Коллапс. Часть вторая - чёрный и оранжевый (1/1)

Той ночью мне снился странный сон с Эдвардом. Я перекрашивала его белой краской маленькой кисточкой, начиная со лба и взлохмаченных черных волос, заканчивая краями его брюк, пока он сидит, согбившись, точно горгулья, на высоком табурете. Я сосредоточенно выкрашивала его в белый, и только глаза его мне не поддавались. Колючие, чёрные — они смотрели на меня неприветливо, но я совсем не боялась их. Я почти не отрывалась от процесса, взволнованно следя за контуром каждого мазка краски.Обычно я вставала по будильнику, тщательно приводила себя в порядок и очень старалась успеть в школу. Будильник я выключила десять минут назад, но так и не встала. Школа больше не играла для меня роли. Я во что бы то ни стало хочу поступить в академию, но… Теперь мне не страшно. Я проверила себя на прочность и знаю, на что могу быть способна. Я знаю свои недостатки и готова над ними работать. Только это не все изменения. Что-то крылось еще в густом, туманном лесу, на который я смотрела каждое утро, поднявшись с постели.Отец рассеянно посмотрел на меня, пока я спускалась:— Беллз? Всё нормально?— Да, — удивленно кивнула я.— Выглядишь бледнее обычного, — пожал плечами он. — Хотел спросить насчет субботы. Ты всё еще собираешься в Сиэтл??Нет. В субботу Эдвард собирается мне показать трансформацию вампира на солнце. Я должна буду изучить сам процесс, запомнить и знать, каким образом отличить вампира от человека. Понятия не имею, зачем, но предполагается, что данный навык мне понадобится?.Вслух я сказала:— Еду. А что?— Ты точно не собираешься на танцы?— Терпеть их не могу, ты же знаешь, — флегматично ответила я и достала из холодильника ветчину. Только я в нашей семье обожаю мясо на завтрак. Впрочем, и на обед тоже. Если подумать, я не представляю своей жизни без мяса.— Тебя же приглашали? — уточнил он.— Ты странные вопросы задаешь, — сощурившись, посмотрела на него я. — На весенние танцы приглашают девушки.— Хм… — он сумрачно сдвинул брови.Интересно — каково это — знать, что однажды твоя единственная любимая дочь встретит мужчину своей мечты и выскочит за него замуж? Или, что еще хуже, подобно мне, не полюбит никого. Бедному Чарли не стоит знать, на какой алтарь я положила своё сердце. Впрочем, я бы и не смогла ему объяснить.Он улыбнулся мне слегка обеспокоенно, потом рассеянно махнул рукой и отправился на работу. Я наскоро сделала себе сандвич, съела его, запив апельсиновым соком, а потом медленно подошла к окну. Я почему-то не решалась выглянуть. Но когда я всё же отодвинула занавеску, то увидела серебристый вольво. Я почти чувствовала, что Эдвард сидит за рулем и слышит, как я передвигаюсь по дому. — То есть, ты слышишь меня даже сейчас, — пробормотала я.Я увидела, как Эдвард коротко помахал мне.— Обалдеть…Я вышла из дома и подошла к его машине. Когда он вышел, чтобы открыть мне дверь (галантность с его стороны не была фиглярством, он лишь действовал по давно отлаженной привычке), я неожиданно вспомнила сон. Почему-то это заставило меня оторопеть. Я вспомнила, как держала в руке кисть. Как сама испачкалась в белой краске. Я вспомнила, как проводила кистью по его векам, по ушной раковине и подбородку. Только теперь я видела в этом сне что-то глубоко личное.— Доброе утро, — отдавая дань вежливости, сказал он. — Что с тобой? Спала неважно? — спрашивая это, он улыбнулся так, словно в этом был подтекст.— Почему интересуешься? — сурово и подозрительно спросила я. — Нормально спала.— Выглядишь уставшей. У тебя такие круги под глазами, что издалека кажется, будто ты зачем-то сама их нарисовала.— Ладно, спала я как-то не важно, — буркнула я.— Мне тоже не спалось, — сказал он с усмешкой. Ха. Ха… Вампир шутит про сон, я поняла.— Всю ночь занимался сверхсекретными делами?Он покачал головой:— Сегодня вопросы тебе задаю я. У меня возникла потребность лучше узнать тебя, Белла. Я должен понять для себя нечто очень важное. Поэтому потерпи немного мою назойливость.Проклятье. Задавать вопросы мне — совершенно не интересно. То есть, в ближайшее время мне ничего не узнать про остальной условно волшебный мир — про ведьм, оборотней и всех прочих, если они существуют.Я посмотрела на него с глубоким разочарованием:— Ты говорил, что знаешь всю мою подноготную.— Только внешнюю.— На кой тебе сдался мой внутренний мир, — нахмурилась я. — Давай я просто сдам для тебя тест MMPI(1)?— Не подойдёт.— Почему? Есть ещё очень точный тест Сонди...— У меня личное любопытство, Белла, — ответил он негромко. — Но оно мне важно, поэтому был бы тебе благодарен, если бы ты отвечала, когда я буду спрашивать.Я даже растерялась:— Ладно. Что ты хочешь знать?— Твой любимый цвет.— С детства был черный, и до сих пор не менялся, — вздохнула я, глядя в потолок. "Надеюсь, после этого сеанса любопытства он позволит задавать вопросы мне? У меня их очень много..."— С детства? Прямо так категорично? — удивился он.— С пяти лет, — ответила я раздраженно. — Это не интересно.— Нет, интересно. Почти никто не помнит, какой цвет ему нравился в пять лет. Это с чем-то связано?— Да, — я небрежно пожала плечами. — В пять лет я осталась одна дома ненадолго. Было очень темно. Мне стало страшно, я боялась монстра в шкафу. Но из взрослых никого не было, а трястись от страха мне надоело, так что я сделала над собой усилие и, превозмогая панику, пошла открывать шкаф.— А свет включить?— Это не пришло мне в голову, — просто ответила я. — В общем я открыла дверь и никого не увидела. Сначала мне захотелось убежать, но вместо этого я залезла в шкаф с одеждой и закрылась изнутри. И представила, что я монстр. Через полчаса мама не нашла меня в кровати и пошла искать. Спустя сорок минут, когда она открыла дверь, я ее напугала…— Жестоко.— Ребенком я часто такой бывала. Но с той поры черный цвет я люблю, — сказала я. — Именно чисто черный, без примесей. Темнота… безопасна.— Темнота ассоциируется у тебя с безопасностью, надо же, — он тихо рассмеялся. — И больше тебе никакой цвет не нравится?— На втором месте оранжевый.— Боже, у тебя и градация есть.— Есть, — подтвердила я невозмутимо.— И почему оранжевый?— Он теплый, уютный, живой, — ответила я, пожимая плечами. — Цвет беззаботности и веселья.— Теплый, — пробормотал Эдвард едва слышно. — Понятно. Он и правда такой.— Всё нормально? Это точно не какой-нибудь психологический тест? Ты же не соврал мне? Если я его не сдам, ты не исчезнешь?Эдвард покачал головой и ответил несколько запоздало:— Нет, это не тест. Какую музыку ты слушаешь, помимо классики?Вопросы звучали слегка требовательно и холодно. Я в упор не понимала, зачем ему весь этот информационный мусор.— Я слушаю рок по большей части. Мне нравится инструментальная музыка.— Вообще-то я заметил, что тебе нравятся агрессивные исполнители.— Психологическая гиперкомпенсация моей неуверенности и скромности. Тихони часто слушают тяжёлый металл, — выговорила я быстро, чтобы скорее перейти к следующему вопросу и закончить эти глупости. — Что тебе ещё интересно?— Так не честно, ты даже не пытаешься меня заинтриговать.— Ну, извини.Какой бы я была дурой, если бы попыталась произвести на него впечатление? Кто я такая? Смешная девочка из Финикса с тараканами в голове. Заинтересовать личность, вроде него? Не смешите меня, я даже пытаться не стану.Этот абсурдный допрос длился в течение всего дня. Причём Эдвард отказывался отвечать на какие-либо мои вопросы, и я потихоньку начинала злиться... — В упор не понимаю, зачем тебе знать всю эту чепуху.— Выстраиваю шаблон, Белла. Пытаюсь подобрать нужный тебе.— Он так тебе нужен?— Мне — очень нужен, — твердо ответил он. — Ты должна стать понятной и предсказуемой.Он так сказал слово ?должна? с таким нажимом и определенностью, что сделалось не по себе. Видимо, он не шутил. Порой вопросы звучали, порой, бестактные, и я очень смущалась отвечать, но его нисколько это не заботило.— У тебя еще не было мужчины, верно?Я посмотрела на него с яростью:— Отстань.— Не было, — хладнокровно заключил он.— Меня бесит твоя бестактность.— Меня это не волнует, — ответил Эдвард. — Ты невероятно скромная при внутренней распущенности. Обычно внутренняя распущенность провоцирует внешнюю, но у тебя четкие принципы относительно своего морального облика. Интересно.— В самом деле? — протянула я со злой иронией. — Тебе интересно?— Очень, — с потрясающим спокойствием подтвердил он. — Почему у тебя до сих пор никого не было? У тебя гармоничное тело и с лицом всё нормально. Ты могла бы найти кого-нибудь. Я пытаюсь понять, почему ты не влюблялась. — Да, просто не получалось у меня, — процедила я.— Но почему? В Финиксе не нашлось ни единого человека, который бы тебя зацепил?— Видимо, не было, — отрезала я. — Что, если я просто асексуальна?— Я об этом думал, но у тебя есть эротические сны и фантазии, так что асексуальность исключается.— Так, а про сны и фантазии тебе откуда известно?Он улыбнулся:— Вопросы сегодня задаю только я.— Да, как хочешь, — сухо ответила я, раздраженная тем, как он игнорирует мою злость.Я серьезно обиделась на него и на то, что моя обида никак на него не действует. Он словно бы не замечал ее.Я в упор не понимала, почему в то время, как я должна готовиться к чему-то страшному и серьёзному он тратит время на такую чепуху. Подготовил бы список вопросов заранее, я бы ответила быстренько и честно.Тогда я не понимала, что Эдвард мудрее, проницательнее и дальновидней. Он давно начал понимать и замечать катастрофу, которую не заметила я. Для него эти смешные вопросы, которые он столь тщательно подбирал, и впрямь имели значение.Он пытался спастись. Пытался просчитать нашу с ним возможность контактировать без проблем.— У тебя есть любимый камень? — спрашивал он, провожая меня по школьному коридору.— Обсидиан.— Потому что он чёрный?— Нет. Потому что я люблю вулканы и их историю.— Тебе еще и вулканы нравятся? — усмехнулся он. — Понятно. А еще какие камни?— Не камни… Я очень люблю янтарь. Мне нравится запах древесной смолы и сам цвет янтаря, — ответила я устало.Он почему-то улыбнулся, что только сильнее меня взбесило, но я подавила в себе желание его ударить.— Снова черный и оранжевый, — пробормотал Эдвард. — Ты нарочно?— Что нарочно? — не поняла я.— Ничего, — отмахнулся он. — Какие тебе нравятся цветы?— Никакие, — призналась я. — Не люблю их.— Почему?— А почему я должна их любить? Меня никогда не интересовала ботаника.— То есть, всё, что тебе зрительно нравится, так или иначе связано с реальными интересами? Обсидиан связан с вулканами, янтарь — со смолой и приятным запахом. У тебя везде так работает ассоциативное мышление?— Да. А что такого?— Тогда выходит, что ни один человек внешне тебе не понравится. Ты не способна полюбить кого-то за внешность. Ты видишь красивого человека — любого — как живое произведение искусства, ничего к нему не испытывая. Не покупаешься на красоту, пока она не начинает значить для тебя что-то конкретное, — он смотрел на меня почему-то радостно и удивленно. — Невероятно.— Да? — с сомнением переспросила я.— Поэтому тебе сразу удалось увидеть в нас нечто странное. Ты анализировала не красоту или уродство, а чистую форму, факты, никак не принимая их к сердцу. И при этом чисто консервативном строгом стиле мышления… у тебя есть любимые художники и ты говоришь, что ты гуманитарий, которому нравится литература. — Н-ну да… Это плохо? — обеспокоенно спросила я.— Да, — пробормотал Эдвард и усмехнулся: — Белла, для тебя это очень плохо. Пока что мне кажется, что я так и не создам тебе удобный шаблон.— И чем мне это грозит? — спросила я теперь испуганно.— Надеюсь, ничем особенным, — проронил он.На биологии нас ждал очередной фильм про генетические расстройства. Эдвард немного пугал меня и вопросами и своей реакцией на мои ответы, я начинала беспокоиться, но его это почему-то только веселило. Правда, порой в его улыбке я читала глубокую печаль. Я быстро научилась различать двух Эдвардов. Первый — школьный, с живой мимикой, более энергичный. Второй — относительно настоящий, строгий и хладнокровный. Но и у второй испытывал эмоции. Печаль прослеживалась у настоящего-Эдварда. Хотела бы я знать её причину.На сей раз фильм нам показывали скучный, но мне хотя бы не хотелось реветь. Я была вполне готова досмотреть его до конца и сделать по нему конспект — фильм документальный, довольно старый. Весь урок Эдвард казался мне очень напряженным. Его терзали какие-то мысли, но я не спрашивала о них. Он точно мне о них не расскажет.Он молчал в том числе по дороге к спортивному залу. Не глядя на меня и забывшись в своих мыслях, он лишь иногда рассеянно смотрел в окно. Прощаясь, он странно улыбнулся мне, затем, как и в прошлый раз, осторожно сосредоточенно погладил меня ладонью по щеке. Его улыбка стала чуть шире, но не сделалась понятнее, когда он негромко попрощался со мной и помчался прочь.Помня о совете Майка, я разозлилась и на уроке играла лучше, чем раньше. Разозлиться мне совершенно ничего не стоило. Достаточно было думать об Эдварде и том, как он бесцеремонно, грубо третировал меня вопросами.— Слушай, серьезно, скажи, что конкретно значит этот допрос? — спросила я Эдварда, когда увидела его после физкультуры. Некоторое время он медлил с ответом.— Они нужны для моего личного удобства, — ответил он уклончиво. — Забудь об этом. На решение о твоем информировании это никак не влияет.Я даже почти успокоилась.Его вопросы стали глубже, словно весь урок он обдумывал какую-то стратегию. На сей раз он копался не в моей личной жизни, он пытался заставить меня открыть ему душу. Спрашивал меня о моих мыслях, и это было страннее всего, сложнее всего, потому что я никому их не говорю. Он требовал от меня откровенности, которую давать мне было сложно, но мало помалу я поняла, что каким-то образом открываюсь ему.Вероятно дело в том, как он умел слушать и молчать. Устремив вперёд взгляд своих больших, по-совиному круглых, серьёзных глаз, он словно сразу же читал между строк — всё, что я говорила и всё, что не собиралась говорить. Иногда он переводил взор на меня, и мне начинало казаться, что это я читаю его мысли, слышу в своей голове.Я не сразу заметила, что случилось нечто страшное — не пресловутая любовная химия, не дружба и даже не восхищение. Глубокое взаимопонимание, какое не бывает ни с каким психологом и редко это случается даже среди хороших друзей.Мне нравилось обсуждать с ним то, что мне интересно. Я описывала ему Финикс, свою жизнь в нём, я описывала запахи и цвета, которые меня окружали. Я очень любила этот город, поэтому начала говорить взахлеб, описывая его улицы, мои любимые кофейни, приветливых людей, безоблачное небо и парки. Мне очень захотелось передать ему все эти впечатления, чтобы он тоже полюбил Финикс. Поймав себя на этом странном желании, я замолчала.Начинался дождь, на Форкс опускались густые, сырые сумерки, и в машине подле Эдварда сделалось словно бы тесно. Он пока ничего не спрашивал, молчал вместе со мной. Это было странное молчание. Он смотрел куда-то на дорогу, я просто слушала, как стучат капли по машине. Мыслями я была в Финиксе. Почему-то меня беспокоило, что я могла не до конца передать ему всю атмосферу своего любимого города.— Форкс — полная противоположность всему, что ты любишь, — пробормотал он.— Да, — признала я. — Так и было. Потом появился ты со своими тайнами, и всё испортил. Я... полюбила снег, спокойствие леса, тишину и стук капель по стеклу окна. Он снова какое-то время молчал.— И холод? Ты не могла полюбить холод, — добавил он задумчиво, несколько резко качнув головой и нахмурившись. — Или смерть.— Люблю я это или нет, некоторые вещи просто есть в мире, и я должна принимать их.— Как всегда, адекватный подход, — снова странная улыбка коснулась его губ и слегка сощуренных желтых глаз. Взглянув на них, я смущенно и запоздало поняла:— Твои глаза похожи на яркий янтарь. А когда голоден — на обсидиан. Оранжевый и чёрный.— Забавно, — запоздало и рассеянно подтвердил он. — О чём ты думаешь?— Как обычно. О том, что я хочу тебя убить, — вымолвил он всё с таким же потрясающим спокойствием. — Подле тебя сложно думать о чём-то другом, хотя я тренируюсь. Потому и вслушиваюсь в то, что ты говоришь.— Я знаю, и поэтому описывала всё в таких ярких красках. Надеюсь, у меня получилось. Эдвард, позволь мне просто показать тебе, что твоя сила воли на самом деле крепче, чем ты думаешь…Он резко притянул меня к себе за руку, заглядывая в глаза. Потом, ничего не говоря и продолжая сильно сжимать запястье, склонил голову к моей шее и втянул носом воздух. — Современные люди пахнут ужасно, — сказал он тихо. — Их запах портит нездоровая пища, стресс и разные дезодорирующие средства. Это отчасти хорошо. Так вы менее привлекательны. Не сказал бы, что твой запах так уж замечателен. Он столь же испорчен, как у остальных, просто в нём есть всего одна нота, оттенок, который… заметив, не можешь перестать о нём думать. У меня вся машина пропахла тобой, и я схожу с ума просто когда за руль сажусь. Ты болтаешь о своём любимом городе. Он такой солнечный. Такой теплый и замечательный, говоришь ты. И я чувствую это, только он меня не интересует. И я окончательно потеряю контроль, если попробую хоть каплю… тебя, — он прижался лбом к моему виску.Я заморожено молчала. Не знаю, было ли мне страшно, я просто окаменела. Услышала, как он улыбается, слегка обнажив белые зубы. Затем услышала сухой, издевательский смешок в ухо:— Может быть… проще и правда убить тебя?Я задрожала.?Перестань?.Но вымолвить не смогла ни слова.— Повтори это, — ласково сказал он. — Ну же. Предложи мне свою кровь.Я закрыла глаза и слабо покачала головой.— И почему же ты этого не сделаешь?— Потому что ты чудовище.— Умница, — он медленно выпустил меня и добавил: — Твой отец скоро вернется. Тебе и правда пора.?Он вздумал меня проучить. Как непослушного ребенка?.— Тебе не следовало так делать, — сказала я тихо, начиная чувствовать клокочущую внутри ярость.— Еще как следовало.— Однажды тебе придется понять, что ты сильнее этой жажды. Вот увидишь.Он улыбнулся мне своей прежней печальной, рассеянной улыбкой, небрежно пожал плечами:— Можешь сколько угодно в это верить. Но вера в сказки обязательно оборачивается болью, Бела. Сильной болью, — неожиданно он нахмурился и пробормотал: — Ну и вонь. Псы спешат тебе на выручку. Началось...— Что началось?Эдвард презрительно вздохнул:— О, ты скоро поймешь. Полагаю, ты нашла ещё один источник информации. Тебе полезно будет узнать о моей природе то, что я не скажу тебе сам. Мне пора ехать… Почти сразу как только я вошла в дом и сняла куртку, услышала, что к дому подъехала машины. — Белла, я сам открою, — сказал папа, выходя из гостиной.На подъездной дорожке раздались чьи-то голоса, и среди них я с удивлением услышала голос Джейкоба. Я моментально вспомнила свою встречу в Ла Пуш, а затем загадочное и излишне резкое прощание Эдварда со мной. Но неужели отец Джейкоба верит в сказки про оборотней?Широколицый и скуластый индеец въехал в прихожую на кресле-каталке, подле него стоял Джейкоб. Взглянув на меня, Билли обнаружил в этом взоре беспокойство и… предупреждение.?Нет. Только, блин, не говорите мне, что и оборотни существуют. С вампиризмом я худо-бедно разобралась. Это звучит так реалистично, что я готова легко вписать его в нынешнюю картину миропонимания. Но превращение одного крупного млекопитающего в совершенно другое вы мне рационально объяснить точно не сможете?.Кажется, я взглянула на Билли почти с вызовом и, наверное, страхом.К счастью, они с моим отцом говорили сначала только о том, как я выросла и о бейсболе — чуть позже. Я вызвалась делать горячие бутерброды с сыром и помидорами, а Джейкоб прошел со мной на кухню.— Сколько тебе лет? — спросила я, оглядев с головы до ног высоченного парня.— Пятнадцать.Я подняла брови:— А впечатление, что все двадцать.Он польщенно улыбнулся:— Спасибо, что не выдала меня. Слушай, когда мы подъезжали к твоему дому, мне показалось, со двора выезжает довольно классная тачка. Если не секрет… кто это?— Каллен, — спокойно ответила я. — Один из них.Он кивнул:— Я мог и догадаться. Вы с ним…— Дружим просто, — ответила я.— Тогда понятно, почему у папы так резко испортилось настроение в машине, — задумчиво ответил Джейкоб. — Он переволновался. Несколько раз спросил меня, уверен ли я, что вольво отъехала именно от твоего двора.— Боже, он и впрямь верит в эти легенды? Настолько серьезно? Но почему? — я старалась говорить как можно более убедительно.Джейкоб пожал плечами:— Для меня это тоже странно. Знаешь, во всём остальном он нормальный до зубовного скрипа, а что касается легенд, ведет себя так же, как наши бабки.С горячими бутербродами мы вернулись в гостиную. Чарли с другом смотрели игру, а я болтала с Джейкобом. Он не выглядел, как человек, который всерьез воспринимает вампиров или оборотней, но я помню, как на меня посмотрел его отец. Он точно что-то знает. Придется расспросить Эдварда… насчет остальных возможно существующих монстров.Когда я об этом подумала, мне показалось, земля дрожит под ногами. Мир снова был готов распасться на составные элементы в моём сознании, но я заставила его стоять на месте и кое-как дожила до конца ужасно скучного вечера.Под конец папа сказал, что собирается на рыбалку в выходные. Будет тепло. Он виновато спросил, не расстраиваюсь ли я, что он уезжает. ?Думаю, в выходные нам с тобой и правда лучше не пересекаться?, — подумала я со смущением.Перед приездом Блэков Эдвард сказал… ?Началось?. Как это понимать?У меня опять к нему куча вопросов!В ванной, оставшись в одиночестве, я поймала себя на том, что меня слегка лихорадит. Всё было в порядке, но сердце начинало тревожно колотиться в мрачном предчувствии. Почему?Меня рассердило то, как повёл себя в машине Эдвард. Он преподал мне урок, как ребёнку. Но я не ребёнок — когда до него это дойдёт?А ещё я оцепенела вовсе не от страха, когда пригрозил укусить меня."Ну? И от чего тогда?" — требовательно подумала я, посмотрев на свое отражение в ванной. Я была очень бледна, выглядела измученной, но глаза блестели каким-то безумием."Я замерла, потому что захотела почувствовать его губы на своей коже", — безжалостно сказала себе я.Потом опустила голову, закрыла глаза. Он прав. Красота человека не имела для меня ни малейшего значения до тех пор, пока в моих глазах она не становилась наполнена смыслом.Я разозлилась. Лучше бы он был глуп и зол. Лучше бы был не интересен. Но я любила бы его, будь он стар и уродлив. Я любила бы его, не будь он вампиром. Потому что Сфинкс поймал меня. Его собственный внутренний облик закрыл для меня его внешний вид и саму его суть."Дура, — мысленно простонала я. — Ты хоть понимаешь, как сильно ты вляпалась? Он же не мальчик, ему наверняка много лет. Ты для него ребёнок с психологической точки зрения и с позиции банально жизненного опыта. У тебя нет никаких шансов. И всё почему? — бушевала я. — Потому что ты подпустила его слишком близко. Ты могла бы быть ему немножко другом или хотя бы собеседником. Ты могла бы просто ценить общение с ним, не опускаясь до сантиментов. И ты влюбилась!"Я стискивала края раковины руками от злости и была готова рычать, как запертый в клетке лев."Ладно, это объективно не изменить, — думала я, уже стоя под душем и пытаясь успокоиться, — Я с этим справлюсь. Это не катастрофа, у людей бывают проблемы и серьёзней. Ни мои чувства, ни что либо еще значения не имеют даже теперь. Мне будет легко притворяться. В сущности, не думаю, что в моём поведении, вообще, что-то изменится".На самом деле, то, что я влюблюсь в него — было лишь вопросом времени, теперь я это понимала. Эдвард воплощал собой мир, в который я стремилась попасть по-детски наивно и с огоньком безумия. Эта любовь совершенно очевидна и проста, как дважды два. Я ни секунды не сомневалась, что это чувство безответно.Говорить обо всём Эдварду я не собиралась просто потому, что в этом нет никакой нужды. Во-первых, сам догадается. Во-вторых, допустим, скажу я ему, что влюбилась в него. Ну, и? И что он должен будет с этим сделать? Очередная проблема, которую нужно решить? Или неуместным признанием я выпрошу у него хоть какое-то чувство к себе в ответ? Едва ли. Возможно, он воспользуется этим чувством, чтобы всё-таки убить меня. Может быть переспит со мной пару раз, чтобы снять напряжение. Я слишком хорошо понимаю, кто он такой. Пока что он мой информатор, и впереди меня ждет нечто страшное. Я должна сосредоточиться на том, что действительно важно. Мне будет сложно скрывать своё желание или интерес к нему, но я постараюсь. Когда он всё поймет… Что ж, мне безразлично, как он поступит. Это чувство только моё, и никому его навязывать я в любом случае не намерена.Отражение в зеркале почему-то буравило меня злым взглядом круглых, темных глаз, когда я вышла из душа. Я показалась себе от усталости старше лет на семь, но не испугалась этого.На следующее утро Эдвард снова приехал к моему дому, только на сей раз я не спешила выходить. Прежняя твердость духа меня оставила теперь, когда я знала, что испытываю к нему.Я смотрела на него, глядя в окно.?Наплевать, — мрачно сказала я себе. — Я боюсь только одного. Что Эдвард, раскусив меня, попробует от меня избавиться. Мне совершенно это не выгодно?.У меня еще оставалась надежда на то, что мои чувства мне померещились, но я шла к его машине, словно на эшафот. Сырой туман и капюшон на голове спасли меня сначала от его проницательного взгляда, но это было ненадолго. Мне стоило только еще раз увидеть Эдварда, чтобы понять, что я не ошиблась. А еще — что в этом нет ничего страшного.Отбросив смятение, я поздоровалась с ним и серьезно добавила:— У меня тут опять куча вопросов нарисовалась.— Спала нормально? — без улыбки деловито спросил он, открывая мне дверь.Я села в машину, выдав дежурный ответ:— Да, а ты как?— Не смешно, Белла. — Точно, прости, — кивнула я, стягивая с головы капюшон. — Так что насчет моей кучи вопросов?— Подождет. Я должен дать себе еще одну попытку узнать тебя получше, — ответил он с некоторой расстановкой.Я требовательно произнесла:— Нет. Сначала ты объяснишь, почему для тебя важно, чтобы я вписывалась в шаблон. Вопросы у тебя порой, знаешь ли, странные.— Тогда ты станешь предсказуемой.— Допустим. Но даже если я не предсказуема, это не влечет для тебя никакой опасности.— Это влечет за собой лишние телодвижения и возможные проблемы, — сухо ответил он. — Перестань задавать вопросы. Сегодня всё еще моя очередь.Я разочарованно вздохнула и закатила глаза к потолку:— Восхитительно…— Еще кое-что, — добавил он небрежно, — сегодня после школы ты едешь на пикапе домой. Нам с Элис придется отлучиться.Эта новость отозвалась внутри меня тяжелой тоской, и она успела мельком отразиться в моём взгляде, который я немедленно опустила:— Вот как? Что-то… серьезное или мне нельзя знать?— Мы едем на охоту. Если завтра я буду подле тебя наедине достаточно долго, лучше на всякий случай себя обезопасить, — сказал он. — В чём дело?Нет, правда, порой меня бесит его проницательность.— Всё нормально, — ответила я. — Только у меня ключ от пикапа дома остался.— Это не составит проблемы. — Эдвард, не надо вламываться в наш дом…— Раньше ты этого даже не замечала, а сейчас почему-то решила, что мне требуется твой запрет.— Не смешно. Ты вламываешься в моё личное пространство. Я серьезно, — я даже покраснела от злости.Он удивленно посмотрел на меня:— Ты и правда зла.— Очень, — сухо сказала я. — Не ройся в моих вещах. — А то что?— А то я порежу себе руку в твоём присутствии. Да, это удар ниже пояса, но он сам виноват.— Ты же можешь умереть, — он посмотрел на меня с интересом.— Я не боюсь, — и это было правдой.— Ты не блефуешь, — признал он с некоторой досадой.— Я никогда не блефую, — мрачно сказала я. — Не ройся в моих вещах.Он рассмеялся. Уже второй раз искренне.— Боже, тебе удалось поставить мне ультиматум в своём положении… Немыслимо, — он продолжал смеяться. — Потрясающе. Есть ли, вообще, предел твоему безумию?Я молчала, буравя его непокорным, злым взглядом, что вызвало в нём очередной приступ смеха. — Хорошо, давай так. Ты просто скажи, где ключ, и мне не придется нигде рыться, — он попробовал договориться. — Я просто аккуратно приду, возьму ключ и вернусь.— Хорошо. Но больше ничего там не трогай.— Клянусь, — насмешливо произнес он. — У тебя невероятное самомнение.— Нормальное, — отрезала я, — меня устраивает.— Это правильно, — сказал он, немного подумав. — Никому не позволяй заставить тебя чувствовать себя ничтожеством.?Но у тебя это получается. Почти каждый день, когда я думаю, на что ты способен…?Вслух решила этого не говорить.Он собрался уехать после ленча. До этого времени он продолжал задавать мне вопросы — один другого страннее. Спрашивал, как я отношусь к обуви на каблуках, например. Были вопросы по поводу одежды зачем-то и еще по поводу аллергии на лекарства. Я утомленно отвечала на вопросы, ни капли не притворяясь, что мне это интересно. В конце он сказал:— Не получается… Он сказал это почти шепотом, опустив взгляд.— Ты менее человечна, чем я, Белла, — добавил он. — У тебя ненормальные реакции для конституции нервной системы. Должна быть тормозная, но она быстрая, подвижная (2). Даже слишком. Когда что-то случается, ты пытаешься драться с неудобной ситуацией вместо того, чтобы просто избежать её для адекватной экономии энергии, верно?— Защищаюсь. Как правило.— Но ты должна бежать, потому что у тебя просто никаких сил не хватит драться со всем подряд, — протянул он. — И это не всё. У тебя не личность, а одни нестыковки. Ничерта не сходится, словно сейчас ты должна быть не тут, а в психушке. Но ты рационально мыслишь, и у тебя всё по полочкам, хотя я не представляю, как такой бардак можно систематизировать. Ты здорова психически, и это самое странное в тебе.— Так… я всё еще в упор не понимаю, в чём проблема-то? — встревоженно хмурясь, спросила я.— Лучше бы тебе всё же быть проще, — голос его был вкрадчивым, — тогда ты не будешь привлекать внимание, — он тут же спросил: — Слушай, а что скажет твой отец, если завтра не застанет тебя дома вечером?— Решит, что я провалилась в стиральную машину, потому что я сказала, что вечером буду стирать, — скептически ответила я. — А чьё внимание я не должна привлекать?— Он завтра дома? — осторожно уточнил Эдвард, проигнорировав мой вопрос.— Нет, на рыбалку собрался.— Плохо для тебя, — улыбнулся он, посмотрев на меня со злым лукавством.— Не напугал, — холодно сказала я.— Но ты знаешь, что я могу.— Ненадолго, — парировала я. — И ты не ответил…— Я и не собирался.— Почему ты едешь на охоту именно с Элис?— Она надежная, — ответил Эдвард, помолчав. — А остальные? Какие они?— Ты познакомишься со всеми ними достаточно близко, чтобы иметь об этом представление, — без всякого энтузиазма ответил Эдвард. — Джаспер солдат, он самый хладнокровный из нас. Может, потому он и выбрал Элис — она всегда умела его немного уравновешивать. Самый легкомысленный и сильный из нас — Эмметт. Когда дело касается расчётов и планирования, стоит обращаться к Розали. Карлайл, впрочем, контролирует нас всех уже очень давно. Вероятно, все, кроме меня и Элис были за то, чтобы тебя ликвидировать. Карлайл никогда не голосует, хотя именно за ним последнее решение. Карлайл выслушал каждого из нас, и мне удалось убедить его, что тебя можно оставить в живых. Он мудр, хотя и неизбежно бывает жесток. Издержки возраста и его положения, — он пожал плечами. — Ни у кого из них нет к тебе никаких личных счетов, Белла. И быть не может.— Смешно представить, что хоть кто-то из вас может испытывать ко мне нечто подобное, — вырвалось у меня с некоторым пренебрежением. Это было искренне, но мне не понравилось, что я это не проконтролировала.Эдвард нахмурился недоуменно:— Почему ты вдруг это сказала?— Обожаю высказывать вслух очевидные факты.Он безразлично пожал плечами.— Семья предубеждена теперь только против меня, но мне всё равно.— И всё из-за меня, — сказала я, опустив взгляд. — Я бы извинилась, но ты сам виноват. Ты знаешь.— Тебе и не за что извиняться. Это мой сознательный выбор, — небрежно сказал он.— Это и странно…— В третий раз я с тобой фильм смотреть не стану. Это испытание выше моих сил, — сказал он. — Поэтому не останусь на биологию.— Понимаю, — сказала я, постаравшись, чтобы голос не звучал печально.— Не уверен, — ответил он сухо, после чего посмотрел мне за спину: — Привет, Элис.Я даже похолодела. Эдварда я не боялась, но я совершенно точно знала, что его семья относится ко мне, мягко говоря, настороженно. Я обернулась и увидела невысокую, поразительно красивую кареглазую девушку, которая ослепительно мне улыбнулась. Я смущенно улыбнулась в ответ.— Привет! — она помахала мне рукой. — Нам пора, Эдвард.— Во сколько завтра встретимся? — спросил он меня, поднимаясь из-за стола.— Как можно раньше, — рассеянно пробормотала я.Элис пожала плечами:— А как же поспать подольше в выходной?Я ответила:— Ну… мне как-то не особенно хочется спать завтра всё утро.— Тогда увидимся, как обычно, — деловито сказал Эдвард.На прощание он снова погладил меня по щеке, и на сей раз мне было трудно реагировать хладнокровно, но, вроде бы, получилось. Даже если и нет, не думаю, что он обратил внимание.Оба они ушли, не прощаясь, но мне не понравилось, как внимательно и словно бы слегка опечалено Элис взглянула на меня. Наверное, из всех она одна, если подумать, ни разу не посмотрела на меня ни с холодностью, ни с презрением. Эдвард сказал, что уж Элис я точно могу не бояться, и теперь я верила ему, хотя и не могла понять, почему. Было что-то такое наивное и слегка изломанное в ее хрупком облике…?Я должна что-то с этим делать, — раздраженно подумала я. — Физиологическая часть влюбленности слегка действует мне на нервы и отвлекает?. Стоило мне разозлиться, и у меня не осталось и следа от печали, которую я испытывала от того, что Эдварда нет рядом. Весь остаток дня я почти не вспоминала о нём, уйдя с головой в то, что мне было интересно. Любовь никак мне не мешала. Гораздо больше меня волновало то, что я узнаю завтра…Завтра я смогу задавать свои вопросы._________________________________________________________________________(1)MMPI (СМИЛ) - Миннесотский многоаспектный личностный опросник. В нём 566 вопросов. (2)Меланхолики (чистого типа) - трусливы, плаксивы, придают большое значение любой мелочи, обращают повышенное внимание на трудности. Это тормозной тип нервной системы. Белла меланхолик по большей части.