Дворцовый ад (1/1)

— Ухххх, финишная прямая! Чарли, неси гитару. Мы порвем сегодня зал!Дэнни под громкий возглас Финнеаса простучал барабанную дробь по столу, резво встал на ноги и вышел из гримерки Билли, которая, собственно, была забита сейчас народом под "отказ": Марта со Сьюзен оставляли последние штрихи на и без косметики идеальном лице Айлиш; Мэгги перед детьми сидела на коленках с включенным facetime, из которого Патрик пытался оправдаться перед Финном, досадовавший на то, что не получил подарка, как его сестрёнка (Билли в это время злорадно перебирала в воздухе пальцами, будто играла на Ланикаи); Мэт в трехсотый раз благодарил меня за то, что выздоровела и "боже, спасибо, что ты есть, потому что с этими О'Коннелл на сцене я скоро чокнусь!", с трепетом вкладывая в мои руки canon; Чарли, минуту назад испарившаяся из комнаты, уже прибежала назад с гитарой наперевес, и теперь стояла рядом со мной, будто невзначай положив голову мне на плечо (это, конечно, странно, но я не против). — Так, двадцать минут до начала. Мне звонил Роб, сказал, что все готово к выступлению. Джози дал знак: софиты настроены, свет урегулирован, обстановка, в целом, положительная, — даже Эбигейл, предчувствуя скорую поездку домой на две недели, была в приподнятом положении духа. Несмотря на то, что последний концерт только завтра, все уже вокруг планировали свои домашние дела: Мэт забронировал билеты себе и невесте в популярный мексиканский ресторан, Филипп обещал сводить старшую дочурку в парк Universal или Диснейленд, а Эбигейл дала слово матери приготовить для нее роллы. Я же... совсем не думала о том, чтобы куда-то съездить или остаться наедине с собой, как это часто до Лии делала после почти безвыходной недели на ногах в баре. Я смотрела под какой-то забавный рассказ Чарли над ухом на девочку, что сидела, поджав ноги, и легко смеялась на каждое выражение лица в телефоне. — Представляешь?— Да, представляю, — совершенно не понимая с чем соглашаюсь, ответила Чарли я и усмехнулась, неотрывно продолжая глядеть на красивую улыбку Билли и ее густо накрашенные ресницы. — Чем будешь занята эти две выходные недели?— Я думала, у личных ассистентов нет выходных. Они должны быть всегда рядом с...— Меня Клаудия на дух не переносит, поэтому эти две недели мы проведем со Сьюзи во Флориде.—Флорида...— Да, у нее дом на берегу океана. Поедешь с нами?Я перевела затуманенный взгляд на улыбающуюся и сверкающую Чарли и мягко улыбнулась ей в ответ.— Я спрошу у Билли. В отличие от Финнеаса, она меня никуда не отпускала.— Думаешь, не отпустит? — Я ее личный ассистент. Всегда должна быть рядом. Так прописано у меня в договоре.Чарли убрала голову с моего плеча и серьезно посмотрела своими бассейнами в мои пустоты.— Если Билли тебя отпустит, поедешь с нами?Я хотела ответить. Только поняла, что совершенно не имею понятия, какой ответ ей дать. Или имела, просто затылок больно горел под тяжёлым взглядом волнующихся лагун — я чувствовала, как Билли сверлит меня взглядом, и хоть улыбка все ещё блестит на ее личике, но глаза более не пылают радостью. Я не могла сосредоточиться, поэтому просто выдавила губами что-то похожее на положительный ответ, тем самым успокоив Чарли. — Ребят, пятнадцать минут до начала. Давайте по местам! — хлопнула в ладоши Эбигейл, первая же и покинувшая гримерку певицы. За ней беспрекословно ушли Марта, Мэт и Тони, Чарли, чуть помедлив и перехватив за локоть Сьюзи, которая отчего-то порывалась идти в мою сторону (блять, что со всеми происходит?), неспешно стала удаляться к выходу.— Венер! Нужно кое-что обсудить. На минуточку тебя можно выхватить в коридоре, пока Мэт не забрал?Я повесила на шею canon и, одновременно проверяя настройки фотоаппарата, согласно кивнула, под симпатичную улыбку Сьюзи выходя за дверь.— Венера, подожди! Сердце как прострелило. Звонкий голос зеленоволосой одним мигом успел подпортить настрой Сьюзен, что уже выжидала меня вместе с Чарли в коридоре, и зарядить энергией меня. — Да? — слишком весело и пискляво, но Билли, кажется, не заметила.— Останься, пожалуйста. — Позже поговорим, хорошо? — обещаю Сьюзен и перед самым ее острым носом закрываю дверь. Удивительно, но, несмотря на то, что ещё минуты три вся семейка О'Коннеллов не обращала на меня никакого внимания, желая друг другу удачи и обмениваясь колкими шутками ("Я тебе нос тогда откушу, Билли!", "Это моя плата за Ланикаи, папа?"), я не чувствовала себя здесь неловко. Так как Мэт любит ловить кадры на несколько фотоаппаратов одновременно, то сейчас я разглядывала за прошедшие без меня несколько концертов множество десятков снимков Билли, любовно поглаживая (уже совсем не стесняясь) выводящий экран аппарата. Дверь хлопнула, и только с ней я очнулась. Подняла взор, и, словно автофокус у фотоаппарата, глаза остановились на лагунах Билли, поверхность которых покрылась рябью от переполнявших ее чувств.— Волнуешься? — С чего бы? — слегка резко, поэтому, не ожидая такого тона, автоматически меняю выражение лица, и неловкость, будто пальцами щелкнули, вновь проступила во всех моих движениях.— Ну... не знаю. Это нормальная реакция...— На что?— Перед крупным выступлением. Всем присуще волноваться, Билли. И тебе тоже.— Я уже привыкла. Так что мне нечего бояться.— Ах, ну да. Точно. — И что же тебе на ухо шептала Чарли? Они прям у тебя покраснели, — чуть погодя спросила Билли, слегка приподняв в привычном и профессиональном ей жесте правую бровь.— Капхкх, тебе интересно?— Абсолютно нет.— И тем не менее спрашиваешь. — Да так, разговор разбавить. — Рассказывала что-то про свою первую пьянку в университетские годы. Я практически ничего не слышала. — А смеялась задорно.— Ревнуешь? — хотела пошутить, но словила только больное нытье сердца, уловив в чертах Билли что-то между страхом, будто ее поймали, и неловкостью, возникшей по той же причине. Но ее состояние буквально мелькнуло, как молния в небе: тут же забавная улыбка и лёгкость в движениях пальцев, что перебирали многочисленные складки одежды. — Нет, с чего бы? — Ну вот и отлично. И правда не с чего. Тебе нужно настроиться на концерт, а я, видимо своим присутствием, тебя бешу. Поэтому пойду я. Я не была обижена, а скорее раздосадована. Что со всеми ими происходит? Как-то резко стали проявлять к моей персоне излишнее внимание и Чарли, и Сьюзи, и Билли одновременно. Первые две вообще для Айлиш были как катализаторы: девушка заводилась как с нехуй делать, стоило им приблизиться ко мне на миллиметр и просто начать со мной говорить. А после последствия реакции на себе переживала я; как сейчас, например. Ибо что я сделала не так, что Билли так реагирует на каждое сказанное мной слово?Только коснувшись ручки двери, я почувствовала на запястье тепло чужих пальцев, что требовательно слегка сжимались вокруг него, останавливая.— Прости. Просто в последнее время Сьюзи и Чарли стали слишком настырно проситься к тебе в подруги. Мне это не нравится.— Билли, давай поговорим об этом после концерта, хорошо? Не об этом сейчас должна ты думать.— Просто они не настолько просты, как себя выдают.— Это я понимаю. Никто из нас не прост. Правда, Билли? Она тушуется, но запястье не отпускает, хотя я всем положением тела показываю ей, что никуда уже более не уйду. Айлиш потянула меня за собой на диван, положив мою голову себе на грудь, а сама уткнувшись в макушку и мерно вдыхая мой запах. — Какие планы на эти две недели?Долго думаю, что ответить. Вроде и никаких, а вроде и Чарли смутную надежду на согласие поехать с ней и Сьюзен дала. — Я теперь с тобой. Как ты скажешь, так и будет. Договор.— Серьезно?— Конечно. Пункт номер четыре, а также семь: быть всегда рядом с работодателем и в самоволку уходить только с его разрешения. Так что...— Ты его выучила что ли?— Нет. Просто эти пункты мои самые нелюбимые.?Были раньше?, — думаю про себя, но вслух сказать не решаюсь. Просто прижимаюсь к ней сильнее и закрываю глаза. Несколько дней бессонницы дали о себе знать-я протяжно зеваю и мечтаю, чтобы эти пятнадцать минут расстянулись на пятнадцать лет.—Тогда... ты останешься со мной, если попрошу?— Я уйду, если скажешь. А быть рядом с тобой — моя обязанность. Чувствую нутром, что Билли мой ответ не нравится. Впрочем, как и мне. Незаметно пытаюсь скрыть тревогу в голосе и тихонько добавляю:— Тем более, что хочу. Айлиш благодарно оставляет в моих волосах невесомый поцелуй и улыбается. — И сколько интервью намечено на эти две недели?— Три. Плюс две фотосъемки для журналов. Не особо много, но все же поспать спокойно не дадут своим ожиданием.— Ох уж нет! Спать мы будем сто процентов! Будем высыпаться на весь следующий период.Билли засмеялась, а я вместе с ней. Боже, спасибо за эту лёгкость в общении. Кажется, всевышний нас обеих наградил биполярками, раз настроения меняются по щелчку. Нашлись две родственные души, как говорится. — Ты подумай насчёт Чарли и Сьюзи.—Тебя они сильно волнуют, как я погляжу. Волнуешься что ли?— Допустим, если это так.Хорошо, что в этот момент ничего не ела, не пила и слюну не глотала. Потому что сердечко, громко стукнув, издало смешное: "Ебоньк!" Я старалась скрыть тупую улыбку, которая просвечивалась, как грудь Билли в моей майке в жару Таунсвилла, но это из рук вон плохо выходило: оставалось просто прятать уголки губ в складках футболки Айлиш.— Хорошо. Но не думаю, что они могут меня обидеть. Я сама, кого хочешь, обижу. И ничего за это мне не будет. А Чарли и Сьюзи... мне же нужны друзья, Билли. Общение, коммуникация, социализация, все дела. — А к обществознанию можно добавить термины из биологии? Удовлетворение потребностей...— Так и думала, что все стрельцы на голову повернуты по отношению к сексу. Не собираюсь я с ними спать... пока.Этот ответ также не удовлетворил Билли, как и предыдущий; собственно, как и меня. Но договор на одну ночь подошёл давно к концу, поэтому мы ничего друг другу не должны... правда?— Ну да. Тут тебе решать.Я оторвалась от груди Айлиш и посмотрела укоризненно ей в глаза. Как же быстро ей удается менять маски! Любой врун и актер позавидует. — Ты не должна сейчас думать о них. Я же просила. Пожалуйста.— Хорошо, не буду. — Вот и отлично. Волны волнения плескались о темные скалы зрачка; из-за концерта ли они возникли или из-за меня — знала только Билли. Но мне совершенно не нравился ее настрой, с каким она собиралась выходить на сцену: опять сплошное притворство, движения, доведенные до автоматизма, голос, идеально скачущий по нотам, но совершенно не закладывающий в них значение. — Айлиш, не волнуйся. Все будет хорошо.— Иначе и быть не может. Да и не волнуюсь я, с чего ты это взяла?— Неисправимая. Иди сюда.Теперь уже я к себе ее притягиваю. Ставший родным аромат грейпфрута встал дымкой перед моими глазами, которые отчего-то неотрывно следили за кольцом на моем втором пальце: серебро, а сердцевина из обычной белой шлифованной гальки, что десять лет назад лежала на дне Черного моря. — Красивое. Это же камень?— Да. Простой обычный морской камень.Билли задумчиво стала вертеть кольцо на моем пальце, прокручивая его по часовой стрелке, а после в обратную сторону. — Я чуть не утонула, когда мне было 14. Любила безумно плавать, глубины не боялась и до буйка могла догрести по-собачьи за минут пять. Эм... это вроде было в Абхазии? Да, в Абхазии. Кирилл был ещё маленьким, поэтому папа с мамой с ним на мелководье шерудили, а я решила немного поплавать на глубине. Погода портилась и волны поднимались. Я силы не рассчитала и направление, и меня прибило к пирсу. Одна волна, вторая, третья — а я выбраться не могу. Паника жуткая накатила, боль в ноге, потому что терлась и пыталась оттолкнуться от острой поверхности, но нихера: воздуха в лёгких — ноль, сил крикнуть — ноль, помощи рядом — ноль. Тем более, что из-за водорослей меня вообще было не видно. Я барахталась, а по сути была как говно в проруби: ничего толком сделать не могла. Знаешь, я уже морально себя настроила, что утону. Нет, конечно, я пыталась бороться со стихией, но... для волн это был вопрос времени, когда меня утянуть на дно. И вот я уже приготовилась, чувствую, что уже полностью под водой и выбраться не могу, воздуха критически осталось, но тут меня резко за волосы кто-то тянет. Упорно и сильной рукой. Нахлебалась я тогда воды знатно, а, разлепив глаза уже на берегу, видела только беспокойный взгляд отца и мокрый мамы. Ну и, конечно же, зевак тоже хватило. А вот моего спасителя не было рядом. Мама с папой сказали после, что это была женщина средних лет и она профессиональная пловчиха. Увидела, помогла, вытащила, а после слиняла. Я так ее и не встретила больше. А жаль. Поблагодарила бы. После этого случая в море дальше чем по грудь не захожу, а перед глубиной благоговею и молюсь. Шторма боюсь, как самого злейшего врага. Через год мы опять поехали в Абхазию, только тогда меня вообще переклинило: я даже побоялась на туристический корабль взойти. Я ревела, я кричала, я отбивалась, но так и не поплыла в открытое море. Хотя родителей с братом пустила. Сама же ждала на берегу. — Кольцо с тех пор?—Какая ты догадливая, моя маленькая Билли, — тут резко Айлиш напряглась, и только тогда я осознала, что сказала. Хотела стукнуть себя по лбу сильно, но..., — Это подарок мамы. Она видела, что каждый заплыв в море — это огромнейший стресс для меня. Даже в полный штиль я наотрез отказывалась плыть до буйка с отцом. Но после того, как родители надели мне кольцо на палец, словно оберег, никаких страхов более не было. Или я дура, или стоит верить в магию вещей, но это колечко помогло мне справиться с боязнью глубины, хотя, стоит сказать, что перед ней я все-равно испытываю чувство страха и желание ему покориться. Не знаю, зачем рассказала, зачем сняла кольцо и, взяв маленькие пальчики Билли в свои, надела его на ее второй палец, но чувствовала, что поступаю правильно. — Что ты делаешь?— Несмотря на то, что ты не боишься выступать, я, смотря из-за кулис на всю эту бешеную толпу, которая ревёт не хуже волн, что с головой топят в свои пучины, каждый раз, как в новый, волнуюсь за тебя. Несмотря на охрану по периметру зала, этому цунами поклонников ничего не стоит снести их и поглотить после тебя. Иногда мне реально бывает страшно. — Я понимаю, но это подарок твоей матери. Твоего отца. Если потеряю...— Главное, чтобы ты не потерялась. Для этого родители мне его и дарили. Сейчас кольцо мне не особо нужно, но вот тебе... хотя бы на время тура...— Но я обещаю не потеряться, Венер. Я... не могу его взять, — и Билли потянулась снимать кольцо.— А если мне так будет легче? Оставишь? Билли долго рассматривала кольцо на своем пальце, нежно поглаживая серебряную окантовку возле камня. После предано и с толикой неуверенности посмотрела в мои глаза.- Да. Оставлю. Раз тебе так легче.Открыто улыбаюсь, потому что сердце кроет. И хоть кольцо мое и дала его Билли я, ощущение, что подарок сделала она мне. — Спасибо.Остальные семь минут мы просто досиживали в тишине (если тихий крик фанатов можно назвать тишиной, то да). Я обнимала Билли, подбородком легонько уперевшись в ее зеленую макушку, а Айлиш крепко держала мою руку на ее груди и рассматривала стену перед собой. Нежное сердце под большой футболкой тихо стучало, и его размеренный стук успокаивал. Я закрыла глаза, понимая, что ещё чуть-чуть и точно вырублюсь из этой реальности. Но...— Билли!!! Прекращай медитацию. Идём! Там пиздец орут. Ощущение, что снесут всю сцену, с нами или без нас.— Ага, — не менее бодро ответила брату сестрёнка и, осторожно похлопав меня по ладони, отстранилась от моих объятий. Стало резко пусто и тоскливо.— Идите. Я догоню. Быстро ещё раз фотоаппарат проверю. Билли улыбнулась, в последний раз посмотрела на кольцо и на меня и, поняв, что я не намерена принимать его назад, распахнула дверь и, под громкий воинственный клич Финна, стала удаляться все дальше и дальше от гримерки.Быстрым шагом я после практически догнала брата с сестрой, что шмыгнули за кулисы и растворились в темноте, но на последнем повороте меня за локоть поймала Сьюзи. — На минутку. — Это срочно?— Нет, поэтому я тебя отвлекаю от концерта.Не знаю, что я всем сегодня сделала не так, что уже от второго человека ловлю саркастичный тон в свой адрес, но покорно иду за француженкой, раза два оглянувшись назад, чтобы вглядеться в темноту и попытаться разглядеть в ней Билли.— Ну?— Нужно обсудить детали образа Билли перед третьим этапом по Северной Америке. — Со мной?— Ты же ее ассистент?— И? Я не решаю подобного рода вопросы.— Просто обсудить. Ты с Билли успела ближе всех познакомиться, привыкла к ее вкусовым привычкам. Я просто принесу эскизы, нужно будет отобрать.—И в чем срочность была этого разговора?— В том, что это нужно лейблу. Айлиш ненавидит подобное обсуждать, а нам с Мартой потом все в последний момент переделывать. Эта девчонка...И с чего меня вдруг это простое ?девчонка? разозлило? Разозлило так, что пальцы в кулак сжались, ногти, того и гляди, кровь пустят из плоти?— Девчонка? Я думала, Айлиш твой работодатель. Не знала, что в обиходе вы ее зовёте так... просто.— Есть разница?— Для меня да.— Окей. Не хочу спорить. Личный ассистент, все дела. По договору должна ее защищать. Бла-бла-бла...— Ага. Именно так.Раз Сьюзи решила играть по сценарию сучки, то почему бы и мне маску не примерить? — Хорошо. Билли любит все в последний момент обломать. Просто помоги нам с Мартой перестраховаться на случай, если она захочет сменить в последний момент весь концертный стиль. Лейблу нужна идеальная Айлиш на снимках, нам же нужно постоянство, а не страх, что все в последний момент пойдет по пизде. — Обсудим позже. Сейчас у меня... дела, как видишь, — и с приторной улыбкой я на миг подняла на уровень ее глаз фотоаппарат, а после, выдернув руку из крепкой хватки Сьюзен, что до сих пор меня держала, удалилась в темноту.Я злилась на нее. Конечно, я предполагала, что она девушка с перчинкой, но не думала, что в ней целый океан острого соуса из халапеньо. Злилась за все и сразу: и за прикрытие собственного зада лейблом, и за грубый тон со мной (за достоинство, как-никак, стоять нужно), и за лёгкое оскорбление Айлиш (хотя это и оскорблением тяжело назвать). Просто... бесит!С полным остервенения взглядом я носилась за сцену и к сцене, ловя безупречные кадры, которые Мэту никогда в жизни не поймать, поскольку Билли только в мой объектив сексуально улыбается и строит глазки, словно заправская проститутка, дающая сейчас мастер-класс по соблазнению.Сцена-ее жизнь. Тут она примеряет образы абсолютно любых героев: и горячей кошечки, что выгибает спинку и показывает иногда зубки в свете софитов; и бездушной суки с глазами-поволоками, от которых ведёт куда-то в темноту своего пошлого сознания; и нежной задумчивой девушки, что прячется за спину брата, будто ребенок от нежданных гостей. И только раз Айлиш показывает себя настоящей — той, которую я видела в номере Сиднея, чьи глаза разрывались между рассветным лучом и моей темнотой: на последней ноте lovely незаметно для всех, но явно для меня стирает предательскую слезу, что пустила на миг открывшаяся миру чистая душа, и слегка губами касается моего кольца, чтобы после вновь улыбнуться и, прокрутившись вокруг себя, начать you should see me in a crown с загадочной полуулыбкой.Без кольца я вновь боюсь глубины. И вновь одна волна за другой тянут меня на дно, откуда уже не выбраться. Я барахтаюсь, но напрасно; напрасно пытаюсь найти несуществующую точку опоры, потому что тонуть в этих океанах я хочу самолично. Объектив ловит ее взгляд: наглый, жадный, пылающий, заставляющий подчиниться (одного за другим). И... я преклоняюсь самая первая.Последнее, что вижу перед тем, как сбежать за кулисы — хищная улыбка в мою сторону.Кислород заканчивается, а сил больше плыть к свету нет. ?Твои глаза голубые, но для меня чернее несуществующего дна Марианской впадины?.***Последнее выступление — и через 13 часов я буду трупом лежать в своей кровати и, не обращая внимание на шум и крики с первого этажа, крепко спать, обнимая подушку. Вчера Фримантл встретил нас шумом и поднятыми вверх руками, а Банбери жутким гулом и миллионами белых точек, которые, как светлячки над огнем, то исчезали во тьме, то вновь воскресали и волнами гуляли по залу; если вчера мне хотелось кричать, прыгать по сцене и размахивать волосами веером в разные стороны, то сегодня я отдала предпочтение нерасторопному шагу и темным загадкам, что выводились в свет через глаза-туманы. —Ты можешь ей позвонить потом?— Не могу, — Финнеас уже набирал номер Сулевски, состроив сладкую рожицу. — Я по ней соскучился...— По ней или по ее телу?— Одно другому не помеха. Алло? Зайка, ну все! Последний концерт отпет, мы едем домой...Дальше я ускорила шаг, чтобы не слышать всех этих ?уси-пуси?, разносящихся по всему коридору, и в надежде сберечь последние нервы и лёгкий обед в желудке. С ноги открываю дверь гримерки, чтобы, раскрыв объятья, на радостях принять в них маму и увидеть прямо перед своим лицом в экране телефона лыбу отца. — Жди! Приеду и на Ланикаи так тебе сыграю, что обомлеешь. — Капхах, ловлю на слове! Как концерт? — На высоте, как обычно. — Как i love you? Мама говорила, что у тебя вечно с ней проблемы.— Пффф, просто круто! У Финна потом спроси, он...Осторожно приоткрыв дверь, в небольшой образовавшийся проем втиснулась маленькая голова Чарли с несчастными большими глазами.— Миссис О'Коннелл! Финнеас опять...— Минутку. Ах, я скоро сойду с твоим сыном с ума, Патрик! Эта любовь ему вскружила голову...— Скорее, открутила, — добавила я, и папа звонко засмеялся, почесав заросшие густой щетиной щеки. —А где Венера?Чарли метнула на меня непонятный взгляд, а после пожала плечами.— Я видела, что она со Сьюзен куда-то отходила. Сьюзен... вот кому я точно голову откушу, так это визажисту. Какого хуя каждую секунду пытается выловить Реслер и что-то такое ей ?важное? сказать? Блять, бесит! Мою злость и негодование хорошо читает Чарли и, сделав виноватые глаза, сказала:— Я постараюсь ее найти. Венера нужна срочно?— Сиюминутно.— Ого! Вы уже с Венерой не разлей вода, как я погляжу? — засмеялся папа с экрана, и я ответила ему так же смехом.— Ну... как сказать, — ?мы с ней трахались и за всю поездку раза два только спали отдельно друг от друга, а ещё я ревную ее ко всему, что шевелится и нет,? — в общении сблизились. Я пересмотрела свое отношение к ней.— Вот это хорошо! Я тебе говорил, что она не такая плохая, как себя показывает. И вообще...— Патрик, дорогой, давай я тебе попозже перезвоню, хорошо? Самолёт через четыре часа, а у нас ещё аппаратура не собрана, Финн с Клаудией...— Да-да, я понял. Как приедете в аэропорт и зарегистрируете багаж, то перезвоните мне, хорошо?— Да, конечно. Мы любим тебя!— Я люблю тебя, пап!-Состроила губки ?бантиком?, как в детстве, думая, что они делаются формой сердечка, и так показывала свою безграничную любовь отцу.— Я побежала помогать Чарли с Финнеасом. Боже, он как ребенок, честное слово!— Братишка влюблен. Даже, кажется, больше, — добавила чуть погодя, внимательно ища в миллионных контактах телефона заветный номер Венеры. Длинные гудки, оказывается, могут вызывать не только раздражение, но и беспокойство. Почему-то сейчас больше, чем когда-либо, я понимаю панику в глазах Финна, когда Клаудия не поднимает трубку после третьего гудка. Впрочем (что уж молчать), я теперь многие его поступки понимаю: и заботу в глазах на любое движение бровями Сулевски, и раздражение, если на заднем фоне слышит голос Эндрю — ее лучшего друга детства, — и любовь, стоит Клаудии на секунду вздремнуть перед экраном телефона поздним звонком. Я теперь все понимаю, потому что...— Ах, я старалась прибежать, как можно скорее. Сьюзи задержала. — Я звонила.— Не слышала, прости. Ого! Уже десять звонков. Так скоро...Я поджала коленки к груди и отчего-то жалостливо посмотрела на Венеру. Та была вся мокрая, запыхавшаяся, прядки налипли на шею и на лоб, руки ходили тремором в воздухе. — Ты чего?Я не заметила, как девушка внимательно уставилась на меня, одновременно откладывая в сторону фотоаппарат и телефон.— Да так.— Отлично выступила. — Тебе понравилось?— Кахпхе, конечно. — Не врешь?Брови Венеры "сломались" к переносице, а рот в недоумении приоткрылся.— Прости, сморозила глупость. Не обращай внимание. Просто... устала. Скажи лучше, как нам поступить.Венера застыла над моим рюкзаком, выуживая оттуда огромный худи с безразмерным капюшоном и в тон штаны. — Эм... что ты имеешь в виду?Это странно, что Венера уловила второе дно в моей последней фразе, но, оставив для себя данную мысль на размышление на ?потом?, сделала самый наипростецкий вид и просто разъяснила:— Я думаю, что съездим к тебе за вещами чуть погодя. Нам с тобой надо выспаться...— А, ты про это. Я боюсь, что мы опять замотаемся, и вещи так и останутся лежать мертвым грузом в моем шкафу. — Тогда как?— Думаю, что лучше я сама сразу после аэропорта поеду к себе, а ближе к вечеру приеду к тебе. Буду вещи разбирать. — Ну... как скажешь. — Не согласна?Я пожала плечами, потому что, собственно, одной частью была против ее решения, хотя в тоже время другой понимала ее действия, которые подчинялись сейчас законам логики и рациональности. — Нет. Я тогда за тобой заеду вечером.— К чему это? — Да так... просто. Ты против?Венера улыбнулась, подавая мне сухую чистую одежду, и, развернувшись на пятках, направилась к выходу.— Нет, совершенно. Мне приятно. Приедешь на своем dodge challenger? И игриво подмигнула. Внизу живота заныло, и я сильнее поджала ноги, стараясь унять возникшее желание, но, видя, что Венера собирается уходить, опять подорвалась на диване.— А ты куда?— Эм, в коридор. Я тебя там подожду. Как обычно. Не волнуйся, я буду здесь.— Останься. Пожалуйста.Реслер волнующимися глазами смерила всю меня от макушки до кроссовок, а после тихонько прикрыла дверь, щёлкнув замком, чтобы никто случайно не зашёл во время переодевания. Присела на корточки передо мной, положила голову на мои острые в ссадинах коленки и сделала лёгкий жест глазами, спрашивая: ?Что случилось??— Просто останься.— Обычно ты стесняешься при мне переодеваться. Всегда выгоняешь в коридор. — А ты обычно всегда противилась прежде, чем со злостью захлопнуть дверь. — Я просто поняла, что не хочу лишний раз тебе ебать мозги. Уставшей тебе, — и Венера заправила мне за ухо выбившуюся прядь. — Я поняла, что лучше свою одну сотую свободы потрачу в коридоре, чем одну сотую твоих нервов использую, помогая.— А теперь я попросила тебя остаться.— И я осталась. Как видишь.— Если я попрошу, чтобы ты помогла мне переодеться, поможешь?Спросите, что мной движет — не отвечу; потому что не знаю. Желание целовать и взять ее себе сейчас очень велико, но... я все равно хочу, чтобы она меня коснулась. Хотя бы за пеленой рабочего договора. Хочу. Потому что до последней клетки мозга в нее влюблена. В каждую чёрточку, каждое сказанное ею слово, за каждое сделанное ею дыхание. Люблю.— Помогу. Куда я денусь.Я обречённо вздохнула и истерично засмеялась. Нежность и надежда на ее прикосновения заменились жёсткой реальностью, в которой Венера — не моя, а я — не ее. Я ее работодатель, а она мой работник, личный ассистент. ?Куда я денусь?, — больно бьёт по живому настрадавшемуся сердцу, и желание все пропадает.— Хотя... знаешь, я не хочу принуждать. Не надо. Я... сама, спасибо. — Ты чего?— Нет-нет, все нормально. Я... так, клинит просто. Я выбралась аккуратно из ее крепкой хватки и встала с дивана, чтобы неловко потоптаться на месте, глазами указывая на дверь. — Я уже никуда не уйду, — и Венера упрямо развалилась на диване. Черт! Ну блять!— В смысле?— В прямом. Никуда. Я тебе помогу переодеться, — я видела, что ее взбесило мое резко сменившееся поведение и она требовала причину его смены, но я не могла ей объяснить, потому что это... глупо, неловко, по-детски; Венера злилась.— Не надо, спасибо. Я могу сама.Гримерка, так как сцена открытая и построенная на скорую руку, была небольшой, и маленький диванчик (правда, безумно уютный) граничил практически со стенкой напротив. Отчего-то резко стало душно, и, хоть двое людей здесь могли разместиться без особых проблем, тесно. Чуткое ухо, в отличие от уставших глаз, быстрее уловило резкий шорох со стороны мягкой обивки дивана, и в ту же секунду перед моими океанами черной тенью образовалась Венера. Пустоты блестели также, как в первый день нашего ?официального? знакомства у меня дома, отчего по коже побежали мурашки, а ком в горле не дал спокойно вдохнуть мне воздуха.— Что тебе в этот раз не понравилось, Билли? — раздражение.— В смысле?— Ты сама меня остановила и попросила тебе помочь, а потом... что я сделала не так, что ты передумала?Глаза забегали по лицу напротив, а руки предательски нащупали сзади себя стену — я была зажата между ней и Венерой, как в прошлый раз у себя дома между диваном и столом; но теперь уже бежать точно было некуда. Буквально пять сантиметров, чувствую дыхание у самых волос, а ее наглые пальцы уже потянулись к полам футболки.— Что ты делаешь? Прекрати!— Так что тебе не понравилось? — играет. — Это неважно. — Серьезно?А пальцы уже сминают ткань одежды, чуть приподнимая полы вверх, словно снимая ненужную тряпку с моего опять горящим желанием тела. — Прекрати!— Прекращу, когда скажешь. Людей берет страх. А ты меня боишься. Так что? Я жду ответа, Айлиш.Да, боюсь. И взгляд прикован и очарован ее пустотами, что неотрывно смотрят в мои океаны, в то время, как уже горячую кожу опаляет прохлада гримерки, а пальцы все ещё не прекращают свой ход наверх.— Пожалуйста. Прекрати.Ведь не сдержу порыв и поцелую, обхвачу ладонями лицо, а всем своим телом буду направлять ее к дивану. Ведь не смогу удержаться и не послушать ещё раз ее протяжные стоны и сбивчивое дыхание на моей шее, не смогу не лицезреть после синие образовавшиеся от поцелуев — укусов космосы, не смогу не промолчать и не признаться в своих чувствах. Потому что кроет.— Скажи. — Ты меня пугаешь.— Правда? Так на это и шел рассчет. Скажи, и я мигом прекращу.Ее лицо совсем рядом с моим. Совсем рядом ее влажные губы и властные глаза, ее нежная шея и хрупкие ключицы, что торчат из-под глубокого выреза футболки (ведь уже нечего прятать, да?). — Потому что не хотела, чтобы ты помогала мне на правах личного ассистента.Ее пальцы остановились, а бровки заломились от удивления. Опасный блеск глаз пропал с ответом, который не ожидали услышать ее уши, но... пропадет ли так быстро, как ее смелость и наглость, мое желание?— А как тогда?Сердце не находит лучшего ответа, как пустить желание наружу и исполнить его прихоть, потому что минуту назад опасная, а теперь милее всех милых существ на планете Венера крыла разум, застилала глаза, смывала границы дозволенного: я не успела поймать миг, когда хотела отказаться от затеи, потому что мои губы уже накрывают ее, а ладонь неуверенно тянется к ее лицу. Я не чувствовала сопротивления, но и действия от девушки тоже. Зато мысль пронзила мой разум, когда душа уловила в душе напротив непримиримую борьбу между верным и неправильным выбором, между минутной слабостью и рациональностью, между чувствами и здравым смыслом. Как ни странно, но от этого резко появившегося факта легче, потому что теперь я точно знала — мучалась все эти дни не одна я, и все, что видели глаза, были не больной фантазией, а правдой: я не безразлична Венере также, как и она мне. Мгновение — и я ощущаю себя прижатой к стене подтянутым жарким телом. Венера отдается мне, и это кроет: расслабляет губы и даёт проскользнуть моему языку внутрь, чтобы тот начал свой любимый с прошлого раза обход ее рта, а сама в это время исследует шаловливыми пальцами мою нежную кожу, спрятанную за широкой полоской шорт. Мне ее мало. Катастрофически. За прошедшие десять дней я успела изголодаться по телу, которое успела полюбить, испробовав его соки раз, отчего крепко притягиваю к себе ещё ближе за талию, а другой рукой зарываюсь ей в густые локоны. Чувствую, как ее пальцы предательски спустились к резинке нижнего белья, и, отчего-то решив, что править балом сегодня буду я, резко перехожу на ее шею.— Акх!Засос не оставляю, но слегка только прикусываю кожу за ухом для стимуляции, а после короткой чередой поцелуев прохожусь по всей поверхности шеи, исследуя каждый маленький и большой участок, запоминая на всю оставшуюся жизнь их бархат и запах, идеально ложащийся на язык.Меня с детства называли мелким незаметным воришкой за ловкость пальцев и тишину проворачиваемых операций по воровству конфет со стола, и теперь я, пользуясь данным статусом по праву, отвлекая Венеру долгим поцелуем, незаметно для нее расстегиваю пуговички шорт, чтобы после неожиданно скользнуть под белье и остановить ладошку над ее горящим пламенем желания клитором.— Акх, Билли, — старается говорить как можно тише, но голос срывается на последнем слоге моего имени.Ее ладони крепкой хваткой окольцовывают меня за талию, а ее вздымающаяся из-за бешеного ритма сердца грудь опадает на мою. Отрываюсь от поцелуя, в который опять ее заключила, и мгновение смотрю в ее глаза, которые просят, молят, скулят, чтобы сделала то, что намереваюсь. Ее клитор горячий и влажный, и, несмотря на то, что мои пальцы слегка прохладные, Венеру ломает от незамысловатого движения пальца, скользнувшего грубо вниз, а после вернувшегося на место, отчего она опадает ещё сильнее и тяжело дышит мне в шею.— Акх, акх...Айлиш...Играюсь ей, как Венера мной мгновением назад. Стимулирую и наслаждаюсь короткими стонами девушки медленно, ловя кайф от того, как она сама льнет к пальцам и практически насаживается на них.— Билли...Финнеас долго и упорно в детстве учил меня идеальному крещендо на фортепиано, но потерпел в этом учении крах; если бы знал теперь, где я идеально применяю его тактику медленного ускорения, то, наверное, восхитился бы мной и поблагодарил небеса за то, что его сестренка — не такая непроходимая тупица, как он думал ранее. Палец на клиторе со спокойного темпа перешёл на бешеный, отчего Венера протяжно воет, пытаясь прокусить мои ключицы через толстую ткань футболки. — Билли... Билли!Ей сносит крышу окончательно, потому что лезет к моей эрогенной зоне намеренно, прекрасно зная, что последует за этим: прикусывает мочку и играется с маленьким серебряным гвоздиком во рту. — Акх! — прощай моя нежность.По половым губам спускаюсь вниз и толкаюсь точно в цель — двумя пальцами выбиваю первый стон Венеры, чтобы после продолжить наслаждаться их чередой, усиливая и ускоряя толчки. — Акх, Айлиш! Ловлю ее губы и затягиваю в поцелуй, чувствуя, что уже и сама девушка энергично и грубо насаживается на мои пальцы, а после слышу сквозь сплетенные языки:— Еще. Ещё, пожалуйста!Кроет. Потому что хочется доставлять удовольствие. Потому что хочется дать этой зайке все, чего она попросит и захочет. Потому что отныне у меня теперь больше, чем простой интерес к красивому сексуальному телу. Теперь я хочу себе ее душу.— Акх! Акх!И хоть где-то мелькает мысль быть нам потише, большая же часть разума была сосредоточена на пальцах, что точно выбивали стоны из девушки, чье тело сейчас полностью принадлежало мне. Самый сильный толчок — и Венера, издав короткий, но как прощальный вскрик самоубийцы, визг, опадает на меня, тяжело дыша в мою шею. Ее потряхивает от нахлынувшей волны оргазма, и, чувствуя, что ноги ее совсем не держат, ещё сильнее вжимаю ее тело в себя. — Билли...Мягко целую. Ее губы самые вкусные, и, хоть я с детства на вегетарианском меню, их бы с удовольствием съела. Вожу ладонью по ее талии, наслаждаясь бархатом и мурашками, что проступили на коже. Любуюсь прекрасной картинкой, что сейчас растворялась в наслаждении в моих руках: светло-розовые щеки, затуманенные пустоты, что сейчас не кажутся такими черными, как раньше, острый нос, кончик которого я ласково целую. Венера крепко обнимает меня. Так крепко, что кажется, будто все ребра треснут на маленькие осколки и никогда более не соберутся во что-то целое. Опаляет горячим дыханием кожу совсем рядом с моими губами, проводит почти невесомо пальцами по ним (каждую подушечку я старательно выцеловываю), кладет полностью ладонь на мою щеку, к которой я крепко прижимаюсь. ?Я люблю тебя!? — кричит и рвется так, что я удивляюсь, почему Венера, находясь так близко, до сих пор еще не слышит этого признания.?Я люблю тебя!? — удовольствие приходит и без касания к собственному телу — вывожу для себя факт, лицезрея томный взгляд и ощущая до сих пор мелкие послеоргазменные потряхивания в своих руках.? Я люблю тебя!? — навязчивая мысль, которой бы впору уже стоять в сердце Венеры крепкой печатью. ?Я...?Вдали в коридоре слышны громкие приближающиеся шаги. Короткие, быстрые... мамины! Венера реагирует мгновенно: мигом моя талия стала терять жар ее убранных подальше от меня рук, пальцы ловко застегивают пуговички на шортах, а несчастный взгляд так и кричит: ?Что мы наделали? Опять?!?Я отталкиваюсь от стенки, принимаю на диване позу мертвого тюленя, спрятав красные от покусываний губы в лежащий рядом худи, и начинаю бездумно листать по-быстрому открытую ленту Инстаграма.— Билли, открой, пожалуйста! — Венера испуганно смотрит на меня (легкая расстрепанность ей к лицу) и, получив от меня сигнал, открывает дверь.— О! Венера, ты здесь. Я думала, ты со Сьюзен до сих пор. — Нет, мы...— Билли, ты до сих пор не переоделась?! Боже мой! Вот и что мне с вами делать, а? То Финн, то теперь ты...— Простите, миссис О'Коннелл, мы просто долго говорили о том, чем займёмся, когда приедем домой. — Это, конечно, хорошо, но самолёт улетит тогда без нас. Билли...— Я, наверное, пойду. Билли?— Да-да, конечно, — бездумно отвечаю, и сердце сразу тоской воет, когда дверь за полулохматой Венерой с хлопком закрывается. — Что-то случилось?— С чего ты взяла?— Венера метнулась отсюда, как пуля. ?Да, мам, произошло. Впервые в жизни ты пришла пиздец как не вовремя!? — Она... помогать команде рвалась. Вот и...— Ах, ясно. Хороший всё-таки Венера человек.?И впервые в жизни я согласна с тобой на все сто процентов?.Все то время, что переодевалась, глядела на себя в зеркало, молясь, чтобы губы перестали кричать красным, а укус сквозь футболку был не таким заметным. — Странно.— Чего, мам?— У Финна в гримерке было безумно холодно, у тебя безумно жарко. Как это работает?Я поперхнулась водой, которую не вовремя решила попить. Мэгги устало посмотрела на непутевую дочурку, решив в этот раз комментарии оставить при себе.— Сама не знаю. Физика, наверное.?Или химия. Экзотермическая реакция?. Через час мы сидели в заказанном лейблом огромном фургоне, и я корила себя за все-таки поставленный на шее Венеры синяк, который она не особо пыталась прятать под воротом кофты. ?Я люблю тебя!? — уже мечется красным огоньком по всему телу и заставляет будто бы ненароком подсесть ближе к Венере, что задумчиво не сводила взгляд с вида за тонированным окном, и тихонько позвать.— Венер.Девушка поворачивается, и в глазах ее я читаю боль свою, которая от края до края расползалась рябью по моим водам тем утром в Сиднее. Венера... жалеет. — Да??Я люблю тебя!? — не сегодня.— Прости. Это...— Не извиняйся за то, что чувствуешь. Шесть слов, от которых впору на стенку лезть. Меня выворачивает изнутри, режет сердце, кипит злость, потому что... она жалеет.— Не извиняйся, тем более, что этого я тоже хотела. И Венера полностью разворачивается к окну, наблюдая за проносящимися мимо огнями фонарей и проезжающих машин. Разговор окончен.?Что я сделала миру такого, что теперь он заставил насильно меня любить тебя? И что сделала тебе я, что ты не испытываешь ко мне того же?? ***Я не хочу спрашивать, что это было. Зачем задавать вопрос, когда точно знаешь, что ответа не последует? ?Клин клином вышибает? — и если наше странное, но уютное общение началось после секса в Сиднее, то неловкость и молчание, словно мы опять попали в начальную точку нашего взаимодействия, появилось сразу же после секса в гримёрке. Понравилось? Да. Жалею?.. да. Потому что Анины слова, как маячок далеко в море — светит ярко и назойливо, его не избежать ни одному проплывающему кораблю, не затонуть ни одной душе, что потерялась в темноте. ?Потому что подруга права!? — кричу на себя, умывая лицо под тонкой струйкой из крана в импровизированном туалете, одновременно звонко хлопая по щекам, чтобы смыть все признаки полученного наслаждения и вернуть себя в реальность.— Ой! Прости.Опять Сьюзен. Не знаю, что ей от меня надо, что она пристала, как банный лист, но сил нет думать ещё и об ее странном поведении (хватит с меня себя и Билли!). Просто натужно улыбаюсь, уступая ей место в кабинке. — Ты подъедешь?Я не понимаю, о чем вновь идёт речь, и уже собираюсь спросить об этом, как Сьюзи, забавно ухмыльнувшись, перебивает:— Обсудить образ Билли. К лейблу подъедешь? — А, ты об этом. Не хотелось бы, но придется. — Можешь дать свой адрес. Мне не тяжело эскизы подвести к тебе на квартиру.— Серьезно? Ты, как я понимаю, отдыхать сама не собираешься после полета?— Отдохну потом. Мне проще все сделать одним жестом, чем растягивать на несколько. — Дай телефон. Я тебе адрес напишу.Сьюзен подала стильный в стразах Айфон и выжидающе глядела, как я быстро пальцами набираю на маленькой клавиатуре несколько слов с цифрами, чтобы после с какой-то странной ухмылкой принять мобильник назад.— Окей. Я поеду сразу в лейбл, а после ближе к вечеру подъеду к тебе.— Ага.Мне все равно. Абсолютно. Во сколько и когда она приедет. Потому что сейчас перед глазами образ Билли, которая ловко переняла на себя некогда мою главенствующую позицию, и слова Ани, что ?любить можно только для себя?.Я по-прежнему ее люблю. Не могу не любить. Но... все это неправильно, все это... построено на почве работы. Нельзя, нельзя, нельзя!Злюсь. Злюсь в машине, злюсь в зале ожидания, злюсь в самолёте. Достала блокнот, но ничего на ум не идет, кроме злобных чертей, что лезут из темно-синей пасты толстыми линиями. Ничего. Злюсь, пока глаз не улавливает ярко-зеленую макушку, что обессиленно упала на плечо девушки, уснувшей в первые за долгое время крепким сном (хоть и беспокойным, судя по тому, как дёргается в Туретта мелко голова). Осторожно даю креслу принять горизонтальное положение, и злость мигом заменяется заботой, стоит бережно мне укрыть девочку теплым пледом. Вижу блеск океанов в темноте салона из-под полуоткрытых век, и, ласково погладив Билли по голове, шепчу:— Спи. Спи, пироженка.Сквозь сон, забыв все неловкости и ситуацию в гримерке, Айлиш по привычке хватает мою ладошку и крепко ее сжимает. Не сопротивляюсь, потому что...— Я люблю тебя. Но почему ты не поймёшь, что нам к друг другу чувствовать это нельзя?Последний раз Билли дёргается в Туретта, а после мертвым сном спит все оставшиеся часы полета. Я засыпаю только в последние два часа, остальное время думая, что ее пальцы идеально переплетаются с моими, и желая, чтобы так было всегда. ***— И чего ты злишься?— Потому что потеряла дневник. Блять! Видимо оставила его в самолёте. Черт, черт, черт!!!В Петербурге всего лишь два ночи. Аня не спит, как обычно вырисовывая на полотне толстые линии не то волос девушки, не то крупного уха.— Это абстракционизм?— Это долбоебизм. Очередное задание от Сарке.— Как я могла потерять его?Переворачиваю вверх дном Канкен, вытаскивая одновременно все успевшие надоесть за месяц носки вещи, но блевотно-розовый дневник найти не могу. Паника, злость и обида — жгучая смесь, что выливается мне на голову вместе с усталостью и раздражением. Вечером ещё должна приехать Сьюзен... как же не вовремя, блять!— Заведи новый. В чем проблема? Или десяти тысяч уже не хватает, чтобы купить засранный блокнотик? Я могу тебе отправить один из скетчей, их у меня выше крыши. — Мне не нужен новый, мне нужен старый! Сука! По ходу дела реально оставила его в самолёте. Блять...Настроение в ноль. Несмотря на то, что с Айлиш мы попрощались полтора часа назад на выходе из аэропорта, мне ее сейчас очень не хватало, потому что... все достало. Абсолютно.За полёт я успела поменять миллиард точек зрения, остановившись в конце концов на мысли, что пускай все идёт своим чередом. Секс — ладно, объятия — окей, любовь — в мусорное ведро. Нам с Билли хорошо рядом друг с другом, ну и похуй на все остальное. ?Так даже лучше — не иметь обязательств, но иметь желанные губы, что позволительно целовать?,-последнее перед тем, как улыбнуться Билли и словить от нее мягкую, но безумно грустную ухмылку. — Так, кто к тебе должен заявиться?— Сьюзен. Это визажист и стилист в одном лице. — Я смотрю, ты быстро завела себе друзей.— Каких друзей? Сьюзен и Чарли-мои коллеги, и не более. — Поэтому пригласили тебя к ним на тусич во Флориду?— И что с того? — Это странно.— Странно, что я потеряла дневник, хотя практически весь полет не спала и держала его в руках, сука!Взрываюсь и кидаю расчёску в зеркало напротив. Тонкая паутинка красиво переливается в лучах лос-анджелесского солнца, завораживая и немного успокаивая разбушевавшиеся нервы.— Прекрати истерить! Нашла себе проблему. Что у вас с Билли?— Ничего, — впервые вру. Потому что не хочу выслушивать нотации. Потому что устала. Потому что все бесит.— Правда?— Ага.Кладу телефон на стол экраном вверх, а сама ухожу к шкафу, чтобы одновременно незаметно для Ани плакать и выбирать новый набор вещей, что будет кататься со мной по Северной Америке.— Думаешь, я не знаю, что ты плачешь?— Если и так, то я не хочу, чтобы ты это видела. — Стеснения у Билли набралась? Любопытно. — Отъебись, Кекух.Злобно швыряю футболку за футболкой, стараясь не замечать в зеркале шкафа еле заметный синяк под ухом с красными отметинами по периметру, где соприкасались с кожей зубы Айлиш.— Не расскажешь?— Нечего.— Обманщица.— Ань, блять, вырубай своего психолога! Бесишь! Ничего не было. Точка!— Мне то все равно...— Сама врешь.— Главное, чтобы тебе было спокойно. Но все же навязчивые мысли крутятся вокруг Билли, верно? Лия заменилась новым предметом воздыхания?— Тебе прям нравится именно сейчас мне ебать мозг! Видишь же...— И как Билли? Горячее, чем Лия?— Отъебись!— Или она не такая опытная, как твоя бывшая жёнушка? Наверное, для тебя это стресс, когда клитора касаются ее пальцы, а не Лии...— Хватит!— Когда ломаешься под девчушкой, стонешь для нее.— Прекрати! — хватаю телефон и зло с мокрыми дорожками на щеках смотрю в безразличное лицо Ани, что старательно вымакивает кисть в краске цвета индиго. — Почему? Что тебе не нравится?— Потому что говоришь хуйню! — Бред?— Да!Подруга добилась своего: разозлив, она услышала то, что ей так хотелось услышать; раздела мою душу и оставила ее перед собой стоять голой, высматривая и запечатляя на холсте самые пикантные и темные места, что старательно прячутся от ее глаза.— Сука! Как же...—Меня не за что ненавидеть. Я лишь дала тебе самой понять, что Билли тебе желаннее, чем та же Лия. Конечная остановка, пидружка.— И?— Как тебе секс в гримёрке? Или это было в кабинке туалета в самолёте? Мне интересно, Мэгги вообще не ебет, чем занимается ее дочь?— Прекрати. Ты ничего не знаешь об их семье.— О! Так ты уже и ко всем членам семьи прониклась. Своя в их маленькой компании. — Ты ничего не знаешь. Поэтому дальше меня и Билли не выходи. Мэгги — чудесная женщина, и...— Поэтому упускает то, что лежит перед ее носом.— Хватит! — Ладно, ладно.— Это было в гримёрке. Удовлетворила интерес?— Понравилось?— Отъебись!— Понрааавилось. Черт, мне теперь ещё сильнее хочется с ней познакомиться. С девчонкой, что трахает тебя на своих пальцах.— Иди нахуй!Обрываю звонок, потому что достала! Достала видеть, читать, анализировать. Предсказывать то, что обязательно сбудется. Через мгновение приходит смс. ?Я не пытаюсь тебя вывести из себя. Мой метод — это некое подобие сыворотки правды. Ты должна для себя разобраться, кто тебе Билли и что ты от нее хочешь. Это знание нужно тебе. Пойми, что от твоей боли больно и мне, потому что ты мой дорогой человечек. Дороже тебя у меня только семья. Хотя за многие годы дружбы я поняла, что ты мне, как старшая сестрёнка, которую я люблю и за которую волнуюсь. Как успокоишься — перезвони. Я беспокоюсь?.Начинаю безудержно реветь. Потому что запуталась. Да, я увлеклась Билли сильнее, чем Лией когда-то, и от этого больно. Чувства, над которыми я не имею власти, с каждым днём всё сильнее обуревают меня, заставляют делать те поступки, что ни одному нормальному человеку в голову не взбредёт сделать. Рабочие отношения. Какой бред! И Билли тоже это знает, потому что у самой в душе горят аналогичные моим смешанные чувства. Так может, долой закон? Долой все опасности, предубеждения, запреты? Может... все не так тяжело, как хочется думать?Три стука в дверь. Отчего-то сердце инстинктивно ноет и кричит: ?Билли! Билли!?, хотя разум знает, что в общем коридоре стоит не она.— Привет ещё раз!И с милой улыбкой Сьюзен на душе становится ещё мрачнее, тоскливее, больнее.— Привет. Проходи. Сейчас чайник поставлю. Тебе кофе или чай?— Кофе.?Билли тоже любит кофе? — последнее, о чем думаю перед тем, как взгляд останавливается на темных с дымкой глазах француженки. И интуиция, — та часть, что работает хуже всего в моем естестве, — сейчас орала сильнее, чем обида и злость на Аню.— Есть разговор, — и Сьюзи, одновременно кладя на стол толстую папку с образами, улыбается в мое опухшее от слез лицо. ?И касаться он будет не Билли?. ***Орать в подушку надоело, потому что проблему это не решает. Плакать достало, потому что волосы противно липнут к щекам, а в ушах уже целый Тихий океан. Жаловаться некому, потому что рыжая макушка дрыхнет через коридор, а родители не поймут (тем более, что они сами уединились в гостиной перед телевизором и над чем-то задорно смеются).— Зачем? Зачем, блять?! И хоть трахать на весу понравилось даже больше, чем в постели, все равно в этом всем было что-то неправильное. Что-то... какая-то недосказанность осталась. Если в Сиднее это было обоюдно, это было по договору, это было обговорено, то вчерашний секс — сплошная спонтанность. Но даже и в этой спонтанности было что-то...— Сука! — кричу, потому что не знаю. Мне не хватает мозгов, чтобы догадаться. Загадки, загадки, загадки-более ничего.— Двинься, — не замечаю, как в комнату заваливается рыжая башка брата, и только чувствую тяжёлую руку на своем плече.— Блять, тяжело, Финн.— Рассказывай.Недоуменно смотрю на брата, который, слегка приоткрыв правый глаз, точно уставился на заметный укус на ключице.— Что?— Не придуривайся. Сама знаешь, что. Когда успели, рыбки мои?— Перестань. И вообще, чего припёрся? Своей комнаты нет? — выбираюсь из объятий и пытаюсь слезть с кровати.— Я долго ждал. Венера обещала, что ты все расскажешь после этапа по Австралии. Ну?— Ты издеваешься? Он закончился только вчера.— Но закончился же. Поэтому я имею право знать.Тяжело вздыхаю, потому что не хочу. Жаловаться и рассказывать все, как на духу — разные вещи. Ничего не хочу говорить Финну про Венеру. И вообще никому не хочу ведать о своих чувствах к ней. Поэтому...— Финн, пожалуйста...— Расскажи. Хочешь, я буду молчать, а ты будешь говорить? Монолог. Я просто выслушаю и ничего не скажу.— Ты не сможешь.— Не веришь мне? Спорим, что ни звука не оброню? Ни во время, ни после твоего рассказа?Финн любит спорить. И чаще всего в спорах выигрывает. Отстать братишка от меня не отстанет, поэтому в любом случае ему придется когда-нибудь признаться. Так... может сейчас?— Спорим. Ты молчишь...— Как воду набрал. Все. Говори. Замолкаю.Скидываю с себя его руку, чтобы придвинуться спиной к изголовью кровати, и начать трепать его вихры, после душа завивающиеся в кудряшки. — С чего начать...— С самого начала.— Ты сказал, что будешь молчать.Финн ткнулся в мое бедро через одеяло и сделал вид, что засыпает, хотя навостренные и улавливающие каждый шорох уши его выдавали.— Я создавала договор не затем, чтобы заняться сексом с Венерой, как ты, наверное, думаешь. Поверь, это не так. Я... честно, я даже не думала об этом до... определенной поры. На самом деле, мне просто хотелось с ней подружиться. Венера сейчас безумно одинокая, и... Финн, мне просто хотелось ее защитить. После ее обморока в Индио к ней у меня были исключительно мысли заботы и нежности, помощи и защиты. Я хочу стать для нее больше, чем... работодателем. Хочу быть... какх, после прошедшего уже и не знаю кем, если честно. Впервые я почувствовала неладное, когда Венера, не задумываясь, стала целовать мою макушку. В этом жесте не было ничего похотливого, ничего позорного; она просто также, как и я, показывала, что рядом со мной, что на нее можно надеяться, что она защитит. А... ссаные гормоны! Я первая начала, первая предложила, первая поцеловала. Но Венера и не отказывалась. Это было обоюдно. И... мне понравилось. Понравилось так, что я хотела ещё. Мне казалось, что все закончится, как это было обычно: удовлетворив интерес, забывала о нем, будто его и не было. Но этот раз стал исключением, потому что... братишка, я хочу ее. Каждый день, каждый час, каждую минуту. Сейчас. Финнеас...Смотрю страдальчески в глаза брату, который уже и позабыл про сон; выжидает. — Я люблю ее. Финнеас, я люблю ее.Слезы градом. Первая, вторая, третья. Все, что держала в себе, теперь лилось наружу. Я закусила губу и уткнулась лицом в колени, что поджала к груди. — Хватит. Тише, тише. Спокойно. Обнимает, и я кидаюсь братишке на шею. Реву, шепча одно и тоже, как мантру: — Я люблю ее, люблю ее. Я люблю ее, Финн. Я не сдержалась, Финнеас. Опять первой была я. Опять! Я сделала это! Мы...— Понял уже.Его присутствие рядом такое тёплое, но совершенно другое; мне нужна Венера рядом, а не братишка. Наступил, наконец, момент, когда я оторвалась от джинсовки Финнеаса, чтобы прицепиться клещом к юбке Реслер. — Я люблю ее! Что мне делать?— Ты хочешь слышать ответ? Я же вроде молчать должен.— Да иди ты! Я тебе душу, а ты издеваешься!Отталкиваю брата, но это не помогает: сильнее прижимает к себе, давая наслаждаться запахом успокаивающего шампуня. — Ответ прост: признайся.Как от чумного отрываюсь и испугано смотрю в его глаза. Нервно начинаю смеяться, потому что... не может быть так легко, в любви никогда просто не бывает.— Нет. Это...— Либо терпи. Либо забудь. Либо люби. Но последний вариант возможен, если признаешься. А переживать и терпеть чувства... хуйня это, сестрёнка. Признайся.— Но...— Будет больно, если откажет. Будет больно, если пошлет. Но ещё больнее жить в неизвестности. Поверь мне. Признайся. Тебе же легче будет, когда точку поставишь.— Кахпхе, в наших отношениях?— В гадании на кофейной гуще. Все вокруг правы. Только одна я ищу подвох. Даже сейчас. Не может быть так все просто. Не может.— Страшно.— Понимаю. Но самый ценный подарок достается через страдания. — Страдания?— Преграды. Не пугайся, это я неправильно подобрал слово. Нужно, наконец, все разъяснить. Ты же Билли Айлиш! Давай! Смелее! Если бы не наше упорство и ебанутость, мы бы никогда не оказались на верхних строчках чартов по всему миру. Давай! Билли! Билли! Билли! Стал трясти за плечи и подбадривающе кричать чуть ли не в самое ухо. Я вытерла слезы, настроение поднялось, хотя смелости... так и не прибавилось.Признаться? ?Первый шаг всегда за тобой, Билли?, — говорю себе, до конца неуверенная, что это так. А второй? — Да. Ты прав. Нужно признаться. Фух! Пойду тогда собираться.Соскочила с кровати под удивленный взгляд Финна.— Эм... признаться, но не сейчас же прям. Вы с ней расстались час назад, и ты опять к ней едешь. Бедная Венера! Как ты ей ещё не наскучила?— Иди ты!— Я-то пойду. Мне есть куда, а вот ты? Не боишься без меня потеряться?Средний палец как четкий ответ, и уматываю в ванную. — Тем более, мне нужно ей кое-что вернуть. Забыла в самолёте.Из массивной сумки достаю измятый и на уголках грязный блокнот с розовыми блесточками, от которых все руки, как рог единорога, блестящие.— Дневник?— Да. Венера так молниеносно выскочила из салона, что не заметила оставшийся в кресле блокнот. А потом я просто забыла вернуть. — Правда забыла? — и Финн состроил тупую рожицу, — ах ты, хитрый лис!— Это ты — глупый кролик. Я ничего не подстраивала. Тем более, что и без дневника собиралась за ней заехать.— В отпуск не отпускаешь?— Она сама не рвется. И... — смотрю брату в глаза, а он сменяет дьявольскую лыбу на ангельскую улыбку — я без нее и часа прожить не могу. Идиотка, да?— Нормальная реакция. У меня так с Клауди тоже было.— Ты вообще на ней помешался.— Ой, кто бы говорил!И я кидаю в Финна подушку-цветочек, который успела, прежде чем запереться у себя в комнате, спереть из его кровати.Да, мне и вправду нужно было становиться актрисой. Потому что руки дрожат, а коленки подкашиваются от страха, от мысли, куда я еду и зачем, а на лице лишь смех и проснувшийся похуизм для брата.?Это признание дорого мне обойдется??Но может богато окупиться?.Вспоминаю глаза-поволоки и тело Венеры в своих крепких руках.— Кто не рискует, тот не пьет шампанского!Финн улыбается, но улыбка его неуверенная, как и мои шаги в сторону выхода из комнаты. ?Я люблю тебя? — три капли, что могут убить или спасти. И узнать их силу можно, только испив. Я уже приготовила глубокий кубок. Венере же остаётся только налить содержимое. Пустот теперь я боюсь ещё больше. ***Адрес Венеры я знала ещё далеко до того, как она нагло пришла ко мне в дом в черном капроне и коротком топе, но ради приличия после концерта во Фримантле все же спросила лично у нее нахождение квартиры. Приличный десятиэтажный дом без лишнего лоска, но с маленькими балкончиками с резными оградами. Долго сижу в машине. Dodge привлекает внимание всех мимо проходящих зевак, и как бы не старалась прятать за стеклами лицо, кто-то да удивлённо из прохожих ахнет, внаглую приблизившись к окну и убедившись в своей верной догадке.Входящий звонок. ?Рыжий бес?.— Да?— Ты на месте?На заднем плане Клаудия со смехом раскатывает тесто, прося Пеппер не мельтешить под ногами.— Ага. Ты у Клаудии, как я понимаю? Когда успел? Мы же выезжали от родителей одновременно.— Просто кто-то медленный, как улитка.— Надеюсь, что ты только в езде скорострел.—!Ха-ха, подъеб засчитан. Короче, после сборов с Венерой тащите свои задницы к нам домой. Хочу ее с моей познакомить. Да и Клауди испытывает к ней неудержимый интерес.Сжимаю руль и вгоняю в искусственную кожу ногти. ?Уже успел рассказать? Блять! Я его убью!?— Ты... все уже растрепал?— Неа. А хочешь?— Иди в пизду, Финн. Ну тебя!Сердце и так заходится в панике, стоит вспомнить цель моего прибытия, так родной брат ещё и продолжает нагло издеваться, добавлять больше седых волос на голове. Садист хренов!— Кахпхе, да ладно тебе! Мы готовим пиццу. Вам в Венерину добавлять ананасы? — Нет. Ты же знаешь, что мы обе его ненавидим. Какие извращенцы едят пиццу с ананасами?— Не знаю. Заюнь, готовь ещё третий кругляк теста. Отдельно для Венеры. А в пиццу Билли добавь все ананасы из банки. Не жалей!— Ха-ха, очень смешно!Сулевски шуточно ударила по плечу Финна и сладко (практически пропела) сказала:— Не будет ананасов, не слушай его. Лучше скажи: острого соуса добавить больше или вовсе оставить пиццу без него?Вообще, честно говоря, мне было далеко не до готовки. Но, видя, с какой старательностью братишка пытается помочь мне избавиться от страха, сердце слегка отпускает, а губы расплываются в улыбке; хотя через мгновение оно опять в бешеном ритме несётся, а губы потряхивает.— Все! Мы вас ждём. Ананасы, так уж и быть, добавлять не будем. Но и соуса на тебя тоже тратить жалко. Поэтому...— Спасибо за заботу. — Обращайся. Удачи тебе!Уже чувствую вопрошающий взгляд Сулевски на последнюю фразу Финна, отчего нетерпящая Клаудию часть мозга ехидно потирает ручки и смеётся. — Спасибо.Ещё минуты три после звонка сижу, сложив руки на груди и высчитывая секунды, пытаясь успокоиться. Ярко на солнце через тонированное стекло поблескивает розовым дневник на пассажирском сидении. Пока ждала Финна на крыльце дома, успела изучить полностью дневник хозяйки, которой принадлежали витиеватые острые буковки с наклоном вправо. Я ничего не понимала из того, что Венера написала, да и нужно ли? Это ее личные мысли, ее личное пространство, ее ?я?, и здесь не место моим догадкам и любопытству. ?Я люблю тебя?, — говорила почерку Венеры, однажды поймав себя на мысли, что хочу целовать даже бумагу, по которой водили ее пальцы и душа оставляла свои частицы.Вот и сейчас долго вожу по обложке, собираясь с мыслями, чтобы после, натянув капюшон практически на все лицо, выбежать из машины, по пути закрывая ее и вбегая за какими-то жильцами в подъезд. Поднимаюсь по пожарной лестнице. По подсчётам на восьмой этаж ведут 240 ступенек. Считаю их в обратном порядке:— 239, 238, 237...Уже третий этаж. Пятый. Седьмой— 5, 4, 3, 2, 1.Дверь, выводящая на общий балкон, после площадка с противно жужжащим лифтом и общий коридор. Квартира 219 конечная слева. Каждый мой шаг — громкий удар сердца по ушным перепонкам. Руки трясутся, и я чувствую, как ладошки потеют. Дыхание сбивается, паника у самого горла. Ощущение, что вывернет наизнанку, как в тот раз в трейлере, когда узнала про написание песни к фильму. Коридор не вечный, но и ощущения, что приближаюсь к квартире, за дверью которой находится дорогой мне человек, нет. Но все в этом мире имеет свойство заканчиваться, поэтому... — Фух, — выдыхаю, когда глаза видят потрёпанный годами и ногами коврик, на котором слова ?добро пожаловать? стёрлись, будто их и не было. Нерешительно поднимаю палец к дверному звонку, но... замечаю тооонкую полоску света, что просачивается из квартиры. Дверь не заперта.Открываю нерешительно и медленно вхожу в светлую комнату, захламленную вещами на полу и широком диване. Замечаю уже приевшийся глазу Канкен, а также фотографии различных сценичных образов на журнальном столике, что буквально на прошлой неделе со скучающим видом лицезрела вместе со Сьюзен. Впору бы позвать хозяйку, но рот предательски не может издать ни одного звука. Чутье подсказывает бежать, а не приближаться к ещё одной комнате, дверь в которую была приоткрыта и оттуда доносились странные звуки. ?Тук-тук-тук!? — так громко, что перекрывает все здравые мысли, что кричат: ?Не приближайся! Беги!? Иду дальше, каждый шаг стараясь делать тише.Смуглые руки уродливо смотрятся на белоснежной шее, на которой возле уха красуется маленькое синее пятнышко — отпечаток вчерашнего события, которое в свете яркого в зените солнца кажется безумно далёким и забытым случаем; глупым случаем из ряда ошибочных. Ее идеальные пальцы зарываются в черные волнистые волосы, а тяжёлая правая ладонь повелительно давит на поясницу француженки, сокращая, тем самым, между их интимными зонами расстояние. Ее вкусные губы, которые хотела кусать только я, нагло сминают тонкие визажиста, грубо просовывая между ними скользкий язык и исследуя ее ротик.Это все... неправильно. Неправильно, некрасиво, броско, пошло. Это...Разворачиваюсь на пятках и бегу из квартиры. Не хлопая дверью, не стуча ногами, не вырывая из глотки кровавые крики. Не понимаю. Не могу понять, что все это значит. Я ей... безразлична? А что значат эти объятья, поцелуи, прикосновения? Что значат эти глубокие взгляды пустот, требующие большего к себе внимания? Что?Тяжело дышу. Кажется, сердце прекратило работать. Сжимаю руль, вдавливаю ногу в газ и несусь... куда-то. Отдаленно мозг узнает маршрут до безлюдного местечка на пляже, где дыра в скале кричит нашими с Зои и Розали пошлыми надписями на камне, а песок помнит следы наших ног. Первая слеза незаметно проскочила. — Ты чего? Все же в порядке, Билли. Все... хорошо.Вытираю под глазом, не давая второй слезе скатиться на штанину, глупо пытаясь ободрить себя ломанной улыбкой в зеркале заднего вида.— Все хорошо. Этого следовало ожидать. Она же тебе ничего не должна. Все... все правильно, да.Паника накатывает. Чувствую. Мурашки волнами бегают по коже — плохой знак, потому что обычно после этого вырывается только крик. — Все хорошо.Ее губы на губах Сьюзи. А некогда они принадлежали только мне.— Они никогда тебе не принадлежали. Не выдумывай. Ты же всего лишь глупая девочка. Капха, глупая девчушка, почувствовавшая силу. Власть. Власть над той, которая не подчиняется. Она никогда не была твоей. Никогда, Айлиш!Не жалко машину. Въезжаю на пляж на полной скорости, оставляя грубые борозды на песке, как Венера только что оставила глубокие порезы на сердце.Паника. Три, два, один.Бью руль, пытаясь держать крик в глотке, но понимая, что это не помогает, вырываюсь из машины.— Она никогда не была твоей. Слышишь, Айлиш? Ни-ког-да!!! Идеальное крещендо. Со спокойного и тихого в ошалелый и звонкий крик:— АААААА!!!!Потому что сердце разрывается. И ему ничего сейчас не может помочь. Кулаками бью по капоту dodge, ногами пинаю колеса, падаю на колени и зарываю пальцы в песок... который такой же мягкий, как и бархатные пряди волос Венеры. Девушки, которой...— Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! СЛЫШИШЬ? Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!! ЧТО Я ТЕБЕ СДЕЛАЛА? ЗА ЧТО ТЫ ТАК СО МНОЙ?!Но она не слышит. Потому что над ухом нет ее коронного тшшш?, которое успокаивает лучше всякого вина (я точно знаю!), а пальцы нежно не перебирают тонкие пряди моих волос. И почему?— Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!! ТАК ПОЧЕМУ ЖЕ ТЫ МЕНЯ НЕ ЛЮБИШЬ?!Грудь сжимается так сильно, что воздуху нет места в лёгких. Я выталкиваю его из себя криками, кровью, слезами, но не даю пробраться назад и дать сердцу сделать новый оборот. Кажется, я решила умереть. Прямо здесь на берегу. Самолично сомкнуть на шее руки и перекрыть кислород. Потому что ненавижу себя, ненавижу сердце, что вздумало играться и доигралось до того, что слегло с белой горячкой от любви. Ненавижу!!!Нет злости на Венеру, нет злости на Сьюзен; только злость на себя. Потому что сама виновата.— НЕНАВИЖУ!!! ИДИОТКА, ИДИОТКА, ИДИОТКА. ААААА!В горле болит и першит так, будто сейчас я глотала вместо воздуха песок. Паника. Лютая истерика. Уже изрядно потряхивает в Туретта, но мне насрать. Я не нужна Венере. Значит, не нужна себе. Кому мне дарить теперь свою любовь? Всему когда-то приходит конец — и вот над водой проносятся три чайки, и я слышу их крик в полнейшей тишине. Прислонившись спиной к машине, глухо рыдаю, бездумно водя по океанической глади своими одинокими пустыми океанами. — Ты полная идиотка, Айлиш. Из проносящейся по трассе мимо машины громко доносится хит 2019 года: песня, написанная на двух нотах, но приевшаяся уху миллионов людей по всему миру. ?Я не хочу быть знаменитой. Я хочу быть любимой?, — проносится беглой строчкой, но задерживается глубоко в сердце. ?Я люблю тебя? — три капли яда, что удачно подлила мне в кубок Венера.?За твое здоровье!? — и пью без остатка. ***Открывает мне Клаудия. Счастливое личико, влюбленные глаза, красивая улыбка.— Билли, привет! А где...Она видит мои глаза. Красный на фоне голубого-так заметно и ярко, что вызывает бурю беспокойства в травянистого цвета глазах напротив. — Привет, эм... Финн...— В кабинете. Проходи.Сулевски отходит и принимает из моих рук черную джинсовку, чтобы повесить на вешалку. Не задаёт лишних вопросов — 100 очков к моей резко идущей вверх симпатии к ней.— Эм... спасибо.Хриплю ужасно, но этого следовало ожидать: пятнадцать минут криков, пять минут немого молчания, чтобы после снова завестись по новой.Несмотря на то, что Сулевски мою душу не особо прельщает, но её дом — с белоснежными стенами и минимализмом в количестве мебели в каждой комнате — безумно мне нравится и сейчас, как нельзя кстати, успокаивает расшатавшиеся нервы.Не стучусь. Просто открываю дверь, а Финн уже видит мой расплывчатый силуэт в экране компьютера.— О! Приехала. Ну как... прошло? — его взгляд останавливается на моем опухшем лице, из которого я пытаюсь выдавить что-то похожее на улыбку, неловко топчась у косяка двери.— Ну... как видишь. Бывает, Финн. Не все же получать сполна, да? Известность, деньги, любовь всего мира — пожалуйста. А вот..., — затыкаюсь, потому что паника вновь берет вверх. Улыбка ломается, брови сходятся ?домиком?; в целом, весь мой вид ужасен и жалок, но братишка, с грохотом встав со стула, крепко меня обнимает и тщательно выцеловывает макушку.— Зайчик, мой хороший. Биллс, детка! Пожалуйста, хватит! Боже, как же у меня за тебя сердце болит.Я понимаю, но это понимание не работает ни мне, ни Финну на руку — завожусь ещё сильнее и ещё крепче обнимаю брата за шею. Слышу шаги позади себя. Чувствую тяжёлый вздох в груди брата и тихое:— Нахуй гранатовый сок. Неси вино. ?За любовь многим приходится платить?, — подобная формулировка звучала из уст девушки в далёкой прогулке, когда на скрипучих качелях мы рассуждали с ней о жизни. Да, за любовь нужно многое отдать. Например, сердце, рассудок и здравомыслие. Сулевски впервые не злится, что Финн спит ночью не с ней, а с пьяной мной. Мысленно говорю ей: ?Спасибо?, в реальности же шепчу сквозь сон заветные три слова:— Я ненавижу тебя. ***?Прости, что не смогла за тобой приехать. Надеюсь, ты не у меня дома, поскольку я решила, что тебе все-таки нужен отпуск также, как и всей остальной части моей команды. Не волнуйся. Твоя помощь мне не понадобится на этот срок. Поэтому забудь о моей персоне и отдыхай. Хороших двухнедельных выходных!?