Коллапс. Часть третья - на свету правда уродлива (1/1)

Я осталась на дополнительные занятия в спортзале. Меня переполнял восхитительный душевный подъем. Я почти освоилась с мыслями о том, какая окружает меня реальность. Думать о том, какое место мне в ней уготовано, оказалось волнительно. До сего момента места в мире мне не было, и я жила, словно тень, не свою жизнь. Я чувствовала себя живой.Занятия прошли ужасно, но я делала кое-какие успехи. Мне удалось подтянуться целых два раза. Это огромный шаг вперед, потому что когда я приехала в Форкс, я не могла подтянуться, вообще, ни разу. Эдвард пригнал пикап ко двору, как и обещал, что вызвало во мне смутное беспокойство. Я очень трепетно отношусь к своей собственности и личным вещам. Мне плевать, кто он — вампир или папа римский — но в моей комнате он не будет трогать то, что ему не принадлежит. На сидении я обнаружила записку: ?Постарайся не умереть, пока я за тобой не приглядываю?.— Раньше же как-то получалось, — скептически ответила я в воздух.Но раньше я не знала об упырях. И прочей нечисти, если она существует… Весь оставшийся день я не позволила себе маяться. Я устроила большую стирку в доме. Слушая музыку, хорошенько убралась на кухне и в гостиной, заботливо протерев все дорогие папиному сердцу рамочки. Потом поставила готовиться ужин и села за домашнее задание. Только потом я позволила себе начать копаться в сохраненных из сети статьях на тему бешенства. Информацию об оборотнях я искать пока опасалась.После ужина с отцом, уже перед сном я легла в кровать и стала слушать музыку. Если в мире и существовало какое-то моё место, то я, ничего не зная о нём, чувствовала его, когда разбиралась в статьях, искала интересующую меня информацию по крупицам или говорила с Эдвардом.С мыслями об этом я уснула. Мой плеер полностью разрядился за ночь. Я проснулась очень рано. Утренний свет мягко и почти ласково озарял комнату, в которой прошло моё раннее детство. Я сонно поднялась и заглянула в окно. Небо было бледно-голубым, холодным, но низкое солнце всё еще было под пеленой облаков, медленно уходящих за горизонт. Форкс снова сделался потрясающе контрастным. Мне показалось, я могу разглядеть каждое дерево леса далеко впереди. Этот лес обычно всегда таинственно скрадывает туман или пелена дождя. Отец уехал рано утром, дома было тихо, только старые осинки порой бились в стекла тонкими веточками. Я спустилась на кухню и приоткрыла окно, впуская внутрь терпкий от влахи и холода, свежий воздух. Это заставило меня поёжиться, но ощущение было неожиданно приятным. Затем я просто оделась, завязала волосы в хвост и позавтракала. Когда раздался стук в дверь, я даже удивилась, поймав себя на том, что не ждала Эдварда, взяв под контроль собственное нетерпение.— Доброе утро, — церемонно, как всегда, поздоровался он. — Времени маловато, скоро станет солнечно. Ты готова?— Да, — сказала я. — Ты… пришел пешком?— Тебя это удивляет? Поедем на твоём пикапе, — пробормотал он. — Может, лучше я поведу?— Это моя машина, — немедленно ответила я.Он отмахнулся:— Да, как хочешь.— Куда едем?— Сто десятое шоссе на север, потом придется долго идти пешком. Молодец, что надела подходящую обувь.— Я всё-таки в лес собиралась, — ответила я. — А куда конкретно мы едем?— В одно место, где мне нравится бывать, — пробормотал он. — Оно романтичное и там море цветочков.Я посмотрела на него так, что он снисходительно улыбнулся:— Шутка. Просто в этом месте почти не слышно людей, но в то же время оно недостаточно далеко и от дома и от города. Идеальное место отдыха. Хотя цветы там, вроде бы, тоже есть, — он пожал плечами. — Хорошо, что мы едем на твоей машине…— Правда? Почему?— Ее проще отследить, чем человека в одиночку, — ответил Эдвард. — Если ты пропадешь, тебя смогут отыскать по пикапу.Началось. Он испытывает меня. Я ничего ему на это не ответила.— Я научу тебя, как различать вампиров. Впрочем, это не составит труда, учитывая, что мы избегаем солнца. Но так ты сможешь понять, почему мы это делаем.— Хорошо, — сдержанно ответила я.— Ты сказала отцу, где тебя искать?— Нет, — ответила я.— А Джессике? — нахмурился он.— Я никому не сказала…— Чёрт, никто не знает, с кем ты и где? — он выглядел злым.— Ну, твоя семья же в курсе…— Да, им наплевать на тебя, — прошептал Эдвард. — Почему ты никого не проинформировала?— Я уже говорила…— А ты повтори.— Я верю тебе. Со мной всё будет хорошо, — я сказала это, упрямо глядя на дорогу и сжимая руками руль.— Вот как? — ласково спросил он, хотя мне не понравилась его ленивая полуулыбка. — Ну, хорошо.Не стал спорить. Плохой признак.Мы ехали молча. Эдвард что-то обдумывал — вполне спокойно. Я понимала, о чём он думает. Так ли сильно ему нужна вся эта суета с девчонкой, которая слишком многое хочет знать? Не проще ли меня убить? И, если так, то, может, сегодня самое время? Он сможет легко замести следы…Я точно чувствовала, что он так думал, и Эдвард понимал это.Для него почему-то имело значение то, какой я человек. Может, я кого-то напоминала ему? Или ему ценны нестандартные люди? Не знаю. Знаю только, что этого повода достаточно, чтобы он меня не убил. Мне кажется, я немного отвечала каким-то его личным принципам. Впрочем, я могла гадать сколько угодно.Наконец, дорога понемногу стала умирать, истончаться, полоска асфальта закончилась, и теперь вперед вела двойная тропа, оставленная редкими машинами, проезжавшими тут. Именно тут мы остановили пикап.Вокруг никого, небо продолжало светлеть. Эдвард накинул на голову капюшон толстовки, расстегнутой ниже ключиц, и я увидела, что под ней ничего не надето. Он застегнулся и скрыл часть своего лица неплотным шарфом. Тут нас обоих еще могут увидеть.Тишина, наполненная пением птиц, немного смущала меня. Эдвард легко шел подле меня, не глядя в мою сторону. Я знала, что он продолжает вести с собой тяжелый спор — убивать или не убивать. Он не понимает, почему я так спокойна. Просто если он и убьет меня, значит, жить не стоило. А я в такое не верю. Следовательно — убить он меня не может. Думаю, ему бы показалась нелепой такая логика, зато меня она полностью устраивала.Неожиданно он свернул с тропы и пошел прямо к дремучему, густому лесу.Примерно так и пропадали люди в резервации — в тихом-тихом и безмятежном лесу, пока никто не видит. На секунду я замешкалась, а потом уверенно пошла вперед. Я готова, — говорила я себе. — Пусть будет то, что будет.— Наконец-то тебе хоть немного страшно, — пробормотал он.— Мне не страшно.Не отвечать же ему, что когда мы с ним наедине, и он вот так вот закатывает рукава по локоть, то мысли мои становятся примитивными до тошноты.— Нет, мне совсем не страшно, — уверенно добавила я, радуясь тому, что он не может читать мои мысли.— Сердце бьется быстро.— Давненько я так далеко не ходила, — бесстрастно ответила я.Он только плечами пожал.Я вспомнила, как вчера злость на себя позволила мне обрести обратно рассудок. Это сработало. Дальше я шла с ним гораздо спокойнее.— Элис кое-что мне вчера сказала, — нарушил молчание он. Его голос раздавался немного глухо среди деревьев. — Насчет тебя.Я обеспокоенно спросила:— Теперь она тоже хочет, чтобы ты меня убил?Он покачал головой:— Нет.— Не тяни! Это что-то важное?— Боюсь, что да, — медленно вымолвил Эдвард. — Элис… очень своеобразная девушка. Очень особенная. Даже для упыря. Она невероятно чувствительна. Пожалуй, она одна немногих, кто никогда не кусал человека. Возможно, это позволяет ей быть более внимательной, чем всем нам. Она сказала странную штуку. Ей показалось, что между мной и тобой правда что-то есть. Разумеется, это исключено, что я ей и сказал. Отношения между человеком и упырем абсурдны.— Не… произноси этого слова, пожалуйста, — негромко пробормотала я.— В другой ситуации мне бы и в голову не пришло, что Элис права. Но ты и правда ненормальная, так что я спрошу тебя прямо.— Мне просто интересно, а какая разница, как мы друг к другу относимся? — я старалась чтобы мой голос звучал твердо. — Мир от этого треснет, что ли?— Замолчи, — резко сказал он. — Ты не понимаешь, о чём говоришь. Никто и не думал, что возможна длительная связь вампира и человека. Это абсурд.— Почему? — спокойно спросила я.— Потому что когда человек сильно возбуждается, он теряет над собой контроль, — Эдвард, как обычно, являл собой саму прямолинейность. — То же самое с вампиром. Иными словами попытка, например, заняться любовью с человеком закончится смертью последнего. Без вариантов. У нас инстинкты гораздо сильнее. И сопротивляться им сложнее. Точнее — в ряде случаев это физически невозможно.— Между нами ничего не будет, ты можешь не беспокоиться на сей счет.— Но ты не ответила на вопрос.— А ты так и не сказал, какой в этом смысл, — сухо ответила я. — Какое тебе дело? Просто информируй меня дальше. Мы же не собираемся спать вместе.— Некоторые вампиры это практикуют перед тем, как выпить жертву досуха, — задумчиво уточнил он. — В процессе они ломают человеку кости. Ты не представляешь себе, насколько осуждаются у нас такие извращения. Ты непредсказуема, Белла. Я не знаю, что взбредет тебе в голову, если ты, не дай бог… — Мне нечего тебе сказать, — мрачно ответила я.— То есть, Элис ошиблась?— Да.— Я нисколько тебе не нравлюсь?— Не нравишься, — добавила я излишне резко и сердито. — Давай закончим на этом.— Я очень хочу тебе верить, — сказал он, с отеческим беспокойством глядя на меня.Ненавижу его за это.Я решила с ним не говорить и не спорить. Дальше мы шли молча.?Я не ребенок. Хватит смотреть на меня так, словно я чья-то дочь, за которой ты временно присматриваешь?.Идти пришлось всё утро. Солнце встало над нашими головами, и Эдвард шагал вперед, становясь всё более напряженным.Место, к которому он привел меня, было странным. Лес понемногу стал редеть, и сквозь плотно стоящие друг к другу стволы прорезался яркий просвет. Сначала я увидела край поляны, плавно уходящей вверх и образующей собой что-то вроде холма. Но еще впереди стало ясно, что холм обрывается, и перед тобой оказывается пропасть глубокого оврага, в котором я видела поваленные грозой деревья, сломанные ветви. Дальше вновь шел лес.Эдвард поднялся почти на край поляны, нас окружал лес. Я взволнованно остановилась и нервно поправила рюкзак на плечах.— Обычно я спускаюсь в самый овраг, остаюсь в тишине. Наконец-то никого не слышу. Но сегодня этого делать не стоит, — негромко произнес Эдвард, стоя ко мне спиной. — Белла, сейчас ты кое-что увидишь. Это страшно и, вероятно, неприятно. Мне будет больно, но ты не должна ничего делать. Ты ничем не сможешь помочь.— Стой. Это очень больно? — спросила я взволнованно.— Достаточно.— Эдвард, не нужно ничего показывать. Мне достаточно и того, что я просто знаю.— Нет, кому-кому, а тебе точно нужно видеть это. Просто чтобы ты всё понимала до конца, — ответил он, снимая с шеи шарф. Затем он снял капюшон и толстовку, так что солнечные луки ярко осветили его излишне белую кожу. Эдвард повернулся ко мне, и я удивилась выражению готовности к чему-то жуткому. Прошло около минуты. Он вздохнул и посмотрел на солнце. Посмотрел со злостью и мятежом — так, наверное, в небо глядят падшие ангелы, отлучённые от солнечного света.Неожиданно он согнулся в поясе, плотно сомкнул челюсти, пытаясь не застонать. Закачавшись, он упал на одно колено и впился ладонью в мягкую землю. Изменения начались с глаз и лица… Сеточка сосудов, начиная с радужной оболочки стала краснеть, затем чернеть. Понемногу я смогла видеть, как на анатомическом экспонате, каждую венку под его кожей, каждый сосуд. При этом кровь его темнела, и на контрасте с белой кожей обезображенного мукой дьявольской боли лица это казалось невыносимо страшным. Словно я вживую увидела демона. Он обнажил белые клыки и зарычал, этот жуткий вибрирующий звук отозвался у меня где-то в желудке, так что я почувствовала тошноту. Потом сеточка сосудов перешла на шею и плечи, руки. Эдвард, тяжело дыша, поднялся с колена. Я не могла прочесть ни единой эмоции на лице или в демонических глазах. Передо мной стоял не человек, а истинное чудовище. Мне захотелось бежать прочь. Нет никаких сомнений — он же убьёт меня.Я сделала шаг назад."Стоп".Посмотрев в его лицо не без трепета, я заставила себя стоять на месте."Смотри на него. Смотри ему в глаза".Я смотрела, хотя и дрожала всем телом. Это чувство... давно забытое. Так бывает, когда ты в темноте смотришь в зеркало, смотришь в глаза своему отражению. И в тишине разум начинает с тобой игру, лицо кажется жуткой мордой Неизвестного. Вот, что таилось во взоре Эдварда.Он вдохнул носом воздух и сдавленно произнес:— Отойди от меня к деревьям, Белла.Я, спотыкаясь, послушно отошла назад. Эдвард повернулся ко мне спиной, закрыл лицо руками.Я рассматривала его тело, пытаясь заставить себя привыкнуть к тому, что увидела. Он был не просто уродлив или страшен. Он являлся болезненной аномалией, вроде людей с генетическими отклонениями.Внезапно Эдвард исчез.Спустя мгновение он возник уже около меня. На лице его появилась странная улыбка, которая украшалась двумя сильно заметными теперь клыками. Он схватил меня за руку и повалил на траву. Я почему-то не могла сопротивляться и просто ждала. Когда он коснулся губами моей шеи, я стиснула его руки:— Перестань.— Я же этого не сделаю, — сказал Эдвард хрипло, вдыхая мой запах. — Я же добрый монстр из сказок. Почему, по-твоему, я должен остановиться, Белла? Зачем, по-твоему, я вёл тебя сюда? Ты просто добыча.Я неожиданно успокоилась после этих слов. Во-первых, я не смогу ему сопротивляться. Во-вторых, если я полюбила чудовище, которое и впрямь способно меня убить, то я сама виновата. Я сама поставила на кон свою жизнь, доверилась ему и пришла сюда.Голос мой звучал безразлично.— Ладно. Значит убей меня.Эдвард зарычал в ярости и отошел от меня, раздраженно придавив в землю напоследок.— Господи, Белла! — протянул он с досадой. — Ты… — мне показалось, он сдержался и не сказал чего-то не вполне цензурного.Я потерянно поднялась и посмотрела на него в большом удивлении:— Ты не убьешь меня?Он некоторое время очень старался не ударить меня или не выругаться. Вздохнув поглубже, демон пробормотал:— Скажи, у тебя с глазами всё нормально?— Да, — неуверенно пролепетала я.— Ты же хорошо меня видишь?— Д-да…— Тогда какого черта ты так спокойна?— Я что какую-то проверку провалила? — обеспокоенно спросила я.— А тебя только это волнует? — отрезал он. — Это не проверка.— Хорошо. Тебе больше не больно?— Перестань… — устало пробормотал он и, опустив плечи, подошел к краю полянки.Я решила его не трогать и просто смотрела на него. Никогда не видела ничего страшного и завораживающего чем его тело на солнце. Мне казалось странным, что у него не растут, например, рога. Это было бы просто фантастически прекрасно. Поймав себя на этой мысли, я сказала себе флегматично: ?А он прав. Ты и впрямь ненормальная?.— На свету правда уродлива, — промолвил он. — Но это не вся правда, которая обнажится перед тобой здесь, под этим солнцем.Эдвард надел обратно толстовку. Я осторожно села вместе с ним на краю оврага. Голова кружилась от того, что происходит.— Я должен рассказать тебе о том, что такое Договор.— Хорошо, — облизала губы я.— Начнем с того, что в мире существуют не только упыри, — заговорил он мрачно.— Оборотни? — вяло спросила я.— Да, — ответил он. — А еще демоны, привидения, русалки, ведьмы, духи. Но демоны, русалки и духи — это… так сказать, практически никому не интересная область. Кроме ученых.Я подавленно молчала.— Они были обнаружены почти вместе с упырями. Вещественно осязаемой природы привидения и демоны, например, не имеют. Я не разбираюсь, да и не нужно тебе это знать, если ты не собираешься с ними работать. В этом плане, Белла, чем меньше ты знаешь, тем крепче у тебя рассудок и лучше ты спишь. Нам почти не приходится с ними встречаться, и этим занимается другой отдел, он редко с нами контактирует. А вот ведьмы, оборотни, упыри и прочие — это вот вопрос по нашей части. Они бывают дикие и мирные. Мирные все на перечет. Диких необходимо отлавливать или убивать, чем мы и занимаемся. Головной отдел управления нашей тайны находится в Риме. Он состоит из совета информированных людей, входящих в международный контроль популяции, и семьи Вольтури. Это самые могущественные и древние вампиры среди нас. Мы существуем мирно и не мешаем жить людям. Довольно странно предполагать, что сверхъестественное не было бы обнаружено властями, если бы существовало. Как только люди поняли, на какую жилу силы напали, они стали это использовать. У любой силы должен быть тот, кто ее контролирует, верно? Я мочала. Перед глазами плясали золотистые мушки, а небо вдруг стало слишком горячим.— Таким образом быстро возникла необходимость сохранять порядок. Дело в том, что вампиризм открыли только в сороковых, всё общество находилось в расшатанном и напряженном состоянии. Нельзя было открывать тайну и следовало как-то заняться поиском вампиров, классификацией нечисти… на это люди бросили много сил. Перепись всех известных нелюдей завершилась за десять лет. Столь же быстро распространились правила Договора между людьми и нами. Отныне цивилизованная нечисть — знает о Договоре и выполняет его. Нецивилизованная подвержена либо вербовке, либо уничтожению. Мы занимаемся уничтожением. Самая важная часть твоего информирования, Белла — знание Договора. Я помогу его выучить и объясню все пункты. Отныне, будучи информированной, тебе запрещается критиковать Договор, трактовать его по своему усмотрению и нарушать его. Невыполнение любого из этих трех пунктов приведет к твоей гибели. Это понятно?Его желтые глаза на черном фоне сетки сосудов впились в меня требовательно, и я кивнула.— Очень хорошо это запомни, — добавил он мрачно. — И так, главный пункт касается сохранности человеческой жизни. Жизнь любого любого человека неприкосновенна при условии, если она соответствует параметрам социальной значимости.Мне показалось, что я ослышалась:— Что?Эдвард продолжил, монотонно роняя слова:— Социальная значимость определяется тем, со сколькими людьми данный человек входит в контакт и в какой стране он живет. Есть страны первого, второго и третьего мира. Дикари за людей официально не считаются, и на всех них охота разрешена. Это так же касается почти всех стран Африки и неблагополучных регионов Индии. Большинство вампиров охотится там. Но есть правила проведения охоты, соблюдение осторожности, и их тоже обязаны выполнять. Людям требовалась гарантия, что нежить начнёт сотрудничать с ними, и право на охоту это гарантировало. Значимый социальный статус предполагает, что у тебя есть дом, ты зарегистрирован в государственной системе, у тебя есть официально подтвержденные родственники (не менее трех), близкие друзья. Еще лучше, если у тебя есть работа и ты имеешь связи с одноклассниками. Рекомендуется вести дневники и часто выходить в социальные сети. Если человек не соответствует параметрам социальной значимости, охотиться на такого человека разрешено, и его жизнь ничего не значит.Я медленно покачала головой:— Эдвард… я не понимаю…— Не перебивай, — ледяным тоном отрезал он. — Второй свод правил касается закона о неразглашении. Любой информированный и любой представитель разумной нежити обязан молчать о Договоре, скрывать свою природу и не стремиться продолжать популяцию. Если новорожденный вампир был обращён без заведомого согласия клана Вольтури, убивают всех причастных к обращению, включая новорожденного вампира. Исключения касаются оборотней, так как они больше относятся к людям, чем кто-либо из нелюдей. Третий свод правил касается закона о не пересечении территории. Между вражескими кланами нелюдей отныне держится нейтралитет. У каждого клана своя зона жизни и охоты. Таким образом, упырь не должен пересекать ареала обитания оборотней. Оборотням разрешается передвигаться, где хотят с учетом того, что они находятся в зоне риска рядом с вампирами. Четвертый свод правил связан с административным порядком поведения в социуме. Наказанием за любое нарушение главных правил является смертная казнь. За смертную казнь и контроль отвечают охотники. Охотники бывают двух типов. Первый тип — люди. И он же высший тип. Людям подчиняются все охотники-упыри или охотники-оборотни. Второй тип — нелюди. Помимо охотников есть исследователи, которые постоянно занимаются поиском диких представителей нелюдей. В их задачу входит отлов и информирование о Договоре. Это вкратце. Но ты должна будешь выучить каждый пункт, я тебе помогу.Я молчала, словно окаменев.— В твою обязанность входит теперь защита тайны и Договора. Пока что ты новичок. Посвященная. Но информация о тебе уже изучается, Карлайл отослал соответствующие данные в Рим еще позавчера. — И что со мной может быть? — спросила я.— Во всяком случае тебя точно оставят в живых, потому что так решил Карлайл, а он глава группы и ответственный за набор людей и нелюдей. В редких случаях с такими, как он, не соглашаются, и на это нужны серьезные причины. Останется только вопрос, куда тебя направить. Например, мы поможем с поступлением в Куантико, где ты будешь учиться в особом отделе аналитиков. Ты еще слишком юна, поэтому у тебя останется время на учебу. Хорошие новости — в ФБР ты точно поступишь. Просто не в то отделение, в какое бы тебе хотелось.— Большая часть населения этой планеты — корм, — вымолвила я едва слышно, уставившись в пустоту. — То есть, в зоне риска каждый, кто не слишком связан с социальной системой… Это старые и больные, бедные, одинокие. И даже целые неблагополучные страны. Целые племена дикарей… — я схватилась за голову. — На них разрешено охотиться… потому что их жизни официально не значимы.— Белла, ты должна быть спокойна. Это жестоко звучит, но такова правда.— Посмей мне сказать, что ты и правда так думаешь… — прошептала я, глядя на него в изумлении.— Послушай меня. Я замерла.— Тебе запрещено критиковать Договор. Тебе запрещено его трактовать или перевирать. Он может быть понят только так, как я тебе наизусть скажу. Ты выучишь его…— Нет… — выдохнула я.— Да. Это мир, в который ты стремилась. Это правда, которую ты хотела.— И вы охотитесь на людей?— Джаспер, я и Розали. И еще миллионы людей, которые охотятся друг на друга, потому что они больны или для забавы, в то время, как вампиры охотятся для выживания, потому что консервированная кровь нас не спасает. Но, в основном, все стараются подражать Карлайлу. Я, например, порой пью кровь людей, которых приходится убивать, — спокойно ответил он. — Честно говоря, с нашей работой на охоту на человека времени почти не остается. Проще убивать зверей. Но если нас отправляют в командировку в большой город, выбора почти нет. Это Карлайл способен терпеть даже очень сильный голод. Мы не настолько выносливы. Разве что еще Элис… но она просто не ездит в такие командировки.Его тон был спокоен до пренебрежительности.— Белла, — он неожиданно развернул меня к себе, и я взглянула в его непроницаемые, нечитаемые глаза, — выслушай меня очень внимательно. От твоего дальнейшего поведения зависит твоя жизнь.Я молчала.— Ты должна притвориться. Хотя бы притвориться, что смирилась. По всем правилам я обязан рассказать Карлайлу о твоей реакции. Поэтому возьми себя в руки.— Не понимаю, — я вяло покачала головой. — Зачем вся эта таинственность? Посмотри на людей. Им же плевать на нечисть. Пусть она и существует, я почему-то уверена, что это скорее вызовет у них ажиотаж и интерес.— О, нет, — он улыбнулся. — Всё совсем не так. Существует масса причин, по которым людям нельзя о нас знать. — Например?— Например, как ты думаешь, при условии, что есть духи, упыри, демоны… какой логичный вопрос возникнет у людей?Я недоуменно нахмурилась:— Кто еще существует в мире?— Да. Пока кто-нибудь не спросит про богов.— И что в этом такого?— А то, что, скорее всего, Господь есть.Я вздохнула, потирая себе лоб, который начал мучительно гореть. Эдвард продолжил:— И следующий вопрос — что произойдет с религиозно фанатично настроенными людьми и прочими больными на голову существами, по недоразумению природы наделенными человеческим разумом?— Они… попытаются с помощью всего этого доказать, что именно их бог истинный.— Еще как попытаются. Если раньше религиозные битвы носили идеологический, несколько иллюзорный смысл, то теперь смысл станет явным. Появятся настоящие крестоносцы, повернутые сатанисты и прочие фанатики, которые поведут людей на войну во имя бога. Не представляешь, как много денег смогут заработать люди, делающие деньги на войнах. Теперь каждая из религий обязана будет доказать на деле свою значимость. Церковь станет ближе к государственности. Это далеко не всех устроит, и могут начаться революции. Это я еще не вспомнил охотников на нечисть, которых расплодится огромное количество так же, как много в свое время было поклонников чистоты расы. Люди глупы, Белла, — он посмотрел на меня с ноткой сочувствия. — Существует малая часть образованного общества, которая адекватно и спокойно отнесется к правде, но пока что их не большинство и даже не треть. Нелюди могущественны, но их очень мало. Люди были вынуждены заключить Договор, чтобы предотвратить конфронтацию между двумя расами. Но знаешь… ты сказала, что большая часть людей — корм. Неужели ты думаешь, что без Договора люди что-то значили?— Разумеется значили.— О, ты очень наивна. Люди — простые, посредственные, вроде тебя или твоих родителей и одноклассников — никогда и ничего ни для кого не значили. Во всяком случае, они точно не имеют значения для тех, кто правит миром. Люди, Белла, являются кормом в любом случае — есть нежить или нет. Если бы нас не существовало, вас бы жрали, но немного иначе, — жестко сказал Эдвард. — Об этом не принято говорить, но посмотри правде в глаза. В жизни каждого человека есть два понятия значимости. Собственная значимость для себя и значимость для мира. Аксиоматически считается, что первая значимость важнее, но на самом деле это не так. Потому что когда встает вопрос о мировых порядках, мировом устройстве и решениях, имеющих такое значение, смотрят не на то, какой у тебя мир внутренний глубокий, а на то, что ты, собственно, из себя по факту представляешь и что ты умеешь, насколько ты полезна для общества. Людей всё больше, и их ценность всё меньше. Это не афишируется, о таком говорить всерьёз не принято — разве что в качестве циничной шутки. Но так всё и обстоит. Договор — чудовищен, это верно. Но факт в том, что он ничего не поменял. Он не изменил жестокость системы, он заставил тебя посмотреть ей в лицо.Я должна была сохранять спокойствие, и у меня это получалось, но только за счет шока.— Посредственностей не существует, — покачала головой я. — Не важно, сколько людей. Важно, что в действительности каждый — ценен.— В этом я с тобой согласен. Но речь только о том, что Договор есть. И тебе придется принять его. Принять его так же, как ты до него принимала мир.Голова гудела, точно в ней поселился рой разбуженных злых пчел.— Я должна знать, почему ты так стараешься не убить меня.— Белла… — он вздохнул, качая головой.— Я готова это выслушать, — мрачно добавила я, глядя ему в лицо.— Ладно, — он безмятежно пожал плечами. — Вообще-то я думал использовать тебя, как свою личную кормушку. У тебя слишком вкусная кровь, чтобы убить тебя сразу. Я решил себе дать время к тебе привыкнуть, втереться к тебе в доверие и пить тебя понемногу. Но потом понял, что не выдержу. Если попробую хотя бы чуть-чуть, то убью. Тогда я решил, что чего быть, того не миновать. И в тот день Тайлер едва тебя не расплющил о стенки твоей же машины. Я понял, что хочу, чтобы ты жила. Потому что такие, как ты, должны жить.— Почему? — вяло спросила я.— Нравятся мне такие. Исковерканные. Непонятные. Допустим, я тебя убью, и что дальше? Тебя не станет, я не смогу изучать тебя, не смогу с тобой говорить. К тому же твой запах мне и правда очень нравится. Жизнь стала для меня не такой скучной, когда ты появилась в Форксе.— То есть, я тебя развлекаю?Он молчал и смотрел на меня. Я всё ещё не могла читать мимику его лица, поэтому, увы, в те секунды не понимала, что именно с ним происходило, пока он говорил со мной. Эдвард пробормотал:— Белла, пойми, я... Есть некоторые границы, которые я должен соблюдать. Если этого не сделать, ты погибнешь, а так как ты входишь в число запрещённых жертв, то меня казнят. Я не могу...— Нет, всё хуже, всё гораздо хуже… — я почувствовала, что дрожу и едва слышала, что именно он говорит мне. — Когда ты был ко мне полон ненависти, я была готова это принять. Когда ты выражал ко мне безразличие — тоже. Но… для тебя я экспонат. Экспонат человеческой личности. Забавная головоломка, рядом с которой можно скоротать немножко своей вечности. Я бы предпочла, чтобы ты не испытывал ко мне ничего, вообще. Ты сказал, что я не должна позволять кому-либо чувствовать себя ничтожеством, но как я сейчас должна себя чувствовать? — я изумленно посмотрела в его нечитаемые глаза и покачала головой: — В общем… понятно. Теперь мне нужен Договор. Я его выучу. Я сама выбрала эту жизнь. Я должна понять ее, привыкнуть. Я справлюсь. Отведи меня домой.Я повернулась и собралась обратно. Все слова были сказаны. Даже если он намеревался ошарашить меня еще чем-то, я готова принять это совершенно безразлично.Я шла и вспоминала, как он задавал мне вопросы и интересовался мной. Он съест меня, съест информацию обо мне, просмотрит меня, как хороший фильм, а потом просто оставит одну.Он навсегда останется для меня любимым. Но быть с ним я не хочу.Эдвард шел за мной, не отставая, но я не слышала его. Только слегка обернувшись, могла заметить краем глаза.— Странно. Мой вид тебя нисколько не оттолкнул, но стоило мне высказаться о том, как я к тебе отношусь, и ты повернулась ко мне спиной.Я молчала, его слова доносились до меня словно сквозь шум помех. Мило, что он находит такие факты интересными, только я не стану это комментировать.— Стой.Я продолжала идти.— Я сказал тебе остановиться.— Ты без труда остановишь меня силой, — отрезала я.Эдвард оказался передо мной мгновенно, и я замерла, напуганная этой скоростью. Я подняла на него взгляд. Теперь его лицо приобрело нормальный вид. В тени леса и под капюшоном он сделался понятным. Его лицо снова показалось мне бесстрастным. У вампиров нет души…— Я всё-таки нравлюсь тебе.— Это не имеет значения, — искренне произнесла я, холодно глядя ему в лицо. — И это то, что волнует меня сейчас в последнюю очередь. Мне нужно… разобраться с тем, что происходит. Мне нужно хотя бы просто принять тот кошмар, который ты мне наговорил, — почувствовав, что я вот-вот зареву, я остановилась. — Во мне говорят эмоции. Мне нужно просто подумать.— Хорошо.Он дал мне идти дальше.Долгие сорок минут мы не произнесли ни слова. Я пыталась соображать адекватно, но сердце кровоточило. Каждый из нас рождается, чувствуя себя уникальным. Он рождается в гигантский мир, полный возможностей. И не знает, что кто-то уже поставил на нём крест, клеймо, знак о том, что его можно убивать. Джаспер каждый день ходит в школу. Как он смотрит на нас? Как на тушки кроликов, подвешенные на крюках к потолку. Но Эдвард снова прав. Мы не стали кормом когда-то, когда был создан Договор некими злостными личностями. Мы были кормом всегда. От нас просто отказались, официально разделив на два стада. Одних пасут, потому что они способны что-то давать машине общества. Других пасут, но откладывают на убой, потому что взять с них больше нечего. В социальных жерновах мы обязаны играть роли. Мы обязаны быть социально значимы и полезны. Сколько ты зарабатываешь? Есть ли у тебя машина? Когда ты собираешься заводить детей? Что ты значишь на социальной лестнице? И, если ты никто, то что ты можешь предложить этому миру? Пожалуй, разве что, свою жизнь. Но что она, по сути, значит? Если ты умрешь, тебя просто закопают. Кто будет плакать по тебе, кроме родственников, которые через месяц просто пойдут дальше?Нет, мы не стали кормом. Мы построили машину, рабами которой сделались, и стали кормом с той поры. Мы им рождаемся и им умираем.И это никак не изменить?Я неожиданно почувствовала себя больной и какой-то излишне хрупкой. На тело набросился пронизывающий, холодный ветер, я поежилась. В рюкзаке у меня лежали сандвичи, которые я взяла с собой, но при мысли о них меня тошнило. Я перечисляла, есть ли у меня среди знакомых ?социально незначимые?. Нашлись. Мой старый учитель музыки, у которого умерла жена, и не было детей. Подруга моей матери — замкнутая одиночка и сирота. Мой мозг работал очень быстро, пока я не почувствовала, что эмоционально отупела. Я перестала что-либо чувствовать, добравшись до какого-то своего предела. У меня сильно заболела голова…Он сказал — Бог вполне может существовать при таком раскладе?Впору нервно смеяться, но вместо этого я захотела заплакать. Не смогла.— Я должен удостовериться, что ты будешь вести себя адекватно, Белла. Нам нужно заняться тем, что ты хорошенько изучишь Договор, — произнес Эдвард с некоторым сожалением.— Когда приступим? — ровно спросила я, полуобернувшись на него. — Я готова.— Ты неважно выглядишь.— Тогда можем позже, — безразлично ответила я, собираясь идти дальше.— Постой. Мне правда нужно знать… Насколько сильно я тебе нравлюсь?Странный вопрос в этой ситуации, но тогда мне не пришло в голову спрашивать его, зачем ему интересоваться такой чепухой. Мне было наплевать на его реакцию. Мне было всё равно, что он думает. Я просто старалась быть точной. Никогда бы не подумала, что признаться будет так просто… и так пусто.— Я люблю тебя. У меня такое чувство, что всегда буду любить.Вымолвив это устало и несколько безразлично, я посмотрела ему в лицо.— Пошли уже? — негромко спросила я.Он получил от меня моё сердце. Ненужное ему сердце. Получил его от меня, словно бы между делом. Потому что ни я, ни мои чувства ничего не значили. Никогда и ни для кого.— Пошли, — пробормотал он, словно положив мне на грудь последний тяжелый камень.На его выводы мне было ровным счетом наплевать.Всю дорогу я задавала ему вопросы, и на сей раз он отвечал на каждый и достаточно подробно, если я хотела. Квилеты оборотни? Не все, но некоторые из них. У них особенное строение скелета, и появились оборотни так же давно, как сами люди. Известно, что это какая-то отдельная генетическая ветвь, появившаяся в одном замкнутом, локальном месте. На данный момент оборотней меньше, чем вампиров, они хорошо себя контролируют, и их популяция сдерживается естественным путем. Ведьмы тоже существовали всегда. До сих пор известно о них крайне мало, да и самих их немного. По сути своей это люди, у которых есть необычная связь с природными силами планеты. Обычно их никогда не убивают, но обязательно ловят и способности их мозга изучают, что часто приводит к смерти подопытных. Известно только, что это не болезнь, не отклонение. О духах и демонах известно еще меньше. Их истреблением занят отдельный вид охотников и ученых. Появляются крайне редко, и почти невозможно найти известные крупные случаи массовой регистрации таких явлений.Эдвард зачитывал мне пункты Договора один за другим. Я повторяла их, и у меня создалось чувство, что я глотаю противные таблетки.Но я бы не согласилась променять эту правду на неведение. Это отвратительная правда, мерзкая, но теперь я немного знала, где нахожусь. Мне определили место без моего вмешательства. Машина системы четко скоординировала мои действия и будущее. Чем больше ты знаешь о системе, тем сильнее тебе система доверяет, и в этом случае она контролирует каждый твой шаг.— Мы прибыли в Форкс потому, что искали здесь диких вампиров. Точнее, один из разыскиваемых осведомлен о Договоре, но еще парочка имеет о нём слабое представление, — сказал Эдвард. — Они убивают в резервации. Оборотни пытались выйти на их след, но пока безуспешно. Мы явились сюда, чтобы ситуация не вышла из-под контроля. Вампир, которого необходимо ликвидировать, мятежник.— В чём именно? — спросила я.— Он против того, чтобы люди диктовали ему, как и где охотиться. Охотится и на одиночек и на социально значимых. Он тоже довольно стар. Гораздо старше меня. Он очень опытная ищейка с неплохими навыками. И ему помогает парочка чуть более юных дарований. С тех пор, как мы приехали, удалось узнать только примерные места обитания. Мы используем время охоты, чтобы подобраться к ним ближе, но… — Эдвард нахмурился, — тут случается нечто невероятное. Им всегда удается уйти. Не важно, какие мы ставим ловушки, они их чувствуют и просто уходят. Словно у них есть лазутчик, но это исключено. Каким образом они ускользают — для меня пока загадка. Хорошо, что они стали меньше убивать. За то время, что ты приехала, ни одного трупа или пропавшего. Но недавно Розали сказала, что по ее подсчетам скоро тут появится новая жертва. Это значит — новые зацепки, хотя утешение слабое.— Я могу чем-то помочь? — спросила я.— Пока что просто наизусть выучи Договор и в школе веди себя адекватно. Потом я посмотрю, можно ли тебя использовать.Удивительно просто давались ему эти слова.Наконец, сквозь стоящие деревья я различила асфальтовую полосу и мой пикап. Кольнуло тоскливое осознание того, что в этот лес я входила совсем другим человеком. Меня всё еще трясло, но я старалась этого не выдавать. Эдвард был молчалив, хотя я видела, что он пристально за мной наблюдает.— Я выучу его через день. Нормально? — спросила я, садясь в машину.— Учи понемногу, — рассеянно пробормотал он и добавил: — Я сяду за руль.— Как скажешь… — я вложила ключи в его ладонь.Теперь шарф снова закрывал почти всё лицо, так что я видела лишь глаза. Но мне было так невыносимо смотреть в них, что я не видела их выражения. Да и не хотела видеть.Появившееся ненадолго солнце стало прятаться за облака к пятому часу дня. Эдвард ехал неторопливо.— Тебе нужно поесть, — заметил он неожиданно через полчаса пути.— Я не умру, если пропущу обед.— Станет легче. Просто перекуси.— Я не хочу, чтобы мне становилось легче. Это то, что я должна испытать на себе до конца.Он вздохнул:— Когда же в тебе это закончится?— Что именно? — холодно спросила я.— Стремление быть солдатом. Ты девушка.— Я больше не девушка. Я, вообще, никто.— Не говори так.— Как скажешь, — равнодушно ответила я, глядя в окно.— Ты не станешь больше со мной общаться, как раньше, верно? — подумав, спросил он.— Не стану.Он чуть сильнее сжал руль ладонями:— Ты можешь на минутку допустить, что... не вполне ясно понимаешь меня?— Я не хочу сейчас тебя понимать.Помолчав, он слабо улыбнулся:— Ладно.— Мне неприятно быть твоим личным ходячим театром. Можешь наблюдать со стороны, — ответила я. — Лучше просто относись ко мне с безразличием.— Боюсь, отсутствие моего покровительства для тебя не безопасно.— Для меня это не важно.— Для меня это важно, — неожиданно разозлился он. — Я спасал тебя не для того, чтобы ты так безалаберно относилась к своей жизни. Я знаю, тебе чертовски плохо. И знаю, что ты справишься. Завтра в воскресенье ты встанешь, как обычно, будешь жить, как раньше, сходишь в лес, подумаешь, вернешься домой, примешь решение. Но всё-таки береги себя. Не ради себя самой или меня, а ради отца и матери. Они всё еще живут в том слепом мире. И должны оставаться в безопасной колыбели неведения.Я, молча, вытащила из рюкзака сандвичи и стала есть их один за другим, не чувствуя вкуса.— Я не могу понять, за что ты злишься именно на меня, — сказал он, качая головой.— Я на тебя не злюсь, — нахмурилась я. — Мне просто не нравится, как ты ко мне относишься. Но ты не обязан относиться ко мне как-то иначе. Кроме того, как ты не понимаешь… Не важно, что я чувствую. Это больше совершенно не важно. А если тебе не нравится, что мы не станем общаться, как раньше, так что ж… — я пожала плечами, — это тоже нормально. Это логично.Мне показалось, что он скрипнул зубами.— Ты очень умная девушка, но в некоторых отношениях…— Договаривай, — ледяным тоном бросила я.— Не важно. Ты имеешь на это право, — вздохнул он.— Не притворяйся, что для тебя это важно.Он не ответил.Еще один камень тяжело лег мне на грудь. Глядя в его глаза, я всегда буду спрашивать себя — интересно, на каком вопросе ему неожиданно станет скучно, и он просто уйдет? Он был моим сфинксом. Он им и остался, просто… теперь он действительно представляет собой камень.Проводив меня до дома, Эдвард отдал мне ключи от машины. Солнце уже садилось. Закат был печальный. По розоватому небу плыли серебристые облака, и сквозь них редко-редко скользили умирающие солнечные лучи. Эдвард перед тем, как проститься со мной, поднял руку, чтобы погладить меня по щеке. Не знаю, зачем он это сделал. Я недоуменно посмотрела на него, и он убрал ладонь, опустив голову. Мне показалось, он напряжённо сжал челюсти, чтобы не выругаться.— Ты справишься, — сказал он мне, но показалось, словно он сказал это в первую очередь себе самому.Он очень быстро исчез, и я почувствовала, что рада оказаться в одиночестве.Я медленно вошла в дом. Знакомая обстановка, знакомые запахи… только мир другой. Я должна принять его.Помню, как поднялась в свою спальню, медленно-медленно ворочая ногами. Помню, как открыла дверь, бросила в угол сумку, подошла к кровати и упала на нее, а потом в голос заревела. Мне хотелось кричать, но я просто захлебывалась слезами, оплакивая свою… веру. Когда мы живем, оглядываясь на мир и социум, мы можем видеть много грязи — всякой разной. На самом деле мало кто из нас носит розовые очки. Но закрадывается спасительная мысль: может, в будущем будет всё не так плохо. Или раньше было гораздо хуже. Теперь у меня не осталось этой веры и спасительных мыслей. Была только обнаженная уродливая действительность, в которой люди поставлены на конвейер и вертятся в жестокой, не знающей жалости, машине, пожирающей их. И хуже всего… намного хуже всего этого было то, что я знала это всегда. Просто слова Эдварда открыли для меня действительность с новой стороны. Раньше эту действительность можно было как-то игнорировать, сейчас — уже нет.Я, мои друзья, семья, знакомые, бродяги и все обычные люди — просто корм. Не важно, для кого — для экономической системы или для Договора. Это не играет роли, потому что и в том и в другом случае безжалостно пожирается человеческая жизнь.Я захлёбывалась рыданиями, оплакивая свою наивность, так сильно, что заболело горло и голова. Наконец, задыхаясь, я поплелась в ванную, чтобы умыть лицо. Когда я это сделала, сделалось уже темно. Я должна притвориться, что сплю, когда приедет папа. С ним я совершенно не готова сейчас говорить.Умывшись, я вернулась в спальню, снова легла на кровать, выключив свет. Меня еще трясло от озноба, сильно болела голова, но я не плакала. Я пыталась дождаться отца — не знаю, зачем. Я не хотела видеть его и в то же время — хотела. Мне хотелось, чтобы он, как в детстве, обнял меня и сказал: милая, это просто кошмарный сон.Кошмарный сон… Да, я была раздавлена, но ни на что не променяла бы этот ужас. Я не согласилась бы снова жить в неведении. Сейчас мне плохо, но это пройдет. Точно пройдет.Я думала об этом, засыпая. Отца так и не дождалась, уснула. Точнее, я не заметила, как провалилась в очень тяжелые, бредовые сны. У меня всё еще сильно болела голова, было очень холодно, один кошмар сменял другой. И во всех снах я видела конвейер. Он громко работал, и от этого гудела голова. По конвейеру ехали люди. Они все радовались и говорили между собой, в то время, как впереди их ждала газовая камера или печь. Мы ведь так и живём — на конвейере. Мы улыбаемся, просыпаемся каждое утро, считаем себя уникальными, но когда в мире настанет глобальный кризис или третья мировая война, или смерть появится перед тобой — тогда разверзнется пасть печи, в которой ты сгоришь, потому что ты просто социальное мясо в экономической машине. Лишь попадая в эту печь, люди начинали кричать, разрывая мне барабанные перепонки, тогда я почти просыпалась, но его сменял другой кошмар. Я отчасти понимала, что сплю, но не могла проснуться. Я словно пыталась выплыть из-под толщи воды. Наконец, я перестала плыть, и сны... захватили меня целиком.Когда я очнулась, было темно. Меня сильно трясло от озноба, голова раскалывалась, и я поняла, что у меня температура. Я хотела доковылять до тумбочки, чтобы взять градусник, но, едва поднявшись, упала на пол. Меня мутило. Неожиданно я почувствовала, как меня поддерживают чьи-то руки, помогая мне подняться.За окном шел дождь, поэтому в комнате стало прохладно, повеяло сырым ветром. С волос Эдварда стекали крупные капли, словно он провел под дождем часа два. Руки тоже холоднее обычного. Он перенес меня на кровать. Всё это было так странно, что я решила, будто мне опять это снится.— Наконец-то… — прошептала я. — Ты опять мне снишься. Значит, всё скоро будет хорошо… Я проснусь. — Белла, ты не спишь. Посмотри на меня, — шепот у него обеспокоенный.Я смотрю на него с трудом.— Нет, я сплю. Сейчас ночь, но ты в моей комнате. Что тебе тут делать? — я попыталась быть разумной. — А где все?— Кто все?— Люди… которых везли убивать. Нужно выключить машину! — я дернулась у него в руках. — Быстро! Пока я всё понимаю… Тут была большая машина, по конвейеру ехали люди… Надо выключить ее! — задыхаясь, я взволнованно смотрела в лицо Эдварда, который гладил меня по голове. — Что ты медлишь? Где… Где она?— Белла, тут ничего нет. Ты больше не спишь.— Не сплю? — растерянно спросила я. — Как же так? И что тогда… ты тут делаешь? — я осторожно от него отодвинулась, но, почувствовав головокружение, решила лишний раз не шевелиться.— Это не важно, — он быстро снял с себя толстовку, скинул с ног обувь. Я наблюдала за ним с растущей тревогой.— Температура близится к сорока двум, — вымолвил он. — Ее нужно срочно понизить. Подожди тут минутку.Он исчез, и я увидела, как только легонько приоткрылась дверь в спальню. Понемногу до меня начинало доходить, что я больше не сплю. Слабо застонав, я опустилась на подушку — мокрую от пота. Руки у меня дрожали, голова продолжала болеть. Я чувствовала себя так, словно внутри меня кипит кровь, и я вот-вот взорвусь или начну свистеть, как чайник.Он вернулся, спустя тридцать секунд. В одной его руке был стакан воды, а в другой — таблетки.— Ты чего это тут хозяйничаешь? — спросила я вяло.— Пей давай, — приказал он.Я узнала жаропонижающее средство. Правда, оно было не очень действенным.— Сколько… ты сказал у меня градусов?— Еще немного, и это будет не важно, — процедил он. Затем отодвинул одеяло и лег ко мне, крепко обхватив руками. В этом была логика. Тело у него такое ледяное, что я немедленно начала стучать зубами.— Невыносимо… — пожаловалась я.Он молчал.Мне казалось, я смогу согреть его, но это оказалось не реально. Странно и то, что, не смотря на чудовищный холод, его объятие было приятным, успокаивающим. Словно холодный компресс на разгорячённую кожу. Наверное, такое же чувство испытываешь, когда распалённый на эмоциях выходишь под ледяной северный ветер на улицу, и он обдувает твои щёки.При этом в то время, как я успокаивалась, меня не хватало на понимание того, что приходится испытывать Эдварду, пока он прижимался ко мне.— Прости, придется меня потерпеть, — вымолвил он несколько сдавленно. — Минут двадцать, хорошо? Потом начнет действовать лекарство.— Почему ты за мной следил?Он ответил не сразу. — Я опасался вот этого — того, что с тобой сейчас происходит, — ответил он.— А с голосом у тебя что?— Ну, давай подумаем… Твоя кровь для меня самый желанный в мире наркотик, — сказал он, передразнивая меня. — У тебя нежное, горячее тело, и я прижимаюсь к нему прямо сейчас, чувствуя твой запах…— Понятно, — признала я. — Но я разрешаю тебе меня убить. — Заткнись, — неожиданно прошипел он, стискивая меня с такой силой, что стало больно. — Не смей никогда так говорить, ясно?— Прекрати делать вид, что тебе не наплевать.— Клянусь, самооценка у тебя больная. Любая другая на твоём месте давно бы всё поняла, — злобно шипел он.У меня болела голова и из головы не выветрился кошмарный сон, так что воспринимала я его плохо.— Мне всё равно, что я для тебя ценный экспонат, — ответила я, нисколько его не испугавшись. — И я не хочу жить ради кого-то там. Я собиралась жить для себя.Он глухо застонал, уткнувшись носом в мою шею:— Какая же ты…— Ты физически не способен обозвать девушку? — с искренним любопытством спросила я.— Не теми словами, которые приходят мне в голову с поразительной частотой, с тех пор, как я с тобой познакомился.— Зато тебе не скучно, — сказала я сердито.Неожиданно он искренне улыбнулся:— Верно. Мне совсем не скучно…Только в ту секунду я поняла, что ему плохо. Во всяком случае, хуже, чем мне. Он хотел меня убить, мечтал убить меня, но не позволял себе этого и пытался снизить мне температуру. Концентрированный запах в комнате сводил его с ума.Не то чтобы я испытала сострадание. Скорее, понимание. В ту секунду я даже перестала обижаться на него за то, как он ко мне относится. Ну… честно — а как еще он мог ко мне отнестись? Кто он и кто я?— Ты, наверное, всё-таки немного мной дорожишь, — пробормотала я со вздохом, коснувшись его волос, но осторожно и почти украдкой.Он закрыл глаза:— Достаточно сильно, чтобы не убивать тебя.Эдвард не отстранялся, и я поддалась искушению осторожно погладить его руку. У меня перехватило дыхание, кожа показалась мне очень мягкой и нежной.— Неужели на свете так мало интересного, что ты так за меня цепляешься?— Сложно сказать, — произнес он, не открывая глаз. — Мир бесконечно интересен, но… я занимаю в нём не то место, при котором можно отдать себя наслаждению исследования. Моя жизнь ограничена жестокими правилами, я постоянно начеку, и у меня в этом плане нет выходных. Круг моих знакомых ограничен. Есть еще интернет. Это замечательная штука, в нём существует иллюзия, что я никого не могу читать. Хотя там, разумеется, нельзя раскрываться или хоть как-то привязывать к себе людей. И тут появилась ты. Да, верно… ты интересный ребенок. Талантливая девочка с большими амбициями. Я долгое время воспринимал тебя одновременно, как очень любопытный феномен и забавную игрушку, от которой много неприятностей. Порой ты казалась мне вызовом моему самолюбию и стойкости. Мне нравится побеждать. Но потом... Господи, что ты делаешь?Пока он говорил, я добралась до предплечья. Эдвард слабо улыбнулся, мне показалось, что он перестал дышать. Я понимала, что это мучает его. Я знала, что это опасно, но всё же не могла перестать к нему прикасаться.— Прости, — я одёрнула руку.Он перехватил мою ладонь и поднес к своему лицу, затем осторожно коснулся ее губами.— Это химия. Ею подчиняются в некоторой степени даже вампиры. Видишь, что ты со мной делаешь? Я почти ненавижу себя, — улыбнулся он.— Н-не совсем тебя понимаю.— Вероятно, ты не понимаешь, — промурлыкал он, лаская мою ладонь своими пальцами.Совершенно очевидно, что мои прикосновения были ему очень приятны. Я понимала характер этого возбуждения — он просто хотел меня съесть. Поэтому не стала его провоцировать дальше, как бы сильно мне этого ни хотелось. У меня вырвалось:— Любить тебя ужасно, Эдвард.— Я бы очень хотел, чтобы ты меня не любила, — нежно сказал он.— И еще я для тебя ?девочка?.— Белла, мне больше девяноста лет.— Это не играет роли для меня. Впрочем, я знаю, что ты не можешь смотреть на меня, как на равную, учитывая, кто ты такой. Еще и возиться со мной приходится, — я вздохнула. — Перестань меня обнимать, ты можешь уже отойти. По-моему, мне лучше.Эдвард осторожно отпустил меня, и я почувствовала, что ему удалось это с трудом. Он медленно подошел к окну, и я видела только его угольно-черный профиль на фоне темно-синей сырой ночи.Он пытался не только снизить мне температуру, но и отвести меня от мыслей, которые вызывали во мне столько отчаяния. Ради этого он стал так откровенен. Я позволила ему это, потому что вспоминать свой сон или обсуждать его казалось невыносимым.— Ты зря так говоришь, — сказал он тихо.— О чём ты?— Девяносто лет — серьезный возраст, но это не двести. Всё это время моя жизнь была наполнена, в основном, работой и исследованиями. Вообще-то, на свете есть люди, которым под девяносто. Я к тому, что…Я внимательно его слушала.— Когда ты сказала ?как на равную?… ты ошиблась. Я пока очень плохо тебя знаю. Возможно, я чему-то и научусь у тебя, — он попытался мне улыбнуться, но у него всё равно вышло немного снисходительно.— Хорошая попытка, Эдвард, но ты не спишь. Срок твоей жизни гораздо больше, чем у любого девяностолетнего, — безжалостно сообщила я. — Перестань пытаться меня утешить.— Боже, ну, почему ты даже в таком состоянии умная? — разочарованно вздохнул он.Я пожала плечами:— Просто пытаюсь лучше тебя понимать. Я хорошо понимаю, какая между нами пропасть.— Глубже, чем ты думаешь, — печально улыбнулся он.— Спасибо за честность.Мне было очень больно. Но эта боль уже не так много прибавляла к тому, что происходило, когда я возвращалась мыслями к Договору. — Там на поляне… ты не убежала от меня. Даже не закричала, хотя это было бы логично. Это не выходит у меня из головы — ты смотрела на меня так, словно очень хотела помочь мне, но не знала чем. — Тебе было больно. На это трудно смотреть, — призналась я.— Я правда очень хотел тебя укусить.— Ты и сейчас хочешь, — спокойно сказала я. — Но я почему-то тебе верю.— Ты безрассудно храбрый человек.— На самом деле, я трусиха. У меня много страхов и фобий.— Ты прямолинейна, не боишься правды — ни для себя, ни для других. Мне никогда и никто с таким гордым безразличием не признавался в любви. Впечатление, что слабостей у тебя вообще нет. А тебе… боже, тебе ведь только семнадцать, — почему-то он сказал это с особенной горечью, качая головой, а потом нахмурился. — Ты еще ребенок по всем меркам... — он запнулся и неожиданно перевёл тему разговора. — Для каждого вампира есть особенный запах, к которому его тянет. Джаспер такой жертвы еще не встретил, а вот Эммету не повезло. Ему встретились две.— И что с ними было?— Он их убил, — ответил Эдвард. — Его хватило только на то, чтобы спланировать свою охоту грамотно. Обошлось без следов и свидетелей. Однако был суд, и Эммета оправдали, так как он не оставил следов. За оба случая он не гордится. Я понимаю, с чем он столкнулся. По правде сказать, Эммет понимает меня лучше всех. И в его глазах я совершаю какой-то немыслимый подвиг. Я и сам не подозревал, что у меня такая сильная воля. Но знаешь, если бы наша первая встреча произошла, например, в том месте, где к тебе пристали те парни, у тебя бы не было шансов остаться в живых. — Кстати о тех парнях... Тебе же не разрешалось их убивать?— Разрешалось. Когда под вопросом жизнь одного из нас или жизнь посвящённого, мы имеем право ликвидировать тех, кто нам мешает вне зависимости от того, к какой категории находится человек. Официально ты не являлась посвящённой, но я уже курировал тебя. К тому же, так вышло, что на тебя напали отморозки, о которых мало кто станет переживать. Иногда люди проживают свою жизнь быстро, не подозревая, что оставят после себя один только мусор, — пробормотал он. — Но с тобой — другое дело. У тебя тут куча знакомых, друзей, отец из полиции. Не говоря о том, что оборотни — друзья твоего отца. Если бы я убил тебя, у меня могли бы возникнуть неприятности. В школе я придумывал десятки планов, чтобы выманить тебя из школы и подстроить убийство таким образом, чтобы никто не смог найти твоё тело или заподозрить в убийстве меня.Я знала, что он не лжет.— И поэтому ты так меня ненавидел.— Ненавидел — мягко сказано. Тем не менее, в первый день встречи с тобой мне удалось дотерпеть до конца занятий. Я хотел сменить расписание у администратора, чтобы иметь возможность хотя бы попытаться оставить тебя в живых, но расписание изменить не вышло, еще и ты вошла… Это момент, когда я действительно был на грани срыва. Кажется, вместе с тобой вошел ребенок. Наверное, это немного остановило меня. Я не стал никому ничего говорить, сразу отправился к Карайлу и, не заезжая домой, уехал на Аляску. Там я пробыл какое-то время среди знакомых… Но в Форксе меня ждала работа. Я не мог оставить тут эту тварь, пока она охотится. Я должен был вернуться так или иначе. И я вернулся. Мне удалось убедить себя, что я справлюсь. Ты просто человек. Я тебя ненавидел за то, что ты во мне вызываешь, и смеялся сам над собой. Какая-то ничтожная девчонка,… за что мне ее ненавидеть? Когда я вернулся, было трудно, но я себя хорошо подготовил и, к тому же, выпил много крови. Я не мог читать твои мысли. Мне начинало казаться, что ты ведьма, но Джаспер сказал, что я ошибаюсь. Тогда я решил понять тебя чуть лучше, пользуясь мыслями твоих друзей и знакомых. Ты показалась мне, в сущности, обычным подростком, но неприятным. Любознательная, очень внимательная, задавала о нас вопросы, и у тебя был такой взгляд… словно ты что-то подозреваешь. Ты понятия не имела, куда лезешь, но я решил, что ты не опасна. Каково же было моё удивление, когда ты чуть ли не прямо назвала меня убийцей и заявила, что знаешь о нашей связи с пропажей людей. Я решил тебя припугнуть, но это не сработало. А потом тебя чуть не сбил фургон Тайлера… — он помолчал, посмотрел в окно. — И с тех пор мне пришлось понять, что ты исключение из всего, что я когда-либо встречал. Это чертовски неудобно, приносило одни проблемы, но это интересно хотя бы… В моём жутком мире не хватало такой, как ты.Он выглядел слегка уставшим от внутренней борьбы, которую переживал в этой комнате. — Я не откажусь от правды, которую узнала, — сказала я. — Но, если честно, мне легче с ней жить, когда ты рядом.— Плохо, если так. Вечно я рядом быть не смогу.Я пережила еще один болезненный удар в грудную клетку.— Я знаю.— Белла, тебе этого и не захочется.?Я бы не была так уверена?.Посмотрев в моё лицо, он прошептал, качая головой:— Надеюсь, ты очень скоро образумишься. Так будет лучше для нас обоих.?Ты и понятия не имеешь, что значишь для меня, но я не стану тебе докучать. Не имеет смысла, если я принадлежу тебе. Ты в любом случае сделаешь со мной то, что посчитаешь нужным…? — подумала я.— Почему ты так странно на меня смотришь? — спросил он.— В очередной раз радуюсь тому, что ты не способен читать мои мысли.Эдвард не воспринимал мои чувства всерьез, но мне было всё равно. Я очень устала и хотела спать.Эдвард неподвижно стоял у окна. Мне хотелось спросить, почему он не уходит, но не стала. Вдруг после этого он уйдет… Да, он не любит меня. Да, между нами в любом случае ничего не будет. Я знаю, что являюсь для него просто очень увлекательным хобби, которое он страстно не хотел бы потерять. И однажды (наверное, очень скоро) наступит день, когда я пойму, что больше его не увижу. Но пока он просто рядом, когда я сплю.Той ночью мне больше не снились кошмары.