together. ( abby / marcus, ?the 100? ) (1/2)

?Прошлое остается в прошлом, и если нарушить правила и вернуться в былые времена хоть на минуту, все начнется заново, и это убьет тебя? — каждый раз напоминать себе и все же вновь и вновь ошибаться. Ступать по старым скрипучим ступенькам к дому, который наверняка все ещё хранит его собственный запах и миллиарды невысказанных слов, что отдаются в сердце болезненными толчками: ты идиот, идиот, просто чёртов кретин, беги отсюда.

Но он не может.

Маркусу следует взять себя в руки, посмотреть своим страхам (своим вечным мыслям, своему вдохновению, своей надежде) прямо в глаза и сделать последний шаг, который наконец разъединит его судьбу с судьбой Эбби Гриффин навсегда. Впрочем, ему и так неплохо живется.

Улица довольно урчит под теплыми солнечными лучами, а окрасившиеся в золотой осенние листья срываются с веток деревьев при малейших порывах ветра. Щебечущие дивную мелодию птицы греются под мягким светом солнца, а Кейн тем временем промерзает до самых костей. Сердце его покрывается густой леденящей дымкой, и ему остается лишь надеяться на то, что исход этой роковой встречи будет кардинально отличаться от того, как все кончилось в прошлый раз.

В последний раз.

Он чувствует себя вором, когда толкает изящную, переплетенную между собой чугунными нитями калитку и озирается по сторонам. Никаких намёков на присутствие Кларк и её огромного, порывистого на агрессию пса, который с садистским удовольствием всячески портил цветущий маленький сад Эбби, никаких разбросанных по всему двору резиновых игрушек, никаких следов грязи и отчаяния недовольной хозяйки. Разумеется, её дочь давно уехала обратно в общежитие при колледже, и Маркус бы, наверное, помнил об этом, если бы хоть изредка отвечал на телефонные звонки своей бывшей (она наверняка хотела сказать, чтобы он забирал свой огромный пугающий мотоцикл из её гаража, но все же).

Она думала, что ему абсолютно просто и что вся цепочка из рваных сердечных ран, броских невпопад упрёков и режущих изнутри переживаний отозвалась лишь на её жизни алчным-красным. И Маркус не спорил не потому, что был согласен, — если ей легче обвинять его полностью и безвозвратно, он не станет протестовать.

Маркус любил Эбби, хотя, кажется, их любовь с самого начала прогнила и была обречена на полный провал. Она, предавшая [нет] клятву, данную покойному супругу, и Он, влюбленный без остатка наперекор угрожающе-хищным ?не смей приближаться к ней? Кларк. Они рвались за ветром, желая убежать от осуждающих и оскорбленных, но в итоге не сдвинулись с места: привязанные к прошлому пожизненно, а не друг к другу.

Всё повторяется, разве нет? Он снова на скрипучих ступеньках у её дома как в первый раз, он боится нажать на кнопку звонка, потому что ?а вдруг не надо??, он мнёт в руках наскоро купленный букет медовых лилий [её любимых] и думает о том, что это лишнее. Как и то, что он вообще здесь.

Пульс превышает отметку сто тридцать в секунду, сердце стучит так часто и громко, что кажется, будто он держит его в руках над самым ухом. И решается: делает еще один шаг вперед, становясь почти вплотную к массивной двери и едва ли касается пальцами звонка, как гулкая трель раздается в помещении, куда ему путь заказан.

Маркус, чёрт подери, выдыхает... И еле сдерживает себя, чтобы не сбежать под мерный стук каблучков через стенку.

— Кейн? — спустя секунду слышит своё имя и, пытаясь выглядеть дружелюбным, с вежливой улыбкой изучает удивленную Эбби (сейчас она вытащит сковородку и долбанет тебя ею, а ты, между прочим, заслужил, а вообще лучше заткнись и думай о том, какая она красивая, кретин). Ее изумление моментально растворяется в воздухе, и на смену первоначальной эмоции приходят настороженность, недоверие и тот самый взгляд, что означает ?ты испортил мою жизнь, отвали?.

— Привет, Эбс, как дела? — он старается быть приятным, дабы не выводить ее из зоны комфорта, но Гриффин не выглядит агрессивной, готовой взорваться в любую минуту с целью задеть его. Она смешана из тонких сетей различных эмоций и чувств, но с осознанием того, почему ее бывший стучится в ее дверь, в глазах начинает плескаться хрупкая растерянность.

Ох, она не готова.

— Ты пришел за оставшимися вещами или?... — оставляя вопрос без ответа, Эбигейл теснится в прихожей, распахивая дверь шире, чтобы Маркус имел возможность зайти в помещение. Она слишком долго представляла себе первую встречу после расставания, репетировала перед зеркалом остроумные фразы и различные исходы, тренировала свой “уничтожающий”, по словам Кларк, взгляд, но сейчас ей совершенно не хотелось говорить и делать то, что еще недавно казалось ей правильным. Тяжелая обида уступила место отчаянному смирению, и на сердце не осталось ничего, помимо заживающих царапин её [их] ошибок.

— За вещами, да, — кивает быстрее, чем она может продолжить, и думает, что, наверное, было бы неплохо попросить прощения за них двоих и за тот вечер, что гранью прошелся по их искалеченным судьбам, но вглядывается в её силуэт и понимает, что пропустил нечто важное.

На ней длинный вязаный кардиган, в котором она ищет спасение вовсе не от холода, как показалось ему изначально. Она скрывает за широкими полями мягкую ткань е г о футболки, что осталась у неё по случайному горькому обстоятельству. После всего произошедшего ей было сложно почувствовать себя нужной в мире, где у неё ничего не осталось [взрослая дочь, что строит собственную жизнь вдали от дома, в счёт не входит]. Своеобразную надежду она откопала в своём забитом доверху шкафу: слишком много воспоминаний, слишком много эмоций, слишком много наполненности, что позволила ей вновь ощутить себя ж и в о й.