Глава 14 Детские сны (1/1)

Джим решился попытаться ещё раз добраться до выхода. Огнетушитель висел прямо над его головой, сорвав его с крепления, капитан направил струю на раскалённую стену, и как только жар слегка ослабел, метнулся к люку. Именно в это время дверь, под действием неведомой силы, слегка приоткрылась, струя свежего воздуха попала в кабину, и пламя с рёвом ворвалось внутрь. Джим присел, поток огня опалил волосы, расплавил и прожёг ткань свитера. От страшной боли Кирк завопил и покатился по полу. И уже знакомая сонливость, вечная предшественница нечеловеческой регенерации, овладела им. ?Не хочу! - успел подумать он, – мне нужно вылезать!? Но эти мысли уже ничего не могли изменить. Дымное пространство кабины исчезало, сменяясь ярким светом земного полдня.Невыносимо жгло спину, но Нуньен решил, что ещё три минуты он выдержать сможет. Стена, раскалённая от солнца, стоявшего точно в зените, не давала даже намёка на тень. И всё же он продолжал делать выписки из толстой потрёпанной книги в тетрадь с коленкоровым переплётом. ?Человек, желающий творить одно только добро, неминуемо погибнет среди стольких чуждых добру? - аккуратно выводил мальчик древние строки. Буквы выходили корявыми - пальцы ещё плохо слушались – писать он научился неделю назад. Закончив строку, начинающий философ поднял глаза, рассматривая единственное облачко, застывшее у самой кромки противоположной стены. Торопливые шаги детских ног заставили его отложить книгу, но отодвигаться от раскалённой стены Нуньен пока не стал: испытание продолжалось. Две девочки в одинаковых белых комбинезонах бежали к нему со стороны классных комнат. Они пересекли плац, обогнули недавно вырытые траншеи и замерли перед ним, ожидая позволения говорить. Старшая, ей было лет десять, тяжело дышала, то и дело, вытирая пот с покрасневшего лба. Острый носик, большие удивлённые глаза и слегка оттопыренные уши делали её похожей на тушканчика. Младшая из подруг, ровесница Нуньена, живая и остроглазая, совсем не запыхалась. Она явно была лидером в паре. Выступив чуть вперёд, девочка смотрела на собеседника терпеливо, но без заискивания.- Говори, Савитри – Нуньен медленно поднялся. Он всё ещё не доверял своей вновь появившейся ноге и по привычке старался не опираться на неё. - Сахиб сбежал! – выпалила та.- Откуда знаешь?- Санджай слышала, как профессор ругался с учительницей.-Слышала? – Нуньен перевёл взгляд на старшую из подружек, которая совсем покраснела и опустила глаза:-Да! – тихо ответила Санджай, с трудом переводя дух – Он кричал, что Малика с утра нигде нет, и что завтра ему на процедуры, и что искать его никто не станет, потому что горючее для вертолёта стоит дороже, чем он.-Как думаешь, он правда не будет его искать? Малик сможет добраться до людей? – Савитри от волнения переступала с ноги на ногу, как будто и сама собиралась куда-то бежать.-Нет, не доберётся. Гоби слишком велика – Нуньен понизил голос и посмотрел в глаза Савитри, -Ты слушала пустыню? - Савитри кивнула в ответ. Это была странная игра, в которой могли участвовать только те, кто уже прошёл аугментацию. Кроме Нуньена и Савитри таких сейчас было только двое. Заключалась она в том, что игроки, прислушиваясь к едва уловимым звукам, пытались угадать, что произойдёт через минуту, час или день. Обычно удавалось предсказать приближение вертолёта, появление стервятников на горизонте, изменения погоды или планы учёных (если окна в их кабинетах были не плотно притворены). Побеждал тот, чей прогноз оказывался самым точным – обычно – Нуньен.-Будет буря, часа через два – добавила Савитри вслух, после секундной паузы.- Через два с половиной – поправил её Нуньен. – С востока. -Мы вернём его? – робко спросила Санджай.- Мы?! Нет, я справлюсь один. Ты – он положил руку на плечо Савитри - отвлеки профессора. Радж и Оджас тебе помогут. Расскажи им всё. -А что делать мне? – снова вмешалась Санджай, в её словах зазвучал вызов.- Ничего. Ты - человек. Наши дела тебя не касаются. Играй – сухо ответил Нуньен, старательно не замечая, как страдальчески сжались губы девочки. Санджай сморщилась, не до конца подавив всхлип, и ссутулившись, пошла в дортуар. Её подруга посмотрела ей вслед с сочувствием, но затем снова обернулась к Нуньену.- Сави, уже придумала что-нибудь?-Да, скажу, что у меня голова болит. Профессор забеспокоится, мы же больше не должны болеть. Начнёт меня таскать по кабинетам…-Умница! Действуй.Нуньен вихрем вбежал в небольшое складское помещение рядом с залом для борьбы. Копия ключа была сделана ещё накануне (кое-кто даже после изменений не хотел терять прежних навыков), вытащил из коробки большой рюкзак, бросил в него флягу, предварительно наполнив её водой из-под крана, кусок брезента и два противогаза. На глаза ему попался ящик с армейскими ножами, он выбрал один и заткнул за голенище. Пробегая по галерее, ведущей к лабораториям и кабинетам, мальчик выглянул во двор. Хейсен вёл за руку Сави, которая то и дело прикладывала пальцы к виску и страдальчески закатывала глаза. Генетик выглядел озабоченным и недовольно хмурился. Нуньен едва успел юркнуть за кадку с пальмой, когда мимо него, развевая полами халатов, торопливо прошли трое медиков. Путь был свободен. Ещё одна копия ключа, замкнутая сигнализация, разогнутые прутья решётки на окне - и Нуньен мягко приземлился в песок прямо под стенами кабинета Хейсена – единственным помещением во всём тренировочном центре, где было окно с видом наружу. Малик не смог бы пройти тем же путём, ключ ему было взять негде, значит, перебрался через стену по верёвке или плетёной лестнице. Нуньен лёг на землю и по-пластунски пополз вдоль кирпичной кладки. Песок хорошо сохраняет запахи – в этом он сейчас мог убедиться. Пахло сухостью, кое-где чувствовались метки пустынных животных, иногда резко тянуло едой с кухни. Но вот отчётливый душок резины коснулся ноздрей. Он присмотрелся – следов не было видно, должно быть ветер, дувший с самого утра, успел развеять их. Обоняние вело его прочь от стены, Нуньен понял, что Малик выбрал для себя единственный надёжный ориентир – солнце. Мальчик вспомнил, где начинается восход, и побежал строго на восток, навстречу буре. Три шага в секунду, сто восемьдесят в минуту. Каждый начинается с сильного толчка, подбрасывающего всё тело в воздух, и заканчивается коротким, чётким приземлением – ничего не зная о правилах классического бега, Нуньен, совершенно инстинктивно, стал придерживаться их. Он бежал как совершенный механизм, ни разу не сбившись с установленного для себя ритма. Мимо мелькали барханы, скалы и низины. Никаких признаков усталости не было ни через полчаса, ни через час. Он чувствовал лишь бесконечную энергию, наполнявшую каждую мышцу, Нуньен, наконец, нашёл для себя достойного соперника – саму пустыню. Решено – отныне не будет глупых испытаний, незачем ему узнавать, как долго его тело продержится без воздуха, воды или пищи, со сколькими противниками разом он сможет вести бой – его возможности – беспредельны, только его собственная воля может подвести. Но и с ней Нуньен сумеет справиться. Эйфория, охватившая бегуна, начала вытесняться мыслями о цели. Малик – странный, светловолосый, белокожий – единственный среди смуглых индийцев, - прямой кандидат в изгои, он и стал бы таким, если б не его лёгкий, весёлый нрав. Его шутки не всегда оказывались безобидными, но тёплый взгляд синих глаз и мягкая, немного грустная улыбка всегда позволяли ему выйти сухим из воды. Сначала подкидыш, потом мелкий воришка из Западной Бенгалии, он уверенно прокладывал дорогу в мир взрослых воров, используя только своё обаяние и умение пролезать в любые щели. За спиной у этого красавчика, восьми с половиной лет, уже было три побега из приютов, шесть ходок, пять из которых закончились удачно, а во время последней его схватили прямо в окне, долго били, Малик получил и за себя и за разбежавшихся подельников, а когда он перестал кричать, бросили подыхать на мусорной куче. Там его и подобрали ассистенты Хейсена. Особой благодарности Малик к ним не испытывал, впрочем как и большинство подопытных. Жизнь в трущобах заставила выучить простое правило – люди ничего не делают просто так. Даже одноногому Нуньену прохожие кидали монеты не из чувства сострадания – они лечили собственную совесть: христиане пытались искупить грехи, индуисты – улучшить карму за его счёт, мусульмане – окупали себе пропуск в объятия сорока гурий. Дети ещё не знали, чего добиваются эти общительные европейцы, но точно не благополучия для кучки вшивых сирот. В этом им пришлось убедиться неделю назад. Нуньен хорошо помнил, как он на своих двоих вошёл в общую спальню (трудное слово ?дортуар? он тогда выговорить не мог). Громкий вздох удивления и восторга приятно пощекотал самолюбие, даже малыши, пытавшиеся прикоснуться к его вновь отросшей ноге, не раздражали. Он то и дело ловил на себе взгляды, полные затаённой надежды и веры в его всемогущество – когда-то Нуньен так же смотрел на Рани. С тех пор его обязанностью стало напутствовать тех, кто идёт на ?процедуры? - именно так называли все те манипуляции, после которых бывший оборванец должен был стать сверхчеловеком. За день до первой операции таких детей оставляли без ужина. С этого момента Нуньен брал заботу о будущем подопытном на себя. Он по десять раз мог пересказывать все подробности процедур, приводил себя самого в качестве примера, не давая собеседнику раскиснуть и отчаяться. Ему – замкнутому, озлобленному на весь мир, молчуну пришлось стать оратором. Так он проводил и встретил троих. А затем уже только провожал - сразу двое не вернулись. Им ничего не говорили о судьбе пропавших, но всё и так было понятно. После этого Малик и решился на побег, должно быть Нуньен, разговаривая с ним, не смог быть убедительным или же весёлый форточник вообще плохо поддавался убеждениям. Как бы там не было, Нуньен оценил его поступок – глупость, конечно, надеяться пересечь в одиночку пустыню – но то, что Сахиб не повёл себя как баран, идущий под нож, внушало уважение.Нуньен резко остановился, целый каскад песка взвился из-под ног. Мальчик присел на корточки и возле лежащей фигурки, наполовину засыпанного желтой пылью. Нуньен перевернул скорчившееся тело на спину - Малик. Изможденное лицо, с распухшими, потрескавшимися губами, делало восьмилетнего ребёнка похожим на старика. Самодельный бурнус съехал на сторону и светлые короткие волосы, до белизны выгоревшие на солнце, только усиливали сходство. Но самым неприятным оказалась огромная опухоль, раздувшая левую ногу мальчика от стопы до колена. Пальцы Нуньена быстро ощупали белую ткань, скрывающую синюшную, обжигающе-горячую кожу, и почти сразу наткнулись на два крохотных отверстия с запёкшейся вокруг них сукровицей. Гюрза! Нуньен решил, что тут уже ничем нельзя помочь. Подступила злоба: на себя, на глупого Малика, на пустыню, будь она неладна! И зачем тогда нужны все его способности, если он не может вернуть эту никому ненужную жизнь в это тщедушное тело. Но Малик вдруг слабо, протяжно застонал и попытался открыть глаза. Будущий Хан, совершенно не меняясь в лице, достал из-за голенища нож и занёс его над умирающим. Коротким, выверенным движением, он рассёк ткань комбинезона вместе с кожей на впалой груди мальчика. Крови почти не было – обезвоживание и яд завершали своё дело. Затем Нуньен полоснул лезвием по своей ладони, багровая струя побежала на песок, и соединил обе раны. Только после этого он, наконец, смочил губы Малика водой. Тот, не открывая глаз, с неожиданной силой вцепился во флягу, едва не вырвав её из рук Нуньена, и долго пил, осушив добрую половину. ?Работает!- по себя возликовал Нуньен. – Профессор не врал! Я могу возвращать жизнь! Я – ? - он не осмеливался продолжить мысль. Пока не осмелился. Когда Малик, закончив пить, приподнялся на локтях, аугмент не говоря ни слова, взвалил его на плечи и отправился в обратный путь. Буря приближалась. Нуньен своим тонким слухом уже давно различал свист песчинок, взлетающих в раскалённый воздух за несколько километров отсюда. Малик, болтаясь на плече у своего спасителя, наоборот, был поражён внезапно наступившей тишиной: ветер, до этого негромко ворошивший песок и раскачивающий изломанный саксаул, внезапно стих, снующие под ногами ящерки – исчезли, даже марево на горизонте перестало колыхаться. - Всё! – устало сказал Нуньен, опуская свою ношу на песок – так долго тащить мальчишку почти равного ему по весу было пока ещё непростым делом для него. – Только воды мне оставь… – еле слышно сказал Малик. Говорил он с мягким бенгальским произношением, смешно растягивая гласные, где только возможно. Нуньен не сразу сообразил, что этот заморыш имеет в виду, а когда понял – захотел его убить. Совсем как того амбала со шрамом. Но амбал свою участь заслужил, убрать эту крысу было его долгом, прежде всего, перед самим собой – никто не может посягать на то, что Нуньен объявил своим, будь то костыль, миска каши или люди. А этот белобрысый щенок ни на что не посягал, и, похоже, даже не пытался разжалобить. Он, действительно, был уверен, что дальше его тащить никто не станет и считал такую участь правильной и заслуженной. Уж слишком обречённым и спокойным был тихий звук осипшего голоса для примитивного притворства. Разве что этот мальчишка – гений манипуляции. ?А, значит, позволить ему погибнуть в пустыне будет вдвойне глупо? - решил Нуньен. Вся ярость, предназначенная Малику, ушла в долгий шипящий выдох. Как только злость стала отступать, Нуньен снова услышал гул ветра. Звук нарастал, становясь похожим на вой. Даже Малик, до этого с немым изумлением наблюдавший за его разгоравшимся гневом, с тревогой начал озираться по сторонам. - Что это? – испуганно спросил он, всматриваясь поверх линии горизонта. Нуньен повернулся, хотя уже знал ответ: тонкая грязно-рыжая полоса появилась вдали. - Буря. Ты боишься? – изобразив удивление, сказал он, с интересом наблюдая, как неудавшийся беглец отреагирует на это слово. Сначала на лице мальчишки мелькнул ужас, он побледнел, встрепенулся, но это была лишь вспышка, с которой ему быстро удалось справиться. Теперь он смотрел с настороженным интересом, нахмурив светлые брови, резко выделявшиеся на фоне загоревшей кожи:- Нет - ты же знаешь, что делать! ?Почему в этом все так уверены?? - спросил Нуньен сам себя, но вслух прошипел: - Знаю. Помогай - он принялся доставать из своего рюкзака огромный, сложенный в несколько раз кусок брезента. Нуньен раскладывал его у подножия невысокого каменистого холма, изъеденного сотнями и тысячами песчаных ветров, подобных тому, что предстояло пережить мальчикам. Во всяком случае, мысль об этих пережитых бурях давала успокоение. Работая, он бросал на Малика взгляды, от которых тот уже должен был зарыться в песок. Но, вместо этого, ?Бледная Немочь? (гордое ?Сахиб? с ним сейчас никак не вязалось) с трудом поднялся на четвереньки и, дотянувшись до края будущего полога, принялся старательно расправлять его. Нуньен усмехнулся и посмотрел на помощника, уже без прежней злости: ?Волченок? - вспомнил он любимое словечко пропавшей сестры – ?Станет волком… если выживет?. Потом ему пришлось искать по всей округе подходящие камни, таскать тяжёлые булыжники к подножию утеса, которому предстояло стать их защитой. Малик, непривычно молчаливый и сосредоточенный, укладывал их по краям полотнища, то и дело морщась, то ли от боли, то ли от страха. Наступать на распухшую ногу он ещё не мог, но и стоя на карачках, умудрялся работать споро и без нытья.Буря настигла их спустя полчаса. Полоса на горизонте затянула полнеба, клубы пыли уже походили на отару исполинских мохнатых овец. Казалось, что это их огромные копыта заставляют дрожать саму землю, а тяжёлое дыхание забирает последнюю влагу из мёртвого воздуха. Солнце превратилось в мутное рыжее пятно, а затем покраснело, словно перед закатом. Вскоре ни один его луч уже не мог пробиться сквозь пелену мечущегося песка. Стало темно, как в подземелье. Но мальчики, сидя под брезентом, края которого были надёжно придавлены камнями, этого уже не видели. В душной, густой, как кровь обезвоженного, мгле, Нуньен, перекрикивая шум ветра и песка, объяснял спасённому, что даже аугментация не способна помочь такому идиоту, как Малик. Он кратко описал, каких высот тот себя лишает, и, что если ему всё ещё страшно возвращаться, то никто не собирается тащить его силой. В конце-концов, изменённую кровь этот потомок порочной связи ослицы и шакала уже получил, а значит, у него есть шансы переползти пустыню и лазать по форточкам всю оставшуюся жизнь – примерно год или два. Закончив тираду, Нуньен напялил на мальчишку противогаз (от пыли брезент уже не спасал), вторым воспользовался сам и предоставил тому время на раздумья до конца бури. Спустя пару часов, как только последние песчинки перестали стучать по их укрытию, Малик, пошатываясь, встал и направился в сторону заходящего солнца – к школе.