Июнь (1/1)

04.06.19?Если от нуля до единицы существует ещё множество точек на отрезке, то каким образом люди выходят за границы возможного и могут оценивать свое состояние хотя бы выше одной сотой? Если мир коробка, а чувства в ней стены, потолок и половицы, то что есть разум и трезвая составляющая жизни? Уходя дальше от постскриптума, который отчего-то в самом начале записи, стоит заметить, что, отказавшись от прошлого и сосредоточившись на моменте настоящего, возможно, как минимум, полноценно существовать; максимум, не желать себе и вокруг ходящим людям смерти. И на самом деле, все не так уж и плохо, и даже сердце возможно заткнуть, если?...Ручка не вовремя прекращает писать, а глаза вновь дают понять душе, что кормить рассудок ложью - далеко не самое блестящее решение: Билли тепло обнимает Зои, зарываясь в ее волосы носом, и тихо смеётся, пока та пытается добиться от девушки своего законного места ночлега в трейлере на время тура по Америке. — Ты пойдешь со мной?— Куда я денусь? Сколько осталось?— Полтора часа. Но нужно проверить микрофоны.— Чего тогда ждём? Идём.Билли без слов хватает Зои за руку и, совершенно не замечая моих пятен по скулам, выбегает из трейлера, одновременно задорно и больно смеясь, будто ей только шесть.Я истерически перечеркиваю написанное. Слова без доказательств рассыпаются в труху и не имеют под собой почвы для опоры. Ручка рвет металлическим наконечником бумагу, отчего, в конце концов, я решаю просто выдрать целый лист.04.06.19?Ненавижу жизнь!?***05.06.19.?В целом, если не брать в расчет сон и время жевания еды, которая переваривается желудком также плохо, как и разумом макушки Зои и вечно все контролирующей Сьюзен, то думать об Айлиш я стала в раза два меньше точно. Заменяя знакомый образ пунктами плана дел, которых достаточно трудно сыскать в стенах трейлера, я поняла, что все же возможно избавиться от навязчивого и противного скрипа сердца хотя бы на пару часов. А если же дать вольную языку и улыбке, то есть огромная вероятность забыть Пайрет до конца дня...?Машину резко ведёт вправо, и по инерции кофе из кружки Билли красивой параболой обжигает небольшой открытый участок моего плеча, оставляя четкий несмываемый красный след на коже и темный приятный на русских чуть влево косящих буквах.— Блять, Венер, прости! Сейчас, подожди...Сил у сердца не хватает: когда Айлиш через тонкую салфетку касается руки и легонько дует, как в детстве мама на ранку, на обожжённый участок, внутренняя кардиограмма в голову показывает резкий скачок вверх, а после линию, не имеющую конца. Я уж и не знаю, в какую сторону моему состоянию прыгать: от злости и раздражения до теплых волн нежности одно прикосновение — и пока в глазах Айлиш плескается от края до края забота и беспокойство, я молча отстраняюсь от Билли и, аккуратно ее обойдя, скрываюсь в ванной, где под тонкий шум воды из крана тупо слежу за бегающим лучом солнца по стене.?А я ведь правда устала. И ты, Билли, тоже. Так к чему это все??Месяц назад я в панике искала дневник и, перевернув всю квартиру вверх дном и до грустной ухмылки Аню доведя, все же к вечеру смогла его найти аккуратно лежащим на тумбочке у входной двери. Сейчас же, смотря на с собой прихваченный блокнот и листая безобразные в кофе страницы, я думаю: не хочу; здесь слишком много той любви, которая дразнит сердце, но не даётся ему в руки. Плечо горит нещадно, но душевное состояние в виде кривого нуля перекрывает всю ту агонию, что несёт с собой ожог. Я прошла все стадии: от ненависти до любви и обратно по тем же граблям, поэтому плевать уже на полную выжженную пустоту в груди. Зои, поджав к себе острые коленки, проходит глупый тест на определение типа личности, а Билли, на плечо ей голову положив, комментирует каждый вопрос в телефоне. И под особенно громкий смех Донахью и удивленный взгляд Айлиш, я со стуком в пустое мусорное ведро выбрасываю дневник, особенно сильно не жалея потраченных на него нервов, чернил и чувств. Потому что и без него могу ответить: ?Я не знаю как жить. Не знаю, ибо мне абсолютно все равно?.***— Ох, черт! Я подсвечиваю белым экраном открытого директа со Сьюзен милое личико Зои, которая щурится от яркого света и приятно улыбается, извиняясь за свое внезапное вторжение. — Я вновь перепутала твое место с Билли. Прости, я не...— Все нормально. Я ещё не спала. — Еще раз прости.— Ты-то чего не спишь?— Сон не идёт. Мне страшно отчего-то.— А.— С Айлиш мне всегда сразу спокойнее становится. Поэтому...— Ясно.Зои в последний раз мило мне улыбается. Ее волосы — короткий светлый ежик — от бессонницы растрепался, отчего девушка стала выглядеть ещё нелепее и забавнее, чем была до сего момента.— Спокойной ночи.— Спокойной, — холодно отвечаю в ответ, и Донахью, словно ей дали сигнал к старту, ловко отталкивается ногами от нижней полки и, двумя руками держась за мою постель, с разворота приземляется точно в пустующее место рядом с Билли. Девочка, также как и ее братец, сильно умоталась за время концерта, поэтому и легла рано, и уснула быстро; и даже на теплое тело, рядом с ней притулившееся, внимание не обратила. В отличие от, к сожалению, меня.Отчего-то резко стало душно. Голова закружилась, и, хоть трейлер часа два как на месте стоял, все вокруг вертелось сумасшедшей каруселью. ?Где мы??Сьюзен быстро и оперативно печатает ответ: ?В трёх часах езды от Индепенденса?.?Как далеко заправка???Зачем тебе???Я хочу кофе. А шуметь на кухне гнилая идея?.Через долгую минуту, за которую я успеваю, согнувшись в три погибели на кровати, натянуть теплую толстовку, Сьюзен даёт ответ: ?В пяти минутах от стоянки?.?Пойдешь со мной???Сейчас? Серьезно???Да??Мне нужно одеться??Ок. Буду ждать на улице?.Принимая за утвердительный ответ явно одну из причин Сьюзи со мной не идти, я отключаюсь. И хотя прекрасно понимаю, что обрекаю себя на долгое ворчание Макмиллан, пока в качестве награды и извинения я не куплю ей пончик в клубничной глазури, все же на душе слегка становится легче. Рука Зои, тепло обнимающая Билли за плечи, теперь не раздражает: принимаю, как должное, свою пустоту, и даже ревность, что успела чиркнуть спичкой по коробку, резко пламя свое потушила... Айлиш, что ткнулась подружке в район ключиц, выглядит мило и до боли успокаивающе. От лени не завязываю шнурки кед, просто запихивая концы в топорщащиеся бока обуви, и выскакиваю в прохладу ночи, ловя носом и руками ветер, что треплет высокую траву поля напротив. Тоска, сожаление, надежды — все уходит, оставляя место лишь лёгкому трепету сердца, которому резко становится от холода тепло. — Если я стану богатым, Роб, я обязательно куплю себе загородный дом над водопадом, как в мультике, пони дочери и два кресла-качалки у камина для нас с женой. И буду наслаждаться природой, а не ноющим из-за постоянных перегрузов коленом.— Фил, ты зануда.— Это у тебя семьи просто нет. А была бы, тогда понял, о чем я говорю.С треском дверь второго трейлера открылась, и навеселе, держа меж зубов сигарету, в одной футболке и коротких шортах вышел Филипп. Его улыбка была одной из тех, что ждут с нетерпением и радуются отчего-то ее появлению автоматически, даже если не знают совершенно причину ее возникновения. Поэтому и я сейчас совершенно глупо и наивно отвечаю мужчине короткой ухмылкой.— О! Мисс Реслер, какими судьбами в три утра?— Я думала, что этот час ещё ночной.— У нас уже утренний.Я усмехнулась и, сделав своеобразный, но ясный и понятный жест рукой, в следующую секунду затянулась табаком с запахом мяты. По желанию Билли я выкинула и больше не покупала сигареты, но сейчас...— Редкостная гадость.— Да, мне тоже не нравится. Но что было.— Если бы я стала богатой, то закупилась бы под завязку арбузным Морисом и выкупила у Филадельфии ?Обнаженную?.— Дюшана?— Дюшана, Дюшана. Марселя. — Взрыв на деревоперерабатывающей фабрике? Я улыбнулась. Наконец за долгое время меня стали понимать, и лукавая моя ухмылка встретилась с мягким белоснежным светом зубов Филиппа.— Иллиес? — Мужчина кивнул. — Не думала, что подобное могло бы тебя заинтересовать.— Я тоже не знал. Но у брата больше ничего не было интересного на полке: или ?Лето целого века? или ?Тотем и табу?.— Как жаль, что обе они об одном и том же.— Практически.Вновь усмехнулась. Третья затяжка — на удивление долгая и, увы, последняя — и дым протяжно улетает в небо. — У твоего брата странные вкусы.— Он психолог.— Дальше можешь не объяснять. — Филипп смеётся. — А у тебя?..— Подруга художница.— Дальше можешь не объяснять.— Ага.— Я остановился на июне.— Мне оставалось две строчки до конца.— Что отвлекло?— Осознание, что теряю время за бесполезным. Тяжело читать о великих деяниях других людей, оставаясь при этом самой на нуле. — Интересно.— Хотя после Иллиеса обещала себе купить Кафка. И даже практически купила письма к Фелиции.— Но...— У ?Пятидесяти оттенков свободы? ценник был ниже.Филипп откровенно засмеялся. Посмотрел на улыбающуюся меня и вновь, скрыв за темнотой руки, что поднесла ко рту вторую сигарету, открытый ряд зубов, довольно хмыкнул.— Только ли в цене была загвоздка?— Хм... возможно.— Ну а сейчас? Кафка ещё актуален? — Также, как и Дюшан. — Но...Я задумалась. Вся творящаяся на протяжении буквально двух месяцев со мной ситуация была похожа на цирк, в котором клоунами и акробатами являлись дилетанты, совершенно не обученные тому, чтобы веселить людей без переломов собственных костей и разрушения своих нервных клеток. Возможно и полтора года назад дело было совершенно не в тех несчастных ста рублях, которые книжный не хотел скидывать мне без карты постоянного покупателя (одна из причин покупки романа Джеймс, который я ни одной страницы не прочла); возможно тогда я просто-напросто боялась копаться в понятии любви и в миллионный раз зарываться в свою историю, грубо и резко разбившую мне сердце. — В таком случае...— Майер тоже неплохо пишет.Филипп как-то буднично заломил бровь и усмехнулся. Протянул руку, и очередь удивлённо смотреть была за мной.— Открой заметки, — я пожала плечами и под хлопок третьего трейлера, из которого, чуть хмурясь и ежась выбралась Сьюзен в коротком свитшоте и шортах, подала Филиппу телефон. — Это номер моего брата. Несмотря на то, что мы с ним сводные, имеем на удивление тесные связи, да и в принципе хорошо ладим.— По мне видно, что я сумасшедшая?— Алекс работал и с сумасшедшими.— Сочту за комплимент.— А если серьезно, то я не хочу тебе навредить. Это лишь... помощь.— Тогда спасибо. Выгляжу жалко?— Несчастно. Но... о, доброе утро, Сьюзи.Макмиллан исподлобья посмотрела на мужчину, и тот резко понял, что сморозил сейчас глупость.— Скорее уж я выгляжу сумасшедшим, верно?— Немного есть. Ну... мы пойдем? — Не заблудитесь. Ах, и ещё: если вы до заправки идете, то купите, пожалуйста, что-нибудь не похожее на мяту. Меня воротит от этого запаха.— Так не кури, — мрачно буркнула Сьюзен и зевнула.— Один раз курильщик — навечно курильщик. Да, Филипп?— Определенно.— Я учту твои пожелания.Иногда бывает просто — не прощаться. Без формальностей и этикета, как-то совсем по-родному и по-соседски я киваю мужчине и тот отвечает тем же лёгким кивком головы. Все ясно предельно — вновь возвращаюсь к моим отношениям с Билли и не понимаю, где свернула не там, что все запуталось в морской узел и не желает развязываться.Слава богам и небесам, но Сьюзен сейчас молчит. Руки собраны на груди, голова опущена и лишь изредка девушка зевает и чертыхается, когда наступает в темноте на камень или особо крупную ветку. — Все плохо? — спрашивает Сьюзен, когда заказываю крепкий эспрессо вместо обычного капучино. — Пойдет, — отвечаю неохотно я и, опережая следующий ряд вопросов девушки, пихаю в руки ей стаканчик с горячим шоколадом и кусочек лимонного пирога.Сьюзен заглядывает мне в глаза и больше ничего не говорит; отчего ей я мысленно посылаю благодарное ?спасибо?.Человеку нужен человек; даже в молчании. Потому что Зои благородно принимает на себя все улыбки и пасмурные взгляды О'Коннелл, а Сьюзен, закрывая глаза на собственную боль цвета хлорированной воды, оставляет две дыры в моих собственных пустотах. Но теперь я с облегчением в груди поняла: больше лишней в мире я никогда не буду. Потому что Макмиллан, неуклюже, но по-детски наивно взяв меня за руку, жмёт тепло пальцы и тихо приговаривает:— Прорвемся. И не с таким справлялись.А на телефон приходит уведомление из далёкого Питера: ?Все у нас будет. Ты только сердцу своему верь. И все будет отлично. Ты веришь мне??И я верю. Всем вокруг верю. Даже Билли, что поутру, за шторку мою заглянув, проверяет ожог на плече и, легко его коснувшись, многозначительно хмыкает. Верю всем, но не себе. Потому что враг моему сердцу я же сама. Потому что себя я только и убиваю. ***— Можно?Я поднимаю глаза от бумажки, в которой моим мелким почерком расписана каждая минута четы О'Коннелл, и предельно долго смотрю на Зои, что топчется неловко на одном месте, терпеливо ожидая от меня ответа.— Да. Конечно.Донахью улыбается, и с ветром, который залетел в приоткрытое окно, до меня вместе с ярким светом девушки долетает и ее сладкий запах ванили, от которого противно щекочет в горле и груди.Сьюзен и Чарли, что сидели бок о бок за соседним столиком и обсуждали попеременно то предстоящий отпуск, то очередной выход в свет Айлиш и Финнеаса, навострили уши и как две отличные актрисы лишь делали вид ?работы?, хотя на самом деле были увлечены лишь появлением Зои на моем горизонте.— Хотела поговорить. О Билли.— Слушаю. Ей что-то нужно?— Нет, нет. В этом плане все в порядке. Это... лично наш с тобой разговор. Не против? — я смеюсь и киваю; а внутри всю колотит и пронзает тысячами иголок. — Ох, отлично! Зои открыто улыбается, из-за чего в душе моей становится ещё более скверно: каким-то образом я умудрилась найти повод на сей доброго человека фыркать и держать невидимую обиду. Как глупо...— Ты не знаешь, отчего Билли...так сильно поменялась?— Поменялась? Что ты имеешь в виду?— Ну... она стала такой печальной и задумчивой. Айлиш и до сего дня не отличалась особым оптимизмом, знаешь ли, но... черт, она стала холодной. Очень. Постоянно молчит, держит все в себе. На меня и Финна не реагирует практически.— Но чем же я могу помочь?Вопрос звучит глупо (учитывая, тем более, какое значение и влияние я оказывала некогда на Билли), но не задать его попросту не могу. Зои пожимает плечами, а Сьюзен за ее плечом корчит недовольно рожи, мол, ?ты прикалываешься сейчас??— Я знаю, что личный ассистент не всегда есть лучший друг, но... черт, мне казалось, что вы хорошо ладите. — Так было до недавнего времени.— Что-то случилось?Я глупо посмеялась и сделала вид, что увлечена бумагами. ?Капхп, детка, с чего бы начать??— Ну... так скажем, обстоятельства. Не сошлись характерами. И, тем не менее, я не знаю причины ее смены поведения. Догадка есть, но она глупая.— Даже глупые догадки бывают верными, да?Я согласно кивнула, про себя отметив свою же собственную тупость: зачем заводить разговор, если нечем после его продолжить?— Тебе лучше об этом поговорить с подругой. Наедине. В любом случае, я не могу утверждать, что знаю наверняка ее изменение в поведении.Ясно дав понять Зои, что, как минимум, сегодня она останется от меня без ответа, я ткнулась вновь в расписание, отмечая галочками, что сделано и что нужно будет сделать по приезде в Чикаго и после в Нью-Йорк.— В Миннесоте грустно прошел концерт, не считаешь? — поинтересовалась девушка. Я вздохнула.— Я всегда плачу на i love you. Так что для меня каждое выступление Билли — это маленькая зарубка на вечно незаживающей ране.— Надеюсь, что в Чикаго будет не так.— Отчего же?— Это наше особенное с Айлиш место. Там... мы многое друг о друге узнали, ещё больше сблизились и по-настоящему стали родными. — Правда? — Зои закрыла мечтательно глаза и откинулась на спинку дивана. — Это так... странно, на самом деле: как некогда маленькое и незначительное со временем становится важной и неотделимой частью всего твоего существа. В Чикаго ведь ничего такого сверхъестественного и не произошло: просто Билли рассказала о своей глупой влюбленности к Генри Уитфорду, а я ее в этом не поддержала, назвав тупостью и безвкусицей: испытывать чувства к самому красивому, но самому бестолковому мальчику школы... не пошло ли?Я хмыкнула. ?Возможно? осталось висеть в воздухе, потому что, вспоминая свою первую ?любовь?, точь-в-точь подходящую под описание Генри Уитфорда, я понимала, что с О'Коннелл мы скорее схожи, чем различны в определенных моментах и сферах жизни, и если раньше меня сия мысль наградила бы улыбкой и облегчением, то сейчас открыла путь тоске и ноющей боли.— После, конечно, вся ее влюбленность пошла по тому сценарию, что я прописала в сером городе Америки за два или три года до тех прошедших событий; но, к моему счастью, сие происшествие только окончательно укрепило наш дружеский союз с Айлиш и именно после него я гордо теперь могу звать Билли своей маленькой сестренкой.— Девочки любят плохих мальчиков?— С Билли все по-другому. Она во всем и всегда была иной. Пайрет азартна и игрива, ей вечно соревнования подавай. Она всегда ставила себе высокие цели, но порой их не всегда достигала; злилась, топала ногами, сдавалась, когда видела, что окончательно все потеряно, но после — ставила себе цель ещё выше и круче, чем было до этого. После красавца Уитфорда была рыжая бестия Оливия; вот теперь жду, когда Билли заявится ко мне с ещё более высокой планкой. Я многозначительно посмотрела на Зои и коротко улыбнулась: ?а после меня какая цель у Билли будет??— Поэтому Чикаго — это наш с Билли город. И я надеюсь, очень сильно надеюсь!, что с ней все станет хорошо, как только она вспомнит наше забавное детское прошлое и откроет, наконец, свое сердце для счастливых моментов.— Не хватает аминь в конце, но и без него звучит неплохо, — резко встряла в разговор Макмиллан, отчего в тот же момент не менее резко и больно получила тычок в бок от Чарли.Я с укором посмотрела на Сьюзен, что после продолжила спокойно водить карандашом по листу, вырисовывая примерный образ Пайрет для следующего этапа, а Зои, как ни в чем не бывало, легко улыбнулась.— Пхап, а ведь на самом деле. Но, если честно, я правда надеюсь.Сьюзен было открыла рот, но Чарли, вновь незаметно ту в бок толкнув, заставила девушку заткнуться. Они переглянулись, неизвестно чему посмеялись и вновь стали спорить, кого лучше во Флориду пригласить: Роба, Джози или молодую чету Вогель. Отсутствие моего имени в данном списке меня не удивило: по слухам в дом Сьюзен завезли новую партию чилийского красного, которую она, по возможности теперь, будет оберегать как зеницу ока, но особо и не расстроило: где-то в душе я уже заказывала билет в Петербург на Литейный, 19 и тепло отдавала свою боль моей не менее пиздострадальной подружке. — Я не знаю, что происходит с Билли, но очень надеюсь, что она придет в себя как только ветер Чикаго напомнит ей о былых временах.Мне больше нечего было сказать. Трейлеры заехали на дозаправку, и около часа пропадающие в машине Дэна Финн и Айлиш метнулись со Сьюзен местами. — Биллс, что скажешь, если после твоего интервью в Чикаго мы прогуляемся по Уэллс-стрит или Мичиган-авеню? Развеемся? Я чувствовала затылком, что светлые глаза пронзают меня насквозь. Они требовали ответа, звука, взгляда, но я сворачиваю листы, пишу Эбигейл и договариваюсь с ней о встрече ?на пять минут? прямо сейчас. Удача на моей стороне — я не слышу, как Айлиш грустно ухмыляется, уклончиво отвечает ?возможно? и ?подобное нужно обсуждать с Венерой?. Но знала бы она, что в ее жизни я ничего не решаю. ?Ибо в твоей жизни я не самая высокая планка, которую ты достигла. Которой ты достойна?.***Чикаго со вчерашнего дня щедро одаривал крыши наших автодомов медными каплями дождя. О прогулке после концерта и даже сегодня, когда часы до интервью обещали быть свободными, Зои с трудом пришлось забыть; поэтому, крепко обняв Билли и уткнувшись той в плечо, она второй день покорно пряталась под теплым одеялом в ее постели и тихо смеялась едким замечаниям девушки по поводу ?очередной пассии Розали? — их давней подружки.Я, накинув на плечи теплую кофту и едко хмыкнув оторвавшейся от экрана телефона Билли, кинулась навстречу тяжёлым каплям и размокшей дорожке, дабы удачно оказаться на пороге дальнего трейлера, где меня уже поджидала Сьюзен.— Наконец-то! Чего так долго? Я махнула рукой и не ответила. Отряхнула волосы от влаги и присела рядом с Чарли, что поджала коленки к груди и втягивала теплый запах кофе из термокружки. — Билли хотела надеть это, — и я ткнула пальцем в самый последний эскиз в толстой тетради, что ещё перед отъездом во Флориду мне передала Макмиллан. Сьюзен цокнула.— Ну естественно. Я не удивлена. Ты ей говорила, что сегодня дождь ещё к вечеру не закончится, а по окончанию интервью и вовсе на улице похолодает? — Говорила.— Ясно. Ну... это же Билли-мать-его-Айлиш! Надевать толстенные свитшоты, когда сама от жары задыхается, а в холод лёгкие короткие футболки. Ну да, почему бы и нет? А ты...— Нет. Хочет-пусть. Я не собираюсь ее отговаривать. Она уже взрослый человек со своей головой на плечах...— Дурной головой.— Да хоть так. Мне разве не должно быть на нее плевать?— А я думала, что ты её любишь, — вставила свою лепту Чарли и словила от Макмиллан полный яда смешок.— Тебе ли не знать, что есть настоящая любовь, а, Браун? Не ты ли сначала вешаешься и от каждого взгляда ловишь эфемерность меж ног, а после игнорируешь, толком с человеком не объяснившись?Чарли смутилась и, буркнув ?не твое дело?, ещё глубже зарылась в свитер-мешок. Я засмеялась и с любопытством глянула из-под кромки одежды в глаза девушки. Та ещё больше смутилась и вовсе отвернулась к окну напротив. Дождь колотил по стеклу как заведённый.— А подробнее можно? У тебя тоже того — все закончилось?— Оно и не начиналось толком, Венер. Так... как обычно: радуга, пони, сладкая вата. А когда стекла розовых очков бьются, то наша Чарли вовсю разочаровывается в жизни.— Ой, да ты-то что знаешь о любви? У тебя вообще, Макмиллан, один трах да и только.— А большего я и не прошу, ты же знаешь. Номера не раздаю, чтобы потом от них не бегать, — и, будто в поддержку речей Сьюзен, телефон Чарли завибрировал и ярко засветился милой фоткой парня с длинной челкой. — Что я и говорила. Опять не ответишь? Трусиха.— Да иди ты к черту, Макмиллан! — шипит Чарли и, схватив кружку за горячий металлический корпус, громко охает от полученного ожога и, словно загнанный зверь в клетке, зло смеряет Сьюзен взглядом. Возможно, глаза меня обманывают-в последнее время меня все доселе знакомые понятия подставляют,-но в голубых радужках я сейчас вижу обиду и разочарование. — Хоть бы раз в жизни поддержала. Как же..., — и Браун, зыркнув в последний раз тоскливым взглядом на француженку, убегает в дальнюю часть трейлера и закрывается громким хлопком в мини-прачечной. — Дура, — тихо и совсем не злобно шипит Сьюзен, отрешённо и совсем теперь без интереса разглядывая собственную тетрадь эскизов. В конечном итоге сдается и, подавая стопку листов обратно мне, более не смеет возражать против выбранного на сегодняшнее интервью Билли образа. Какая там Айлиш, когда на носу собственная личная жизнь горит!Наша с Макмиллан дружба заканчивается в молчании; но, собственно, и начинается там же: я молча подсаживаюсь к ней и, коленом коснувшись ее колена, будто по теплым мурашкам, что от ее ноги к моей бегут, следя за ее состоянием, делюсь с ней своей тишиной. — Даже не смей меня жалеть.— Ни за что. Я жалею только убогих. А ты не из них. Так что... не дождешься.— Глупо спрашивать совета у человека, который сам запутался в своих чувствах? — Очень. — И все же спрошу: как мне быть? С ней... как мне быть?Сьюзен тяжело дышит, кажется, будто впервые одинокая ее слеза с кромки глаза сорвётся и выдаст бушующими в сердце чувствами хозяйку с головой. И хотя с недавних пор наша установка скрываться и друг от друга прятаться сломалась, открывая дорогу правде и чистому потоку мыслей, мы все равно продолжали говорить о наших болях души тихо и скользко; достаточно скользко, чтобы в любой момент можно было бы с лёгкостью кинуться в омут реальности и забыть насущные проблемы. Я не умею быть Аней — разумной, спокойной, достаточно твердой и холодной, поэтому даю глупый совет, который подстать моему глупому разуму:— Послушай, что сердце говорит.— Ты свое часто слушаешь? Оно у тебя вон как разрывается, скоро кровью харкать будет, но тебе и плевать на него. А вам всего лишь поговорить надо бы. Всего лишь.— Лучше разговора мир пока ничего не придумал, да?Сьюзен не ответила. Лишь громко вздохнула и потянулась за телефоном Чарли. Выключила режим вибрации, который успел за эти пять минут выбить все нервные окончания из ушей, и тепло погладила экран. Отпечатки пальцев Чарли остались тонким налетом на пальцах Макмиллан; Сьюзи неведомо чему улыбнулась, напрочь улетая в свою реальность, где рядом нет меня.?Слишком интимно?, — последнее, о чем думаю, чтобы также, как и Макмиллан, убежать в неизвестность, пахнущую приторной ванилью и родным летним грейпфрутом. ?Как мне с ней быть??, — отчаянно и яростно печатаю вопрос подруге. И пусть у Ани уже перевалило за полночь — я знаю, что ответит. Всегда отвечала. И сегодня...?Я не умею врать. Ты об этом знаешь. Поэтому отвечу тебе начистоту и открыто,-я не знаю. Правда, не знаю, малыш. Порой мне кажется, что я всем только мешаю...?Дальше не читаю. Чувствует не до конца добитое сердце, что от родного человека по ту сторону планеты сейчас дешевой Изабеллой пахнет и неизбежностью огорчений, поэтому решаю оставить Сьюзен и в одиночестве постоять под козырьком автомобиля. С яростно трепещущим сердцем набираю знакомый номер.— Я безнадежна. Безнадежна! И что я сделала миру не так, что он злится на меня? И почему так сложно жить? Почему?!И я решаю быть честной. До конца и больно:— Я не знаю.Тяжёлый плач на пороге с истерикой смешивается с яркой грозой, что насыщенно полощет красками звуков по моим нервам. Одна, вторая, третья минута — молния превращает небесное полотно над Чикаго в решето, а где-то в далёком Петербурге тишина ?колодца? вдребезги крошится под натиском одиноких горьких слез молодой студентки, которая, как и все вокруг, просто пытается жить по дурацким правилам несправедливости.Отчего-то мне вдруг страшно и боязно стало посмотреть на разросшиеся тучи над головой и услышать вдруг в трубке резкое молчание. Так страшно, что решаю задать второй самый дурацкий вопрос за день и упрямо впериться в одну точку на горизонте:— Давай умрем вместе? А? У меня тут дождь с грозой и молнией, деревья вокруг — идеальные проводники тока. Давай?Аня громко вздыхает. Слышно, как на пол летит не то пустая бутылка, не то палитра с засохшим маслом, и вдруг от сих простых звуков становится на душе легче. Молния сверкнула, но словно сверчок ночью мимо глаз пролетел — дождь вдруг резко забарабанил знакомыми нотками Вивальди. — Ни за что! Мы что, слабачки что ли какие-то?! Хрен я сдамся. Не дождется! И ты тоже не сдашься, слышишь меня? — злится Аня и скрипит зубами. Втягивает воздух через нос — успокаивается. — Тогда будем жить...— Естественно. Не торопись от меня и от дорогой своей Билли уходить. Поперлась уже вещички свои на тот свет собирать. — Сегодня ты неимоверно злая.— Отвянь. На сухую стипендию от вуза никакое белое вино себе не позволишь. Приходится довольствоваться дешёвым красным. И благо, что не из пакета. Господь, одни огорчения! Я смеюсь. Громко и протяжно. Так, чтобы растроенная Чарли и мечущаяся между чувствами и разумом Сьюзен услышали.— Ох, бедняга. Могла бы попросить у меня денег, чего ты так?— Я итак чувствую себя ничтожно. Самой ничтожной ничтожностью в этом ничтожном мире, а ты хочешь сделать меня ещё ничтожнее?— Как много этого грубого слова в твоей речи. Ужас! Подарю тебе словарь на день рождения, а то ты со своим Петришиным и Саркесяном совсем с ума сошла. — Да пошли они эти... полудуры. Ну их! — Ты изрядно надралась.— Раз в пятилетку. Подумаешь. Могу себе позволить, в конце концов. Сессию закрываю. — И как?— Я такую глупость сморозила в смс, ты уж прости. Я сейчас сама не своя.— Понимаю, — вторю тихо ветру и от его странного тепла вдруг преободряюсь. — Да и плевать, если честно. — И ничего не плевать. Я вдруг знаешь, что подумала? Ты только не смейся и в обморок не падай.— Вся во внимании.Аня на той стороне чертыхается, наткнувшись, видимо, на тот самый упавший предмет на полу, и с громким топаньем куда-то идёт. Видимо на кухню, судя по тому, как со звоном открылась дверца холодильника.— Сука. И вода вся кончилась. Похуй.— Пьешь из крана?— Нет. Просто теплую. Так вот я о чем..., — я смеюсь. Отчего-то так легко, что прыгать как в детстве по лужам хочется, подставляя хрупкие ладошки ветру и дождю. Я выглядываю из-под козырька, но тут же с усмешкой вновь прячусь,-по спине бежит попавшая зашиворот вода, отчего щекотно. — У тебя все хорошо?— Как обычно...— Дерьмово?— Да. Уже привычно и даже... слушай, а может это и есть теперь моя норма? У счастья и бед ведь есть свои качественные планки?— Видимо, есть. Потому что сегодня мне по-особенному отвратительно.— Так, как сессию закрыла? Ты не сказала.— Со стипендии не слечу. Это все, что нужно знать.— Отлично. Тогда я полностью за тебя спокойна.— Ты там спрашивала, как тебе с Айлиш быть, и вот, что я думаю. Впервые в таком ключе, что даже меня слегка пугает, но ведь моя пьяная голова никогда-никогда плохих идей не выдавала, так?— Допустим, что фотографироваться в одной фланелевой пижаме зимой в обшарпанном подъезде нормально.— Вполне себе. — И что ты тогда думаешь?— Я думаю, что тебе просто нужно отпустить. Краем глаза подмечаю в окошке слева яркую голову Билли, которая высунулась наружу ловить языком капли холодной воды. По-детски наивно и забавно — про себя усмехаюсь и ставлю ?галочку? в графе причин, за что ее полюбила. — Отпустить? Капхп, легко сказать. Ты думаешь, я не пыталась?— Чего пыталась?— С тобой сейчас каши не сваришь. Боже! Билли отпустить, кого ещё блин? — Это с тобой ничего не сваришь, дуреха! И как ты можешь считаться моей лучшей подругой, если не понимаешь того, что я тебе говорю? Или ты меня вообще не слушаешь? — Я и правда не понимаю. Просто... задумалась, — и причина моей ?задумчивости?, будто специально подразнить решила, уже наполовину высунулась из окошечка. И пусть рядом с ней уже торчит коротко стриженная башка Зои, пусть — от этого хуже сердцу, отчего-то, не становится.— Ну конечно. Задумалась...Билли мимо проходила что ли?— Не совсем. Да и неважно это. Так кого отпустить то надо? Ситуацию?— Не, ситуацию никогда упускать не надо. Это, кстати, тоже очень полезный совет от моей пьяной головы. Запомни его и напомни обязательно мне его завтра. Поняла? А то я своей гениальностью разбрасываюсь, себе ничего не оставляя.— Пхах, хорошо.— А отпустить тебе нужно себя саму. Ты уже трещишь по швам от эмоций, которые в себе прячешь. Поэтому... просто отпусти! Плевать, что будет. Новый скандал, смущённый взгляд или благодарность — не поверишь, но от такой искренности твоих эмоций даже твоя холодная и принципиальная Айлиш оттает. — Легко сказать. В отношениях всегда повязаны двое, поэтому и обязанность нужно нести за двоих, а не только за себя. И это не только меня касается. Но и Айлиш.— Думаешь, Билли не станет от твоей искренности легче? Я тяжело вздохнула от резкого укола совести, что дала мне под дых: подруга минуту назад ревела навзрыд, хотя редко позволяла так сильно распускаться своим эмоциям, а я опять за свою личную жизнь. Ну как так-то?— Чего все обо мне да обо мне? Рассказывай, что там у тебя?— Ей станет легче, потому что вскоре и она будет с тобой вести себя также открыто. В конце концов, клубок разматывается, и откровенному разговору быть рано или поздно. Так что... не все ли равно? Ты ей не безразлична. Она тебе не безразлична. Вот и показывайте свою любовь. Жизнь слишком быстро высыхает, словно акварель. Поэтому не стоит растрачивать время направо-налево, — я хмурюсь. Игнорирование Аней моих вопросов приводит меня в экзистенциональный тупик. Херовая любовница и чертовски глупая подруга. Какого черта мир меня ещё держит? — Билли тоже нужно открыть себя, потому что и она скоро от своих чувств надуется как тетушка Мардж. — Идеальное сравнение. Кто-то вроде не любил ?Узника Азкабана??— Сделай, наконец, и ты первый шаг, — опять игнорирование. — Вроде старшая в ваших отношениях ты, а перекинула всю ответственность на малышку.— Малышку? Ого, какая любовь! — Не бойся. Не отниму твою игрушку.Я цокнула языком. Разговор все дальше и дальше отходил от тех вопросов, что я хотела задать Ане. На заднем плане в телефоне было слышно клацанье мышкой и вращение колёсика. — Что у тебя?..— Заебала. Все у меня в порядке, господи. Лучше скажи: Филадельфия или Калифорния?— Кому-то денег на нормальное вино не хватило, а сейчас...— Кто-то любезно предложил мне перевести деньги на счет. Номер моего телефона не изменён, на всякий случай. — Хитрая лиса.— А то! Насчёт Билли подумай. И себя тоже. Я не говорю, чтобы ты прямо сейчас шла и ебала ее где-нибудь на опушке леса, но лёгкий ненавязчивый разговор ещё никому не мешал. Если не захочет говорить — черт с ней! Хотя, если не изменяет мне память, она очень даже нежно пыталась тебе помочь с ожогом.— Это вина. И только.— Попади тогда под машину. И свет голубых очей рядом тебе точно гарантирован. — Какая ты добрая у меня, Ань.— А то! А вообще я шучу. Билли — это, конечно, хорошо, но ты мне важнее. Да и лечение в Америке не три копейки. — Что с тобой? — слышно только клацанье мышки по экрану ноутбука. Долгое молчание, прерываемое тяжёлым вздохом и одним лишь словом:— Родители.И я не донимаю. Потому что обязательно Аня мне расскажет. Не сегодня, не завтра — так через неделю. Подругу я, благо, знаю. Хотя бы от сей мысли сердце может чуть сбавить обороты. — Какие планы по графику? — интересуется подруга. Морщу лоб, вспоминая.— Ну... через три часа интервью. Нужно помочь собраться Билли, Мэгги и Финнеасу.— И тебе тоже...— Нет, я не еду. — В смысле? А как же ваше с Айлиш пафосное ?мой личный помощник и мой работодатель??— Сегодня на вечер я свободна. Единственное, что могу тебе сказать.— А как так?В иной другой ситуации я бы уже давно вскипела нервами и зло швыряла односложными фразами, не забывая прибавлять их щедрыми пучками специй, а-ля ?сарказм и ирония?. Но сейчас... где-то в далёкой России, тяжело выбирая между подарочным набором суши и ягодным киселем, за меня искренне переживала подруга, толком ещё не осознающая, что ее вопросы перешли уже в ранг тотального допроса. — Ну... вчера после концерта Зои не удалось вытянуть Билли на прогулку по ночному Чикаго из-за дождя. Сегодня, собственно, тоже. Потому она попросила меня уступить ей место в такси, чтобы, соответственно, сопроводить Пайрет и помочь той на интервью. — И ты согласилась?— Почему бы и нет.— А Билли?— Она не сопротивлялась. Аня чертыхнулась и недовольно воткнула карандаш в стаканчик. Цокнула и очень артистично охнула.— Ну, конечно не сопротивлялась. Ты же ведь согласилась.— А у меня есть причины отказывать Зои?— Конечно есть! Ты — личный ассистент Билли Айлиш, и должна сопровождать ее везде где можно и где нельзя. — Жаль, что я не записываю разговор. Переслала бы тебе завтра...— Хватит ёрничать, ей-богу! Почему ты уступила этой Зои?— Потому что она близкая подруга Билли. Кажется, это веская причина, чтобы передать бумаги ей и отойти на задний план. Тем более, что у нас с Айлиш... ну... не этого самого... все плохо, короче. Так что...Больше Аня не сопротивлялась. Чуть-чуть только успела макнуть меня в говно, повторив, что ?ты теряешь шансы стать к Билли ближе? и ?ты полная дурочка, Венера Реслер?, и пару раз недовольно охнуть. С последним раскатом грома Аня удалилась к приехавшему ?красивому, как я и хотела? курьеру, и я положила трубку. Свободно и как-то беззаботно вдохнула заряженный озоном воздух и на автомате повернула голову к стоящему первым на стоянке автодому. Под козырьком на импровизированном крыльце стояла Билли и, совершенно не скрываясь и не прячась, в открытую глядела на выглядывающие из-под рукава кофты мои руки и развевающиеся на ветру темные локоны. Какая-то неизвестная мне тоска и грусть крылись в этих скрытых под стеной дождя голубых глазах цвета волны моря. Возможно, в моих черных и плескалось что-то похожее, что-то идентичное чувствам Айлиш, но я не дала их ей прочесть, вскинув голову и сделав последний глубок глоток воздуха, спряталась за дверью трейлера Сьюзен и Чарли. Трусость? Возможно. Хотя я считала причиной бегства всего лишь холод. Ведь теперь мои руки греть некому. И сердце, впрочем, этот кто-то единственно нужный тоже пока приютить не готов. А жаль...Я очень люблю грейпфруты.***Кто ж знал, что теперь, на скорую руку сооружая неброскую косичку из глядящих в разные стороны волос в мерно едущей машине, я буду безмерно радоваться тому, что Чикаго, в сравнении с Нью-Йорком и Сан-Франциско, щадит нервы своим обитателям отсутствием километровых пробок и заторов. Мы не опаздывали, и хоть Билли через каждые минуты три проверяла время на телефоне, выглядела вполне себе собранно и спокойно. Иногда мне приходилось делать вид, что совершенно не замечаю внимательного и как-то странно светящегося взгляда из-под густых ресниц, что глубоко впивались в меня, вырезая дыры в скулах, груди и губах. Чтобы спрятаться, мне пришлось притворяться сильно занятой, с интересом вправляя волоски в общую прическу и упрямо шепча под нос строки из в последнее время полюбившихся песен ?кис-киса?. — Венер, ты взяла договор с телеканалом, что будет брать сегодня интервью?Я уверенно кивнула перегнувшейся через коробку передач Эбигейл и расслабилась от своей же стойкой уверенности, что не поколебали даже в мгновение ока изменившиеся со вчерашнего дня устроенные планы. Расслабилась, но лишь на короткое мгновение. Широкий салон и отдельные кресла Мерседеса для Айлиш не являлись проблемой, чтобы не тревожить истрепанное свое и мое сердце. Ведь если она хочет коснуться — ненароком, ненавязчиво, останавливая к чертям работу моих легких — то она это сделает. Вот и сейчас спокойно лежащая на подлокотнике моя рука мизинцем чувствует необычайную нежность мизинца Билли, что расположился в непосредственной близости. Ещё чуть-чуть, и моя ладонь от небрежной, но искусной езды таксиста, окажется прямиком под ладонью Айлиш, которая, подсказывает интуиция, будто нутром ожидает сего действия.Я стараюсь безразлично смотреть в окно и молить Сьюзен, что вместо Марты сидит рядом с дремлющим Тони, чтобы, в конце концов, та обратила внимание на меня, а не на яростно ведущую смс-диалог Чарли. Но на помощь никто не приходит, а рука все ближе придвигается к ладони Пайрет.Билли... а что Билли? С прикрытыми глазами сидит и делает вид, что ее не волнует ни мир вокруг, ни надвигающееся интервью, ни мой холод кожи. Абсолютное спокойствие. ?Отпустить чувства?, — с таким оправданием я перестаю мысленно кричать на себя, дабы исправить и не допустить всей катастрофичности ситуации, и просто успокаиваюсь. Успокаиваюсь настолько, что пальцы невольно сами тянутся к ладони девочки, слегка накрывая. И никакого, прежде выдуманного мной, сопротивления. Лишь лёгкая дрожь и принятие. Возможно, счастье не всегда было на моей стороне, но вот удача, порой, поворачивалась нужным ко мне местом. И даже сегодня в машине рядом с Билли сидит не Зои, что с громом и молниями поругалась с матерью, которая в последний момент настроила ей личные планы в Чикаго, а я, которая в тот миг подавала серьезному Финнеасу цитрамон для Мэгги, что даже головы поднять из-за навалившего на нее давления не могла. Ожидать грустного, но громогласного возгласа Донахью, что ?черт, Венер, ты едешь, потому что я, сука, не могу?, я ещё могла; а вот радостный всполох синего в глубине океана своим неожиданным появлением больно ударил по сердцу. ?Что у тебя в голове?? — задалась вопросом тогда и продолжаю задаваться сейчас, пока рука одна греет руку другую. Я не смотрю Билли в глаза, но чувствую затылком, что та своими прожигает меня насквозь. И в ее взгляде нет допроса с пристрастиями; лишь маленькая надежда, что до студии телеканала остались не считанные минуты, а бесконечность. Бесконечность, в которой я дышу ставшим родным грейпфрутом, а она теперь вечным кофейным сгустком. — ?У каждого должен быть тот, кто с легкостью прикроет в холод своим пиджаком...? А если у меня нет этого пиджака, тогда, блять, что? Я уже не котируюсь? Теперь понятно, что ты вечно в людях ищешь. Так это тебе, Чарли, к дому Шанель нужно! Пиджак... что за тупость?Тихо, на грани слышимости, ругалась Сьюзен. Макмиллан, через час после ссоры первая попытавшаяся прекратить холодную войну с Браун, встретилась с яростным взглядом светлых глаз и безразличием. Уж не знаю, что на этот раз так сильно обидело Чарли, но та эпитетами и ядом иронии не скупилась, одаривая Сьюзи тогда и сейчас с избытком. Звякнул телефон. В директе высветилось сообщение от Сьюзен, на которое, впрочем, я не ответила. Раннего услышанного об высказывании Чарли про пиджак мне хватило, чтобы самой отдельно его проанализировать и сделать свои выводы. И пусть несчастный пиджак-всего лишь утрированное значение ?быть рядом и делиться собственным теплом?, — я и сама имела несколько вопросов к тому, почему именно эта деталь гардероба и именно холод участвуют в процессе выбора близкого человека. Неужели только так можно проявить свою любовь и внимание? Исходя из логики Чарли, да. И плевать, что даже в долгом обоюдном молчании может храниться верность и преданность обоих? То есть для Билли без ?пиджака? и ?холода? я — никто? И она для меня тоже? Смотрю косо на наши соприкоснувшиеся мизинцы, и отчего-то сердце не согласно с Браун. И пусть политику ведения жизни Макмиллан я тоже не поддерживаю, но сейчас я на стороне рвущей на себе от бессилия и злости Сьюзен. — Мы подъезжаем. Остановите, пожалуйста, у светофора. Нас не будет примерно около двух часов. Если возникнут заминки...— У вас есть мой номер телефона.— Да-да, — быстро кивнула Эбигейл, внимательно оглядев с ног до головы всю дорогу молчащую Билли. Та легко вздохнула, показывая полную боевую готовность, и Эбигейл вновь уставилась в лобовое стекло.Мизинец, которого касалась Айлиш, жгло огнем. И пусть теперь Пайрет я более не интересую и руку она ко мне не тянет, впервые на душе не скверно. Разве дело только в пиджаке?***Заминки... кто бы мог предположить, что эти самые ?маленькие заминки? выльются в лишние полтора часа, за которые Билли успеет выжечь на лице Эбигейл огромную черную дыру, а меня умолять с тоской и надеждой, чтобы я каким-то образом прекратила эту страшную экзекуцию. Бедная девочка... мне так хотелось к груди ее прижать, что воспоминания о лже-лезвии тогда в ванной, невольно всплывающие каждый раз, как я встречалась с глазами-блюдцами, уходят сейчас на второй план. Да, я обижена; да, мне больно; больно, что Билли не удосужилась выслушать, заставила глотать воду вместо воздуха, а после своим признанием окончательно утопила в недрах своей души. Как бы мне не хотелось, но подобного удара я не смогу забыть. Потому что подло... потому что нечестно. Несправедливо.Но Айлиш в очередной раз усмехается примечанию интервьюера, а я вижу одну лишь усталость в каждом движении пальцев, унизанных тяжёлыми кольцами-пауками. Словно издёвка... дешёвая издёвка над моими страхами. А мне так хочется успокоить ее и обнять. Ребенок... совсем ещё ребенок.Она убегает из здания первой. Уже темно, дождь нескончаемым потоком низвергается с неба, отчего даже на душе холодно и пусто, хотя на дворе начало июня.— Ты не видела Айлиш?Эбигейл мотает головой, параллельно подписывая соглашение с журналистом о неразглашении информации до момента выпуска интервью в эфир, а я мечусь в панике по зданию. На лестнице встречаю Сьюзен, но, разглядев в белках глаз пятна красных точек, оставляю ее. ?Не вовремя Макмиллан решила свою личную жизнь выяснять?, — ругаюсь я, хотя и обещаю себе разобраться с ней и ее ?проблемой? позже в трейлере. — И где Филипп пропадает? Черт, без Мэгги все катится к чертям. Стоило только на минуту...В неярком свете фонаря заднего выхода, куда нам любезно предоставили путь, ?чтобы не наткнуться на папарацци?, я замечаю зелёную макушку. Дрожа от холода, Билли упорно вглядывалась в темноту узкой улочки, что вела прямиком к дороге, словно пыталась уловить тень их некогда заказанного такси. — Ты совсем с ума сошла? Много времени для лежания в кровати с лихорадкой? — не хотелось кричать, но возмущение, накопившееся через край, хлынуло потоком. Хотя грозный голос частично затонул в водах неистового дождя, став тише, Билли всё-таки испуганно дернулась и обернулась. Косые капли через козырек все же попали на футболку Пайрет, отчего та плотно прилипла к телу. Сердце сжалось и, видимо, не разжалось, потому что, придерживая дверь и чуть в бок отойдя, пропускаю Билли назад в тепло. Раздражения и злости будто и не было. — Заходи.— Мне там душно. Если зайду, то точно вывернет. — Но ты замёрзла.— Лучше так. Я... я просто очень устала. Люди... мы такие, оказывается, раздражающие существа.— Ну, журналистов и нас под одну гребёнку мести не нужно. — Думаешь?— Да. Потому что есть люди, которых я, например, не считаю раздражающими.— Да? И кто же это?— Аня, Сьюзен. Ты.Билли хмыкнула. Я не слышала, но точно видела, как уголок рта незаметно и быстро скользнул вверх, превратившись в довольную ухмылку на мгновение. Теплое мгновение, которого, оказывается, так мне не хватало.— Я думала, ты сердишься на меня.— Кто сказал, что это не так? Сержусь. Ещё как.— Я тоже на тебя сержусь, — тихо буркнула Билли, но так, чтобы я услышала. И есть ли смысл объясняться? Конечно, нет. Пустое.Дождь неравномерно постукивал по крышам зданий, а холод пробирался под самую кожу, отчего невольно заснуть от нежности мига никак не удавалось. Даже черная кожанка совершенно не спасала.?Кожанка?, — мелькнуло на секунду и пропало в темноте улочки. Отпустив дверь, что тихо за мной закрылась, я подошла вплотную к Айлиш и, накинув той на плечи куртку, что сняла по пути, вновь отошла на шаг. — Ты чего? — Тебе нужнее. Вопросы. Одни вопросы и непонимание в глазах напротив. А мне хочется улыбаться, потому что Чарли была неправа. Это же не пиджак, верно? Всего лишь кожанка.Глупо, словно маленькая, радуюсь мелькнувшей в черноте вечера искренней улыбке и рукам, что послушно вделись в рукава, принимая мое тепло. Билли теперь не дрожит, отчего на сердце волнами исходит лёгкий трепет облегчения и некоего подобия счастья. Приняла и не отказала — Аня провидица или хороший психолог? Возможно, ни то, ни другое; или все одновременно. Потому что подруга вновь оказалась права. Несмотря на обиды, несмотря на общую злость и раздражение, молчание последних дней, я искренне и открыто отдала свое тепло, а Билли его без лишних слов приняла. Мы обе не знаем, что будет завтра. Какие мысли подкинет сумосбродное сердце, а голова спроецирует воспоминания. Сейчас, спинами облокотившись о дверь выхода, я и Айлиш стояли рядом, слегка касаясь бедрами, и вглядывались в пустоту. Не было ничего ?до?; не было ничего ?после?. Одна дыра и только. Вот только на душе тепло отчего-то по-летнему, и сердце Билли теперь любит по-новому. За кроткую улыбку и нежность мизинца, которым она опять невольно касается.?У каждого должен быть тот, кто с легкостью прикроет в холод своим пиджаком?. И у меня есть этот человек — Билли в черной кожанке, застегнутой наглухо. Остаётся лишь ждать момента, когда и Айлиш предложит мне свой пиджак. И я, конечно же, его приму. Стоит ли сомневаться?***Молчание, возможно, одна из главных причин, почему Финнеас ещё не перегрыз мне горло и обходится только косыми взглядами в мою и Айлиш сторону. И хоть кожанку Билли так и не вернула (а я, собственно, и не тороплюсь принимать ее назад), но и повода пересечься со мной даже в общем коридоре автодома она не искала. Ну что ж... пусть так.Незаметно концерты Торонто и Лаваля обошли нас текучей волной: на удивление эти последние два дня прошли в настроении, полном восторга и неведомым мне неопределенным ожиданием. Возможно, все дело было в Бостоне, куда мы уже нетерпеливо отправлялись после скорой погрузки инвентаря, чтобы хоть один свободный день из плотного графика выбить для простой прогулки по светлому (наконец, после длительных рейдов дождей) городу. Возможно, в приближающемся Нью-Йорке, в котором провести нам нужно было, без малого, пять дней, деля один номер на двоих (тут уж порция лично моего волнения, которого, кажется, Айлиш не разделяла). А возможно в долгожданном для Билли meet&greet, что предстоит ей также в Бостоне перед концертом. Одно лишь возможно. Одни только догадки и ничего определенного. Как всегда.Мимо, с ног сбивая оторопевшего Финнеаса, пробежала Зои, на радостях от предстоящей прогулки невольно задергавшая всех и вся вокруг вопросами и восклицаниями. Впрочем, единственную только меня она не трогала, за что я была ей сейчас безмерно благодарна. Ибо, увидев с утра Билли, что натягивала поверх черной оверсайз футболки мою кожанку, я совершенно растеряла дар речи и мысли, отчего отвечала всем невпопад и тихо. В конечном итоге, поняв всю плачевность моих умственных способностей, меня все же оставили в покое, дав время полюбоваться красотами молчания в одиночестве.Естественно, единственным человеком, кто в подобное мгновение всё-таки умудрился ловко и больно меня подтрунить, была Сьюзен. До сих пор находящаяся в немой ссоре с Чарли, та теперь преисполнились каким-то странным мазохистким желанием одним лишь взглядом выбивать из меня всю радость момента, в котором мое сердце жило спокойно, а не обливалось канистрой крови. И пусть мое искреннее намерение помирить разбилось о неприступно закушенную губу Чарли и яд каштановых глаз Сьюзен, от общения с ними обеими я не отказалась. Напротив, сидя сейчас с Макмиллан и заплетая той косу, я разрабатывала новый стратегический план по сведению двух тупоголовых дур, которые со зла наболтали друг другу с три короба лжи и теперь не решаются эту ложь опровергнуть. — А кто-нибудь случайно не видел мою кофту? Я ее куда-то бросила..., — Сьюзи небрежно подала улыбающейся Зои ее вещицу, а после злобно сверкнула промелькнувшей мимо нас Билли, которая с еле скрываемым недовольством глядела на мои пальцы, вплетающие очередную прядь в тонкий колосок.— Кто-то явно тебя ревнует, — прошипела Макмиллан, и я вновь промолчала. Разговаривать особо настроения не было, вести диалог с обозленной на весь мир Сьюзен — тем более. — И чего Донахью так радуется этому Бостону? Будто в Филадельфию приехали. Или Лас-Вегас.— Если у тебя плохое настроение, то это не значит, что оно должно быть таким у всех. К тому же, всем нужно размять ноги после долгой дороги. Видеть одну лишь стену трейлера столько дней невыносимо — тут уж даже на стоянке заправки согласишься прогуляться. — Хорошо, что не Лаваль. Донахью была согласна даже на эту дыру.— Хорошо, потому что в Бостоне тебя уже ожидает подружка? — Сьюзен неопределенно пожала плечами. Казалось, что данная тема ей неприятна также, как и мне ее желание постоянно меня задеть.— Ну да. Я с ней давно не виделась. Тебя это волнует?— Научись спокойнее реагировать. Я просто спросила. Хотя... я определенно понимаю, к чему мини-шорты и обтягивающий топ. — Какими мы понимающими стали, боже мой! Жаль, что этого понимания тогда на твоей квартире не было.Я дернула за прядь волос, и Сьюзен шикнула. Недовольно замолчала и более тему не поднимала. Меня же вполне устроил и холод ее глаз вместо благодарности. Лишь бы яд свой при себе держала.Через несчастные полчаса, за которые каждый для себя определил, что именно хотел бы разглядеть в улицах европейского стандарта, все, наконец, разошлись. Тони, Марта и Сьюзен отпросились на сутки к знакомым и друзьям в Брайтон и Олстон; Эбигейл в сопровождении Роба и Джози отправилась в итальянский райончик, собираясь скрасить обед и вечер славным Совиньон Блан под аккомпанемент оригинальной пасты с морепродуктами; Мэтт и Дэнни, неопределенно махнув рукой и прихватив с собой явно расстроенную уходом Макмиллан Чарли, ушли в неизвестном направлении Даунтауна. Оставшаяся компания в лице Билли, Финна, Мэгги, Зои, Филиппа и меня растворились в толпе входящих в Бостонский общественный парк. На удивление выдалась чудесная погода. И пусть солнце сэкономило на Бостоне свои яркие лучи света, темное чуть в проблесках белоснежного небо не давило на голову, а, наоборот, удачно освобождало ее от лишних мыслей. — С этими скорыми сборами мы даже не успели позавтракать. Может, где-нибудь присядем перекусить? Клаудия советовала кафе на улице Вашингтона...Я не слушала. Перед объективом плёночного Олимпуса всплывали в яркой зелени деревья, подростки на роликах и самокатах, цветные мыльные пузыри. Все удивительным образом дышало летом, спокойствием и детством — я глупо улыбалась в видоискатель, совершенно не замечая, что теперь фотоаппарат ловит исключительно разметавшиеся по ветру черно-зеленые вихры.— Так, кто идёт? Венер, ты с нами?Я оторвалась от очередного снимка и взглянула в чистые ясные глаза Мэгги. Помахав Олимпусом перед ее лицом, ответила:— Нет, спасибо, я не голодна. Тут недалеко от парка находится район Бикон Хилл. Судя по картинкам из Гугла, там безумно красивые дома. А я обещала одному человеку фотокарточку. Поэтому...— Хорошо, — кивнула Мэгги. — Как закончишь, приходи. Я тебе скину смс местонахождения кафе. И мы разошлись. По узкой тропе, с обеих сторон окружённой пышными кронами вязов, через плечо озираясь на меня, ушла Билли. В ее глазах мелькнуло огорчение и надежда, что я передумаю и пойду с ними в кафе. Но вот я уже нахожу новую цель в глубине парка, и затвор Олимпуса срабатывает мгновенно. Бикон Хилл — небольшой район аристократов-поразил разнообразием цветов домов и деревьев. От жёлтого до ослепительно красного — фотоаппарат щёлкал все то время, что я шла прямо по уложенной камнем дороге, отчего-то так и не свернув на более живописную и интересную улочку рядом. Словно ждала кого-то...Тихая трель телефона. Два сообщения от разных номеров, пришедших одновременно. Короткое от миссис О'Коннелл с адресом кафе и длинное вопрошающее от Сьюзен, которая к двум часам дня успела потерять крохи остатков связей с реальностью в красном полусладком. Не успеваю ответить ни на одно из смс; чувствую затылком чей-то сумасшедший взгляд и тяжёлое прерывистое дыхание. В удивлении оборачиваюсь и замираю. Через два дома от меня, резко с бега сходя на шаг, ко мне приближалась Билли, на ходу от нахлынувшей жары расстегивая куртку. Волосы сбились в кучу, розовые пятна хаотично расположились на шее и щеках.И вновь я чувствую себя гребанным фениксом: каждый раз умираю от любви и рождаюсь с ещё большим и крепким чувством. Это... странно? Странно, что сердце радуется догадке, которая, чудо!, сбылась — меня, наконец, нашли?— Как ты меня нашла? — Странно, что задала именно этот вопрос. Думала, первым делом удивишься тому, что я в принципе тебя искала. Запыхавшаяся Билли, что тянет руку к бутылке воды, торчащей из моей сумки, умиляет. Облегчаю ей задачу — открываю бутыль спокойными руками и подаю девушке. Та прикладывается к горлышку и жадно пьет, прикрыв глаза. Тонкая струйка течет по подбородку, и я удовлетворённо хмыкаю. Билли на звук откликается удивлённым взглядом и, отследив цель моих глаз, смущённо вытирает тыльной стороной ладони воду. Откашливается и отдает бутылку.— Спасибо. — Как нашла? И... и зачем? Мало нагоняев от Финна или Мэгги?— Я просто шла...— Шла?— Ну... бежала. Какая разница? Я мотаю головой, улыбаясь. Как это все необычно, но до мурашек по коже приятно.Меня искали. Персонально меня. И нашли. Пусть даже я и не пряталась толком, но нашли. Совсем не боясь будущих злобных комментариев в свой адрес, согласились на глупую и (с учётом ?профессии? Айлиш) опасную авантюру. Как взрослый здравомыслящий человек (тем более, находящийся при исполнении своих обязанностей) я должна была поругать Билли. Высказать ей тупость идеи, что подкинул ее маломыслящий в последние дни мозг; высказать все свое недовольство ее самовольничеством и побегом. Но...— Видимо, не зря я все-таки шла прямо и не сворачивала. Хотя на той улице цветущая черемуха...— Ну, так пойдем туда. Раз там твоя черемуха, — и Билли, коротко дернув за рукав рубашки, повела меня за собой. И, не глядя мне в глаза, продолжила свою речь. — Я не хочу с тобой ничего выяснять. Просто... просто пришла, потому что... наверное, потому что захотела. Нет, на самом деле, особого объяснения моему странному поступку. Я просто устала и хочу отдохнуть.— В моей компании?— Как видишь.— А Зои?..— Она гораздо умнее, чем кажется. И видит больше, чем надо. — А разве есть что-то, что нужно видеть? — Билли пожала плечами. В ее походке, слегка сбитой и неуверенной, все же чувствовалась какая-то странная лёгкость и спокойствие. Плечи расправлены, глаза устремлены в высь между крышами домов, губы насвистывают незамысловатую мелодию из черновика будущего сингла.Странное чёрное пятно со всполохами зелёного в россыпях белых лепестков удивительно гармонично сочетались. Билли потянулась к пушистой ветке черемухи и глубоко втянула цветочный запах, сладко улыбнувшись. Три сорвавшихся с общего букета лепестка застряли в макушке Айлиш, отчего та в моих глазах быстро превратилась из не по годам взрослого подростка в маленького ребенка. Затвор Олимпуса резко щёлкнул, и Билли обернулась.— Ты что делаешь?— Фотографирую. Нельзя?— Да нет, можно, просто...— Неужто Билли Айлиш стесняется объективов?Девушка засмеялась. Неловко поправила волосы и скорчила рожицу.— Тогда, я готова позировать. Раз сама Венера Реслер согласилась меня фотографировать.— Ой, хватит издеваться. — Да кто издевается? Тихо прошептав ?дурочка?, сделала ещё один снимок. А после ещё, ещё и ещё. Билли хохотала, закрывала ладошками лицо, игриво подмигивала, вновь смеялась. — Стой, стой! Подожди. Иди теперь сюда. Вот так..., — Билли, облокотившись о забор и скрестив ноги в районе щиколоток, хитро ухмыльнулась. Ветка черемухи, выглядывающая над ухом, красиво оттеняла глубокий цвет глаз, а мелькающий луч солнца сквозь облака придавал девушке ещё большей таинственности и загадочности. — Расслабься!— Да я и так расслаблена, куда ещё больше? — Просто...Билли вскинула голову и прикрыла глаза. Лёгкая ухмылка озарила лицо, отчего то стало совсем детским-детским.— Ты сейчас такая...— Какая?Кадр пленки зафиксировал девушку, что, отдавшись моменту и позабыв все проблемы, словно дверь для них на время закрыв, отдалась счастью короткого мига.— Ну... прям совсем ребенок. Девочка-девочка, как обычно я говорю. — Девочка-девочка? Пхах, ну так я и есть девочка. Просто... ну, слегка видоизмененная, но ведь девочка. Красивая. Просто красивая. Без лишних слов, местоимений и частиц. Кра-си-ва-я. Изгибы кистей, что лениво покоятся на животе, пряди зелёного с пятнами бело-желтых лепестков, губы в доброй и, наконец за долгое время, отдохнувшей улыбке. Единственное, за что успеваю себя поблагодарить, так это за лишний десяток купленных катушек пленки: столько ценных воспоминаний на одном лишь фотоаппарате. — Иди сюда. Я дергаюсь. Без опаски, но все же с налетом осторожности подхожу к забору, где стоит Билли, и смотрю туда, куда указывает ее палец. В окне на третьем этаже дома из красного кирпича, заразительно смеясь и вскидывая руки, танцевала молодая пара под зажигательный мотив пластинки. Рты немо открывались, как у мимов, но все же можно было прочесть по их губам некоторые четко произнесенные ими строки песни. Вроде, это были Битлз. Билли смеялась. Сама в такт неизвестной ей мелодии стала покачивать головой и стучать носком кроссовка по тратуару. — Так... тепло. А вообще... любопытно, для чего люди танцуют?— Что за глупый вопрос, Венер? Потому что хотят, конечно!Билли оторвалась от забора и, встав напротив меня, взяла в свои горячие ладони мои руки, медленно начиная их раскачивать из стороны в сторону. — Пхах, ну что ты делаешь? — А? Да не знаю. А это важно? Я устала придавать значение всему тому, что чувствую.— А что ты чувствуешь? — Вот согласишься потанцевать со мной, и скажу. — Это...— Глупо?И, подняв вверх одну из моих рук, Билли прокрутилась под ней. Она смеялась и продолжала что-то напевать своим очаровательным голосом. Как же все-таки разительно тот отличается от того голоса, который Айлиш дарит своим фанатам на протяжении вот уже почти двух лет. Это просто поразительно и удивительно. И... черт, приятно. Я одна слышу его таким, каким он является на самом деле. Одна.Одна.Я убираю Олимпус в сумку и, повесив ее на шпиль забора, кладу ладони на плечи Билли. Той больше ничего не остаётся, как примостить свои у меня на талии.— Так...Обида, непонимание, нежелание, растерянность. Потерянность и отрешённость. Пустота. Боль. Желание вернуть потерянное. Вновь обида и злость. Раздражение. И... холод. — Может, так оно и нужно было? Топчась на одном месте, покачиваясь в едином ритме, глаза в глаза, — разбавляя тяжесть чувств нелепостью, сказать, наконец, о главном?Продолжительное молчание, за которое глаза Айлиш успели поменять миллионы оттенков голубого: от тёмно-синего до грязно-зеленого. Лишь мерное покачивание и мысль случайно не наступить на ногу Билли отвлекают от того странного чувства, что летает в маленьком пространстве между нами: чувство неустойчивого песочного замка на границе с океаном — волна, и волшебного строения как и не было, маленькое королевство разрушено до основания.Я неловко сглатываю. Хоть лёгкость мгновения все же присутствует в наших с Билли руках, что продолжают двигать наши тела, но общей неловкости прибавилось. Столько дней и ночей мечтать коснуться и теперь...неужели и вправду все гениальное просто?— А сейчас? Что ты чувствуешь сейчас? — шепчу, но девушка отвечает сразу. Ни секунды лишней не медля:— Счастье.Я киваю, как глупый болванчик, хотя в лёгком моем жесте скрывается целая буря эмоций — от пьяного восторга до разрушающей боли.Айлиш, из-за плеча заметив отсутствие танцующей в окне пары, вдруг тоже останавливается. Руки не убирает, но более не поет и не раскачивается в такт мелодии.— Я правда ничего не хочу выяснять...— То было ошибкой. Я не знаю, что ты...— Ошибка одна, и касается она только меня. И моих чувств. Не более, — Билли не прячет взгляда, и оттого неловко. Я ощущаю тепло сквозь тонкий хлопок рубашки, и мурашки ползут вверх по шее. — Я поняла, что нужно жить моментом. Не мечтать о глобальном, упуская ценные мелочи. Радоваться тому, что есть. Мне до сих пор больно, даже сейчас очень больно, но я принимаю... все. Все эмоции и чувства. А сейчас, как бы глупо не звучало, но мне просто хорошо. Без лишних слов. Хо-ро-шо. И я правда очень хочу улыбаться и идти вперёд, а не раскладывать дела прошлого, оставаясь навечно позади жизни. Жить моментом хоть и странно, но... в каком-то смысле правильно. И даже удобно. Я удовлетворённо киваю. Гордость, что кувалдой радости по голове бьёт, заставляет ещё больше сердце трепыхать от безмерного чувства любви и счастья к девочке напротив. Мне так хочется ее обнять, притянуть, по макушке против роста волос проехаться, но...— А ты мудра, Билли Айлиш. Очень мудра. Не по годам. Даже взрослой мне за подобным пришлось к Ане обратиться.— И что она сказала? — с лёгким налетом смущения спросила Билли.— Отпустить. Дать волю настоящим эмоциям, что равносильно твоей философии мгновенья. Просто быть собой. — Поэтому поделилась курткой?— Нет, я просто захотела. Так же сильно, как тебе меня найти, так же сильно, как тебе закрутить меня сейчас в танце. Так же сильно, как мне тебе все объяснить.Билли мотает головой. Извиняющаяся улыбка, теперь руки сцеплены на ее груди. — Я решила, что пусть то останется в прошлом. — Ты правда не хочешь узнать правду? Серьезно? — Да, я ребенок. Глупый маленький ребенок, но который мало-мальски все же умеет играть в шахматы. И моей победы в сей партии нет. От правды мне легче не станет.— Между нами ничего не было, Билли. Абсолютно...— И вот ты вновь начинаешь. Опять. Думаешь, теперь легче? И я потеряла зрительный контакт. Билли, пряча злобу и накатывающее по новой волнами раздражение в окнах домов напротив, более на меня не смотрит. Тихо дышит и молчит. А я вновь чувствую себя во всем виноватой. Опять. — Ладно, забыли. Не хочешь — значит, не хочешь. Ладно. Я пыталась...Я закидываю сумку на плечо и собираюсь уходить. Побег Билли уже давным-давно заметили, поэтому ее скорее нужно было возвращать в кафе, пока миссис О'Коннелл не понадобился валидол в лошадиной дозе и карета ?скорой? помощи. — Это все мои пустые мечты. Одни они только виноваты. Просто... просто теперь я приняла уже тот факт, что того будущего, какое я нарисовала у себя в голове, никогда не будет. И... смирилась. Я, честно, не знаю, какой буду завтра. Принимающей или, наоборот, все отрицающей. Не знаю. Поэтому и ловлю момент сейчас. Чтобы завтра уже не было поздно. — Для большего счастья что тебе ещё нужно? Айлиш удивлённо смеряет меня взглядом, хмурясь. Резкий и непонятный вопрос выбивает ее из колеи, отчего вмиг девушка становится серьезной. Теперь букетик черемухи, висящий на одной лишь пряди, выглядит нелепо.— Ценный миг. Чтобы он стал тебе ещё дороже, чтобы стал точно незабываемым, что для этого нужно? — А тебе? — Если есть вероятность, что завтра ты меня больше не коснешься, больше никогда не заговоришь в том тоне, каким говоришь сейчас, никогда более не споешь так, как только ты умеешь... то, в таком случае, я бы запомнила лишь твое счастье. Счастье, которое я сама тебе и создала. Для человека нет ничего дороже, чем мысль, что он может быть полезным. И нужным.— Тогда обними меня. Если есть вероятность, что завтра я тебя никогда не коснусь и больше не заговорю... тогда, я хочу запомнить твоё тепло, отданное мне в июне. В самом светлом месяце года. В самом светлом месяце для меня.Момент. Всего лишь мгновение. Маленькое тело прижимается ко мне охотно и с трепетом, прячет нос в моей ключице и тихо дышит, боясь спугнуть внезапное счастье, что, наконец, соизволило явиться. — Момент. Момент, не закреплённый прошлым и не касающийся будущего. Только сейчас. Ты обнимаешь меня сейчас, но когда отпустишь — твоя нежность станет ценным воспоминанием. Одним из немногих. Поэтому...— Как быстро наше настоящее становится прошлым. И никогда не бывает будущим. — Тогда, я обещаю ненавидеть тебя завтра. Не сегодня. Завтра.— Потому что ?завтра? никогда не наступит?Ответ висит в воздухе. И его не нужно озвучивать, чтобы понять. Миг короткий. Ни я, ни Айлиш его не замечаем. Редкие машины шумят резиной по камню, кто-то кричит из окон первых этажей, а ветер все продолжает шелестеть лепестками белого на деревьях. Миг...— И вот сейчас я тебя люблю. Сейчас...Билли медленно размыкает объятья и кротко улыбается. Поправляет полы футболки, тянется к вороту моей рубашки и оправляет нежную ткань у шеи, едва касаясь вновь мизинцем моей кожи. — Но уже не теперь. Наше настоящее есть законченное прошлое. Поэтому...Я киваю. Без обид, без слез и сожаления. Момент. Вот он был. Счастливый миг, который исчез с последним снятым лепестком с волос Билли. Прошлое не забыто, будущее размыто, а настоящее... мы были счастливыми. Здесь и сейчас. — Идем?Подаю ладонь как ребенку. И как ребенок, Билли за нее хватается. Она благодарно улыбается и делает шаг вперёд первая, пока я безуспешно пытаюсь оттянуть время. И вновь невольно по своей природе я становлюсь ведомой. Опять.Возвращаемся в молчании. В светлом, с лёгким привкусом сахарной ваты и мыла из банки пузырей. Зои встречает хитрой заговорщической улыбкой. Треплет макушку Билли и весело обнимает за плечи. Миссис О'Коннелл на пару с Финном сверкают молнии негодования в сторону Айлиш; и, пусть Мэгги отпускает быстро и просто, Финн ещё долго выговаривает на ухо сестре свои претензии за лишнее, особенно в условиях тура, своевольничество, из-за плеча одновременно посматривая за прячущуюся за объективом камеры меня. Все заканчивается быстро. И пусть момент ?сейчас? оставляет лёгкие следы на ближайшем будущем, я целиком запираю его на кодаковской пленке в дальнем углу сумки. Мои ценные момента лета. Самого светлого месяца года. И моего тоже.Рассвет следующего утра я встречала на крыльце трейлера с Айлиш рядом. И хотя ?доброе утро? мы обе озвучили где-то у себя в сердцах, вскоре на своих замёрзших плечах я почувствовала тепло свитера крупной вязки. Светлый, с лёгким оттенком персика на фоне яркого грейпфрута. Домашний и чуть случайно не забытый в дальнем углу шкафа. Свитер Билли.— За неимением пиджака...— Это лучше, чем пиджак, Билли. Гораздо лучше. Момент, в котором Айлиш-человек, укрывающий от холода-сейчас. А большего ничего и не нужно.