очень редкого и специфического красного вина в медицинском центре — странный расклад вещей. Он не сказал ему, что под видом вина можно много чего нелегального транспортировать. И не сказал, что это могут быть, например, наркотики. И что всё это может быть связано и с украденными телами военных, и с убийствами и с проклятым самолетом, на котором якобы были бомбы. В Окомуро был задавлен сыщик, и он знал это. Его не столько интересовал гонорар, сколько мысль о том, что сделает что-то достойное, раскроет нечто масштабное. Главное — за ниточку уцепиться. Адрес официального поставщика вина указывал на центр города. Туда и направился Окомуро, окрыленный надеждой. Судя по всему, компания обосновалась в этом здании совсем недавно, даже кондиционеры пока не работали. В тесном коридоре стояли башни из закрытых коробок, и Окомуро заметил, что все записи сбоку упаковок на незнакомом ему языке. Журналиста встретил менеджер по работе с клиентами. Он был не японец, а очень скуластый таец с прищуренными глазами и несколько жалобно приподнятыми бровями. Он выглядел взмыленным. Перешагивая в коридоре через коробки, он обругал уборщицу и сосредоточил взгляд на Окомуро, вынужденно улыбаясь: — Вы по поводу оптовой закупки? — О, нет, я журналист. Пишу о редких и необычных винах, а так же о людях, которые занимаются винодельческим бизнесом. Успех вашей компании привлек моё внимание. — Успех? — менеджер даже не подумал показаться польщенным, улыбка кисло повисла на уголках его губ. — А-а-а… газета. Ну, да…

Выглядел он явно разочарованным: — Что ж, если вы о нас пишете, то вы, конечно, получите интервью. — У вас действительно необычное вино. Его пьют только на Окинаве? — Вообще-то, мы поставляем его не из Окинавы, а сюда из других мест. Мы основали тут небольшой офис, потому что некоторое время назад с нами заключил контракт центр защиты природы. Он запросил много ящиков под индивидуальный заказ и довольно срочно. Мы славимся тем, что быстро выполняем пожелания клиентов. Ах, ты дура! Отойди, говорю и не мешай! — крикнул он на уборщицу. Японка совершенно безнаказанно шлепнула его полотенцем по спине, выругалась и гордо ушла. — Извините… — пробормотал менеджер журналисту. — О, центр охраны природы? — оживился Окомуро. — Действительно, я помню среди мусора, говорят, нашли очень много бутылок. Как подумаешь, на что они бюджетные деньги тратят... просто зло берёт! — Понимаете, наше дело маленькое. Мы ведь не выращиваем виноград и всё такое. Мы просто перевозим и следим за сохранностью груза. Когда центр охраны среды сделал нам заказ, он указал на дистрибьютора, у которого мы и должны были забрать вино, чтобы перевезти сюда. — О, правда? — расстроился Окомуро. — Кто же тогда занимается вином? — Понятия не имею. Но, если хотите знать, обратитесь к дистрибьютору. Их фирма оптовых закупок расположена во Вьетнаме.

Лицо Окомуро переменилось: — Во Вьетнаме? — Да-да… Вам нужен адрес? Конечно, ему был нужен адрес. Окомуро в ту секунду почувствовал, что его жизнь из жизни неудачника, который охотился за снимками знаменитостей, приехавших на местный курорт, становится чем-то особенным… Вьетнам — мистическое для него слово вызывало в памяти журналиста целый ворох воспоминаний об отце. Это почти легендарный военный фоторепортер города Наха. До сих пор его снимки можно увидеть в местном музее. Окомуро помнил его военную форму, и у него до сих пор был его старый фотоаппарат с пленками, черный чемодан с металлическими вставками. Его отец никогда не работал на желтую газету, он считался героем. Сердце Окомуро забилось бешено. Он полетит во Вьетнам, даже если при этом придется уволиться.*** — Алкоголь? — переспросил Дэвид. — Ты не ошиблась? — Сама не понимаю, - сказала Джулия. — В списке медикаментов обозначено красное вино. Причем, оно поставлено во главе, как основной элемент изучения препаратов. Все они имеют отношение к D-67. Поставщик вина — компания на Окинаве. Если это и контрабанда, то прекрасно организованная. Дэвид недолго думал, а потом улыбнулся: — Ну, конечно… Джулия быстро посмотрела на него: — Что? — Красное вино. На что оно похоже? Она округлила глаза: — Кровь. — Ты можешь проследить путь вина на Окинаву? Откуда оно? — Адрес отправки — это адрес места, где может находиться Дива, ведь препарат делают из ее крови. Всё это только гипотезы, но соблазнительные, — она воодушевленно работала с поисковиком. — Нашла. Начало пути вина во Вьетнаме. — Я мог бы догадаться, — он посмотрел в монитор. — Подожди, а почему адрес дистрибьютера указывает на бизнес-лицей Санк-Флеш? Джулия открыла папку с описанием и стала листать файлы: — С виду это закрытый, элитный женский интернат, куда принимают только иностранок. И создали его относительно недавно. Почему дистрибьюторской компанией является такое место?

— Санк-Флеш... Я помню название из дневников Джоуля. Сейчас так называется медицинская корпорация огромных масштабов. — Смотри, я кое-что нашла. Десять лет назад в окрестности лицея обнаружили полностью обескровленный труп школьницы. Ее родители запретили делать вскрытие, и девочку сразу же похоронили. Обескровленный труп, Дэвид. Так же, как и тут, на Окинаве. — Прекрасно, — глаза его заблестели. — Нам необходимо провести расследование. Лучше всего на эту роль годится Сая. Ее легко будет внедрить под видом ученицы. — Отправишь её одну? — поинтересовалась Джулия. — Роль школьницы ей удастся. К тому же, Хаджи будет тренировать и информировать ее. Полагаю, он внедрится в школу вместе с ней под видом одного из рабочих. — Дэвид, это Вьетнам. Отправлять Саю неподалеку от места, где случилась бойня, учитывая ее нестабильность… Это не просто опасно, это в буквальном смысле хождение по лезвию. — Контейнер с Дивой постоянно перемещается. Нам впервые удалось за многое время отыскать место, где он может быть. Мы должны попытаться. К тому же, в этот раз Сая — наблюдатель.*** Ван Арджеано не любил Вьетнам, потому что тут не было такой масштабной исследовательской лаборатории, как в той же Исландии. А еще потому, что ему казалось, что он в ссылке. Сначала он решил, что отправят в главный офис, и прямо с Окинавы намеревался лететь в Исландию, но босс позвонил ему и сказал, чтобы он срочно прибыл в Ханой. Во Вьетнам! В эту дыру! За что, спросил он прямо. И ему ответили, что присланный на Окинаву оттуда препарат оказался слишком нестабильным. Ему сказали это так, словно это вина Вана. А это не его вина, а проклятого… Впрочем, не будем называть имена. Вану не нравился глава исследовательской лаборатории Ханоя. Никогда не подумаешь, что этот ангел — сущее чудовище. И с ним этот его полоумный помощник. Зачем только он таскается с этим клоуном в черном плаще? Во Вьетнаме в начале осени плащи носят только больные на голову… Ван был ужасно недоволен. Да, тот, перед кем он теперь отчитывался — чудовище даже по сильно сниженным моральным нормам Вана. Он мог допустить всякое — контрабанду внутренних органов, эксперименты на солдатах. Но дети…

Он снова подумал, что ему платят слишком много. Еще он ненавидел Вьетнам за духоту и комаров. Ван шагал к выходу из аэропорта так, так что приставленный к нему проводник за ним едва поспевал. Робкий и покорный, он во всём старался подражать своему нынешнему господину, и даже носил такие же очки, но на этом сходство с высоким французом заканчивалось. Он тащился позади, сутулясь, безропотно выносил жару. — Эй, ты, — вздохнул он, обращаясь к своему помощнику, — тебя, что, недавно наняли? Я довольно быстро хожу, тебе придется успевать. — Нет, не совсем, — прогнусавил носильщик из-за спины Вана. — Я… — Не интересно. Внезапно его окликнули. Он обернулся и увидел высокого молодого человека в старомодном, темно-синем балахоне с застегнутым воротом у подбородка. Длинные волосы жилистого, широкоплечего тайца опускались за спиной, и были частично собраны заколкой. Он мог бы казаться поразительно красивым из-за правильного овала лица и ненормально больших, черных, как бездна, глаз, но внушал неприятие. Эти глаза всегда были раскрыты слишком широко, что создавало впечатление легкой одержимости и неумения себя контролировать. “Ага, вот и наш вьетнамский псих”, — подумал Ван, с улыбкой приближаясь к главному помощнику по экспериментам. — Какая встреча! — пропел Ван. На лице тайца отразился весь спектр его неспособности лицемерить. Он презрительно дернул верхней губой. Молчал. “Дикий зверь. Кто же так себя ведет?” — Привет, давно не виделись, — продолжая улыбаться, Ван протянул ему руку. Но Карл лишь посмотрел на нее остановившимся взглядом своих невозможных глаз, словно размышляя, с чем именно он сейчас сожрет протянутую ему кисть руки. — Ах, извини. Какой я рассеянный, — непринужденно рассмеялся Ван, убирая ладонь за спину, — совсем забыл, что ты не можешь пожать мне руку. Моя оплошность. Держи конфетку? — он вытащил из кармана гостинец и протянул ему.

Ван понимал, что сейчас играет с хищником. Пусть, он ранен (у него почему-то нет одной руки) и связан, но он хищник. Ван знал, на что способен этот сдержанный человек, поэтому в улыбке его появилась некоторая принужденность, незаметная другим, но не ускользнувшая от внимания встречающего. Его звали Карл. Самый загадочный и странный тип в Санк-Флеш. Ван не мог взять в толк, почему он, вообще, там работает. Карл взял конфету здоровой рукой и посмотрел на нее так же, как недавно на протянутую ладонь Вана. Когда тот отвернулся, Карл выбросил конфету. Карамель в его ладони расплющилась, словно пластилин. — Я хотел тебя расспросить о D-67, — заметил Ван осторожно. — Образцы вышли очень агрессивными, на Окинаве пришлось произвести зачистку, потому что подопытных не удержали под контролем. Весь проект в Японии свернут. Он пытался ненавязчиво давить на собеседника своим превосходством, вызывая у него ощущение, что может и имеет право судить. Но Карл ничего не ответил. Рядом с этим существом Вану было не по себе. Он постоянно чувствовал направленный ему в спину взгляд. Так смотрит на тебя бешеная собака в наморднике и на цепи. Цепь надежна и намордник тоже. Но всегда есть вероятность, что всё изменится. Впрочем, Вану повезло. Карл испытывал к нему не больше интереса, чем к конфете.

*** После попытки меня допросить Сая обращалась ко мне только для тренировок или я находил ее сам. Я лежал на верхней палубе, глядя в небо и слушая музыку. Шел четвертый день в пути, утро. Я должен отыскать Саю вечером, чтобы продолжать тренировку. Мы плыли к Вьетнаму, Дэвид рассказал нам суть задания. Сая на сей раз не сопротивлялась, только задавала вопросы и запоминала. Я поднялся на ноги и подошел к парапету, глядя на воду. Сая имела привычку подходить ко мне, крадучись. Она делала это с трудом, словно преодолевая радиус отчуждения вокруг меня. Я повернулся и вопросительно на нее посмотрел. “Опять попытки выведать информацию?” — Я помешала? — спросила она осторожно. Я отрицательно покачал головой. — Тогда можно мне немного понадоедать тебе? Она не изменила своему обаянию, даже улыбка прежняя. — Сколько пожелаешь. — Просто мы все вместе решили приготовить мороженое из подручных материалов. Звучит страшно, но Льюис обещает, что получится вкусно. Хочешь присоединиться? — Я не ем. — О… Вообще? — Вообще. — Почему? Я молчал. Она покладисто кивнула: — Понятно. Но не обязательно есть мороженое. Ты можешь просто… побыть с нами. “Ты же не хочешь этого. И ты пришла сюда вынужденно. Несешь чепуху про мороженное, потому что хочешь знать нечто другое”. — Я буду с тобой везде, где скажешь. Но ты… пришла не для этого. — Что ж, ты и правда неплохо меня знаешь, — в ее улыбке была досада. — Я, в общем, хотела сказать тебе спасибо. Я удивленно нахмурился. — Спасибо за то, что такой терпеливый. Ты знаешь больше меня. И лучше меня. Ты помнишь очень многое, наверное. Не знаю, каково тебе общаться со мной, но, наверное, непросто. “Не делай этого”. Я опустил голову и попытался сделать так, чтобы она не заметила, с какой силой я сжимаю поручень за спиной. “Не говори со мной так”. — Тебе не обязательно быть вечно одному. Ты и правда в любой момент можешь к нам присоединиться.

Я печально посмотрел на нее. — Что? — удивилась она. — Сая, с мыслями о тебе я не одинок. Она покраснела, запнулась, смутилась, опустила голову: — Знаешь… сейчас парни уже так не говорят. То есть, так не принято. Я молчал. — Просто хотела, чтобы ты знал, что… ты можешь проводить время с нами. Ты был со мной в трудные минуты моей жизни и… принимал непростые решения. Я уважаю стойкость в людях. А ты очень стойкий. “Она выпила вина. Это единственное объяснение ее поведению. Сая откровенна только в те моменты, когда знает, что эта откровенность окупится. Она кажется открытой, но ее улыбка — способ возвести стену между миром и собой. Способ побега”. — Ты не должна благодарить меня, потому что то, что я делаю — естественно. Не беспокойся за меня, не думай обо мне, просто доверяй. А если тебе потребуется щит, поддержка, понимание и утешение, тебе достаточно просто подойти ко мне или назвать мое имя. — Ты… очень странный. “Я не странный”. Она смотрела в мое лицо, потом качнула головой: — Я пойду… Спасибо тебе. "Я не странный, я просто люблю тебя. Это же элементарно видно, учитывая мое поведение. Ты и сейчас не заметишь?" Мне стало интересно. — Я хочу, чтобы ты знала. Она повернулась ко мне вопросительно. — Я всегда буду оберегать тебя. Даже если кажется, что меня нет рядом или я один, на самом деле, я всегда поблизости. И мне никогда не будет это в тягость, я счастлив просто быть рядом с тобой. Она искренне улыбнулась: — Ты очень мил, Хаджи. Спасибо тебе. Абсолютно каждая девушка, услышав от меня что-то подобное с тем взглядом, каким я смотрел на ее лицо, всё поймет. Но не Сая. Сая не поймет, что я люблю ее, даже если я ее поцелую. А ведь в прошлый раз в школе я именно поцеловал ее, не особенно маскируя это. И она это помнит. Она помнит всё до мелочи. Я могу гореть, молча, находясь от нее на расстоянии шага, могу сходить с ума или оставаться спокойным, она просто скажет: "Спасибо". А потом потреплет меня по голове и уйдет. Я тихо рассмеялся, когда Сая покинула верхнюю палубу.*** Вьетнам показался мне неузнаваемым с верхней пристани нашего корабля. Сая разглядывала деревья и виднеющиеся вдалеке крыши зданий, поморщилась, сказала: — Как жарко… И ничего более. Прорвавшись к такси с шумной и душной пристани, мы направились в гостиницу. Нам дали время отдохнуть и посмотреть город, пока Льюис улаживал дела с устройством Саи в школу и внедрением меня в качестве шпиона. Пока братья Саи тратили время на игру в бейсбол, не подозревая, что утром будут всеми покинуты, я наблюдал за ними. Война еще не выветрилась из воздуха. Просто находиться в Ханое неприятно. Я был с Саей каждую минуту, ожидая, что она вспомнит хоть что-то, но произошло иначе. Она была словно раздавленной этой жарой, молчаливой, почти не отходила от братьев, словно подыгрывая им в их жизнь. “Она подсознательно опять бежит”. Мне захотелось потрясти ее за плечи и сказать, чтобы она перестала. Захотелось, чтобы она боролась и могла жить со своим прошлым, потому что мне невыносимо тянуть эти воспоминания за двоих и видеть в ее глазах недоумение. — Что такое? — спросила она, проходя мимо меня с мячом. — Ты будешь тренироваться сегодня? — Думаю, нет. Мне… хочется побыть с Каем и Риком. “У тебя было около четырех таких, как Кай”. Но вслух ответил: — Как пожелаешь. Возможно, так на меня повлияла жара. Я был более не сдержан, чем обычно. Впрочем, никто не заметил этого, включая Саю, так что…

Возможно, я бы был спокойнее, если бы понимал, что убегать — сознательный выбор Саи. Но я видел иное. Играя с ними, она оставалась как бы в стороне. Общаясь с братьями, она уже не чувствовала себя частью их семьи. Она очень-очень старалась быть этой частью, но ее иногда прохладный, точно у медузы, взгляд говорил о постепенном пробуждении ее характера. Когда Рик упал, сильно поцарапав руку, Сая протянула: — Осторожно, ты пылью меня запачкал! Любовь к людям не прописана в психике рукокрылов по определению. Сая очень хотела быть человеком, но не являлась им. Ночью Сая и все остальные агенты Красного Щита уехали, оставив братьям банковскую карточку на астрономическую сумму и необходимые документы с картой и путеводителями. Рик спал, распластавшись на кровати без одеяла из-за духоты. Кай храпел с открытым ртом. Сая посмотрела на обоих недолго и вышла из номера, аккуратно притворив за собой дверь. — Я оставил им все необходимое. Машина готова. Не волнуйся за них, — сказал Дэвид тихо, когда мы с Саей вышли в коридор. Сая ничего не ответила и спустилась на улицу, взяв меня под руку. Она сделала это так же решительно, как бывало раньше. В этом движении сквозило ревностное “моё”. В этом движении было “уведи меня немедленно”. Ни капли тепла, это движение-приказ.На самом деле, Сая в те секунды не верила никому — ни Дэвиду, ни его обещанию, ни мне. Она полагалась лишь на Кая, и у нее имелись на то основания.*** Белая башня с изящной колокольней утопала в густой широколиственной зелени, и у меня, когда я увидел ее, сразу возникла ассоциация с местом, где заперта Дива. Я чувствовал, что здесь что-то не так, но не мог полагаться на ощущения, потому что Вьетнам — шрам на карте моего внутреннего мира. Весь, начиная с Ханоя, соломенных шляпок и запаха еды, он ассоциируется у меня с секущим движением клинка Саи, которая смотрит на меня с наглым превосходством, точно говоря: “Я знаю, что ты любишь меня. Смотри, что я делаю с тобой”. Понемногу машина нырнула под холм, и башня скрылась за кронами деревьев.Затем передо мной за высокой оградой показалось все здание целиком. Оно разочаровывало, хотя такой шаблонный образец неоклассицизма было представить трудно среди джунглей.

“Этот почерк… Пышность, башня, кровь, Вьетнам. Всё похоже на театрализованные подмостки для акта издевательства над моей памятью. Я чувствую в воздухе… Ее смех. Смех Дивы”. Я догадался, что она рядом по ознобу по своей коже и предчувствию безумия. — Сая, — раздался голос Дэвида, когда машина притормозила у обочины вне досягаемости взоров охраны и камер, — не забудь свои вещи. Нужные люди уже предупреждены о твоем появлении, так что проблем с поступлением не возникнет. Сначала пойдешь ты, а потом за тобой отправится Хаджи. Он будет под маскировкой садовника. Ничего не бойся. Мы всегда на связи. Она кинула на меня растерянный взгляд, словно ожидая поддержки. — До встречи, Сая, — пробормотал я. — Не дрейфь, — улыбнулся ей Льюис. — Всё у нас схвачено, ты просто играй роль ученицы и наблюдай. Она взяла в руки довольно легкий багаж и захватила документы. Вышла. У ворот ее встретили две девушки в изящных, но строгих белых нарядах совершенно одинакового покроя. — Хаджи, ты выйдешь следом минут через пятнадцать. Можешь сразу приступить к своей работе. Единственная помеха — старый, но очень любознательный садовник на пенсии. Он до сих пор живёт в школе, хотя почти там не работает, — сказал Дэвид, — Твоя задача… — Мне известна моя задача, — сказал я несколько сухо. — Эй, Хаджи, — растерянно откликнулся Льюис, — а ты за цветами-то ухаживать умеешь? Я вспомнил Эмиля — садовода из замка “Зоопарк”. Вспомнил его уроки, какие сейчас не получит ни один любитель цветов. Улыбнулся краешком губ и ничего не ответил. Мне нравится их манера делать для меня прикрытие, не позаботившись заранее узнать о моих способностях. К счастью, за годы одиночества ты учишься массе невероятных вещей и узнаешь очень много нового. Порой даже слишком. “Двор довольно странно устроен. Он не открыт для камер, здесь масса слепых пятен, очень много деревьев. Часть устройств для слежения почему-то не работает, — анализировал я, шагая по дорожке навстречу своему будущему боссу — старичку в кепи на французский манер. — Здесь очень плохо соблюдены стандартные нормы безопасности. Почему? Сама по себе школа отгорожена от городской среды и находится далеко за пределами жилых поселений, утопая в джунглях. Выглядит, как питомник для благородных девиц времен моего детства. Я помню, в таких заведениях всегда было своё второе дно — игорные клубы, бордели, опиумные салоны. Руководству школ требовалось как-то выкрутиться, и они занимались подпольным бизнесом, привлекая к этому не самых родовитых учениц, о которых мало кто может позаботиться”. Я хорошо знал вьетнамский, но обратился к садоводу на чистом французском: — Добрый день. — О, соотечественник, — улыбнулся мне невысокий старичок. — Добрый день, месье. Следуйте за мной, я быстренько вам покажу наши цветочные владения… Он что-то говорил на тему того, как трудно тут выращивать растения, и как мало нынче способных садоводов. А еще ругал ландшафтных дизайнеров и стиль модерн. Похоже, старик соскучился по общению. — Ну-ка, девушки, не смущайте юношу! — услышал я его насмешливый голос. "Простите, что?"

Я рассеянно обернулся и увидел, что за спиной скучковалась дружная глазастая компания из учениц, которые, заметив обращенное на них внимание, птичьей стайкой разлетелись от меня на приличное расстояние. “Так. Камеры, похоже, проблемой не будут, но здесь есть иначе любознательные глаза. Труднее, чем казалось вначале”. — Вам не следует слишком обращать внимание на этих юных дам. Они ведь растут тут в изоляции от мужского взора, точно цветы в этом саду, и теперь не будут давать прохода любому, кто покажется им достаточно симпатичным. А вы молодой человек видный, высокий, крепитесь, так сказать. Проблемы нам не нужны, верно я говорю? — он кинул на меня строгий взгляд. — Я приехал сюда работать, — произнес я прохладно. — Это хорошо, что вы не свободны, и у вас есть девушка. Тогда вам не на что отвлекаться. "Как вы, вообще, выводы такие сделали?" Я промолчал, а он посмотрел на мое хмурое лицо. — О, выходит, ваши чувства безответны? “Каким, черт возьми, образом, эта беседа, вообще, свернула в сторону моей личной жизни?” — Не сердитесь на меня, — рассмеялся старик. — Мне скучно, вот я и тренирую внимательность. Здесь ты можешь приютиться, — он указал мне на дверь в конце коридора, куда он меня провел через веранду. — Первый день не рабочий. Моя комната этажом выше. Если появятся вопросы — обращайся. Но советую немедленно ознакомиться со своей частью сада. Работа предстоит трудная, — он вручил мне ключи от комнаты и ушел.

Я открыл дверь. За ней оказалась маленькая спальня со сводчатым окошком. Одноместная кровать послужит временным вместилищем для чехла. Так же в комнате обнаружились стол, стул, сундук, который исполнял роль гардероба, и куча садовых принадлежностей. На кровати лежала моя рабочая форма. В углу стены примостилось старенькое зеркало.

“Придется держаться очень осторожно со стариком. Как и со всякими в его возрасте, с ним случаются приступы любознательности”. Первым моим побуждением было узнать что-нибудь о директоре. Если эта школа является прикрытием, то неплохо бы обратить внимание на руководителя. Кто он? Подставная лошадка или действительно ничего не знающий служащий, которого используют в своих интересах? Пока я изучал территорию, на глаза мне попалась Сая в форме ученицы этой школы — классическое, белое женское одеяние вьетнамцев. У него был высокий ворот и закрытый покрой, но верхняя часть слишком подчеркивала грудь и тонкую талию. Сая не заметила меня, с ней говорила женщина, которую все звали мисс Ли, и я сосредоточил на ней внимание. “Старая дева, рациональна, сварлива. Но она кое-что знает. У нее взгляд врача-вивисектора. Такой тип людей способен отрубить кролику голову на глазах ребенка. Но… директор не она, нет”. Я отошел дальше, теряя к ней интерес. Краем глаза я заметил высокого типа с длинными, темными волосами и в несколько старомодном костюме. Его тихая походка, идеальная осанка и напряженный вид существа, который словно постоянно находится в осаде, манера держаться величественно, по-хозяйски сказали мне, что он является лидером положения. Он пах очень знакомо и не сводил взгляда с Саи. Я замер, как вкопанный, чуть позади затылка у меня возникли мурашки. “Я тебя помню…”. Инстинкт заставил меня идти по его следу, разборчиво изучая спину и походку незнакомца. Я не узнал Карла в те минуты потому, что видел его один раз в своей жизни, когда толком не мог почувствовать его запах сквозь дым, порох и кровь. Он мелькнул в моей судьбе яркой вспышкой и исчез, почти не оставив отличительных признаков. Я мог бы узнать его только по глазам, но Карл очень ловко избегал меня. Я потерял его через десять минут. Почуять в человеке рукокрыла несложно, если речь идет о препарате, но шевалье очень похожи на людей. Я знал, что в запахе Карла есть нечто необычное, но мне попадалось достаточно странных ароматов, и на основании оттенка запаха делать выводы не следовало. Изучив большую часть сада и близлежащей территории, я наметил для себя зоны защиты, укрытий и маршруты эвакуации. Прошелся по длинным, запутанные коридорам этажей. “Неплохое место для прикрытия. Но то, что они здесь прячут, находится не в основном здании. Оно…”, — я выглянул в окно, глядя на колокольню. “Неужели, всё настолько банально? И впрямь похоже на постановку”. Соседку Саи по парте и по комнате звали Минь. Милая, курносая, круглолицая девушка, которая немедленно стала усиленно пытаться понравиться своей новой подруге. Последняя реагировала немного смущенно, ее улыбка была слегка удивленной. — Многие ученицы оказались здесь после того, как лишились родителей, — услышал я отрывок их разговора. “Очень удобно, если так”. Я подытожил: “Местность, идеально подходящая для того, чтобы здесь можно было тихо и незаметно убивать. Ученицы, не способные постоять за себя, наивные и учащиеся в застенках годами. “Вино” присылали на Окинаву именно отсюда, но я не вижу виноградников и ничего, намекающего на работу дистрибьютеров. Мне бы наведаться на колокольню, потом в медицинское крыло. А еще я хочу знать, что находится за территорией. Там стоит заброшенная часовня. Стереотипно идеальное место для какого-нибудь потайного бункера. Боже, мне… кого-то очень напоминает эта театрализованность. Здесь, во Вьетнаме один из Шевалье Дивы. Просто я не вижу его пока”. Я мрачно посмотрел на светловолосую девушку, которая вот уже пять минут делала вид, что не обращает на меня внимание. “Ну, честное слово!” Она нахмурилась и ушла.